Ода нашему времени Мы потеряны, эта местность Ничего не подскажет взгляду, Точно канули в неизвестность Мы в ней честно уснули рядом. Бесконечностей наших малость Растрепалась к утру, как локон, Как металось, как зимовалось В этом обмороке высоком. Вот и зрелость... скажи на милость... Точно в пропасть, собрав манатки, Мы шагнули, как оступились, Как обрушились без оглядки. Навсегда уже было дважды - Там птенцам, угодившим в сети, Ты любовь утолишь, как жажду, Из ладоней своих столетий. * * * Ты – сочинитель. Каждый домысел Исполнен жизни, как аорта. Не говори, что это промысел Сухой чернильницы и черта. Ты сам лелеял этот замысел, И никому уже не вторя, Он поднимается, как занавес, И открывает вдоволь горя, Где страсть не больше междометия В ряду немыслимом событий, Объединяющих столетия, Могильщиков, актеров, зрителей. * * * Мы крадем себе не впрок, Обмирая на свободе, Эта бедность не порок, А болезнь в высоком роде. Не смотри, что жить темно, Ни одной души не видно, Я ручаюсь за одно: Всюду бездна а не дно, И начавшись, будто блажь, Возле сердца без подвоха, Каждый выдох как шантаж, Снова требующий вдоха. * * * Пока нам пело одиночество, Блуждающим в лесу высоком, Боль принимающим, как почести, Смертельную под левым боком, Мы только вторили обмолвкою Листве в неслышимом обвале, И дерева валились в обморок, И воздух ветками хватали. Что ж упрекать певца в чудачестве, Когда он дудку безыскусную, К корням притулившись по-старчески, Уже прижал к губам искусанным... * * * Ты знаешь, я сошел с ума, Шагнул по горло в эту стужу, Как говорила ты сама, Чему свидетелем зима Стеной наружу. Когда рассудок свой верну, Я брошу в воду дань Харону, Не потому что потону, А просто подойду к окну И раму трону. Живи, душа моя, спеши, Судьба и рифма - все не кстати, А были страсть как хороши, И я чиню карандаши И жгу тетради. * * * Такая тьма, как от обиды, Что звезд не надо, Для холода или для вида Довольно взгляда. Не ставь мне в строку эти бредни, Им ближе проза, Где никогда сродни намедни И так же поздно, О чем ни звука, о подруга И недотрога, И это, знаешь, вся разлука На очень долго. Новогодний разъезд Еще трещит огонь в камине, И хвоя плавает в вине, Но в темной дома половине Всё не по мне. Как бы отворена аорта Еще вчера, еще вчера, И никого, и без присмотра Спит детвора. Я сам в жару или угаре Прислушиваюсь у дверей, Смотрю в глазки, листки срываю С календарей... И ты одна великодушно, Как музыка лишая сна, Чему душа еще послушна, Едва слышна. * * * «Милый Августин, вы двулики...» Евгения Райзер Чем с ума тебя свести Может женщина земная? Смейся, бедный Августин, К небу глаз не поднимая. Ты живешь в пустом дому, Ничего себе не значишь, Только что ж ты плачешь, плачешь, Неужели потому, Что сжимая жизнь в горсти, Не дыша и не ревнуя, Ты не женщину земную Любишь, бедный Августин? Поздний разъезд Мы увидимся в том издании, Чьи читатели и предтечи Опускают глаза в изгнании, Задыхаясь в слезах наречий. В этой области опечаленной, Где слетаются к ночи в стаи Птицы памяти, мы нечаянно Жить как-будто и перестали. Лишь друг другу и узнаваемы, Стихотворное поколение, По домам уже не трамваями Уносимое - током времени. * * * Твой дар мелеет, как река, В золе и щелочи, Всего хозяйства что тоска И ключик к полночи. Но если ты не без ума, Не всё ли поровну В какой пропорции сурьма К свинцу и олову? И ты не падаешь в огне, Не гибнешь в Дании, Ты на войне, как на войне, И век в изгнании. * * * Что прочитает по руке Судьба на черной лестнице Для будущей прибереги Проказницы, прелестницы. Пока ж, слоняясь налегке, В стихе и одиночестве, Считай подсечки и смешки, Пиши, спеши, пророчествуй. И Млечный путь стерев с руки, На полдороге к вечности Застрянь в каком-то кабаке, В тоске и неизвестности. Там чаша чорного вина, И в ней еще мерещатся Любовь и пьяная луна, Проказница, кудесница... * * * Осень ангелов, пыль их костров, Столько звезд, что не поделишь на сто, Ни на йоту не уменьшишь числа, Звездочету в высоте ремесла. И, как цифра упорхнувши с листа, Покатилась, остывая, звезда, Как с катушек от огней звездочет, Их все больше, а он просит еще. Он птенец, он видит ночь из гнезда, В лунной дрожи отливает вода, Как бумага, ледяным серебром, Только гуси ее тронут пером. * * * В вавилонских кофейнях, Европейских столицах Я был вором и тенью Вечно зябнущей птицы. Это утром в газетах На последней странице Не наметят петитом Между прочим, забытым. Мне живется, как снится, Мои сны бездыханны, Между ними границы, Патрули, океаны, То, что дышит в затылок Между прочим, забытым, Где за эту монету Все торгуют в убыток. * * * Твой свидетель не в себе, и судья Переводит эту дрянь на латынь, Он в рубахе ледяного шитья, В темноте он говорит тебе ты. Он не путает, а так - норовит Переставить то падеж, то предлог, Ему клятвы нипочем на крови, Он и сам был скрипачем, но продрог. И на фоне тех небес у виска Зеленеет и не лавр, и не медь... Ох, схлопочешь ты к утру дурака, От которого пол жизни неметь. За спиною адресок, как сквозняк, Шарф, как сказано, с чужого плеча, Да венозная дверная возня, От которой смертный пот по ночам. Ты б не выпил эту чашу из двух, Отмахнулся в темноте рукавом, И на фоне тех небес, милый друг, Не осталось бы к утру никого. * * * Попроси за меня той властью, что дана никому, Я во сне открываю веки в средиземную тьму, Надо мною дрожат созвездия, ближе чем облака, В их мерцанье вмещаюсь весь я, в чем порука легка, Потому, мой далекий ангел, наша участь уже не часть Той шеренги, где в страшном ранге эти звезды будут вручать. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
