Книги с автографами Михаила Задорнова и Игоря Губермана
Подарки в багодарность за взносы на приобретение новой программы портала











Главная    Новости и объявления    Круглый стол    Лента рецензий    Ленты форумов    Обзоры и итоги конкурсов    Диалоги, дискуссии, обсуждения    Презентации книг    Cправочник писателей    Наши писатели: информация к размышлению    Избранные произведения    Литобъединения и союзы писателей    Литературные салоны, гостинные, студии, кафе    Kонкурсы и премии    Проекты критики    Новости Литературной сети    Журналы    Издательские проекты    Издать книгу   
Главный вопрос на сегодня
О новой программе для нашего портала.
Буфет. Истории
за нашим столом
1 июня - международный день защиты детей.
Лучшие рассказчики
в нашем Буфете
Конкурсы на призы Литературного фонда имени Сергея Есенина
Литературный конкурс "Рассвет"
Английский Клуб
Положение о Клубе
Зал Прозы
Зал Поэзии
Английская дуэль
Вход для авторов
Логин:
Пароль:
Запомнить меня
Забыли пароль?
Сделать стартовой
Добавить в избранное
Наши авторы
Знакомьтесь: нашего полку прибыло!
Первые шаги на портале
Правила портала
Размышления
о литературном труде
Новости и объявления
Блиц-конкурсы
Тема недели
Диалоги, дискуссии, обсуждения
С днем рождения!
Клуб мудрецов
Наши Бенефисы
Книга предложений
Писатели России
Центральный ФО
Москва и область
Рязанская область
Липецкая область
Тамбовская область
Белгородская область
Курская область
Ивановская область
Ярославская область
Калужская область
Воронежская область
Костромская область
Тверская область
Оровская область
Смоленская область
Тульская область
Северо-Западный ФО
Санкт-Петербург и Ленинградская область
Мурманская область
Архангельская область
Калининградская область
Республика Карелия
Вологодская область
Псковская область
Новгородская область
Приволжский ФО
Cаратовская область
Cамарская область
Республика Мордовия
Республика Татарстан
Республика Удмуртия
Нижегородская область
Ульяновская область
Республика Башкирия
Пермский Край
Оренбурская область
Южный ФО
Ростовская область
Краснодарский край
Волгоградская область
Республика Адыгея
Астраханская область
Город Севастополь
Республика Крым
Донецкая народная республика
Луганская народная республика
Северо-Кавказский ФО
Северная Осетия Алания
Республика Дагестан
Ставропольский край
Уральский ФО
Cвердловская область
Тюменская область
Челябинская область
Курганская область
Сибирский ФО
Республика Алтай
Алтайcкий край
Республика Хакассия
Красноярский край
Омская область
Кемеровская область
Иркутская область
Новосибирская область
Томская область
Дальневосточный ФО
Магаданская область
Приморский край
Cахалинская область
Писатели Зарубежья
Писатели Украины
Писатели Белоруссии
Писатели Молдавии
Писатели Азербайджана
Писатели Казахстана
Писатели Узбекистана
Писатели Германии
Писатели Франции
Писатели Болгарии
Писатели Испании
Писатели Литвы
Писатели Латвии
Писатели Финляндии
Писатели Израиля
Писатели США
Писатели Канады
Положение о баллах как условных расчетных единицах
Реклама

логотип оплаты

Конструктор визуальных новелл.
Произведение
Жанр: Просто о жизниАвтор: илья рубинштейн
Объем: 19254 [ символов ]
Ошибка Владимира Семёновича
Они подошли ко мне вдвоем. Когда мы учились еще на первом курсе. Халед Большой и Халед Маленький. Халед йеменский и Халед афганский. Халед Таха и Халед Ахмед. Говорил Халед Таха (йеменский, длинный). Понятно, с акцентом и заученными фразами.
- Мы не будем сдавать деньги на подарки женщинам.
- Почему?
- Потому что в мужской день нам они ничего не подарили. Тебе только подарили.
- Слушай, Халед. - я улыбнулся дружелюбно, как только мог - Мужской день это праздник только нашей, Советской Армии. А женский день - международный. Вы же в советской армии не служили?
- И ты.
- И я не служил. – пришлось согласиться мне - Но после института буду лейтёхой запаса. Советской армии. Так что, давайте, как договаривались по пятёре с носа и я еду девкам за подарками.
Халед Большой что-то сказал Халеду Маленькому, развернулся и пошел к столовой. А Халед Маленький, с секунду помявшись, вытащил из кармана джинсов синюшнюю пятёрку и протянул мне. И я положил её в свой карман к своей пятёрке. И через час уже бродил вдоль прилавков магазина «Людмила», что на Садовом у «Курской-кольцевой». Проклиная свое прошлогоднее поступление в «женский» экономико-статистический институт. Где в каждой группе на трех пацанов приходилось по двадцать-тридцать барышень. Которым для нормального подарка пацанам-одногруппникам на двадцать третье февраля (в виде того же пузыря трехзведочного армянского конька) каждой было достаточно для «сброса» тридцати копеек. А вот пацанам, чтобы сделать более менее достойную ответку на Восьмое марта, надо было сбрасываться бабками немереными. И даже не по пятёре. Но больше пятёры, если не получаешь степуху и каждый день засаживаешь «почтовый» родительский обеденный рубль на курево и три кружки розливного в пивнаре-автомате на Смоленке… Короче - больше пятёры, ну никак не получалось. Я имею в виду нас - совстудентов. Потому как перед «интуристами» неразрешимых вопросов с дензнаками не стояло. Степуха не зависимо от результатов сессии плюс выплаты посольства и вот уже в границах отдельно взятого института третий мир уверенно обгонял на повороте развитой социализм. По уровню жизни и доходам на душу населения.
В нашей группе училось двадцать пять барышень. А об карман мой терлись ровно тысяча копеек. В двух синюшно-бумажных эквивалентах. То есть на подарок одной барышне выходило ровно по сорок копеек. Поэтому, тупо пошлявшись вдоль прилавков «Людмилы» я вышел на Садовое. Перешел его. И дошел до первого книжного магазина. Где с подарком каждой барышне и обрисовался полный порядок.
В канун восьмого марта девки-одногруппницы получили от нас с Халедом Маленьким по брошюре с трудом Эф Энгельса «Антидюринг» (восемь копеек) и шариковой ручке (тридцать две копейки). И очень обиделись...
 
- Дозорная лёжка - Рублёв, Баженов! Остальным - отбой! - сипанул комгруппы старлей Славчук. Хотя мог не cипеть. Мы с Бажеком и без него знали, что сегодня в ночь дозорить очередь наша. Ведь за пятеро суток, что мы пасли караван все «двойки» кроме нашей уже отдозорили.
- И чтобы в очередь мне не спать? Ясно?
- Ясно, товарищ старший лейтенант. – ответил Бажек.
И Славчук начал отползать к своей лёжке, уже обустроенной связистом Корольком. Чтобы не пропустить связь с комполка. Лично с комполка. Которого неделю назад предупредили из Москвы о неполном служебном соответствии. После того, как двух проверяющих из Союза грохнули душарики Гамербека. В духане, где проверяющие эти приценивались к паре монтановских комбезов для своих жен. Средь бела дня. В самом центре Акалибада, нашпигованным царандоем и нашими патрулями. И комполка уже на следующий день доложил в дивизию о том, что минимум через неделю будет знать точную дислокацию базы Гамербека. После того, как в свою очередь начполкразведки доложил ему о караване. Том самом, что мы и пасли по перевалу уже пятые сутки. Идущим, согласно докладу начполкразведки, на базу Гамербека. В составе двенадцати духов с нашими АКаэСами за плечами и восьмерых под завязку навьюченных мулов.
- Ну и чего?… - начал старую песню Бажек, посасывая между словами фильтр незажженной сигареты - Ну выведут они нас к базе… Ну и чего, а?...
- Ничего… Старлей доложится, наши запеленгуют, а потом по квадратам с воздуха накроют.
- С нами накроют, да? - продолжал гунявить Бажек - С нами, с нами… - сам же себе и ответил.
- Бажек, у вас в вашем долбанном Кирове все такие загрёбистые?
- А у вас в Челябе вашей всем всё по барабану? - Бажек выдернул фильтр из губ и сунул сигарету за ухо - Нет, ну не жопа, а? Два месяца до дембеля и такая бескозырка.
Он тряхнул головой и сигарета из-за уха выпала прямо ему в ладонь. Снова соснув фильтр, Бажек продолжил:
- А если бы не весна сейчас была, а зима? Безо всякой «зеленки». Как бы мы их тогда пасли? Ну вот ответь мне, ответь.
- А если бы у бабушки был…
Вообще-то Бажек был чувак классный. Правильный чувак. За полтора года, что я с ним кентовался ни на одной «боевой» не киксанул. Красавчиком он был на «боевых». И из всей нашей группы у него одного было сразу две «Красных Звезды». А то, что всегда гунявил перед «боевой» или «спецухой» - так это, как он сам всегда признавался по укурке, исключительно от нервов. И к нервам его я давно привык.
- Кто первый в отбой?
- Да спи. Я сейчас от расстройства все-равно не вырублюсь. - Бажек вновь вставил замусоленную сигарету в заушье и перевернулся на живот - Бляшкин рот… Из-за двух долбозвонов и такой шухер встал.
- Говорят у кого-то из них батя в Генштабе отдыхает. Поэтому и встал. Всё. Спокойной ночи, шурави.
Перекатившись на правый бок и поджав ноги, я закрыл глаза. И ночная «зеленка» запела мне колыбельную сводным хором всей своей фауны. А уже через секунду Бажек меня растолкал.
- Подъем. А то массу лица расплющишь, и ни одна телка на гражданке не даст.
- А сколько? - одурело прохрипел я.
- Два ноль семь потчевать изволили. Семь минут - это, считай, тебе от меня доппаек.
- Ушли?
- Да уже минут сорок назад. Только чего-то без музыки сегодня.
Каждый ночной привал духи начинали с ужина. А потом, оставив у костра кого-то одного, всей шоблой выдвигались вдоль гряды. К ближайшему кишлаку или горному озерку. И возвращались спустя часа два-три с бурдюками полными воды. Погремев ведрами и напоив мулов, они «отбивались». Вставали в пять. Молились. Снова поили мулов, завтракали и трогались с места. Мы жили по их распорядку.
- Одно не могу понять… - Бажек длинно и желтозубо зевнул - Как это они рассчитывают, чтоб и стоянка для ночевой и вода обязательно где-то рядом?
Я глянул в бинокль. Оставленный с мулами дух сидел лицом к костру и спиной к нашей «зеленке». По правую руку от него лежал калаш. По левую - играли в отблесках огня металлические панели корпуса бундесового двухкассетного «Грундига». И обычно в это время суток динамики его выдавливали в ночь что-то заунывно-дутарное, разливавшее по мозгам уже привычное за полтора года «кто вы здесь и зачем?». В каждой афганской песне из услышанных за это время грезился мне лишь этот вопрос. Вопрос ответа на который знать я не хотел. Там и тогда.
Дух же тем временем, достав из кармана кассету, вставил её в магнитофон. Щелкнул кнопкой. И…
…по ночному перевалу… кто-то, одетый по гражданке, сидя на борту БэТээРа… сам собой… без конвоя… добровольно… проехал в Магадан...
а потом под звук колокольчика… взмыленные привередливые кони, тянущие сани с ездоком одетым в дембельскую парадку… оттолкнувшись копытами от черной вершины… уплыли в звездное небо…
в потом на нейтральной полосе… между двумя «зеленками»… четверо в форме царандоя долго расстреливали в упор старлея Славчука… обнимавшего, как свою невесту огромный букет из эдельвейсов… необычайной красоты… А потом…
А потом я понял, что сошел с ума. Ровно за два месяца до той минуты, когда должен был войти в свою комнату и первым делом нажать на кнопку «пуск» родной старенькой «Весны». Чтобы услышать того, кого не слышал почти два года. Но почему-то до срока услышанного здесь. Из душманского «Грундига». Вспоровшего своим голосом чужую ссученную ночную тишину и мой рассудок. Обтянутый завшивленным уставным «ежиком»…
 
Весна еще в начале,
Еще не загуляли,
А уж душа рвалася из груди.
Но тут приходят двое
С конвоем, с конвоем -
«Оденься! - говорят - И выходи»!
 
- О! А эту я не слышал. Точняк, как братуху младшего забирали.
- А?
Я повернулся к проснувшемуся Бажеку.
И заплакал.
Заплакал обо всём, что выставила мне эта жизнь за два последних года - от маминых глаз после того, как меня зачеркнула закрывшаяся дверь военкоматовского ПАЗика до Гарика Китайцева, Лехи Семёнова, Толика Лехмана и Славки Буданова, полмесяца назад сгоревших до головёшек в подорвавшемся на противотанкушке БэТээРе...
 
А с насыпи мне машут пацаны…
Не увозите меня из весны!
 
Минут через десять к нашей лёжке подполз связист Королёк. Запыхавшийся. С улыбкой на лице.
 
Я зароюсь в землю, сгину в одночасье,
Кто бы заступился за мой возраст юный,
Влезли ко мне в душу, рвут её на части,
Только б не порвали серебряные струны…
 
- Короче. Связь была с полком. Накрыли Гамербека. СУшками под ноль отбомбили. Вчера еще. И базу и кишлак, что рядом. Второй караван, оказывается, к нему был. По другому перевалу. И группа наша вторая за ним. Они еще позавчера к базе вышли. - Королёк улыбаться перестал - А на связь, гады полковые, только сейчас вышли. Дырочки, падлы, небось, обмывали. Для орденочков. Так что двое суток, считай, порожняк пасли.
И сразу, без перехода, кивнув в сторону духа у костра, «Грундига» и Высоцкого:
- Тоже торчите?
- Тоже. И чего теперь? – спросил Королька Бажек.
- Да ничего. Валим.
- Домой?
- Домой потом. - Королек снова кивнул в сторону духовской стоянки - Сначала вон их валим. Когда с водой своей вернутся. А чего у тебя с глазами-то, Рублев?
- С недосыпу. - ответил за меня Бажек - Ты ж у нас связист. Костяра белая. Ночами не дозоришь.
 
Что же это, братцы, не видать мне что ли
Ни денечков светлых, ни ночей безлунных,
Оборвали душе мне, отобрали волю,
А теперь порвали серебряные струны…
 
Никто другой это быть не мог. И я окликнул духа по имени. И дух, резко обернулся. И оказался Халедом Маленьким. И Халед узнал меня. И совсем не удивился. И выключил магнитофон. И, не вставая, сказал:
- Ты старый стал.
- А ты, как был.
- Наше солнце всех чужих стариками делает.
- Ты же у нас учился, чего ж с ними?
- Когда вернулся, в Кабуле работал. Потом земляк приехал. Сказал, что брата с отцом расстреляли.
- За что?
- Гамербек в кишлаке нашем прятался. Две ночи. Всех мужчин расстреляли. А ты здесь почему?
- Заблудился. Вот на Семёныча голос к тебе вышел.
- Один?
- Один.
- А я не один. Уходи. Скоро вернутся все.
- Это ты уходи. В «зелёнке» мы, напротив. Когда твои вернутся – всех положим. Уходи… Уходи, пожалуйста.
- Некуда мне уходить… Гол ты перекатанный.
Халед встал. Подошел ко мне. Улыбнулся. Где-то вдалеке, с горной тропки, услышался цокот копыт. Мы обнялись.
 
В тот день общага справляла обычное воскресное похмелье. Беспенным разбавленным жигулевским. Из трехлитровых банок, залитых в КПЗ. Так мы называли ближайший к общаге пивнарь-автомат у станции метро «Киевская». Киевский пивной зал. А сокращенно - КПЗ. Пугачиха пела про «Айсберг». С любимый пластинки пермяка Гоши Цыплёнкова - одного из двух моих сожителей по триста девятнадцатой комнате. Другим сожителем был Лёлик Учуватов. Из Ижевска. Их, сидящих за столом, на котором одна из трех кэпэзэшных банок была уже пуста, я и увидел, когда размежил свои похмельные очи.
- Оборзела салажня под самый корешок… - Лёлик полутрезвым взглядом оценил мои потягушки и махнул долгий глоток беспенного прямо из банки – Морфлот, по тебе плачет, Рублевый. Навзрыд.
- Или стройбат… - поддержал Лёлика Цыпа. - Старшие товарищи уже за пивком метнулись, а молодняк их усилия по ликвидации похмелья даже в хрен собачий не ставит.
- Салажня… Даже не ставит… Куда не ставит?
Пригостившего Халеда Маленького я увидел последним. Потому что сидел он на стуле прямо за моей головой.
- Ты, Халед, этого не запоминай. Без надобности тебе это. А Червонец пусть запоминает. - Лёлик налил пива в стакан, передал его Халеду, а тот мне - Когда гвозданут из института в армейку, хоть чего-то знать будет.
- Типун тебе, Лёлик… - не отрывая головы от подушки я аккуратно припал к стакану и в три глотка освободил его от беспенного - Вы с Цыпой за меня уже отслужили. Хоть у кого-то в комнате чердак должен быть на месте. Правильно, Халед?
Халед кивнул. А потом повторил вслух слово «чердак».
- Так. Всё. – между тем вдруг поднял восстание Лёлик и встал из-за стола. – Цыпа, скажи «гудбай» своей шалаве. Семёныча ставить будем.
Он встал на колени перед своей койкой, пошарил под ней рукой и извлек на свет пласт Высоцкого. Новый. Тот самый первый пласт-гигант. С фоткой из «Кинопанорамы» на конверте. И тогда, осенью восемьдесят первого – такой же недоступный, как королева курса Люська Мошкарева.
- Откуда, Лёлик? – ошеломлённо выдавил я.
- На Калине вчера взял. У «Мелодии». За червонец. Мать прислала на говноступы новые для зимы, а у меня еще старые в поряде.
Лёлик подошел к проигрывателю, по голосу Пугачихи пьяно шваркнула игла, и айсберг в океане сразу растаял, слившись волнами.
- Госцена - два пятнадцать, а рвут, сучары, в пять раз. - Лелик снял со штырька пласт Цыпы и бережно поставил свой - Вчера еще хотел послушать. Только когда пришел вы уже в хламину были.
- Грязи не надо… - вяло обиделся Цыпа за себя, меня и растаявший «Айсберг» Пугачихи - Ты всего за полчасика нас Червонцем догнал. А потом и перегнал. И вырубился, между прочим, первым.
- Не вырубился, а культурно отошел ко сну. Просто потому что устал на рожи ваши пьяные зырить. - Толик аккуратно опустил иглу на пласт - Так. Всё. Продолжаем культурный опохмел и слушаем…
И мы слушали. Напрочь забыв про опохмел и беспенно-разбавленное из КПЗ. Потому что почти все песни с нового пласта Высоцкого никто из нас раньше не слышал. А когда закончилась вторая сторона, непьющий Халед как-то деревянно встал со своего стула, подошел к проигрывателю и переставил пласт на начало. И снова мы слушали. И когда во второй раз Владимир Семенович пообещал, что обязательно вернется весь в друзьях и мечтах не позднее, чем через полгода, мы еще с минуту или две молчали. Под потрескивание иглы, вхолостую скребущую гладкую безпесенную дорожку пласта. А потом Халед заморожено спросил:
- Кто этот?
- Высоцкий. - ответил Халеду Цыпа.
- Вы-соц-кий… - так же заморожено по слогам повторил за Цыпой Халед.
И уже через год говорил по-русски почти без акцента. А чуть раньше стал своим на всех музыкальных «толчках», где можно было разжиться кассетами или катушками с песнями Семёныча. От Ваганьково до Ленинских гор. Французский же «Натянутый канат» у барыги на Ленинском он купил за двести «березовых» чеков. Переплатив, как минимум, вдвое.
Халед с кальяном, я со стаканом и… сорвавшийся с каната циркач, которому очень нужно было пройти четыре четверти пути… Или камнем лежащая на дне совсем не жёлто-битловская субмарина, передающая сигнал «SOS»… Или чувиха, прощенная тем, кто как-то в осень впрягся за неё с другом Валюхой против восьмерых беспредельщиков… Или… Или… Или… Сто дней и вечеров, а может двести, а может и все триста на пару оттягивались мы в халедовской комнате под Владимира Семеновича. И кончилось все тем, что меня все-таки отчислили из нашего «женского» экономико-статистического. За непосещаемость и хвостяру по матстатистике. Ровно за полгода до диплома. Аккурат под осенний призыв. И я решил валить в родную Челябу. Чтобы уходить в ряды из крепких объятий малой Родины. И Халед провожал меня на вокзале.
- Пил, пил. Как ты пил. И умер. Тебя из-за этого в армию. А он бы сколько еще написал если бы не пил.
- Да может если бы не пил, вообще ничего бы не написал. - я воткнул в горло оставшуюся четверть бутылки красного - Хотя кто теперь знает. Главное, что есть то, что есть. И мы от этого торчали. И не только мы. И будем торчать всю жизнь. Всю, понимаешь?
- На! Вчера купил. - Халед рывком достал из пакета французский пласт с бородатым Семёнычем на обложке и вложил мне под мышку - Для тебя.
- Да ты чего, душман… - к горлу подкатило влажно-соленое - Он же двести колов стоит, не меньше. - я протянул пласт в обратку Халеду - Не надо… Сам слушай.
- Надо. Ты слушай. Себе еще куплю. А тебе такой никогда не купить. Гол перекатанный.
- Голь, Халед. Голь. С мягким знаком. Перекатная голь.
Я положил подарок Халеда на сумку. Громыхнули буфера. Мы обнялись.
 
Вернувшиеся с водой духи даже не успели напоить своих мулов. Группа отработала их за десять минут. Или за пять. Всех. Вместе с лошадками.
И лишь трассеры моего АКаэСа штопали ночь своими стежками много выше заданной цели.
Это если бы я был человеком.
Но человеком я не был. Уже два года.
Поэтому и мой АКаэС работал строго по цели.
 
Магнитофон я нашел метрах в пятнадцати от мертвого Халеда. Он был цел. Если не считать простреленной посередине ручки для переноса. Я поднял его и смахнул рукавом с динамика белый ошметок чьего-то мозга. Это увидел Славчук.
- Давай, Рублёв, давай. К измене Родине еще и мародерку хочешь пристегнуть?
- Ну какая измена, товарищ старший лейтенант? - улыбнулся в глаза Славчуку Бажек - Ну увидел кореша давнишнего, спустился к нему, поговорили. И чего тут такого? Про группу же нашу он ему ничего не сказал? Не сказал. - между фразами губы Бажека в жадный засос целовали фильтр третьей за десять минут сигареты - Вот если бы Рублёв сказал корешу про группу нашу со всеми вытекающими тогда другое дело. А так вот же - лежат себе все, отдыхают. И кореш рублёвский тоже.
- Вот в особом отделе, Баженов, дружок твой это всё и расскажет.
К Славчуку подошел связист Королёк.
- Товарищ старший лейтенант, а в мешках-то всех, которые на лошадках, мука одна.
Я присел на корточки и ткнул пальцем в кнопочку с буквами «play».
 
Отставить разговоры!
Вперед и вверх, а там…!
Ведь это наши горы –
Они помогут нам!
Они-и-и помогут нам!
 
Да нет, Владимир Семёнович. Ошиблись вы тогда. На перевале. Не мои это были горы, а Халеда.
Вот пули две в его голове были мои. И даже если не мои, то всё равно – МОИ…
Copyright: илья рубинштейн, 2011
Свидетельство о публикации №253362
ДАТА ПУБЛИКАЦИИ: 14.02.2011 16:20

Зарегистрируйтесь, чтобы оставить рецензию или проголосовать.
Устав, Положения, документы для приема
Билеты МСП
Форум для членов МСП
Состав МСП
"Новый Современник"
Планета Рать
Региональные отделения МСП
"Новый Современник"
Литературные объединения МСП
"Новый Современник"
Льготы для членов МСП
"Новый Современник"
Реквизиты и способы оплаты по МСП, издательству и порталу
Организация конкурсов и рейтинги
Литературные объединения
Литературные организации и проекты по регионам России

Как стать автором книги всего за 100 слов
Положение о проекте
Общий форум проекта