Книги с автографами Михаила Задорнова и Игоря Губермана
Подарки в багодарность за взносы на приобретение новой программы портала











Главная    Новости и объявления    Круглый стол    Лента рецензий    Ленты форумов    Обзоры и итоги конкурсов    Диалоги, дискуссии, обсуждения    Презентации книг    Cправочник писателей    Наши писатели: информация к размышлению    Избранные произведения    Литобъединения и союзы писателей    Литературные салоны, гостинные, студии, кафе    Kонкурсы и премии    Проекты критики    Новости Литературной сети    Журналы    Издательские проекты    Издать книгу   
Главный вопрос на сегодня
О новой программе для нашего портала.
Буфет. Истории
за нашим столом
1 июня - международный день защиты детей.
Лучшие рассказчики
в нашем Буфете
Конкурсы на призы Литературного фонда имени Сергея Есенина
Литературный конкурс "Рассвет"
Английский Клуб
Положение о Клубе
Зал Прозы
Зал Поэзии
Английская дуэль
Вход для авторов
Логин:
Пароль:
Запомнить меня
Забыли пароль?
Сделать стартовой
Добавить в избранное
Наши авторы
Знакомьтесь: нашего полку прибыло!
Первые шаги на портале
Правила портала
Размышления
о литературном труде
Новости и объявления
Блиц-конкурсы
Тема недели
Диалоги, дискуссии, обсуждения
С днем рождения!
Клуб мудрецов
Наши Бенефисы
Книга предложений
Писатели России
Центральный ФО
Москва и область
Рязанская область
Липецкая область
Тамбовская область
Белгородская область
Курская область
Ивановская область
Ярославская область
Калужская область
Воронежская область
Костромская область
Тверская область
Оровская область
Смоленская область
Тульская область
Северо-Западный ФО
Санкт-Петербург и Ленинградская область
Мурманская область
Архангельская область
Калининградская область
Республика Карелия
Вологодская область
Псковская область
Новгородская область
Приволжский ФО
Cаратовская область
Cамарская область
Республика Мордовия
Республика Татарстан
Республика Удмуртия
Нижегородская область
Ульяновская область
Республика Башкирия
Пермский Край
Оренбурская область
Южный ФО
Ростовская область
Краснодарский край
Волгоградская область
Республика Адыгея
Астраханская область
Город Севастополь
Республика Крым
Донецкая народная республика
Луганская народная республика
Северо-Кавказский ФО
Северная Осетия Алания
Республика Дагестан
Ставропольский край
Уральский ФО
Cвердловская область
Тюменская область
Челябинская область
Курганская область
Сибирский ФО
Республика Алтай
Алтайcкий край
Республика Хакассия
Красноярский край
Омская область
Кемеровская область
Иркутская область
Новосибирская область
Томская область
Дальневосточный ФО
Магаданская область
Приморский край
Cахалинская область
Писатели Зарубежья
Писатели Украины
Писатели Белоруссии
Писатели Молдавии
Писатели Азербайджана
Писатели Казахстана
Писатели Узбекистана
Писатели Германии
Писатели Франции
Писатели Болгарии
Писатели Испании
Писатели Литвы
Писатели Латвии
Писатели Финляндии
Писатели Израиля
Писатели США
Писатели Канады
Положение о баллах как условных расчетных единицах
Реклама

логотип оплаты

Конструктор визуальных новелл.
Произведение
Жанр: РассказАвтор: Лиза Яровая
Объем: 19872 [ символов ]
Мое настоящее имя
Я нередко задумывалась – кто же я на самом деле? Ну, понятное дело, дочь и внучка, мать, профессионал, неумеха, умница-красавица, идиотка и дурнушка, каких поискать… Да мало ли кто я еще – в зависимости от настроения, освещения, времени года, оценки окружающих и прочих сложившихся обстоятельств. Но почему всегда не оставляло чувство, что все это не то, все это лишь определения какой-то части меня? Незначительной части.
 
И только со временем пришло понимание. Все просто. Я – Иван. Иван, родства не помнящий. И мой пол тут не имеет значения. И не важно, что имя мое по паспорту – Елизавета. Все это ничего не значит. Иван – он и есть Иван. Независимо от пола, имени, расы, религии и чего угодно там еще.
 
Кое-какие обрывки воспоминаний все же греют мою беспамятную душу. Но они разрозненны и искажены – временем, фантазиями и теми трюками, которые проделывает зловредная память со своим носителем. И я постоянно и тщетно пытаюсь что-то вспомнить, что-то для меня сверхважное, но, несмотря на это, неуловимое. И я заведомо обречена на провал. Ведь вспомнить то, чего не знал – задача не из легких. А, не решив ее, не превратиться мне из Ивана, родства не помнящего, в меня, настоящую.
 
Я начинаю обратный отсчет и попадаю в конец 60-ых, в свое детство. И вижу своего деда – Павла Ивановича. Кажется, даже помню его. Или помню тот образ, который сохранен благодаря фотографиям? Красивый, стройный, в строгой военной форме. Точно знаю – жизнь его не была веселой и легкой. В гражданскую он сражался в Красной армии под командованием Щорса. Или, всё-таки, Буденного? Ну вот, и это уже не помню. А ведь он мне рассказывал! Во Вторую мировую – на Маньчжурском фронте. Домой вернулся офицером, в орденах и медалях, целый и невредимый. Получил высшее образование.
 
Жили мы в неблагоустроенном доме. Мороз – за сорок. У меня на улице глаза мерзли и ноги в валенках промерзали. А он такими бесконечными зимами рубил на морозе дрова, покуривая самокрутку. Думаю, эта привычка его и подвела – умер дед от рака легких. А в моей памяти до сих пор остался морозный запах свежих опилок и поднимавшегося ввысь дыма из труб над крышами.
 
Дед по нескольку раз в день ходил на колонку за водой. А летом уходил на пару дней в тайгу – за ягодой или грибами. И обязательно приносил желанный гостинец - хлеб «от зайчика». И я любила этого таинственного зайца, который всегда помнил обо мне и передавал угощение. Дед не мог и минуты провести в праздности. Он мастерил кормушки в палисаднике, чтобы зимой подкормить синиц. Сколачивал мне в школу какие-то скамеечки, подметал в палисаднике осенние листья, а летом поливал в нем кусты и деревья. Совсем старенький, дед работал садовником, на городской площади поливал и подстригал кусты.
 
Помню, как бабушка потихоньку высказывала ему недовольство тем, что он, фронтовик, бывший руководитель, не может куда-то там сходить и «похлопотать» насчет квартиры, чтобы быстрее её получить. В те времена многое решалась таким способом. Видимо, дед был не из тех, кто мог что-то для себя «выхлопотать» в обход других. Ведь в то время чуть ли не каждый, наверное, второй, был фронтовиком, а каждый первый – тружеником тыла.
 
Дед родился в Полтавской губернии. Когда-то, ребенком, я просила его сказать что-нибудь по-украински. И весело смеялась забавным, на мой взгляд, словам. А когда я просила его спеть, он пел свою любимую печальную песню про черного ворона – «Черный ворон, что ты вьёшься Над моею головой? Ты добычи не добьешься, Черный ворон, я – не твой». Меня поражало, сколько чувства было в этой нехитрой песне.
 
Как моя семья оказалась в Забайкалье – отдельная история, которая чуть-чуть прояснилась только сейчас, после получения ответа из Госархива. С детства я знала, что дед с семьей жил в усадьбе с садом в Саратовской области. Свое подсобное хозяйство позволяло большой семье жить, не испытывая особых трудностей. В какой-то не самый прекрасный момент, уже в послевоенное время, его вызвали в партком и потребовали сдать партбилет, что для того периода было равносильно гражданской казни. Причем не только для «лишенца», но и для всей его семьи.
 
Тогда деда чуть не причислили к врагам народа. Вроде бы потому, что когда-то, юнцом совсем, служил он в царской армии. Потом начальство разобралось, партбилет деду вернули. А он, чтобы не испытывать судьбу, оставил все и рванул с семьей в Забайкалье. Где когда-то он воевал вместе со старшим сыном Николаем, освобождая Маньчжурию от японцев.
 
В Чите его семье предоставили для проживания квартиру в деревянном, зимами промерзающем насквозь, бараке. Одно из ярких воспоминаний моего раннего детства – лед на полу и по низу стен в углах комнаты и две печи, которые, пожирая несчетно дров, почему-то не хотели ответить взаимностью и согреть небольшую двухкомнатную квартирку. А еще помню толстые слои узорчатого льда на окнах, в которых я пыталась «продышать» маленькое окошко, чтобы посмотреть на улицу.
 
Спасая домочадцев от холода, дедушка шил для всего семейства знатные тапочки из овчины, которые назывались забавным словом «чуни». В Забайкалье, кстати, такие тапки, только расшитые бисером и тесьмой, и сейчас шьют буряты.
Днем мы с сестрой сидели на остывающей печи, на расстеленном полушубке – играли, читали. Забавно, но речь идет не о глухой таежной деревне. Такие дома были в столице Забайкалья – Чите. Хотя, почему – были? Та группа бараков, включая и наш дом, была определена под снос еще в конце шестидесятых. В восьмидесятые их «облагородили», обнеся высокими завалинками, оббив вагонкой. И стоят эти чудеса архитектуры и по сей день. Все с теми же «коммунальными удобствами» во дворе.
 
Не так давно открылась и причина, по которой наша семья оказалась в столь суровом и краю. Как выяснилось из письма Госархива, родные братья Павла Ивановича служили в Белой армии. Нужны ли еще причины, по которым семья стремительно променяла обустроенный быт и мягкий климат на нечто прямо противоположное?
 
Дед умер, когда мне было девять лет. До этого – год тяжело болел, не вставая с постели. И я мало что знаю о нем. Знаю только, каким достойным человеком он был – честным, умным, трудолюбивым. Он вырастил достойными людьми шестерых детей, дал им образование. Павел Иванович был удивительно надежным – и для своей семьи, и для страны. Он был Настоящим Человеком. Одно непростительно и непоправимо плохо. Я ничего не знаю о нем. Не знаю его родителей, мне неизвестно, какие ценности проповедовались в его семье. Не знаю, какой трудный жизненный путь он прошел, во что верил и к чему стремился. Я отчаянно не знаю ни-че-го! И никогда уже не узнаю.
 
Итак, о своих ближайших предках мне известна только самая общая информация. Мне известно, что дед – из украинских батраков, вырос сиротой. Как раньше говорилось в подобных случаях – если бы не Советская власть, так батраком бы и помер.
 
Но вот если с дедом все более-менее ясно, то с бабушкой – Елизаветой Константиновной, история приобретает, как говаривал Павел Иванович, совсем другой коленкор.
 
Не могу сказать, что о ней мне совсем ничего не известно. Ну, во-первых, после развода моих родителей мама со мной, трехлеткой, и моей младшей сестрой, вернулась в их дом. В тот самый барак со звенящими ото льда углами и полудохлыми печами. Во-вторых, после смерти мамы моим воспитанием с восьми лет занялись бабушка и дед.
 
И не в том дело, что меня не интересовали мои близкие. Еще как интересовали! Особенно – бабушкино детство. Хотя бы потому, что я смотрела на нее, и никак не могла представить, что бабушка раньше была маленькой девочкой. Я не могла принять эту мысль. Как не могла в свои шесть-семь лет представить бабушкой себя. Я отчаянно не хотела становиться бабушкой. Поэтому и приставала к ней в надежде узнать, в чем же кроется страшная тайна такого превращения.
 
Я, в отличие от большинства своих одноклассников, не могла рассказать, кто были мои прабабушки и прадеды, поскольку не получала на свои вопросы никаких ответов. Для меня бабушка словно взялась откуда-то сама по себе и всегда была именно такой, какой я ее знала.
 
Мне было известно, что, что бабушка - полька по национальности. Сирота. И у нее, оказывается, был отец. Он был из чиновников. Но, поскольку, бабушка не терпела праздного любопытства, выяснить подробности мне не было суждено.
 
Бабушка избегала рассказов о своей жизни и чаще всего в ответ на расспросы отправляла меня поиграть или почитать. Или парировала мои приставания своей обычной загадочной фразой: «Вырастешь, Саша, узнаешь». Ну, кто такая Саша, и что она должна узнать, мне стало ясно, когда в школе проходили Некрасова. Но это мне никак не позволило выяснить, была ли на самом деле моя бабушка когда-то маленькой девочкой. И почему она превратилась в бабушку. Зато навсегда осталось со мной почти невесомое ощущение того, что почему-то нельзя этим интересоваться.
 
Моя детская жизнь существовала словно параллельно жизни взрослых. Обо мне заботились, следили, чтобы я чем-то была занята, но никогда не посвящали в свою жизнь. Меня удивляло, как бабушка с негодованием что-то бормотала себе под нос, когда выступали партийные лидеры, и даже от меня – дошкольницы, не могло утаиться ее презрение к оптимистичным коммунистическим лозунгам, звучащим по радио. Тем более, что мне она ничего не поясняла. Теперь я точно знаю – она просто боялась. Боялась, что несмышленыш, каким я тогда была, услышав дома какую-нибудь крамолу, ляпнет об этом, где не следует. А меня она знала как облупленную.
 
Когда мне было года четыре-пять, бабушка поехала со мной к старшей дочери в Калининград. Зашли мы на почту. А там, как и положено, висел огромный портрет вечно живого Ленина. Я уже тогда была политически подкованной, и как любой советский ребенок, знала, что Ленин был хорошим, почти что моим дедушкой. И знала, что его убила Каплан. А если бы не она, я бы уже жила при коммунизме. Это когда денег не нужно. Просто заходишь в магазин, и берешь любую игрушку, или конфету, какую хочешь. В общем, эта самая Каплан лишила меня такого счастливого детства.
 
Пока бабуля что-то там оформляла, я не смогла смолчать и заявила: «Это дедушка Ленин, да? А что, его жидовка Каплан убила, да?». Бабушка попыталась сделать вид, что ничего не слышала, но в этом была ее стратегическая ошибка. Во второй раз я повторила это еще четче и громче. Думаю, меня хорошо слышали все присутствующие. Бабушка быстро свернула свои дела и выскочила на улицу. Потом долго мне внушала, что так говорить нельзя, нет такого слова - «жидовка».
 
По моим детским ощущениям, бабушка не очень жаловала советскую действительность, необходимость ходить в стаде и думать строем. Я кожей ощущала её презрение, а подчас и ненависть к каким-то вещам вне стен нашего дома. Но причин этого совершенно не понимала. Тем более что мамой мне прививались советские ценности. Трудно сейчас это представить, но у мамы, работавшей следователем, на стене висел небольшой портрет Феликса Дзержинского, заключенный в паспарту. Не в рабочем кабинете, а дома! Вы может себе представить, чтобы сейчас дома у кого-нибудь был портрет, например, Колокольцева? Вам, кстати, известно, кто это? А тогда это не казалось мне чем-то удивительным и органично вписывалось в наш быт.
 
Я была натуральным продуктом советской эпохи. Искренне верила в октябрятские и пионерские лозунги и в грядущую победу коммунизма, относя бабушкину неприязнь на счет ее возраста. Думала, что в силу этого обстоятельства она просто чего-то не понимает. Я была уверена, что придет время, и она изменит свои взгляды.
Но ничего такого не происходило. Ее жизнь для меня была словно скрыта в тумане.
 
Она родилась в 1905 году. Сирота и маму свою не помнила. Из семьи служащего. Ну, обучалась какое-то время в институте благородных девиц. Не закончила по случаю революции. Впрочем, об этом факте упоминалось не охотно, и не ею. Ну, работала телефонисткой. Образование не получила. Сначала – революция. Потом – гражданская война. А еще - разруха, большая семья, дети, Великая отечественная, опять разруха.
 
Все, вроде бы, просто. Так почему нельзя было рассказать – кто твои папа и мама? А это разве рассказ об отце, о прадеде – «был чиновником». Интересно, у чиновников в те времена имена и отчества были? Жили они где-то – в доме, в квартире, землянке, в конце концов? Как-то – хорошо, или плохо, относились к своим детям, женам, любили их или ненавидели? Может быть, хоть родители у них были? И какие-то семейные традиции? Или все-таки нет?
 
На бабушкино счастье и свое горе, я по малолетству не видела в таком кратеньком ответе – «чиновник», отсутствие логики, да и воспитана была так, что не смела настаивать на ответах. Но ведь странно все это. Ну, я вот мало знаю своего отца. Разошлись родители, когда я о себе еще в третьем лице говорила. Но дочери-то своей я рассказала о нем все, что знала.
 
А вот это разве не интересно? Обычная дочь рядового чиновника, не получившая образования. И при этом – прекрасно разбирающаяся в классической литературе, с грамотной речью. Она не переносила, когда кто-то искажал русскую речь, неправильно ставил ударения, или неуместно употреблял слова. Особенно не терпела забайкальские диалектизмы вроде «броится», «ись», «ризетка», или обычное для Забайкалья «кого» вместо «что». И от нас требовала говорить правильно. Хотя некоторые слова она упорно произносила так, как они произносились еще во времена Пушкина – вместо «зал» она говорила «зала», вместо «они» - «оне». Ее любимым отдыхом было чтение классики.
 
По большим праздникам к нам приглашались гости. Бабушка заранее что-то готовила. Расстилая накрахмаленную скатерть, подсказывала моей маме, как расставлять столовые приборы, какие блюда и вина когда и как подавать. И ничего, что в магазинах было скудно. Это не мешало бабушке накрывать стол со вкусом, так красиво, что я со страхом думала о предстоящем взрослении. Потому что знала - мне никогда не научиться так изысканно сервировать стол. И если я приглашу гостей, то просто опозорюсь. Я, кстати, так этому и не научилась.
 
Благодаря бабушке я жила в уверенности, что ребенок должен знать свое место. Когда к нам приходили взрослые (посторонние люди), от меня требовалось уйти в другую комнату и не показываться, если не позовут. Мне внушалось, что неприлично обращаться к посторонним «дядя» и «тетя», если ты действительно не их племянница. Только по имени-отчеству. Неприлично лезть с разговорами и вопросами к старшим, пока тебя не спросят. Сидеть требовалось прямо, положив «ручки на коленочки», как «приличная девочка».
 
В семье вообще все четко разграничивалось на «прилично» и «неприлично». А еще бабушка запрещала играть во дворе с соседскими ребятишками – детьми пьяниц и уголовников. Не дай бог, «нахватаюсь» чего-нибудь не того. Кстати, микрорайон, где расположены те бараки, тогда назывался «Горбойня». Не знаю, как получилось, но в бараках, в-основном, жили именно пившие и сидевшие граждане. Справедливо ли такое отношение к их детям – вопрос, думаю, спорный. Но бабушка придерживалась мысли, что яблоко от яблоньки... Она говорила, что мы должны быть так воспитаны, чтобы в «приличном обществе» за нас не было стыдно. Она будто не хотела замечать, как изменились времена. И что так детей уже давно не воспитывают.
 
А как не вспомнить заботу бабушки о моей нравственности! Когда я училась в школе, самыми «неприличными» эпизодами, которые можно было наблюдать на телеэкране, были поцелуи. Сколько раз, увидев, что герои фильма начинают целоваться, бабушка, с трудом ходившая из-за ревматизма суставов, лихо вскакивала и неслась к телевизору, чтобы его вырубить. Чтобы не терять времени, бабушка просто вырывала вилку из розетки. И ничего, что я училась уже в восьмом классе!
 
В первом или втором классе я читала все, на чем был нанесен шрифт. Попавшейся мне под руку книгой «Домоводство» я тоже зачиталась. Меня интересовало все – как пеленать младенцев, варить борщ, разводить кроликов. Но бабушка, поздно спохватившись, что я читаю что-то не то, пришла в ужас. Я помню, как она шепотом это обсуждала с мамой. Разумеется, это было ужасно – ребенок не должен знать, как размножаются кролики! Я к тому времени уже знала, что меня купили в магазине. А тут – такое! Взяв в руки эту книгу в очередной раз, я обнаружила, что про кроликов в ней уже ничего нет. Бабушка не дрогнувшей рукой безжалостно уничтожила это непотребство.
 
Не знаю, когда у нас появился телевизор. Думаю, ближе к середине шестидесятых. Но с тех пор, как я себя помню, он у нас был. Тогда это была еще редкость. В наших бараках мы были первыми, кто обзавелся этим чудом. С тяжеленным, громко жужжащим стабилизатором.
 
Наверное, тогда же у нас появился холодильник, на белой дверце которого были металлические буквы - «Кузбасс». Затем в кредит мама приобрела стиральную машину. Вряд ли машина намного облегчала быт. Ведь для стирки приходилось натаскать воду из колонки, нагреть ее на печи, а после стирки вынести грязную воду. Кроме того, чтобы белье оставалось белым, его еще и кипятить приходилось. И так – каждую неделю.
 
Что меня по-настоящему удивляет и восхищает, так это - потрясающая надежность советских бытовых приборов. Неказистый внешний вид не мешал им честно служить даже не годы, а десятки лет. Например, после приобретения нового холодильника и телевизора их предшественников, купленных в шестидесятых, забрал в свою воинскую часть муж моей тети. Тогда этим вещам было около двадцати лет, но они продолжали работать.
 
У меня дома сохранилась ручная швейная машина, чугунная, на деревянной поставке. Она одного возраста со мной и до сих пор исправно работает. Бабушка шила на ней все, от пижам до пальто. Она выписывала из Риги журналы мод (было даже издание специально для детей). И шила по выкройкам удивительные вещи. Чаще всего, перешивая что-то из маминой одежды. Ее умение шить было очень важно, ведь тогда даже колгот еще не было.
 
Их заменяла сложная конструкция, для которой бабушка шила из фланели нам, детям, оригинальную деталь туалета – что-то среднее между лифчиком и коротенькой маечкой с застежкой на спинке. Спереди пришивались две пуговицы. К каждой пристегивался «пажик» - широкая резинка со специальным зажимом на свободном конце, к которому крепился чулок. Постепенно жизнь становилась становилась проще. К первому классу у меня появились колготки, присланные тетушкой.
 
С раннего детства я нередко слышала разговоры взрослых о породе. Но не лошадей, собак, а людей. И это не казалось мне чем-то странным, хотя со сверстниками я воздерживалась упоминать об этом. Это понятие было мне привычно благодаря книгам, где описывалась «породистая» внешность, или «породистый» нос. И принимала как должное, что кто-то из родственников пошел не в нашу, «яровинскую», породу. Впрочем, я не прошла бабушкиных стандартов и мне было отказано в принадлежности к ее «породе», поскольку очень походила на своего отца. А его бабушка, мягко говоря, недолюбливала.
Позднее я поняла, что под «породой» бабушка имела в виду не просто «род», а какие-то качества, связанные с происхождением. Парадокс же заключался в том, что придавая большое значение происхождению, бабушка не сочла возможным посвятить меня в мое собственное, рассказав о своих родителях, бабушках, дедушках и других родственниках.
 
А в моем старом-престаром альбоме сохранилась фотография родного брата бабушки – Сергея Константиновича. Он служил в Белой армии, офицером. Нет, о нем бабушка ничего не рассказывала. Только фото в альбоме хранила. Фото было сделано, когда он приезжал в Читу, но что-то там не заладилось, и бабушка его отправила обратно. Приезжал! А, значит, вопреки всему, выжил, и это радует. И есть, наверное, у него дети и внуки. Надеюсь, что есть. Хотя я никогда о них не узнаю.
 
Зато теперь я понимаю, почему живу, словно не чувствуя почву под ногами. Как ощутить то, чего лишился, не успев обрести? Скупая справка из Госархива – всего лишь жалкая попытка забыть, что мое настоящее имя – Иван, родства не помнящий.
Copyright: Лиза Яровая, 2013
Свидетельство о публикации №301270
ДАТА ПУБЛИКАЦИИ: 01.04.2013 01:54

Зарегистрируйтесь, чтобы оставить рецензию или проголосовать.

Рецензии
Кондратьев Николай[ 18.05.2013 ]
   Замечательный рассказ, прочитал с удовольствием. И тема очень важная. Дальнейших успехов.

Устав, Положения, документы для приема
Билеты МСП
Форум для членов МСП
Состав МСП
"Новый Современник"
Планета Рать
Региональные отделения МСП
"Новый Современник"
Литературные объединения МСП
"Новый Современник"
Льготы для членов МСП
"Новый Современник"
Реквизиты и способы оплаты по МСП, издательству и порталу
Организация конкурсов и рейтинги
Литературные объединения
Литературные организации и проекты по регионам России

Как стать автором книги всего за 100 слов
Положение о проекте
Общий форум проекта