Удивительная была парочка - Марьяна и Рома. Веселая трясогузка и орел горный редкой породы. И отношения удивительные: какой-то особо изощренный нарыв на лице тягомотной морали нашего города. Никак не могло сложиться в моей голове, что и так вот бывает.

 

С Марьянкой я познакомилась, поступив работать в агентство недвижимости. Агентство то наводняло бабское сообщество, объединенное одной жизненной ситуацией: растревоженные девяностыми годами, женщины косяками снимались с насиженных мест и пытались пристроиться в стремительно несущемся потоке «рыночной экономики»; поток же, пообмяв крылья, оттеснял некоторых из них за свои пределы, попутно прицепляя к истрепавшемуся оперению бейджики с надписью «риэлтер». Это была совершенно разномастная бабья стая и называлась она по чьему-то недоразумению «девчонки». Хотя были в ней, конечно, и девчонки в прямом смысле слова – девчонки, не захотевшие после школы работать продавщицами и выбравшие более интеллигентную, но и более трудоемкую стезю агента по недвижимости. Основными же представителями стаи были женщины за тридцать лет и женщины далеко за тридцать лет: бывшие учительницы, кассирши, работницы различных НИИ и объектов легкой промышленности, сметчицы, кладовщицы, бухгалтерши и прочие «цы» и «ши», уставшие ждать от государства своевременной выплаты заработной платы.

Спустя некоторое время после моего трудоустройства в качестве начинающего юриста, крики - «Девчоооонки, пошли торт есть, у меня сегодня сделка закончилааааась» стали относиться и ко мне. И для меня, в свою очередь, все стали «девчонками» - и тридцатилетняя интеллигентная Леночка, разговаривающая непомерно затихающим голосом, и пятидесятилетняя хамоватая Валя, специализирующаяся на переселении алкоголиков из городских квартир в областные подгнившие домишки.

Марьяна относилась к той категории сотрудниц, кому за тридцать (но не далеко). Она выделялась из нашей стаи какой-то видимой легкостью облика. И потасканностью одновременно. Невысокая и худощавая, с прической, взбитой лаком из очень редких и тонких волос, была она страшной жеманницей. Марьяна и за столом сидела чуть-чуть скособочившись, выставив вперед одно плечико и слегка подтянув к нему подбородок - так, чтобы смотреть на всех не прямо, а как бы искоса стрелять глазками. И пиво пила забавно: заранее открывая рот в рыбий овальчик, замедленно подносила к нему бутылку, кокетливо оттопырив два пальца. Ни одного движения у нее не было прямого и стремительного – все мягонькое, полукруглое, все сопровождалось подергиванием плечика либо повиливанием бедрышка. Лицо с невыдающимися чертами создавало впечатление застиранности – то ли из-за щедрой россыпи полопавшихся капилляров, то ли из-за невразумительности волос, отошедших далеко от той линии, где им положено начинаться. А может, из-за преждевременно постаревшей шеи в протянувшихся от подбородка до ключиц складках. Красилась она умело, что, впрочем, никак не освежало ее образа.

Была Марьянка компанейской; ото всех невзгод, сыпавшихся на головы передовиков недвижимого фронта, отходила легко. Злой я ее видела, а вот угнетенной или подавленной – никогда.

Странное смешение легкости в восприятии жизни, жеманности и потасканности создавали неоднозначное впечатление. Некоторые из соратниц, успевшие поссориться с ней в баталиях за подлежащие продаже квадратные метры и внимание немногочисленных мужчин, состоящих в нашей конторе, называли Марьяну просто и емко: «лядь».

 

Поскольку подобных мне, необремененных возрастом или докучливыми семьями, в конторе собралось несколько, количество быстро переросло в качество. Мы принялись учреждать попойки, приуроченные к какому-либо событию. В лучшем случае ко дню рождения. Или к удачно завершенной сделке. Или к празднику, именуемому в России «пятница». Повод для того, чтобы потрепаться за бутылочкой пива каждый раз благополучно находился. А нестрашно, если и не находился. К обеду мы сговаривались о предстоящем сабантуе. К окончанию рабочего дня грудились в одном углу офиса, размышляя чего и сколько купить. И когда Валя, специалист по переселению алкоголиков, вызволив прорезиненную кошелку из-под стула, выходила из офиса, дружелюбно обронив в закрывающуюся дверь: «Давайте, кобылы недо…ные, пока», мы отсылали гонцов в ближайший ларек.

Посиделки неизменно сопровождались полосканием костей отсутствующих товарок, поношением неумного начальства и обсасыванием верной во все времена сентенции – «все мужики - козлы». Каждая из нас знала, как надо жить. Марьяна не составляла исключения. Однажды, после распития второй бутылки пива, она, поведя плечиком, наклонилась ко мне и доверительным тоном обронила:

- Трудно тебе в жизни будет.

- Чёй-то?

- А мужика будет трудно найти. Умная ты слишком.

Считающая себя не особо умной и теперь, тогда я рассмеялась. Но приняла ее сомнительное сочувствие за комплимент.

- А ты не умная?

- Я по-другому умная. По-бабски.

В чем заключался ее бабский ум я расспрашивать не стала. Эта тема для меня, неискушенной в борьбе за прикручивание к себе мужчин разнообразными женскими штучками, была зыбкой, как торфяная топь таежного болота.

Надо отметить, что Марьяна обладала неоспоримым аргументом в дискуссиях о взаимоотношении полов – у нее был муж. Муж, с которым она прожила в браке более десяти лет. Само по себе наличие мужа, конечно, достоинство невеликое. И количество лет, прожитых в браке – не показатель. Ценность обладания мужем, выраженная пренебрежительным бабским «а мой-то», была нивелирована в тех обстоятельствах до нельзя. «А мой-то» в основной своей массе был существом, к жизни неприспособленным: он либо не работал, либо работал, но пил, либо работал и пил в меру, но месяцами не обращал внимания на вторую половину. Вспомнился мне даже неработающий экземпляр, в подпитии ляпнувший жене: «Продалась капиталистам, торгашка. Мне, гегемону, с тобой не по пути». За что, по рассказу жены, был бит недопитой бутылкой водки по плюгавой башке и отлучен от тела на три месяца. В общем, по тем или иным причинам, к своим мужьям в нашей бабской стае относиться было принято пренебрежительно.

В упоминаниях же Марьяны о муже пренебрежения не проскальзывало. Ни обреченности. Ни сожаления. Ни того опекающего тона, которым иные женщины упоминают о своих мужьях горемычных, жизнью обойденных. «А мы с Ромкой…», «А мой Ромка…» - вставляла Марьяна тогда, когда сентенция - «все мужики козлы» требовала немедленного и безоговорочного подтверждения. Чем, конечно, неосознанно нарушала нашу сплоченную позицию по данному вопросу.

А я радовалась этой любви к собственному мужу без примеси сострадания. Хотя и было неудобно перед другими за отщепенскую Марьянкину позицию.

 

Работа шла своим чередом, жизнь в нашей бабской стае - своим.

Секретарша, сходившая один раз с Марьяной на ночную дискотеку, рассказывала мне: «Она таааак себя вела… Реально цеплялась к мужикам. Мне стыдно было, что я с ней. К нам за столик подсели двое, так она чуть не на коленки одному прыгнула! Ужас!».

На новогодней корпоративной вечеринке с Марьяной сцепилась бойкая агентша, муж которой работал у нас водителем. «Девчонки, вы видели, как эта лядь вешалась на Валерика? Нет, ну вы видели?» - верещала пьяная агентша, три минуты назад выдравшая из небогатого волосяного устройства Марьяны несколько прядей. Я, честно говоря, ничего не видела, но сочувственно кивала. Не ей, Валерику. Валерику достанется. В другом углу пьяная Марьянка, округлив выдающееся декольте с невыдающимся содержимым, напевно выговаривала: «Ну и дура… Девчонки, вы видели, как она на меня набросилась? За что? Нужен мне этот Валерик! Дура… Девчонки, ну я же просто разговаривала с ним! Ну и дура… У меня же Рома… Вы же видели Ромку! И Валерик… Хрыч плешивый…».

 

Ромку я до поры не видела. Но представляла. Интеллигентным крепеньким мужичком с местами обнажившейся черепушкой. Возможно, очкариком. Дружелюбным и балагуристым. Возможно, сыплющим заскорузлыми шутками по любому подходящему поводу. Подхихикивающим не во время. Влюбленным в свою томную и легкую жену.

Действительность, как это у нас с ней водится, предъявила совсем не то, чего я ожидала. Уже и не вспомнить, по какому поводу мы собрались в очередную пятницу... Да и суть не в этом. Марьяна сообщила, что зайдет Рома забрать ключи. Он был в командировке, а ключи, чтоб не потерять, оставил дома. И посидит с нами немного. «А то мы давно не виделись. Вы не против, девчонки?». «Нееее», - ответили Марьяне девчонки, занятые, конечно, не обсуждением мирового диктата Америки, но проблемой вполне сопоставимой по масштабам – Иринка замутила роман с парнем, который был на ЦЕЛЫХ два года младше. «Я никогда не думала, что со мной такое возможно – он же малолетка. И рассуждает он… И не понимает, чего мне надо…» Совместными усилиями мы вырабатывали принципы Иринкиного поведения: не пяди личного суверенитета врагу.

Тем временем пришел Марьянин муж. Что там говорят, пытаясь описать мужскую привлекательность? Красивый? Статный? Лощеный? Благородный? Пусть будет так. В общем, он был хорош. Поздоровался, чмокнул жену, присел, вольным движением отхватив стул из сложенных на выходные штабелей, открыл принесенную бутылку вина, предложил, разлил, еще раз чмокнул жену и влился в беседу. Без ужимок и заискиваний. Раздвигая трехдневную мачеобразную щетину в широкой улыбке. Присутствовали даже ямочки. Ямочки, из-за которых весь женский нейтралитет по отношению к чужим мужьям способен ухнуть вниз, туда, откуда он (нейтралитет) извлекается только с помощью запоздалого раскаяния перед подругой.

Я и до сих пор не могу с определенностью сказать, был ли он человеком умным. Не разглядывался он с этой точки зрения. Меня сейчас обвинят в бабском реваншизме, но я скажу… Роскошному мужику ничего не стоит закамуфлировать отсутствие интеллекта. Главное, ведь, не говорить явных глупостей, в нужных случаях иронично приподнимать бровь и окидывать окружающих чуть рассеянным взглядом. И приправлять все это несуетливыми барскими жестами. И кто после этого будет разговаривать с ним о философском течении субъективного идеализма?

Рома - это был мужик, вычитанный в дамских романах. Там, где он – неприступный, ироничный и свободный, влюбляется в неказистую положительность женского рода. А она, гордая в своей непритязательности, отвергает его. Но он прижимает ее в углу и совращает. А потом они, конечно, женятся. Хэппи энд.

Марьяна была героиней тех романов? Мне отчего-то не поверилось.

Я забыла сказать, что у них был сын девяти с лишним лет. Максимка…

…А потом Рома уехал, прошептав Марьяне: «Ладно, поехал Светке вставлять». Я, сидевшая рядом, фразу услышала.

Девчонки посожалели об утраченных ямочках и мысленно воздали должное восстановленному нейтралитету в отношении чужих мужей. Никто не обратил внимания, что откомандировавшийся Марьяне муж отбыл в неизвестном направлении. А Марьяна продолжала сидеть с нами.

- Девчонки, - сказала она, - а давайте нажремся…

И в первый раз на моей памяти сделала резкое движение, боднув головой воздух. Марьянкино предложение было принято с воодушевлением.

 

Не бывает у человека проблем, глобальнее своих собственных. А у меня был Вадик… А надо сказать, что этот Вадик…Ладно, об этом в другой раз… Я и думать забыла о той фразе, что уходя бросил Рома. Но всплыло… Спустя три недели. Выпив достаточно для того, чтобы озаботиться чужими проблемами, я с пустой ясностью осознала: что-то здесь не так. Еще немного поразмышляла и пришла к неутешительным выводам. Параллельно придумывая, как бы расспросить Марьяну покорректнее, наклонилась к ее уху и бУхнула:

- У твоего мужа, что ли есть другая женщина?

Марьяна хмыкнула. Хмыкнула, как она это умела делать – протяжно, подобрав уголок губы и неизменно выставив плечико.

- Что значит, женщина? У него баб много.

- Круто, - отупело сказала я.

- Ага, круто.

Мы отвлеклись на тему Иринкиного парня, который не смог забрать ее из парикмахерской, хотя они за день до этого договаривались, что он ее заберет, но он ее не забрал, а ей пришлось проторчать на улице, прежде чем она поняла, что он ее кинул, а он в это время просто-напросто бухал со своими друзьями…

Я бросала взгляды на Марьяну и тут же отворачивалась. Даже в состоянии, облегченном алкоголем для самого непосредственного сочувствия чужим судьбам, расспрашивать Марьяну дальше мне казалось немыслимым.

Мы вдвоем вышли курить.

- Да ты не переживай, - вместе с сигаретным дымом выдохнула Марьяна.

- Постараюсь.

- Я ведь тоже сплю с другими мужиками.

- То есть вы квиты?

- Типа того. Но дело не в этом. Мы, ведь, с ним не квитаемся. Я знаю про него. Он знает про меня.

- А потом вы сидите за чашкой чая на кухне и делитесь впечатлениями? «Марьян, ты представляешь, у той бабы, ну черненькая такая, косоглазенькая немножко… я тебе рассказывал… целлюлит на заднице» – «Да ты чё? У меня тоже свидание не задалось – жена моего перца раньше на день вернулась» - «Это, которого ты на дискотеке подцепила?» - «Не, тот отдыхать уехал. Другой. Ты, наверное, о нем не помнишь».

Марьяна повернулась и пошаркала о стену окурком. Получился черный зигзаг.

- Красиво живете, - добавила я.

- Нормально, - сказала Марьяна и запустила окурок в кусты.

 

- Не надо смотреть на меня, как на побитую собаку, - произнесла Марьяна спустя неделю после нашего разговора.

Мы обедали на офисной кухне вдвоем.

- С чего ты взяла? – спросила я и принялась сосредоточенно возить вилкой в спутавшемся клубке макарон быстрого приготовления

- Ты меня жалеешь. Но ты ни хрена не понимаешь.

Марьянка, зараза, цепко ухватила то чувство, что вызвал во мне ее рассказ о жизни с супругом.

- Угу, - ответила я, постаравшись уделить макаронам еще больше внимания.

Марьянка помолчала. Отхлебнула кофе. Осторожно пристроила чашку на столе. Вздохнула.

- Что, «угу»?

Я подняла глаза:

- Марьян, тебе очень хочется обсудить свою семейную жизнь со мной?

- Просто не надо меня жалеть.

- Глупо жалеть человека, который самостоятельно выбрал свой способ существования. Если твоя семейная жизнь устраивает тебя, я оснований для жалости не усматриваю.

Марьяна усмехнулась.

- «Оснований для жалости не усматриваю»… Умная ты все-таки. Хоть и дура.

Мне не оставалось ничего, кроме как обронить очередное «угу».

- Мужик не умеет спать только с одной бабой.

Я улыбнулась.

- Это прописная истина, конечно… Только вот я рассчитываю, что бродит где-то на земле ущербный экземпляр, способный спать с одной женщиной. И я с глупой самонадеянностью рассчитываю, что он достанется именно мне…

- Ну рассчитывай, рассчитывай… Тогда он, действительно, будет ущербным. Страшненьким и лысеньким, как минимум.

- Паричок купим.

- От этого он не перестанет быть страшненьким, - рассудительно ответила Марьяна. Подумав, добавила: - И лысеньким тоже.

- Твой Ромка – красивый, - решила я сделать Марьяне неуклюжий комплимент.

- Вот именно. В общем, мужики спят с кем ни попадя. От этого никуда не денешься. Почему я должна заморачиваться по этому поводу? Было бы лучше скандалы устраивать? Или вообще уйти? И что бы я делала одна, с Максимкой?

- У тебя, насколько я понимаю, неплохо получается заводить новые знакомства…

Марьяна отмахнулась. И сентенциозно заметила:

- Все они одинаковые. Только Ромка чуть лучше…

- Ну при таком раскладе… - улыбнулась я.

- Да, расклад именно такой. Мне повезло, что я в девятнадцать лет нашла Ромку. Мужика, которого люблю до сих пор. С ним нескучно жить и…

- Действительно.

- Хорош язвить. Нескучно. И редко у кого бывают такие доверительные отношения…

- Действительно, - опять вставила я, - отношения у вас крайне доверительные.

- А что, было бы лучше, если бы мы втихомолку романы крутили?

Я задумалась.

- Мне, конечно, трудно судить, что в такой ситуации лучше… По мне лучше вообще не изменять… Но это совершенно не модно нынче, я понимаю. И все-таки, мне как-то ближе годами складывающаяся традиция молчать о своих похождениях. Хотя, конечно, ваш современный подход к семейным отношениям, вызывает некоторое любопытство…

- Зануда!

- Ладно, Марьянка, я просто пытаюсь поддеть тебя. Не обижайся. Говорю же: если тебя такая жизнь устраивает…

- Полностью. Мне не на что обижаться. В конце концов, у меня любовников не меньше, чем у Ромы - любовниц, - произнесла Марьяна и игриво откинула челочку со лба.

- О! А вы еще и считаетесь?

Марьяна открыла рот, чтобы, видимо, в очередной раз обозвать меня язвой. Или занудой. Но тут распахнулась дверь и наша любезная Валя, подбоченясь, сказала:

- Уважаемый юрист, вашу мать! Вы здесь не зажрались? У меня сделка через час, а документы не готовы. Пошли.

- Угу, - ответила я, напоследок улыбнувшись Марьяне.

 

Чего было больше в Марьянкиной браваде? Желания убедить меня в обоснованности таких отношений с супругом? Или в очередной раз убедить в этом себя? Не знаю. По мне, так ни в том, ни в другом она не нуждалась. Судя по всему, приведенные аргументы уже давно и прочно заняли подходящее место в ее мировоззрении. И было бы глупо думать, что Марьяне необходимо мое одобрение. Еще меньше - сочувствие.

В ее поведении не было ни капли лукавства. По крайней мере, мне его углядеть не удалось. Она искренне считалась с мужниными потребностями ходить «налево», справедливо отмеряя себе ровно такой же объем прав в этом вопросе. Возможность открыто обсуждать любовников друг друга рассматривалась, как верх равноправия во взаимоотношении полов. Так что возникшая у меня поначалу жалость к горькой Марьянкиной доле, была, как минимум, неуместна.

С одинаковой жизнерадостностью она произносила и: «Девчонки, я с такими мужичком в кафе познакомилась…», и: «Девчонки, мы вчера с Ромкой и Максимкой целый день по парку гуляли… Красота…». Тем, наверное, и удивительна она была для Ромы: Марьяна – это праздник, который всегда с тобой. Впрочем, судить не возьмусь. Кто знает, какие мысли бродят в головах мужчин из дамских романов…

 

Мне было бы приятно думать, что Марьяна с Ромой жили долго и счастливо, собираясь раз в неделю за обеденным столом с тем, чтобы иронично обсудить свои похождения... А на старости лет они совсем перестали искать приключений и наслаждались тихим счастьем, изредка вспоминая былое…

Но совместная жизнь их закончилась банально. Так банально, как порой заканчивается жизнь многих менее экзальтированных пар.

 

Под конец рабочего дня я сидела с открытой на экране компьютера должностной инструкцией, безуспешно пытаясь на ней сосредоточиться. Сзади подошла Марьянка, обняла. Уперла затылок в мое ухо и забубнила в плечо:

- Пойдем на дискотеку, зануда.

- Неохота, - сморщила я нос.

- Пойдем! Мужичка тебе поищем. Страшненького и лысенького, как ты любишь.

- К твоему сведению я люблю знойных красавцев.

- Но искать мы будем страшненького. И импотента. Чтоб наверняка по бабам не шастал.

- Как определять будем?

- Доверься опыту старшего товарища, - с самодовольной иронией ответила Марьяна, отняв голову от моего плеча.

- Неохота на дискотеку, Марьян! – снова сморщилась я.

- Зануда! Старая, страшная зануда! Хоть и молодая… Пойдем! Девчонки, пошлите все на дискотеку, - обвела она взглядом присутствующих в комнате. – От меня Ромка ушел.

Я задрала голову. Марьяна улыбалась. Я поймала ее взгляд с проскользнувшей в нем на мгновение тоской.

Девчонки, сообразившие, что стряслась сенсация, загомонили нестройным птичьим хором:

- Да ты что? Куда? К кому? Прямо навсегда ушел?

И, не дожидаясь никаких Марьяниных пояснений:

- Козел! Сволочь! Вот козел! Все мужики – козлы!

И негромкое шипение гусыни, которая повздорила с Марьяной на новогодней вечеринке:

- А ты чего ждала, шлюха?

Шипение это, впрочем, потонуло во всеобщем гаме.

Я взяла Марьянкину руку. Она стиснула мою, снова улыбнулась:

- Я ее видела.

И снова:

- Видела? Прямо видела? Ну и как? Тварь подзаборная? Шалава? Сколько ей лет? Как она выглядит? Где ты ее видела?

- Хорошенькая. Кошечка такая… Даже ногти на ногах наманикюрены. Молодая, конечно… А нас Ромка познакомил. А что такого? Имею я право знать, к кому уходит мой муж?

Что тут говорить? Конечно, я пошла с Марьяной на дискотеку. А с нами и все девчонки дискотекоприемлемого возраста. И, конечно же, мы напились. И до хрипоты доказывали друг другу не требующую доказательств аксиому - «все мужики – козлы». И Марьянка, округлив выдающееся декольте с невыдающимся содержимым, кружилась в танце, не забывая искоса, с жеманным прищуром, присматривать себе подходящий объект для обольщения.

 

С уходом Ромы легкости в облике Марьяны не убавилось. Она с прежним вдохновением подыскивала себе одноразовых мужчин, забавляя нас рассказами об удавшихся и неудавшихся романах. И с не меньшей, чем раньше любовью, сообщала о своем бывшем муже: «А вчера Ромка приходил к Максимке. Представляете, он мне сказал…»

Несмотря на то, что Марьяна осталась одна, интрижки в ее жизни не перестали быть приходящими. Она явно не стремилась упрочить какую-либо из них до серьезной, постоянной связи. Наверное, она рассчитывала на возвращение Ромы. И, наверное, небезосновательно. Мало какая женщина с одинаковым упорством способна терпеть измены супруга и наслаждаться своими. Я бы точно устала. И быстрее от второго, чем от первого.

Наши пути разошлись и я не знаю, вернулся ли Рома к Марьяне. Но мне отчего-то думается: вернулся. Где бы он еще раздобыл такой праздник, что вечно с ним? Удивительная парочка…