Татьяна Сергеевна Ушакова, девица семи лет от роду, пребывала в волнении. Ныне, первого октября, ей предстояло вступить в Большую Жизнь. А именно: пересечь школьный двор, потом свернуть направо, пройти вдоль длинного ряда дощатых и каменных заборов частных домов, никуда не сворачивая, потом перейти улицу на зеленый свет светофора, и – вот она, ее многоэтажка! И старенькая прабабушка будет махать ей рукой с балкона: поторопись, школьница, обед готов! Весь сентябрь Таню забирала из школы мама. Но хорошее всегда кончается, кончился и мамин отпуск. «Ничего, дочка, - было сказано вчера Татьяне, - дорогу ты знаешь, главное – никуда не сворачивай, и не разговаривай с незнакомцами». Ну, она и не сворачивала! Шла себе и шла, поправляя за спиной ранец, мельком глянула в кривой переулок – нет ли там чего-то страшного. Но там была лишь пыль, да высоченные заросли сорной травы. Скоро уже и переход, где ей надо «на зеленый свет». Как вдруг из приоткрытой калитки частного дома вышла собака, и стала прямо поперек тротуара! И смотрит молча на Татьяну. Нехорошо смотрит, зло. Так и кажется, что сейчас скажет: «Куда прешь, сопля?» - Можно пройти? – сказала Татьяна Сергеевна. - Ррр, - сказала собака, показав желтые клыки. Таня тоскливо огляделась. Взрослых ни впереди, ни сзади не наблюдалось, по дороге вовсю мчались машины. Собаку не обойти никак. - Извините, мне домой надо… - и она попыталась протиснуться между собакой и высоким каменным забором. - Р-р-р-ры! – взъярилась собака, и гавкнула так, что Танька едва колготки не намочила. Пулей рванулась она подальше от страшной собаки, забежала в кривой переуолок, и летела по нему до тех пор, пока хватило духу. И лишь потом опомнилась – она тут ни разу не бывала! Со страху у нее даже коленки задрожали. Мама же говорила: никуда не сворачивай! Вот-вот, прямо сейчас, выйдут из во-он того дома целых пять бандитов с ножами, и порежут Таньку на мелкие кусочки! Или из во-он того – цыганка. Они детей воруют! Или маньяк! Маньяки всегда конфеты предлагают! Предчувствуя скорую смерть, Танька всхлипнула, и обреченно поплелась дальше по кривому переулку, ожидая, что вот-вот мелькнет пестрая юбка, или она услышит вкрадчивое «девочка, хочешь конфет?» Плелась, но все же настороженно оглядывалась по сторонам. И вдруг увидела ЕЁ. Большая кукла, ростом, наверное, Таньке до подмышек, стояла на подоконнике маленького пыльного кривого домика, заросшего бурьяном, стояла, и смотрела оттуда на улицу, на покосившийся забор, на кривую тропку, ведущую от ветхой калитки к дому. И на Татьяну смотрела, удивленно – «откуда, мол, тут такая взялась?» Танька сразу забыла и собаку, и бандитов с цыганками. Подошла поближе, бросила ранец в пыль, уселась на него, подперев руками щеки, и принялась фантазировать. «Какая красавица! Платье пышное, как у принцессы, яркое, синее, и золотым шитьем отделано! И на голове – маленькая корона! Да это и взаправду принцесса!» И тут же услужливая танькина фантазия подсказала, что кривой домик заколдован, и был это раньше замок, а потом злая ведьма превратила его в старую развалюху, а принцесса там в плену томиться! - Ты потерпи, - сказала ей Таня, - принцессов принцы спасают. Он скоро приедет, наверное! А мне идти надо, а то там прабабушка, и обед. Страшной собаки уже не было на тротуаре, Танька побежала домой, и никто и не заметил, что она пришла чуть позже. Назавтра, после школы, Таня опять свернула в кривой переулок. Проверить надо было – не исчез ли заколдованный замок с принцессой? Нет! Замок-халупа был цел, а вот принцесса изменилась: на ней были алые шальвары, короткая безрукавка, яркий платок на бедрах, и монетки в волосах! Танюха даже засмеялась от удовольствия, увидев новый наряд. Вот это да! Ай да принцесса! И что же вы думаете? Теперь постоянно, стоило прозвенеть звонку с последнего урока, торопилась она к неказистому домику, спеша увидеть пленную красавицу. А та меняла наряды каждый день. То на ней была пестрая цыганская юбка, то белое платье Снежной Королевы, а то русский сарафан и богато вышитый кокошник. И сколько же историй о принцессе придумала Танюха, разглядывая красавицу за стеклом! Шло время. Закончился теплый октябрь, начался дождливый ноябрь. И вот однажды окно оказалось пустым. Таня заволновалась, но что она могла сделать? Пришлось уйти домой. Назавтра окно опять было пустым. И послезавтра тоже. И страшная догадка осенила Татьяну: ведьма все-таки сделала свое черное дело! Извела принцессу, и теперь бедняжка, мертвая, лежит в хрустальном гробу! Откуда только храбрость взялась? Она решительно вздохнула три раза, и потопала по раскисшей тропинке к домику, застучала сначала в окно, потом в облупившуюся невысокую дверь на крыльце. Стучала настойчиво, потому что долго никто не открывал, потом послышалось размеренное «тук-тук, скрип-скрип,… тук-тук, скрип-скрип…» Потом открылась дверь, и Таня увидела ее – ведьму! Седые всколоченные волосы падали на сгорбленные плечи, крючковатый нос нависал над ввалившимся ртом, маленькие глаза под кустистыми бровями буравили Таньку удивленным взглядом. Две старческих, сморщенных руки опирались на костыли. Две сухоньких, скрюченных болезнью ноги едва касались пола. - Девочка, ты ко мне? – удивленно спросила ведьма. - Я? Да. Нет, - Танька растерялась. Это ведьма, да. Но она инвалид! Разве бывают ведьмы-инвалиды? - А где принцесса? – выпалила она вдруг. - Какая такая принцесса? - А та, что на окне! - Ах, ты о моей девочке, - заулыбалась ведьма, и стала совсем не ведьмой, а просто старушкой. – Да тут она, проходи. Сама увидишь. Танька пробралась по захламленному коридорчику, вошла в комнату, и… ахнула от восхищения! По всем стенам, сверху донизу, на маленьких распорках-плечиках, висели принцессовы наряды, яркие, как летние цветы. А сама принцесса сидела на столе в центре комнатушки, в одной лишь нижней юбочке. - Болела я, - говорила меж тем старушка, добравшись до кресла, и с трудом опускаясь в него, - совсем худо было. Не вставала несколько дней, вот, только сегодня вроде попустило. Сил не было даже приодеть мою девочку! И помочь некому. Сама живу, уж который год. Муж умер, детишек бог не дал. Так что одна радость у меня – моя доченька! - А давайте я ее наряжу? – замирая сердцем, спросила Танька. – Если можно. Что ей надеть? - Да что хочешь! – заулыбалась старушка, - Выбирай сама! И Танюха, позабыв про все на свете, принялась выбирать… Домой она пришла… нет, «явилась» поздно. Ну, просто таки, «черт знает когда!» Именно так сказала вечером маме прабабушка. Мама конечно рассердилась. Тут работа, а тут Танька «является черт знает когда». - Где ты болталась, - сказала она сухо, - и не смей мне врать. Танька сопела и молчала – ну что ей сказать, этой маме? Что принцессу спасала? - Я переведу тебя в другую школу, раз так, - слова падали на Таньку как камни, - возле моей работы. Будешь утром уходить со мной, и вечером со мной же возвращаться. А то эти шатания неизвестно где тебя до добра не доведут! И у Таньки будто краник в глазах сломался. Слезы побежали градом, вперемешку со словами и всхлипами, «принцесса» и «ведьма» мешались с «собака» и «костыли», и сверху все эти припечаталось «она сама живет, это ее кабудто дочка!» Мама замолчала. Встала, подошла к окну, долго смотрела в темное стекло, потом рукой по глазам провела. - Таня, давай завтра вместе сходим к твоей принцессе, - сказала совсем другим голосом. – У меня, кажется, еще один отгул есть. Сразу после школы и пойдем. Ладно? Облегченный вздох. Долгий и счастливый. Навалившееся горе упало с танькиных плечь и разбилось вдребезги! - Конечно пойдем, - сказала Татьяна Сергеевна Ушакова. – Как не сходить. Принцесса все-таки. Надо! |