Орёл получился красивым, он был сильно похож на настоящего - деревянные крылья разведены в стороны, словно птица расправила их, приготовившись взлететь, горделивый посад головы с большим клювом, чётко прорезана буквально каждая деталь тела, каждое пёрышко. Смотреть на поделку, пахнущую лаком и древесиной, хотелось до бесконечности, потому что вид птицы вызывал в душе самые радостные и обнадёживающие эмоции. Хотелось самому превратиться в такого вот орла и умчаться в небо, чтобы уже оттуда безмятежно и насмешливо наблюдать за бренной жизнью, идущей где-то внизу, и суетливо копошащимися людишками, и наслаждаться всеми возможными прелестями полёта. Уж там-то, в небе, должно быть, нет всей этой надоевшей мирской рутины и серости, нет вечной спешки и неудовлетворённости, а есть одна лишь романтика странствий и приключений, есть красота пейзажей и великое ощущение полной свободы и независимости от всего сущего. ТАМ есть простор и воля!..

- Неплохо, - задумчиво произнёс майор Хохлов, начальник деревообрабатывающего участка, внимательно разглядывая орла. - Как живой.

- Ну так… - Осуждённый Гусев усмехнулся, хитровато прищурив свои карие глаза. - Орёл - птица гордая, высоко летает. Тут нужен душевный подход.

- Символ свободы. - Майор кивнул, давая понять, что ему вполне ясен сокрытый в сувенире смысл.

- В известной степени, - иронично заметил «зек».

- И сколько же тебе ещё до свободы ждать?

- Ну… что-то около семи лет. Если не скинут.

- Скинут, - уверенно сказал Хохлов, отхлебнув из кружки с перемотанной изолентой ручкой крепкий, горячий чай. - Сейчас это легко делается. Всеобщий гуманизм. Не то, что раньше…

- Будем надеяться и орлов резать помаленьку.

- Да, большая получится стая, - философски заключил майор, покачав головой, покрытой ранней сединой. - Я когда на Байконуре служил, много орлов повидал. Они там постоянно летали, особенно после стартов ракет. Теперь вот буду на твоих смотреть. Жаль только, что они летать не умеют.

- Смотрите, гражданин начальник, мне не жалко.

- Ещё бы. - Хохлов наигранно улыбнулся.

В кабинет вошёл бригадир с журналом сменных заданий и положил его на стол. - Все расписаны, Юрьич. Порядок.

- Это хорошо, порядок нужен во всём. - Майор пересчитал подписи своих рабочих. - Двадцать восемь оболтусов. Вроде бы все. Ты, Миша, выдай сувенирщикам берёзы и бука из закромов Родины, а за лаком и морилкой пусть ко мне подходят.

- Будет сделано, босс. - Бригадир дурашливо козырнул под зимнюю шапку и вышел обратно на участок.

Сделав ещё пару глотков, Хохлов встал и бережно водрузил орла на шкаф так, чтобы он сразу бросался в глаза входящим в кабинет, затем вернулся в своё массивное дубовое кресло, чем-то напоминающее трон (возможно, из-за большой резной короны, украшающей спинку кресла), и оттуда вновь принялся разглядывать сувенир. А гордая птица бесстрастно, пожалуй, даже с лёгким пренебрежением, взирала сверху своими красными бусинками глаз на сотрудника исправительной колонии и его подопечного, сотворившего такое чудо. Казалось, орёл не может понять, что делают здесь, в этом мрачном месте, именуемом ЗОНОЙ, эти странные люди - один в зелёной форме, а другой в чёрной «зековской» робе. Почему они находятся в этом угрюмом мирке, окружённом заборами с колючей проволокой и вышками с часовыми?..

Майор перевёл взгляд на осуждённого. - С тебя, минимум, орёл в месяц. Идёт?

- Если очень постараться, то можно и по два резать. Был бы стимул.

- Вот и отлично. Стимул будет. Я тебе выделю ставочку, и дерзай. И тебе в радость, и мне хорошо. Начальство любит всякие подарки и сувениры. Будут разлетаться твои орлы только так. Не хуже настоящих…

Через открытое маленькое окно под потолком в кабинет ворвался вой «пиона» на охранном периметре. Майор замолчал, прислушиваясь, словно пытался определить, чем вызвана сработка.

- Юрьич, а можно мне в ночь выходить? У меня ночью как-то лучше получается. Сидишь, «купчик» пьёшь, музыку слушаешь и режешь. Словно бы Муза посещает.

Хохлов усмехнулся. - Муза деревянно-резных искусств? Хорошо, я попробую тебя записать в ночную смену. Думаю, ради таких орлов стоит. У тебя как там с операми и режимниками, заморочек нет никаких?

Гусев пожал плечами. - Да, вроде бы, всё нормально. Я режим не нарушаю и не игровой, а «косяки» стараюсь не делать, кое-какие мозги имею.

- Ну тогда, думаю, проблем с ночной сменой не будет.

- Мы люди тихие. - Осуждённый улыбнулся, отчего стал сильно похож на хитрого лиса - такой же рыжий и плутоватый на вид.

- Ага, знаем мы вас, тихих. - Сидишь-то за мокруху? То-то. Небось, по живому резанул слегонца?

Хохлов вроде бы шутил, но в то же время в его взгляде появились суровость и осуждение. Этот взгляд был выработан за годы работы в колонии, и каждый бывалый «зек» прекрасно понимал значение и подоплёку такого «ментовского» взгляда. Когда этот ВЗГЛЯД возникал, то лучше было приумолкнуть и стараться правильно подбирать слова и фразы.

Гусев, видимо, тоже неплохо разбирался во взглядах «начальников», потому что он сразу как-то немного сник и теперь больше напоминал нашкодившего школяра. Впрочем, подобный вид так же являлся хорошо отрепетированной ролью в жестоком спектакле под названием «Лагерная жизнь». Оно и было понятно, ведь режиссёром в таких трагикомедиях обычно является сама ЗОНА, и здесь любые огрехи в «игре» могут закончиться для актёров весьма плачевно.

- Да всё из-за водки, - как бы с раскаянием произнёс осуждённый. - Пьяный был, хотя и несильно.

- Ясно. Обычная история. - Майор хмыкнул, допил чай и спрятал в стол кружку. - И зарезал, конечно же, того, с кем пил. Так?

- Ну да. Просто попался третьим какой-то дядька вредный. Точнее, я его знал немного, но позвал его мой приятель. Выпили вместе пузырь, как водится, потом взяли ещё один. А дальше этот… что-то буровить начал. Тут у меня планка и упала. Сначала я просто хотел его утихомирить, но он, гад, драться стал, а дядя был крепкий. В общем, сам не знаю как за нож схватился. Ну и пырнул его.

- И так двенадцать раз подряд, - закончил за него майор, показывая, что прекрасно знаком с личным делом убийцы Гусева. - Из них семь ударов оказались смертельными. Наверное, сильно тебя тот дядька достал.

«Зек» отвёл взгляд в сторону. - Юрьич, ты понимаешь… когда я его пару раз ткнул, он орать начал. А тут ещё кровь брызнула… Короче, переклинило меня наглухо. Вот и бил, пока меня кореш не остановил. Только потом смотрю - дядька совсем готов.

- Ну а в котельную вы его зачем потащили?

Гусев вновь улыбнулся, только на этот раз улыбка его вышла чересчур зловещей. - Да сжечь хотели, чтобы следы замести. А сторож ночной ментов вызвал…

- Понятно. - Хохлов задумчиво посмотрел на осуждённого.

Тот, вероятно, всё же испытывал некоторую неловкость, потому что его руки постоянно меняли своё положение - то оказывались в карманах куртки, то прятались за спину.

- Ладно, иди. Твори своих гордых птиц. - Майор ободряюще подмигнул подчинённому.

Гусев опять продемонстрировал свою плутовскую улыбку, хотя взгляд его в этот момент оставался вполне холодным и серьёзным.

- Во-во, пойду я лучше. - Он вышел и аккуратно прикрыл за собой дверь, а Хохлов ещё какое-то время любовался деревянным орлом.

В кабинет проник шум заработавшего оборудования - циркулярных пил, электрофуганков и токарных станков. Участок зажил своей повседневной жизнью, осуждённые приступили к выполнению сменных заданий. Убийцы, насильники, грабители и воры искупали свои грехи трудом, хотя, конечно же, от этого уже не будет легче их жертвам и потерпевшим.

Майор смотрел на красивого орла, вырезанного руками убийцы и размышлял о том, что Человек, пожалуй, интересное существо. Он может с одинаковой лёгкостью творить как что-то очень хорошее и доброе, так и весьма ужасное и злое. Но почему так? Неужели Природой или Богом именно таким задуман Человек? Или всё чёрное и плохое в людях - это всего лишь побочный эффект эволюции? Да уж, эффектец!..

Хохлов уже много лет наблюдал за «жертвами» такого «эффекта» и всегда поражался, как легко они рассказывали о своих злодеяниях. Убийца Гусев тоже не был исключением. Что ж, пусть его гордые птицы хоть частично облегчат его душу, отягощённую совершённым грехом. А может быть, вырезая орлов, он и задумается серьёзно о том, что жизнь человеку дана вовсе не для того, чтобы напиваться до умопомрачения и кого-нибудь убивать. Жизнь дана совсем для другого…

Майор вздохнул, достал из нижнего ящика стола томик любимой фантастики и погрузился в приятное чтение, отвлекающее от мрачных мыслей и шума деревообрабатывающих станков…

 

Март 2005 года, г. Белгород