Когда-то давно роща на берегу тихой речной заводи принадлежала пану Коцюбе. Так её и до сих пор называют – Коцюбинская роща. Старики рассказывали, что были у пана две дочери-красавицы. И вот однажды они на закате дня гуляли в роще и вышли к берегу. Что уж там приключилось, никто не видел, но только панночки таинственно исчезли.

Пошли расспросы. Оказывается, свидетель всё же был. Пастух гнал по берегу панских коров с дальнего луга и видел девушек. Они стояли у самой воды, а потом неожиданно исчезли. Будто кто-то пастуху глаза отвёл, чтобы он не заметил, как это случилось.

Всю ночь челядь искала хозяек. Рощу прочесали, берег обшарили. Нет, и всё тут. Как в воду канули.

Утром прискакали в имение казаки из станицы. Начали нырять в реку, шарить по дну. Хуторские на лодке приплыли, с баграми. И возле самого берега в камышах они-то и обнаружили панночек. Девушки лежали лицом вниз, видно, захлебнулись. Похоронили их, а вскоре и пан Коцюба приказал долго жить. Усадьбу наследники вскоре продали. Но долго ещё таинственное происшествие держало в страхе людей, которые вечерами опасались подходить к воде в том месте, где исчезли хозяйские дочери. Да и сама Коцюбинская роща стала пользоваться дурной славой. Рассказы с ужасающими подробностями, которые нарастали, как снежный ком, переползли уже в соседние хутора и станицы. Но с годами страшная история позабылась, и местные жители облюбовали Коцюбинскую рощу для отдыха.

На Троицу два казака, кумовья Витёк и Васёк, тайком от жён собрались на рыбалку. Нет, жёны у них неплохие. Только любопытные уж очень. Куда? Где? С Кем? А почему без нас? А вот возьми их на рыбалку, так не выпьешь и не поймаешь ничего. Голову задурят и только внимание на себя отвлекут. Как говорит местный рыбак дед Афоня: «С бабой рыбу ловить, всё равно, что голым в церкви молиться».

А почему на Троицу? Так случайно ж вышло! Кто там считал эти праздники?!

После обеда, когда жёны объединили свои усилия в деле перемывания косточек ближним, друзья на стареньких «Жигулях» Виктора прибыли в Коцюбинскую рощу. Разложили снасти на берегу. Сняли рубашки – солнце пригревало вполне по-летнему. Витёк потянулся и говорит:

– Кум! Ну, что? Хряпнем по сто, чтобы лучше рыбка ловилась.

– Нет, Вить, давай сети кинем, а тогда уж в удовольствие выпьем, праздник заодно отметим, - отвечает Васёк. – А вообще-то сегодня рыбачить грех большой.

– Плевал я на эти праздники. Суеверие это всё, бабкины сказки.

 

– Да нет, не сказки. Слыхал, что старики рассказывают про Коцюбинскую рощу?

– Это про панских дочек, что ли?

– Говорят, что время от времени утопленницы выходят на берег….

– А ты дурак, Васька, веришь во всякие бредни. Ну, и где они, утопленницы? Девочки! Ау! Покажитесь! Мы погулять хотим, - рассмеялся

Витёк и нагнулся за сеткой. Вдруг видит – трава на его глазах покрывается молочно – белым туманом, который, словно живой, лижет его ноги, поднимаясь всё выше и выше.

Страх обуял Витька. Каждой клеточкой он почувствовал влажную липкость этой белой мути. Глянул Витёк на товарища, а тот по пояс уже в тумане, глаза выкатил и от удивления сказать ничего не может.

Застыли друзья, будто камни.

У Витька было проскочила мысль: бежать. Но чугунные ноги даже не пошевелились. А туман уже прикоснулся к лицу и обдал казака могильным холодом и сырым запахом тления. «Видно, конец нам пришёл, прощай, – хотел Виктор произнести напоследок другу, но не смог разлепить губы.

И вдруг он почувствовал неодолимое желание идти к воде. Как будто кто зовёт его, тянет. Посмотрел на кума, а тот уже направился туда, как бычок на верёвочке. Ноги едва переставляет, сопротивляется, но идёт.

И тут сквозь пелену тумана кумовья увидели, как к ним из реки навстречу выходят две бледные красавицы в старинных платьях и с длинными распущенными волосами. Они протягивают тонкие полупрозрачные руки, маня друзей к воде.

Девицы – далеко, а голоса их совсем близко, как будто звучат в голове, низко, завораживающе:

– Иди, сюда, казак, иди к нам! Мы любить тебя будем! – и призывно, пронзая вуаль тумана, тянут к себе их немигающие взгляды. Да только, кроме страха перед чужой и непонятной силой, кумовья ничего не ощутили.

Внезапно зазвонил сотовый телефон Витька, видно, жинка кинулась. Не раз Василий просил кума сменить мелодию звонка – до того противные звуки! А сейчас несказанно обрадовался им и мысленно перекрестился. Выйдя из стопора, друзья с трудом, едва отдирая подошвы от земли, устремились к автомобилю. По-прежнему тянула их к реке неведомая сила. Но после звонка или напряжённость спала, или кумовья оправились от неожиданности, но совладали с ней и вскоре оказались в кабине «Жигулей». Витёк хотел от страха сразу рвануть с места. Однако машина не завелась. Казаки, стуча зубами, начали читать молитвы, какие помнили, а до конца они ни одной не помнили. Потом Витька, словно что-то осенило. Он трясущимися руками открыл бардачок и вынул из него целлофановый пакет с картонной иконкой Спаса на престоле и потёртой бумажкой с молитвой «Живые помощи». Их засунула ему туда верующая тёща, когда только появилась у Витька эта машина. Соорудив прямо в машине иконостас, начали читать тёщину бумажку, не подозревая, что творят соборную молитву.

 

Попробовали ещё раз завести машину. Только с энного захода она завелась. Витёк лихорадочно двигал рычаги, пытаясь выжать из старой тарахтелки всё, на что была она способна в далёкой молодости. Ехали с ветерком минут двадцать, молча, переживая случившееся….

По идее, друзья должны были уже подъехать к станице, а роща всё не кончалась. Они начали внимательно смотреть по сторонам и вскоре заметили, что ездят по кругу. Проезжая в очередной раз мимо старого дуба, Виктор увидел в метрах пяти от просёлка, солдатскую палатку, которую раньше не заметил. Мелькнуло в голове: туристы, люди! Остановил машину и выскочил из неё. За походным столиком сидели и выпивали три мужчины и женщина. Один из мужиков показался знакомым. Тот узнал приятелей тоже и очень удивился, когда они спросили дорогу домой.

– Вы что, так нажрались, что заблудились в трёх соснах? Вот же дорога! Вы едете по ней, – рассмеялся знакомый.

Кумовья на всякий случай перекрестились и снова тронулись в путь, пытаясь неотрывно глядеть на заезженную колею просёлка.

А дома родственники не находили себе места. На звонки ни Виктор, ни Василий не отвечали. С тяжёлым предчувствием жёны отправились на поиски благоверных. Один из соседей сказал, что видел, как друзья загружали в багажник рыболовные снасти.

– На рыбалку поехали, это точно. Не знаю, правда, куда.

– Знаю, куда, - заявила жена Витька, - он ещё на прошлой неделе собирался в Коцюбинскую рощу, да Ваське некогда всё было: сено косил корове.

– Слушай, сосед, - сообразила она, - давай на твоём мотоцикле смотаемся. Мы быстро: туда и обратно.

– Мне некогда. Да и куда они денутся! Первый раз, что ли?

– Не знаю почему, но у меня предчувствие, что влипли они в какую-то историю. Ты ж знаешь моего Витьку: у него что не понос, так золотуха.

Не беспокойся – магарыч будет, - уговаривала она соседа.

– Ну, ладно, сейчас выкачу мотоцикл и поедем.

Сели женщины, а сосед предупредил:

– Держитесь крепче, бабы! Поедем напрямки. Нет времени у меня раскатывать с вами. Да и смеркается.

Приезжают они в рощу и видят такую картину: продукты, удочки, сети раскиданы по всему берегу, и как доказательство пребывания кумовьёв здесь – их вывернутые наизнанку рубашки на кустах чертополоха. А с берега так и веет холодом, аж, мороз по коже. Побегали вдоль реки, покричали бабы. А понимают, что без толку. Машины-то нет. Видно, приятели уезжали в спешке, как будто спугнул их кто. Начали собирать имущество.

– Нажрались, суки! Все вещи побросали, - ворчливо выворачивала налицо рубаху Витькова жена.

– Да я своему Ваське голову оторву, узнает, сморчок плешивый, как меня обманывать, – вторила ей, неумело собирая снасти, кума.

 

– Хватит ругаться! Заканчивайте, бабы, темнеет, – торопил их сосед.

Неспокойные приехали женщины домой и видят, что у ворот Витькиной хаты «Жигули» стоят. Забежали на кухню, а там их мужья сидят за столом, бледные, с дурными глазами, и Виктор дрожащими руками льёт водку мимо стакана….