Ну чё… Значит, про Толяна… Толян тут в прошлый раз, конечно, дал… Отмочил, типа… У Нинки, у сеструхи моей, на дне рожденья. Вообще я Толяна уважаю, не первый год с ним работаю. Плитку кладем. Ну, это хрен ли… У нас таких работников полстраны, - что, каждого уважать, что ли? Мне главное, чтобы в человеке душа была, и чтоб шутку понимал. А с Толяном и выпить нормально можно, безо всяких там «Ой, а за что мы сейчас будем пить?» и ржет он всегда в тему. Вот в тот раз клали тут кафель одному в ванной. ЗамЕряли. Полтора на полтора. Ну, я как нормальный, достаю бумажку, в столбик перемножаю. 15 на 5 умножил – 75. Записал. Сижу, напрягаюсь, сколько там будет 15 на 1 и куда это записать. А, главное, где запятую ставить, - с этим туго у меня. И тут хозяин этот – очкарик, лысый посередине, а по краям у него кудри до плеч, - говорит – «Это будет две целых и двадцать пять сотых». Смотри, какая язва умная попалась! Я ему и говорю с юмором: «Вы, наверное, в институте учились!» Ну, Толян шутку понял, гыгыкнул по-своему. А хозяина этого перекосило всего. «Я, - говорит, - пойду, не буду вам мешать». Иди-иди, не мешай! Корчат из себя, тоже мне! А Толян, - он, вообще, молчун. Тоже, кстати, лысый. А годов ему тридцать. И морда у него широкая. Сам, такой, ничего, а морда – широкая. А мне двадцать семь. Короче, завалились мы к Нинке. Она в частном секторе живет. Кирпичный дом у них. Муж у ней – ИП. Не поймешь никогда, то ли при деньгах, то ли с хлеба на квас перебивается. Ну, ничё, отстроился нормально. Не дворец, как у этих, новых русских, но домушка приличная. Ванную мы там с Толяном делали. Она, дура, синий цвет хотела, чтоб я в магазине купил, а я ей говорю: «У меня испанский комплект остался, «пустыня Атакама», - в два раза вам дешевле выйдет. А она, - свое, - «У меня, - говорит, - во всем доме колорит выдержан, не в деньгах дело». Ну, блин, люди! Не в деньгах у них дело! «Ладно, - говорю, - колорит – так колорит». Уехали они на юга, нам ключи оставили. Ну, я ей «Атакаму» и поставил эту, с кактусами. Сэкономил ей. А вернулась – крику-то, крику! «Вон из дома!» - орала. Нет, чтобы спасибо сказать. А теперь, - вишь, на День Рожденья позвала. Мы ж брат и сестра. Нам по-другому нельзя. Ну, короче, пришел я с Толяном. Она сразу глаза круглые делает, - мол, «Я его не звала». Мы виду не подаем, куртки снимаем в прихожей. Ну, дура она, чего с нее взять. Если я один припрусь, – ему-то чего делать? Он один работать не будет – мы ж напарники! В общем, не обращаем внимания на эти сопли, заходим, садимся, «Здрасьте-здрасьте». И местечко Толяну, глядишь, нашлось, и вилочка с ложечкой, и стопочка, и тарелочка! А то – «не звала!», - блин! А готовить Нинка умеет! Пельмени – всегда сама! С детства, как мать учила. Они классные у ней. Вот дайте мне материн пельмень, - который в детстве был, - и Нинкин, - теперешний - не отличу! Иногда даже жалко ее. Так бы и сказал: «Дура, ну чё ты канителишься? Сходи в магазин купи». Но – молчу. В магазине таких не делают. А пожрать прилично, бывает, хочется. Глядим на стол – все в норме, есть чем брюхо набить. Водки нормально прикупили. За водкой люди сидят. Муж Нинкин, - Саня, сестра его, - Ксюха. Она всё: «Я - Оксана». А я всё: «Ксюха». Чё там, все свои! Ну и другие тоже приперлись. Сидим, короче... Тосты, то-сё… Едим, пьем нормально. Потом чувствую – уже некуда. Гляжу, Толян тоже ослаб, на спинку откинулся. Наш пацан, нормально загрузился. Я еще салатика закинул, тоже стал отдыхать. Остальные давно уже гундосят. Бабы чё-то свое пищат. «Нет рыцарей, нет рыцарей…» Я сначала это чё-то мимо ушей пропустил. «Толян, - говорю, - еще по стопарю?» - «Можно». Наддали, короче. Потом гляжу – прямо передо мной сидит такой в очках, - ну прям в таких же, как тот, лысый и кудрявый. Только этот – молодой, лысины нет и волосы прямые. Но тоже – постричься не мешает. Не понравился он мне. Сижу, гляжу на него. Не ест ничего. Стопку не допил. До дна же надо! Это ж хозяевам обидно! - Вы, - культурно говорю, - кто будете? Он руку протянул через стол и говорит: - Дима. Ну, я руку пожал. - Денис, - говорю, - Давыдов. Ну, Толян шутку ценит, «Гы-гы», - говорит. Дима этот тоже улыбнулся. - Я – говорит, - Оксанин жених. «Опа!» - думаю. - Ксюх, - говорю, - твой, что ли? Она вся недовольная опять. - Мой, - говорит. «Ну, - думаю, - да… Отхватила ботана…» Сижу такой, кисну. Толян тоже напрягся, понимает ситуацию. Ерзает. Гляжу я на этого Диму и думаю: «Во опростоволосилась баба… Нет, чтоб нормального пацана найти, а у ней этот – в очках». - Вы, - спрашиваю, - в армии служили? - Служил. - В каких войсках? - В ВДВ. «Опа! – думаю, - в ВДВ!» И как-то это я пропотел немного весь. «Надышали, что ли». - думаю. Опять гляжу на него. Соображаю. «Гонит, наверное, - вон он щуплый какой». А он тоже смотрит на меня и говорит: - Наколку, что ли, показать? - Нет, - говорю, - не надо. А сам чую: пусть он даже в ВДВ служил, - все равно, – ну не наш он пацан! Налил себе стопочку, хряпнул, нюхнул копчушки какой-то. Толян чувствую, меня поддерживает, - тоже не доверяет. Лицо суровое такое. Еще сильнее ерзает. Желваки по роже ходят. Чую, настал ответственный момент. - А почему, - говорю, - вы в очках? А Толян уже прямо скачет на табуретке. Тут Дима этот свою биографию выкладывает. - Я, - говорит, - в математическом классе учился и на лыжах с трамплина прыгал. После 10-го класса взяли в армию. Там про прыжки узнали, - отправили в ВДВ. Когда вернулся – в институт поступил. Теперь вот научный сотрудник. На работе – то компьютер, то осциллографы. Ну и читать много приходится. И бумажек - тьма. -Бюрократия! – Как везде. Вот зрение и село. Вот поэтому и в очках. - Ага, - говорю. А сам думаю, - «Ну, замутил! ВДВ – и в очках! И в институте до кучи!» Прямо у меня земля из-под ног уходить стала. Ну, может, я - это, - захмелел маленько. И тут Толян вполне так в тему говорит: - Пойду поссу! – и ушел. Ну, всех разом скривило! Недовольные сидят, особенно бабы. Особенно Ксюха. На лице прямо написано: «Ну вот, я же говорила!» А чё, я не понял, сами они не ссут? Так мне противно стало. Как с людьми жить, - вообще не знаю. Все чем-то недовольные. Встал и говорю: - Ладно. Я тоже пойду пописаю. И тоже вышел. Стою в коридоре у туалета – а мне туда и не надо. В дверь стукнул: - Толян, ты как? Слышу там: «Убп… Гмх..» «Ну, - думаю, - Толян в поряде». Стою, короче… Анализирую… В голове бардак… Дима этот… Ну не бывает таких! Бабы эти пищат, - в коридоре слышно. «Нет рыцарей, нет рыцарей», - вспоминаю. Ой, дуры… Ну, дуры! Рыцарь, - он ведь кто был – феодал! На него все горбатятся, а он всегда при деньгах и пожрать может нормально. Ну потому и мог себе позволять… А ты тут вкалываешь от зари до зари, - о чем вообще базар! Да на себя, в первую очередь, посмотрели бы! Ухватить не за что, а им - рыцарей! А в коридоре этом окно было. Я покурить хотел, начал его открывать, - а оно на зиму заделано. Гляжу в окно, думаю, - и тут до меня доходит, что в дом напротив лезет тип в черной куртке. А там стройка. Мне, в принципе, по барабану это дело. Не мой же дом. Но тут меня прямо ожгло. «Ладно, щас я вам покажу рыцаря! Будет вам рыцарь! Я вас всех вместе с вашим Димой умою!» Двигаю в Сашкину подсобку, хватаю там монтажку, потом – в прихожую. Ботинки там, куртку, шапку хватаю-надеваю, к двери, было, - раз! Нет, думаю, Толяна надо позвать, - подмогнет. Подхожу к туалету, стучусь: - Толян, давай по-бырому на улицу! Там в дом напротив лезут, - пособишь. - Ага-ага, - слышу. И возня какая-то. - Толян, - ну чё ты как неродной, - кричу, - давай за мной! Там разберешься! И выскочил на улицу. Забыл сказать, ноябрь был, подмораживало. В голове у меня от морозца посвежело, соображать начал. Улицу перебежал, - и у того дома за угол завернул. Только бы, думаю, Толян не выскочил бы не в тему, не спугнул бы. Ну, Толян пока не появлялся. Гляжу, вылезает такой типан из окна. На землю ногу поставил, спиной ко мне стоит. Тут я монтажкой взмахнул, аж в ухе свистнуло и как заору: - Стаять!!! Всех собак, блин, перебудил. Ноги, гляжу, у этого, дрогнули, подогнулись, голова дернулась. А мне до него – еще шагов десять переться. Ну, я шагнул, - а он - деру! - Куда! – Ору, - Стаять! И ходу за ним. Он на улицу сразу выбежал – и по улице рассекает, - в самый темный конец. Я сначала конкретно рванул, - вот тока малясь не достал. Потом чую – Нинкины закуски в животе скачут, бежать мешают. Я уж думал – уйдет. Нет, гляжу – тоже сдает пацан. Я ему на бегу кричу: - Ста-аха-ая..! – а на «ть» дыхалки не хватает. Задохнулся. Встал. Точно, думаю, уйдет. Наклонился, руки в колени упер, - чуть дышу. Гляжу, - он тоже встал, хрипит. Потом отдышался, побёг. И даже не повернется, гад. А там уж фонарей нету. - Куда?! – Сиплю. А он меня уж и не слышит. А сам слышу, как в Нинкином доме дверь хлопнула, - и ноги затопали. У меня сразу мощИ прибавилось. «Ага! – думаю. – Толян нарисовался!» И рванул вдоль улицы. А этот, вроде, ослаб, опять загибаться начал. А как я его нагнал, - вообще на землю повалился, башку руками закрыл, ноги поджал и только дышит и хрипит. Сколько тут во мне злости сразу накопилось! Я на него запрыгнул, монтажкой замахнулся: - Лежать, сука! И – думаю, - щас вмажу ему. То есть даже не думаю, - рука сама все делает. Щас – думаю – или руки ему переломаю, или башку прошибу. Развелось ворья в стране! Что людям честно не живется? Тут монтажка вроде как зацепилась. Я – дерг, а она – никак. Гляжу, - Дима этот стоит, за монтажку держится. - Пусти, - говорю, - ща урою его! - Кого? – Говорит. - Этого. – Говорю. - Да что тебе Толян-то сделал? Тут этот хрипеть перестал, руки с башки снял, гляжу – точно Толян. Ё-моё! И сказать-то нечего! - Толян, - говорю, - что за хэ? - Да я – это… – Говорит, а сам дрожит и руки у него трясутся. – Я – это, поссать туда ходил. Туалет занят был. - Ты это… - не лежи, - говорю, - заболеешь. Он встал и все так же трясется весь. А у меня в голове вопросов до черта, как у Эркюля Пуаро. Задал я ему один вопросец. - А кто, - говорю, - в туалете-то сидел? - Оксанин папа, Анатолий Иванович, - Дима этот отвечает. «Ох ё! – Думаю. – Тоже Толян!» А Дима этот дальше рассказывает: - Он из туалета пришел и говорит – мол, что-то случилось, там Денис кого-то на улицу звал. Ну, я пока шел, - в окошко гляжу - ты за ним бежишь. «Елки-палки, - думаю, - только что за столом не разлей вода сидели, а теперь один другого по улице гвоздодером гоняет». Ну, я для себя все разложил по полочкам и говорю: - Ну, Толян, ты дал… То есть, отмочил, типа. Ты чё, на улице поссать не мог? Сильно культурный, что ли? - Я хотел, - говорит, - но на улице холодно, ветер. Обрызгаться можно. Ладно, чё там, вернулись к столу, еще по полбутылки кваснули, пришли в норму. Да я это про Толяна уж не первый раз рассказываю, у нас вся фирма знает. Во чудило пацан! |