Книги с автографами Михаила Задорнова и Игоря Губермана
Подарки в багодарность за взносы на приобретение новой программы портала











Главная    Новости и объявления    Круглый стол    Лента рецензий    Ленты форумов    Обзоры и итоги конкурсов    Диалоги, дискуссии, обсуждения    Презентации книг    Cправочник писателей    Наши писатели: информация к размышлению    Избранные произведения    Литобъединения и союзы писателей    Литературные салоны, гостинные, студии, кафе    Kонкурсы и премии    Проекты критики    Новости Литературной сети    Журналы    Издательские проекты    Издать книгу   
Главный вопрос на сегодня
О новой программе для нашего портала.
Буфет. Истории
за нашим столом
1 июня - международный день защиты детей.
Лучшие рассказчики
в нашем Буфете
Конкурсы на призы Литературного фонда имени Сергея Есенина
Литературный конкурс "Рассвет"
Английский Клуб
Положение о Клубе
Зал Прозы
Зал Поэзии
Английская дуэль
Вход для авторов
Логин:
Пароль:
Запомнить меня
Забыли пароль?
Сделать стартовой
Добавить в избранное
Наши авторы
Знакомьтесь: нашего полку прибыло!
Первые шаги на портале
Правила портала
Размышления
о литературном труде
Новости и объявления
Блиц-конкурсы
Тема недели
Диалоги, дискуссии, обсуждения
С днем рождения!
Клуб мудрецов
Наши Бенефисы
Книга предложений
Писатели России
Центральный ФО
Москва и область
Рязанская область
Липецкая область
Тамбовская область
Белгородская область
Курская область
Ивановская область
Ярославская область
Калужская область
Воронежская область
Костромская область
Тверская область
Оровская область
Смоленская область
Тульская область
Северо-Западный ФО
Санкт-Петербург и Ленинградская область
Мурманская область
Архангельская область
Калининградская область
Республика Карелия
Вологодская область
Псковская область
Новгородская область
Приволжский ФО
Cаратовская область
Cамарская область
Республика Мордовия
Республика Татарстан
Республика Удмуртия
Нижегородская область
Ульяновская область
Республика Башкирия
Пермский Край
Оренбурская область
Южный ФО
Ростовская область
Краснодарский край
Волгоградская область
Республика Адыгея
Астраханская область
Город Севастополь
Республика Крым
Донецкая народная республика
Луганская народная республика
Северо-Кавказский ФО
Северная Осетия Алания
Республика Дагестан
Ставропольский край
Уральский ФО
Cвердловская область
Тюменская область
Челябинская область
Курганская область
Сибирский ФО
Республика Алтай
Алтайcкий край
Республика Хакассия
Красноярский край
Омская область
Кемеровская область
Иркутская область
Новосибирская область
Томская область
Дальневосточный ФО
Магаданская область
Приморский край
Cахалинская область
Писатели Зарубежья
Писатели Украины
Писатели Белоруссии
Писатели Молдавии
Писатели Азербайджана
Писатели Казахстана
Писатели Узбекистана
Писатели Германии
Писатели Франции
Писатели Болгарии
Писатели Испании
Писатели Литвы
Писатели Латвии
Писатели Финляндии
Писатели Израиля
Писатели США
Писатели Канады
Положение о баллах как условных расчетных единицах
Реклама

логотип оплаты

Конструктор визуальных новелл.
Произведение
Жанр: РассказАвтор: Евген Навлянски
Объем: 20174 [ символов ]
" Штрафник"
В воинский эшелон он попал после трибунала. Врачи-эксперты установили, что очки у него фальшивые, а это равносильно дезертирству. Очки он носил всегда, для солидности, чтобы походить на начальника. И настолько к ним привык, что и в военкомат по повестке явился в очках. А зрение у него было отменное. Говорил он по-русски плохо. Даже с переводчиком в трибунале ничего не поняли, имел умысел этот толстый уклониться от отправки на фронт или дурью маялся с очками. По состоянию здоровья был годен к строевой. Его посадили на гарнизонную гауптвахту, где он сидел почти месяц, ожидая своей участи. Сидел в камере и играл грустные мелодии на своей флейте. А что было с ним делать? В тюрьму посадить? Но, если он дезертировать хотел, так цели своей добился бы. Тюрьма не фронт. Отправить просто на фронт? Но дело о дезертирстве уже заведено. Надо было бы его в дисциплинарный батальон, однако еще в августе все дисциплинарные части были ликвидированы и отправлены на передовую. От трибунала же требовали выявлять и судить дезертиров. И трибунал принял, как сказал на очередном заседании военюрист второго ранга Якубов, «соломоново решение» - осудить «очкастого» и отправить на фронт, с очередным пополнением, но с документами, что он осужден. Пусть там, на фронте с ним разбираются. Там и особисты и трибунальские – это их дело.
По военному времени дали ему десять лет. Но таких как он, не набралось ни взвода, ни даже отделения. И потому назначили ему конвоира из сформированного только что полка пополнения, поместили в теплушку вместе с другими бойцами. Конвоир, пожилой и молчаливый, держался с ним, как с товарищем, вообще стеснялся своей роли. Вначале в теплушке лишь догадывались, что вот этот жирный, мордастый, с флейтой, едет вроде бы под конвоем. На одной из остановок, конвоир заблудился на станции, отстал от эшелона и так и не нагнал его. И постепенно забылось, что в теплушке осужденный, «штрафник», одним словом. Слово это было новое. Говорили, что у немцев есть штрафные части, которых бросают в самое пекло.
Оно-то, может, и забылось, но как-то ночью один солдат спросил у него:
-Документ при тебе есть какой?
-Нет документ. Документ - у того…у конвой…
-Ну и помалкивай в тряпочку. Благодари своего аллаха. Спросят, скажешь – посеял.
-А вы …никому не скажет? Вон сколько вас… по имени не знаю…
-Дура! Ох, и темная…Протри глаза – то!
Его звали Дусмат. Родом он был из какого-то, аллахом забытого, кишлака, о котором никто из бойцов и не слышал.
Но о Дусмате знали и в соседних вагонах, потому что всю дорогу он играл на флейте – то русские песни, не теперешние, стародавние, то свои, народные, тоже чувствительные. Хорошо играл. Флейта его пела печально и пронзительно. Поскольку продаттестат остался у конвоира, его кормили в складчину, из ротного котла угощали, кто чем мог, и водкой, и домашними пирогами, пока они были. А в конце пути он незаметно попал в общую строевую записку.
Все же он сильно похудел – от холода. Непрестанно он зяб, ежился, трясся, отчего и спал плохо, и был желто-синий, как ощипанная курица.
Думал он только о том, как бы согреться. Больше ничего не разумел. Горячего чаю мог выпить ведро. Пил млея, щурясь, постанывая от блаженства. Когда его звали в другие вагоны – поиграть, спрашивал:
-Чай будет? Чаю дашь?
Ко всему остальному он был глух. Даже сводки выслушивал, точно речи на неведомом языке, и смутно понимал, что происходит. Ему ничего не хотелось. Он жил одним тайным страхом: каков он, зимний российский мороз?
Войну Искандеров представлял себе по древним былинам – дастанам, и никогда не думал, что он, простой смертный, не батыр, станет воином и поедет на большую-большую войну под стены Москвы, о которой он тоже с детства слыхал песни и необыкновенные рассказы. С ним ехали на войну самые простые люди, не такие уж видные, как можно было ожидать, и это его удивляло, поскольку война и подвиги – дело избранных и героев. В глубине души он и теперь не верил, что его допустят на настоящую войну, в настоящие сражения.
Приехали в Москву. С Казанского вокзала на Белорусский шли строем, под музыку. Шли через центр, по главной улице. Но единственно, что он запомнил – гладкий чистый асфальт, холодный ветер. И еще, пожалуй, неровные глухие звуки духового оркестра: тай-ра, тай-ра, тай-ра…
Его сотоварищи ждали, что пролетит еще день, вряд ли больше, и они с ходу пойдут в бой, в атаку, может, в рукопашную. И, может, сразу, едва крикнешь «ура», кого-то секанет пуля или осколок. Добро, если не в голову…Так думают все новобранцы. Он об этом не думал. Он мерз.
Страшной выдалась следующая ночь. Немного они проехали на поезде, в дачных вагонах с заиндевевшими стеклами, опять высадились и пошли по свежему сухому снегу. Заметелило, но луна была видна, маленькая, с яблочко. Она стремительно неслась и прыгала по небу, в тонких белесых облаках. Шли против ветра, по бесконечной проселочной дороге, вьющейся подобно змее. Строй качался, как маятник. Все горбились, снег жег, колол глаза.
-Что, Дусматушка, лихо? – окликали его. – Поиграй, а?
Он стучал зубами. Продрог до костей. Руки в рукавицах засунул в карманы шинели, но и там не чувствовал их. Несколько раз он засыпал на ходу, утыкался лицом в спину переднего. Потом отстал. Замыкающий подхватил его и потащил под руку.
Остановились посреди белого поля, у одинокого каменного дома без крыши. В доме было три этажа, много комнат и коридоров, но ни крошки дерева – ни окон, ни дверей, ни полов, ни стропил. Дом гулко, низко гудел, как железная бочка, от перекрестных сквозняков.
Здесь объявили привал до утра, ночлег. В первом и во втором этажах, на голых бетонных перекрытиях, валялись комки соломы и сена, слегка присыпанные снегом. В одну минуту солому и сено расхватали и разбрелись по комнатам, где меньше окон. Легли под глухими стенами тесно – спина к спине, колено к колену.
Дусмат Искандеров остался один без ложа… Побродил по темным коридорам, пощупал в углах, не нашел ни соломинки. Колени у него дрожали. Он присел на корточки и тихонько завыл, сам того не замечая.
Кто-то свистнул из темноты:
-Эй! Кто там? Будет озоровать.
Искандеров пошел на огонек папироски, споткнулся о сапог, и с невнятным рычанием повалился ничком на лежащих людей, и закопался меж ними, готовый вцепиться зубами в горло тому, кто его вытеснит. Но его не гнали. Один сонно пнул его в скулу локтем, другой приладился щекой к его мягкому боку. Уморились все, спали, часа два, не ворочаясь. Никто не храпел.
Искандеров угрелся и тоже уснул. Ему снилось, что он лежит в чайнике с кипящим чаем.
Он думал, что умрет в ту ночь. Но утром оказалось, что он не заболел, не застудился, даже насморка не приобрел. Ветер стих, припекло солнце, снег начал таять. И Дусмат вынул из-за пазухи флейту, пустил трель.
Привели их в сожженную деревню, без жителей, разместили в землянках с дощатыми нарами, покрытыми еловыми ветками. Накормили супом и кашей – из дымящихся котлов. Дали отдохнуть с марша полдня и поспать в тепле. А на другой день повели – ползать по снегу.
Ползали с рассвета до заката, в любую погоду, копали мерзлую землю маленькими лопатами. И так изо дня в день, без выходных. Изредка стреляли по фанерным щитам из винтовок. Искандеров не мог постичь – за что людям такая мУка? Ну, допустим, ему это – в наказанье, но другие-то, не осужденные.
Спас его странный человек – старшина Барабохин. Странный тем, что он был музыкантом и искал среди бойцов музыкантов. Старшина Барабохин дал Искандерову ватные штаны, вязаные варежки, не то собственные, не то из тех, что присылали воинам на фронт из тыла. И не велел больше ходить копать землю и ползать по снегу, а велел приходить с флейтой к штабной землянке.
Здесь каждое утро собирался целый оркестр. Старшина Барабохин играл на медной трубе, громкой, как зов пророка. И учил других играть вместе. Все играли по нотам, Искандеров на слух. На холоде, на ветру застывали пальцы, губы – Дусмат не жаловался.
Оркестр играл, как в Москве: тай-ра, тай-ра, тай-ра…Искандеров подыгрывал: фи-ти-пи, фи-ти-пи, фи-ти-пи… И его флейту было слышно сквозь трубы.
Прибыло еще несколько рот красноармейцев – из коренных москвичей. Барабохин и среди них нашел музыканта, хорошего барабанщика, умевшего сыпать дробь так, что люди оглядывались: где поезд идет, где скачет табун? И никто не понимал, как это старшине не снимут голову за его музыку. Только ночами музвзвод поднимался по тревоге вместе со всеми.
Однажды к ним подошел высокий, сутуловатый человек в желтом полушубке, распахнутом на груди. У него были хмурые брови и строгий светлый взгляд, походка военная, упругая. В петлицах его гимнастерки , под отворотом полушубка, виднелись две «шпалы».
Он постоял за спиной Барабохина, удивленного и рассерженного тем, что оркестр вдруг заиграл вразброд. Послушал, как старшина кричит на тромбонистов, и сказал, морщась:
-Плохо, плохо. Из рук вон.
Барабохин обернулся, вытянулся, приложил руку к шапке вместе с трубой.
-Товарищ командир полка, музыкальный взвод…
-Десять суток! – перебил его командир. – Повторите приказание.
-Есть – десять суток. Товарищ майор…
-Я сказал: в вечернее время, после боевой подготовки. Ну, час, полтора – за счет тактики, хотя на вашу сегодняшнюю игру и то жалко. Кроме того, друг милый, вы кто такой? Верховный Совет? У вас во взводе осужденный! Вы что же, ему амнистию устроили? Не забывайтесь, Барабохин.
-Товарищ майор, единственный флейтист, - взмолился старшина. – Неграмотный, но - чудный слух.
-Ну-ка, покажите мне его.
Барабохин подозвал Искандерова. Тот подошел и сразу заиграл «Разлуку», свой лучший номер.
-Хорошо-о, - сказал ему майор, - А вот врать в армии нельзя. Вы поняли меня? Нельзя в армии врать.
Искандеров часто закивал, испуганно улыбаясь, обтер рукавом свою флейту и стал играть походный марш, который они разучивали: фи-ти-пи, фи-ти-пи, фи-ти-пи…
-Немедленно отчислить, - приказал майор. И показал рукой на запад: - Слышите?
Оттуда, из-за снежного холма, доносился протяжный гром.
Но вышло так, что Искандеров остался в оркестре, а старшина Барабохин не отсиживал десять суток, и сыгровки продолжались, правда не каждый день. Видно, бог музыки на небе есть, что там ни говори, и он любил Барабохина.
На счастье Искандерова, был в полку, в первой стрелковой роте, еще один удивительный человек, по имени Федор Шумаков, черный как ворон, плечистый как буйвол. Ему дивился сам Барабохин и на перекурах постоянно о нем что-нибудь рассказывал.
-Первое, что тебя просто останавливает, – эт-то голос! Куда там нашему протодьякону, солисту Большого Михайлову! Вот Федор так уж, действительно, Дор-ми-дон-тович…Вполне мог бы голосом – партию трубы или геликона, только не спеша, в темпе «ларго»…Но у него песня своя. При мне пришел к командиру полка, отодвинул меня ручищей, как кисейную занавеску, и спрашивает: «Товарищ майор, долго мы будем ползать да в трубы играть? Или мы ждем, чтобы немцы поближе подошли к городу Москве? Заманиваем, как Суворов? Вторая неделя идет, а мы еще немцев, ни живого, ни мертвяка, в глаза не видели».
-И что же майор?
-Смеется…Знаете, какой он заводной! « А мне, говорит, наша полковая музыка нравится. Она мне по душе». Потом усаживает его с собой ужинать, наливает ему сто грамм. Я стою, не дышу, слушаю. А Федор поднял кружку и поставил назад. «Мне, говорит, иной хмель нужен. Я, говорит, привык знать, что делаю, зачем делаю и когда сделаю. Не может того быть, чтобы немецкий солдат был ученее, образованней нашего. Сейчас не тысяча девятьсот четырнадцатый год. А я по сей день не знаю, - в чем их уменье, наше неуменье? Покуда я этого не знаю, я не боец, а инвалид…И еще, говорит, второе. Надо мне знать, обязательно надо: верно ли, что командующий нашей армией, генерал-майор, - бывший профессор Военной Академии? Должен быть вроде от такого человека толк. И потом, брешут, будто бы он был репрессирован, но освобожден? Если, говорит, это слух, то и слух хороший. Для меня это крепче и веселей всякой водки!»
-Неужели так сказал? И ничего ему не было?
-Было!.. Получил звание – замполитрука. Носит четыре треугольника, как я. Второй человек в роте, после командира…
-И что майор ответил насчет нашего командующего?
-Много будешь знать, состаришься.
-А, правда, что наш майор воевал в Испании?
-Факт. И знаете что: всем он говорит «вы», кроме разве своего адъютанта, а вот с Федором - на «ты». Своими ушами слышал, как майор его окликнул: «Федя, друг!..» А он майора - по имени-отчеству: Ян Янович…
Морозным утром командир полка приказал построить полк в полном составе на поляне, перед рощей. Вдоль опушки, под орудийными стволами, покрытыми зелеными ветками, выстроились экипажи танков.
Командир полка легко, молодо вскочил на большой пень.
-Так вот товарищи бойцы и командиры. Коммунисты полка правы: много времени мы потратили на азы. Нас не пускают в бой, значит, у командования на этот счет соображения имеются. Но придет и наш час. И наш воинский долг – учиться военному делу, пока наши товарищи там – он показал на запад, - дерутся с немцем Только без азбуки грамотен, не будешь. Нынче беремся за арифметику – она нужна и для старослужащих. Будем учиться: во первых, не бояться танков, во вторых не бояться своего огня. Да-да! Своего огня, товарищи…идти за ним, как за щитом. Ясно? Попробуем… Барабохин! Давайте одного бойца. Посмотрим, на что мы годны. Давайте свою флейту с чудным слухом.
Барабохин, белый как бумага, подвел Искандерова к командиру полка. Искандеров тут же полез, было за пазуху за своей палочкой-выручалочкой с серебряными клавишами…Барабохин, как школьника, шлепнул его по руке.
Э, - крякнул Искандеров, виновато морщась и качая головой, - Зима… Зы – ма…
Командир полка смотрел на него ясным холодноватым взглядом из-под хмурых бровей. Другие смотрели на Искандерова с недоброй усмешкой: сейчас, мол, согреешься.
Кто знает, что бы с ним сталось в той пробе! Но спас его тот странный человек – Шумаков. Вдруг раздался голос Федора, слышный на всей поляне.
-Товарищ майор, разрешите обратиться. За что же ему такая честь? После военного трибунала… И потом, вы смотрите: ему холодно. А что это значит? Это же самое страшное – он не понимает своего дела. А по строевой записке он активный штык. Погибнет без толку, без смысла…
-Вижу, вижу, - сказал командир полка. – Эх, Барабохин…дирижер…
-Товарищ майор, - добавил Федор, - разрешите мне с флейтой вдвоем. Оно много лучше будет. И мне, и ему – не так боязно.
-Вдвоем? – повторил комполка. – А ведь это идея: попарно! Н-надежней. Спасибо замполитрука, спасибо… Действуй!
Посреди поляны была выкопана узкая длинная щель. Шумаков и Искандеров спрыгнули в нее, и Искандеров чуть не напоролся на штык своей винтовки. Им дали по две тяжелых противотанковых гранаты и по две литровых бутылки, закупоренных пробками. И отошли.
Федор толкнул Искандерова в плечо: - Вон куда смотри! И показал на опушку. – Гранаты у тебя где?
Искандеров обиделся.
-Э…четыре треугольника…Что ты меня бьешь? Рука очень длинный?
-Гранаты, гранаты… Гляди в оба! – зло крикнул Федор.
Танк летел на них, распарывая землю надвое, оставляя за собой белый вихрь, прямо на щель, не сворачивая. Секунда – и он вырос в черную гору.
Искандеров завизжал и полез вон из щели. Стремглав – под гусеницы…Федор едва успел схватить его за шиворот. Однако Искандеров рыкнул, как лев. Он уперся сапогом в стенку щели и вырвался. Федор перехватил его рукой под подбородок, заломил назад голову, но не мог стащить. Оба застыли на бруствере, точно приклеенные к нему судорожным усилием. А танк уже повис над ними в последнем рывке. В это летучее мгновение Федор коленом сбил сапог Искандерова с упора, сдернул вниз его закаменевшее тело и подмял под себя. И тотчас танк накрыл их темным вонючим крылом.
Ошеломляющий лязг ломился в уши, сивый горячий дым резал глаза, перехватывая дыхание. Танк всей своей многотонной громадой ворочался над щелью, разваливая ее, добираясь до людей. И точно живые, яростно вгрызались в землю лемеха траков. Копали, закапывали…
Оборвался гул. Подбежали бойцы. Руками отрыли и выпростали заляпанные землей и снегом винтовки, гранаты и бутылки. Все было в целости. Отряхнули на Федоре и Искандерове шинели, обтерли ветошью им потные черные лица чистой ветошью.
-Разок закурить, - хрипло выговорил Федор, кусая губы, чтобы унять дрожь. – Маленько оробел, товарищ майор. По первому разу, знаете, и с женой спать боязно…
-Оробел? – сердито вскрикнул командир полка, с неприязнью косясь на Искандерова. Тот был еще слеп и глух. – Ты?!
-Так точно, товарищ майор! – твердо ответил Федор, пряча папироску в рукав шинели. – И вы на него не смотрите. На меня смотрите.
Ну, что ж, - сказал командир полка. - Докуривай. Напарника мы тебе заменим.
-Нет, товарищ майор, не замените, - возразил Федор. – Прошу не путать. Этот музыкант – со мной!!!
Искандеров вдруг ожил.
-Я с ним… с ним буду… - забормотал он и пододвинулся к Федору. – Он умный рука!
-Вот так! Понравилось? – проговорил комполка и крикнул на Шумакова: - Кури, кури…Чего тянешься? Ах, Федя, друг…
Мы не дома, Ян Янович, - ответил Федор, вздохнул несколько раз, бросил папиросу и затоптал сапогом. - Разрешите!
Федор и Искандеров влезли в щель, в несмятый ее конец, взяли гранаты и бутылки.
-Вот что, музыкант, - Некогда! Будешь дурить, убью на месте, как дезертира. Такая вот музыка. Понял?
-Понял, понял, понял, - сказал Искандеров, держа гранату в вытянутой руке.
Теперь танк шел с другой стороны поляны. Бойцы хорошо видели, как над щелью показались плечи Шумакова, и навстречу танку полетела граната. Она легла на редкость точно – под правую гусеницу. Граната была без бронерубашки, но танк заметно подскочил правым боком и слегка вильнул вправо.
Вылетела из щели и другая граната, перелетела через танк, упала позади него и не взорвалась. Это, конечно, флейтист… Швырнул сильно, а чеки не сорвал. Можно поднять, колоть ею орехи.
Танк с ходу, на скорости, перемахнул через щель. И только он двинулся назад – утюжить пехоту, Шумаков кинул ему в спину одну за другой две бутылки, обе не разбились и скатились по броне. Но из щели вылетела еще одна бутылка, раскололась, и жидкость из нее пролилась как раз на моторную часть. Если бы там была не вода, а «КС», надо думать, танк загорелся бы.
Застывшие в немом внимании стрелковые роты разом зашевелились, и над ними покатилось раскатистое, неумолкающее, шумливое «ура». Наша взяла!
Шумаков и Искандеров подошли к командиру полка, и Федор доложил по форме, что в учебном бою ими подбит и подожжен один танк.
Искандеров стоял рядом. Мясистый нос его и сморщенный лоб были измазаны в красной глине. Видно, все-таки клюнул в страшную минуту сырую мать-землицу. Винтовка ходила в его руке, он дрожал, но не от холода. И когда майор спросил его: « А вы что скажете, Искандеров?», впервые назвав его по фамилии, он ответил, утирая голой ладонью нос:
-Д-жарко! – и показал пальцами на Федора: - Батыр. Потомок пророка! А?.. Мой старый брат, - сказал он, хотя Федор был на десяток лет моложе его.
«Полк, становись! – скомандовал майор. - Смирно! Только что получено сообщение: сегодня, в честь двадцать четвертой годовщины Октябрьской революции, в Москве, на Красной площади, прошел военный парад! На трибуне Мавзолея парад принимал товарищ Сталин! Ура, товарищи!»
Раскатистое «ура» прокатилось над строем полка.
« Поздравляю вам с праздником, товарищи бойцы! Полчаса отдыха и продолжаем тренировки! Разойтись! Искандеров! Где вы там? Флейта цела?»
Искандеров огляделся недоверчиво, крякнул и полез под шинель, за пазуху. Вынул флейту, расправил усы, приложил ее к губам и, под общий смех, притоптывая на месте, заиграл: фи-ти-пи…фи-ти-пи…фи-ти-пи…пип-пи…пип-пи…пи п-пи-пи-пи-пи!
К командиру полка пододвинулся начальник штаба:
-Товарищ майор, из Особого отдела штадива запрашивали, так ли, что в полку осужденный, и как его звать…
-Не знаю, не знаю, - проговорил командир полка, мельком взглянув на Барабохина. – Это не моя забота. Пусть ищут, запрашивают Ташкент, если им не терпится, как им положено.
-Требуют доложить, товарищ майор.
-А я вам докладываю, начальник штаба, что ко мне по таким делам – после боя. Понимаете, вы русский язык? – сказал командир полка и повторил со спокойной холодной властностью командира, с хитринкой и упорством крепкого хозяина: - По-сле бо-я!
Copyright: Евген Навлянски, 2013
Свидетельство о публикации №299843
ДАТА ПУБЛИКАЦИИ: 20.03.2013 12:08

Зарегистрируйтесь, чтобы оставить рецензию или проголосовать.

Рецензии
Михаил Игоревич Петухов[ 22.12.2013 ]
   Рассказ действительно, хороший. Война, как в кузнечном горне, сплавила народы Союза, в огне растопились и отошли как шлак различия религиозные, образовательные, культурные, и классовые. Народ стал единым, живущим одной целью - победить врага.
   Геннадий! конечно всё грамотно выстроено, и финал сильный. Я вспоминаю, как "обкатывали&quo­t;­ танками нас. Никто не стал бы возиться с окопами, вырытыми руками. Да и земля, почти песок. Поэтому на танкодроме было несколько десятков стационарных БЕТОННЫХ окопов-ячеек, в которых и сидели мы. По одному. И гранаты (бутылок не было! не 41 год...) были имитацией, сходные с настоящими только по размеру и весу. А вот ощущения... Всё в комплексе и медленно надавигающийся танк, и дрожание земли, скорее всего вибрация на уровне инфразвука, когда все это ближе, ближе... И начинает раскалываться голова, и ты застываешь от ужаса. А потом, вместо неба чёрная броня. И кажется всё! ты умер. А потом танк проскакивает дальше, снова над головой небо. И многие забывают бросить "гранату" вслед проскочившему над тобой танку. И видишь, с какой скорость он о
   движется ОТ тебя...
   Геннадий! Зачем эта игра в "Навлянски"­;?­ Почему не под своим именем?
   Неужели тебе стыдно таких произведений?

Устав, Положения, документы для приема
Билеты МСП
Форум для членов МСП
Состав МСП
"Новый Современник"
Планета Рать
Региональные отделения МСП
"Новый Современник"
Литературные объединения МСП
"Новый Современник"
Льготы для членов МСП
"Новый Современник"
Реквизиты и способы оплаты по МСП, издательству и порталу
Организация конкурсов и рейтинги
Литературные объединения
Литературные организации и проекты по регионам России

Как стать автором книги всего за 100 слов
Положение о проекте
Общий форум проекта