Про страсти по блату В последнем слове в камеру хотел он, гефилте фиш, бульон и расстегай. Чтоб зек любой не хапал его тело, ну, и на идиш, говорящий попугай. А вдруг он птице, по утрам моргая, на волю выйдет раньше попугая! Про смертельный диагноз – романтик Деньги шелестят ведь под ногами! Не ленись, принюхайся, как псина! Но лоху с ветвистыми рогами, хочется подснежник средь хамсина! Вот таким когда-то на каталке, вспомнятся московские фиалки! Про писателя Вот убьют и кофе не допито, остывать начнет в простом аду. -Жаль писатель,- упрекнете вы то,- не был там, где стряпали беду! Заклеймил бы зло он речью злою. Хватит, мол, крошить этот тротил! Укротил бы вражью паранойю, добродушно бесов бы простил. Что ж теперь рядить, гадать вдогонку, вешать на Всевышнего собак! Бар свернулся в черную воронку. Дело кончено, которое - табак! И смешались строчки из блокнота, их водой пожарный покропил, с кровью всё того же обормота, ну, писателя, что кофе не допил. Про недописанную Тору Чего бы хотелось прочесть, желанного самого в Торе? Конечно, там многое есть, чего не прочтешь на заборе. Там кодекс для веры - сполна! А в мире, что веры дороже? Трепещет пускай сатана! И все же, и всё же, и всё же! Охота там жить, где покой, любовь, где от дома до Нила. Но, видно, для Торы такой, закончились чьи-то чернила! Тебе Задираю в небо голову, столько звезд! Как будто слёт. Ах, как это будет здорово! Из Казани самолет! Ну, скажи, что сокровенного, между нами столько лет! Радость необыкновенная, и погод нелетных нет! Самолет поет не нотами: «Боже, только б не упасть!» Чередуются прилетами, страсть, обида, снова страсть! ....Научиться б жить без проводов! Покурил, махнул рукой. У любви итак без доводов, рейс коротенький такой! Про страсти по блату В последнем слове в камеру хотел он, гефилте фиш, бульон и расстегай. Чтоб зек любой не хапал его тело, ну, и на идиш, говорящий попугай. А вдруг он птице, по утрам моргая, на волю выйдет раньше попугая! Про обетованную ещё раз Весь в крови, весь забинтован, выдох Лева: «Мать нехай! Не, не сильно обетован, этот ваш еврейский край». И хоть Левушка не вьехал что за край, как вечный жид. Но в краю, что послан богом он, как миленький лежит. То ли бог такой беспечный, то ли Лев не очень вечный. * * * Мне сразу враз убить охота! Душил своими бы руками, лоха, придурка, идиота, в кроссовках с красными шнурками. Памяти композитора Джеймс Ласта И в реках вспять не потекала вода, когда внезапно взгляд его потух. Куда ж теперь пойдут его стада, когда не одиноким стал пастух? С ним нынче грозовые небеса, мелодию услышав музыканта, споют с ним тему «Грусть» на голоса, встречая композитора и франта. Что ж! Раз пастух ушёл, давай тогда, нальем себе! И все себе налейте! Застынет лес, замрут его стада…. Играй же Джеймс. Пастух играй на флейте. * * * Себя, как родину любил, светло и беззаветно. Конечно, он нарциссом был, весьма для всех заметно. Хвала тебе, ночной карниз! Хвала за простоту! На нём любил себя нарцисс, но больше высоту! …Не дать блядям стекляшкой чтоб, попсой украсить гардероб! Про пенсионерку Бабу Ягу За ворожбою, гаданьем, за сплетнями и за наветами, за играми в карты - бура, проферанс и очко, подкралась к старухе Яге ненавистная старость с клозетами, диета противная - брюква,творог, молочко. И вот есть старуха, что пенсию ждет, как прозрение! В фейсбуке всё пялится, смотрится в собственный чат. С потомками, с внуками –полный атас и крушение! А ей так хотелось трех внуков и девять внучат! Вдруг к вечеру сахар подскочит, подскочит давление, и в ступе внезапно зашкалит Чернобыльский фон! Не старость страшна ей! Гнетет её душу забвение. Ей некому даже купить на прощанье айфон! С треногой избы переехала в город Мытищи, теперь вечера подмосковные, воздух, уют. Однако уют она мочит слезами до тыщи, да письма строчит бесконечные в детский приют. Но нету ответа. Сиди целый день у газона, как тополь с Плющихи. Москве же укором торчи! Сдала бы посуду. Так нет даже в этом резона, посуда и та вся идёт на анализ мочи. И утром когда просыпается весь мегаполис, и солнце на небе встает как во рту леденец, старуха с метлою всё молится, крестится в пояс, соседи вздыхают: «У сказки хреновый конец». * * * Плеснуть в шабат сейчас себе немного виски, нутром почуять нарастающую дрожь. Проем дверной, как этот дом чужой и низкий, привык всегда здесь слушать истину и ложь. * * * Ничьим словам я не придумаю погоста, как этим строчкам не придумаю цены. Как это в сущности легко всегда и просто, настольной лампой заслониться от луны. Есть много правд. Они стоят, как обелиски, или, как ржавые у пирса катера. Вот пес случайный тоже пьет со мной , но с миски, а стало быть, эт сетера, эт сетера… * * * | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
