…Тот самый, где располагается мемориала героем Панфиловцам. Рядом с деревней Дубосеково.

К месту подвига советских-солдат меня проводил высушенный временем, совершенной беззубый старикан Иван Осипыч. Уверен, что очерк «Красной Звезды» от 28 ноября 1941 «Завещание 28 павших героев» он выучил наизусть, еще будучи мальчишкой. И, наверное, рассказывал его тысячи раз пионерам, комсомольцам, работницам какого-нибудь Ивановской Ткацкой фабрики имени Зои Космедемьянской… Его силы и энтузиазм был истрачен, поэтому Осипыч говорил без выражения и очень быстро. К тому же, он старался поскорее закончить этот никому ненужный (кроме меня) цирк и вернуться на свою печь, посасывать диковинный «Когньяк», который привез ему редкий гость. Всю экспресс-экскурсию он очень злился на диковинный для начала весны мороз, из-за, которого его губы еле двигались. А еще на водку за 3,60 с алюминиевой пробкой, которую продавал в 80-х Волоколамский ликеро-водочный завод. Особым шиком среди деревенских мужиков было открыть эту самую пробку зубами. А Осипыч был шоуменом отдельно взятой деревенской местности… Ну вообщем, потерял таким незатейливым образом, Иван Осипович с десяток передних зубов, а теперь расплачивался сплошными неудобствами. Вот и во время экскурсий туристы раз за разом переспрашивали деда не разбирая его фраз. И тем самым, оттягивали момент вкушения гонорара…

«Россия велика, а отступать некуда — позади Москва», - цитировал слова политрука Клочкова, проходя мимо его могилы…

Клочков, конечно, эти громкие слова не произносил... У Клочкова были дела поважнее, широкомасштабных фраз, он родину защищал, своих солдат и себя самого, конечно. Клочков, скорее всего, в минуты боев на подступах к Столице разговаривал исключительно матом, как любой нормальный русский военный…

Эту фразу синими губами покойника сказал секретарь газеты «Красная Звезда» Кривицкий. Он сам потом признался.

До мемориала от деревни мы шли минут 25. И игрушечные солдатики, какими казались статуи издалека, превратились в 10 метровых исполинов с благородно-суровыми лицами. Благородными и суровыми лицами. Настоящие советские солдаты, сумевшие, как дело чести, спасти планету. Всего 28 человек размером во всю страну. Осипыч с особым пафосом перешел к цитированию какого-то советского учебника, а я встал на колени и я во всю глотку зарыдал… Я орал, как раненный, в одном из боев глубокой осени 1941 года. Осипыч, открыв пустое отверстие своего рта отступил на несколько шагов и минуты три от изумления не шевелился. А я все орал и орал, выпихивая из себя миллилитры горячих слез. Потом на коленях пополз к каменной ноге, того, что слева. Он стоял с гранатой, но, так - будто не кинуть ее хотел, а вонзить в чье-то пузо. Я обнял каменную стопу и стало немного легче.

Я рыдал над тем, что весь подвиг «панфиловцев» обман такой же мерзкий как удар ломом в спину. Я рыдал, что один из бойцов 4 роты, 2 батальона, 1075 полка Иван Добробабин, «погибший» под вражеским танком и посмертно награжденный званием «Героя Советского Союза» в 1942 году попал в плен к фашистам, а потом служил у них полицейским и на некторое время даже стал начальником полиции в Прокопе. А в 1948 году был осужден на 15 лет за сотрудничество с немецко-фашистскими оккупантами. Рыдал, что Дмитрий Тимофеев в ходе боя был ранен и попал в плен. После войны он вернулся на Родину живой, а спустя пять лет не отказался собственными руками взять «посмертную» звезду «панфиловца». Так еще 6 бойцов… Кое-кто дожил даже до 80-х…

В моей голове нагретые мыслями одна за одной взрывались 28 новогодних питард… И тело билось в конвульсий от бешеных всхлипов…

Осипыч все еще молчал, но именно его голос с левитановским оттенком чеканил в мой висок вывод военной прокуратуры: «материалами расследования установлено, что подвиг 28 гвардейцев-панфиловцев, освещенный в печати, является вымыслом корреспондента Коротеева, редактора «Красной звезды» Ортенберга и в особенности литературного секретаря газеты Кривицкого».

Я сжимал ногу памятника и мечтал сгрести в свои объятия статуи всех бойцов. Расцеловать каждого в холодные щеки… Мне было жаль этих обманутых великанов, как погибших только что друзей-бойцов…

Я принес им ужасную весть. Должен был это сделать. Я видел, как их взгляды притупились и опали плечи, как расправились, еще недавно наполненные суровой отвагой черты лица… Исполины-герои, превратились в безумные статуи, а один из солдат, я уверен, едва не выпустил из огромной каменной пятерни гранату…

Осипыч, придя в себя, мужественно пошел в мою сторону. Наверняка, хотел спросить в чем дело, успокоить может быть, но разговаривать с ним уже не было никаких сил. Я вскочил на ноги и, что есть мочи рванул прочь. Размокшие глаза уже не разбирали дороги…

Мне чудовищно повезло – я убегал от горя и стыда, когда каменному отряду оставалась одна надежда – вода и ветер. В кругу погибших статуй стоял растерянный Осипыч…