- Спишь, старуха? – спросил старик. - Не, не сплю, - ответила та, переворачиваясь на бок. - А чё так? Ты ж вроде чай для сна пила, а всё одно не спишь… - Не спится чёй-то. Поспала чудок и не спится больше, - пробормотала старуха и села на кровати. - Мож чё болит? Мож таблетку каку дать? – спросил старик. - Да не, не надо. На кой мне таблетка? Отраву енту хлебать. Сердце чёй- то болит. Как подумаю, что Ивановна - и та в город к сыну Мишке подалась – жуть берёт. Как же мы с тобой зимовать-то будем? Тимофеича дочка забрала, Евдакимовну внуки увезли. Мы с тобой вдвоём на ентом планте остались. А как заметёт и машина не проедет? А как фершал и тот не смогёт до нас дойтить? Может зря отказались в дом для стариков ехать? Сильный порывистый ветер с силой бросил в маленькие окошки колючий снег. Он с треском застучал по заиндевелому стеклу, с шумом осыпался вниз. Третий день мело без остановки. Старик устал бороться со снегом. Сегодня он уже не выходил на улицу. Летом ему проще было – тепло, река рядом, рыбалка почти каждый день. И старухе было веселей – яблок, ягод собрала – компот готов. Курицу старик зарубил – суп к обеду. Рыбки дед наловил – уху сварит, или просто рыбки пожарит. Дачники всегда хлебушка свежего привезут… А зимой лишний раз не выйдешь. Пока тулуп, шапку, валенки натянешь – устал уж. Вот и думай, как зимовать. Одинокие соседи давно в райцентр, в дом престарелых зовут. Так как же дом родной бросить? А куры? А кот? Ветер опять злобно засвистел, завыл в трубе. Кот Васька лениво зевнул, потянулся и развалился на печи. - Чай избушку теперь по окна замело, как тогда, в позапрошлу зиму… - рассуждала старуха. – Хорошо тогда к Ивановне Мишка, сынок ейный приехал, откапал нас. Ты-то теперь вряд справишься. А если не выйдем из избы? А если дверь совсем привалит? Оставлял ведь нам Мишка телехвон. Говорила тебе – возьми, возьми, небось сообразил бы, как позвонить, каку кнопку нажать… А то: «Не оставляй, не надо, всё одно не смогём дозвониться» - в сердцах передразнила старуха старика. - Так сама бы и брала. Чаго ш ты не взяла? Ты видала, сколько на ём кнопок? Сам чёрт не разберёт, на каку жать. Сроду не дозвонишься! Да ешо его в ток встрамлять надо, шоб работал. Не углядишь – совсем потухнет. Да за им пригляд, как за малым ребятёнком нужён. - А чаго табе ишо зимой делать? Вот и глядел бы за им, изучал. - Ты чёли рехнулась, старуха. На кой мне его изучать? Мне и без него дел полно. Снег отгресть, избу протопить. А сколь подготовки к зиме сделал – дрова в сени натаскал, шоб не выходить лишний раз на улицу, травки все сушёные в сени из сарая перенёс, в кадки воды натаскал, вчарась курам зерна насыпал – дня три можно не ходить. - А как же яйца? А вдруг кака кура снесётся? – спохватилась старуха. – А то ведь сами и поклюют. - Нехай клюют, у нас ишо много в сенях. - Ну, нехай клюют. - Старуха повернулась на другой бок. - Полежать ишо надо, чёй-то мы рано вскочили. Небось, ночь ишо на дворе… - Полежи, полежи, старуха. Всё одно не разберёшь – рано или поздно. Темень теперь всё время. Мальца развидница и опять сумрак окна застилат, - рассуждал старик. Долго лежали молча. Каждый думал о своём. В тёмные окошки несмело заглянул рассвет. В избе посветлело. Старик лежал напротив старухи. Их кровати всегда стояли рядом. А когда года три назад старуха захворала, кровати раздвинули в разные стороны, чтоб было удобно ухаживать. Так и остались они стоять по разные стороны комнатки. Долго тогда старуха хворала. Старик сам суп, уху варил, отваром её поил. Соседка Ивановна помогала ухаживать. А как к ней сын Мишка с ребятнёй приехал - полегчало старухе. Ребятишки каждый день к старикам бегали, гостинцы им носили, истории разные рассказывали. С каждым их приходом дом оживал, наполнялся детским смехом. Ребятишки как будто жизнь в него вдыхали. Так потихоньку и поднялась старуха за лето. А старик грешным делом думал – помрёт. Долго тогда уговаривал соседский Мишка стариков, чтоб поехали они в город зимовать в дом престарелых. Обещал приезжать проведывать вместе с Ивановной. Не решились они. Жалко было дом бросать? А чего его жалеть-то? Печку жалко? Утварь старую? Так это-то добро не жалко. А вот могилку сына… - Нет, нельзя ехать, – твёрдо сказала старуха. – Весна придёт, Коленька ждать нас будет. А мы возьми и не приди. Чего ш он подумат? Зимы старики испугались – бросили меня. Старуха замолчала. Горькая слеза скатилась на подушку. - А помнишь, каким он был, единственна кровинушка наша? Помнишь, как кошку Соньку с дерева сымать полез, когда её собаки туда загнали? Ведь был мал мала меньше, сам высоты боялся, а ради животины залез на саму макушку. И снял Соньку. А как котят её топить не дал – помнишь? Всех пристроил! Я тогда удивлялась – как же енто у его получилось? А Маришку – помнишь, как из речки вытащил? Чуть не потопла она тогда… А ведь любили они друг друга. Как любили… Кака пара была бы… Старуха замолчала… И вдруг громко, во весь голос, закричала. В унисон её крику ещё сильнее взвыл северный ветер в старой покосившейся трубе, а в маленькие окошки отчаянно забарабанили колючие снежинки. Старуха, испугавшись своего крика, так же внезапно замолчала. Старик встал с кровати. Он ни разу не перебил старуху, ничего не добавил. Тяжёлой шаркающей походкой подошёл к окну, посмотрел куда- то вдаль через промёрзшее окно. Ясно всплыл в памяти тот день, когда привезли Николая из Афганистана. Вся деревня собралась. Крик стоял истошный – бабы, девки голосили, мужики зубами скрежетали, не сдерживая слёз. Маришка, невеста Колюшкина, страшно вспомнить… Украдкой смахнув слезу, старик сказал: - Неча голосить, старуха, – сколь лет-то прошло… Не один наш Колюшка тогда молодым в сыру землю лёг… Эх, война проклятая… - слёзы всё сильнее и сильнее застилали глаза старика, голос дрожал. – Не нарушай его покой. Нехай спит спокойно. До весны дотянем – могилку поправим, к обелиску цветы снесём. Куда ж нам ехать от сына-то? Старик пошёл к печке, поставил чайник. - Вставай, старуха, чайку похлебам. Пойду шо ли мяты с сеней принесу… |