Мелькнул и остался далеко позади лесок, наполненный сочной зеленью и птичьим гомоном, промчался мимо домик, не известно, как и зачем очутившийся у дороги, пронеслось васильковое море. Фургон покачивало из стороны в сторону, от грузовика противно воняло бензином. Стоящий рядом взрослый верблюд рассказывал о далекой пустыне: о барханах и песчаных бурях, о палящем солнце и аппетитных колючках, об оазисах и арабах в белых халатах. Светик догадывался, что на самом деле ничего этого он не видел, а лишь слышал где-то и теперь рассказывает ему, Светику, несмышленому маленькому верблюжонку. Стенки и пол фургона были раскалены, лето было в самом разгаре. Светик лег на солому, и ему безумно захотелось назад, в прохладу и тишину и чтобы опять его поили молоком из бутылочки и руки, мягкие и теплые, гладили его по голове.

А верблюд рядом все вздыхал о своей пустыне. Светику в пустыню не хотелось, она ему, почему-то, казалась похожей на фургон, в котором их перевозили с места на место. И скоро опять они остановятся, обоснуются под вывеской зоопарк.

Светик задремал, но скоро сосед ткнул его носом в бок:

-Проснись, приехали. Это не город, значит, будет, что поесть.

Светика это известие не обрадовало, в голове что-то гудело, постукивало, ноги были, как ватные, пить хотелось с каждой минутой все больше, но пожаловаться было некому, теплые руки, пахнущие молоком, были далеко.

 

 

- Зоопарк приехал, - мальчишка лет шести стремительно влетел в калитку, чуть не сорвав ее с петель, - мама! Приехал! Зоопарк!

И уже через час он шел, держа за руки маму и папу и нетерпеливо подгоняя их:

- Ну, скорее же, мы опоздаем, нас не пустят.

Изможденные животные с грустью созерцали праздную толпу сквозь прутья клеток, и лишь мартышки весело что-то верещали, казалось, что им любые невзгоды нипочем.

Светик лежал на полу, а Санек стоял рядом.

- Верблюжонок, - звал он, - ты спишь? Хочешь, я принесу тебе травки?

Светик ни на что не реагировал и лишь изредка открывал глаза, щурился от яркого солнца и закрывал их вновь.

К клетке подошли двое мужчин.

- Он был бы здоров, - сказал один из них, - если бы не эти переезды, ему нужен покой и свежий воздух.

- Мне с ним возиться некогда, - буркнул второй, - усыпи его.

- Как хотите.

- Если он поспит, ему станет лучше? – вмешался разговор Санек.

- Усыпить, значит убить, дурашка.

Убить? Санек вспомнил, как сосед застрелил из охотничьего ружья свою старую собаку, ее грустные – прегрустные глаза и как потом долго плакал, уткнувшись в мамину юбку.

Стремглав помчался Санек к родителям.

- Мама, папа, вы ведь говорили, что нужно всегда стараться делать добро. Там верблюжонка убить хотят.

Мама опустила глаза, а папа лишь развел руками.

- Сыночек, нам пора домой.

- Но мама, ты ведь всегда говорила…

- В жизни все не так просто, - сказал папа и надолго замолчал.

А Санек всю дорогу домой шмыгал носом и пытался сдержать слезы.

Дома родители посадили его есть суп, а сами вышли в сад и долго о чем-то разговаривали, Санек видел их через кухонное окно.

Потом папа выгнал из гаража грузовик и, сказав лишь, что они скоро будут, уехал куда-то с мамой.

Санек сидел на скамейке перед домом, день приобретал синеватый оттенок и плавно перетекал в вечер, воздух свежел, изо всех уголков двора медленно ползла темнота, а мамы с папой все не было. От напряженного вслушивания и вглядывания Санек задремал, положив голову на спинку скамьи и поджав под себя ноги. Из сна вырвал внезапно взревевший совсем рядом мотор, Санек резко подскочил и увидел папин грузовик. А потом подошел папа и положил что-то на землю. Санек нагнулся и увидел своего верблюжонка, не в силах сдержаться он осторожно обнял его за голову. Потом опустился на колени и стал гладить верблюжонка, а Светик вдруг вспомнил свой фургон, но это воспоминание быстро ушло, оно растворилось от прикосновения теплых рук.