Что хочет автор. Литературные конкурсы

- Жили-были Козел и Колибри. Колибри всегда было весело, жизнь представлялась ей необыкновенной, а Козел тосковал, ему как раз сильно не доставало необыкновенного.

- Это уже было.

- ?

- У Шекспира.

- У Шекспира вообще все было.

- Ладно, давай дальше.

- Все в Колибри было хорошо, но Козлу и в ней не хватало чего-то.

- Это уже было.

- Продолжать?

- Продолжай.

- От Колибри он был без ума, а без этого никак не узнать, чего не хватает.

- Откуда ты знаешь?

- По опыту, - признался он с неохотой. Он не любил, когда его перебивали.

- И чего же этому козлу не хватало?

- А бог его знает, изобилия рогов, что ли…

- И чем кончилось? – видно было, что ей все это уже надоело.

- А ничем. Козел вернулся к жене.

- А Колибри? Тоже вернулась?

- Не совсем. То есть хотела вернуться, только все случилось зимой и она было собралась, но не долетела и все такое…

- Фу, какая гадость.

- ?

- Чепухи всегда хорошо кончаются.

- Почему?

- Такой жанр.

- Много ты понимаешь… У меня ни одна чепуха хорошо не кончается. Вот вчера в зеркало посмотрел. С утра. И совсем не узнал свое отражение.

- Бывает…

- А оно меня узнало. И рожу скроило, препакостнейшую. Так, полагаю, что независимость демонстрировало. Не скрою, не по себе мне стало, даже оглянулся, нет ли кого сзади. Не было.

- Ну.

- Ну, мы, конечно, обрадовались, и я и отражение. Оно, разумеется, не вполне искренно. Не первый год я живу на свете. Ох ... чего только не было, а в их искренность никогда не верил.

- Я тоже.

- И точно, гляжу, – рожа у него, у отражения поплыла, глаза бог знает куда полезли и чтобы полное свое презрение мне изъявить, – поворачивается ко мне спиной. Что прикажешь делать? На цыпочках вышел я на кухню и тихохонько так, чтобы слышно было, что и как там будет, опустился на табурет.

- Было слышно?

- Аж заскворчало. Это меня вполне успокоило. И ни малейшего любопытства. Лучше на мух смотреть. Подошел, так, безразлично к двери в ванную и на щеколду ее.

- А минздрав тебя не предупреждал?

- Да нет. Не помню, пил ли вчера, но сегодня и вспоминать не хотелось.

- А что шкворчало?

- А черт его… Может мухи. Мухи у нас большие. И голосистые. Не все, конечно. Нет в природе совершенства.

- И чем кончилось?

- А ничем. Вечером вернулась жена. Сумку на стол, пальто сняла и в ванную - зубы чистить. Сказать по правде, у меня никакого любопытства - ни малейшего. Ушел в дальнюю комнату, и даже телевизор включил. Повозила она там щеткой и кричит:

- Тут твое отражение в зеркале.

- Да? - удивился я и пошел посмотреть. А она смеется - пошутила, значит. И еще по привычке добавляет.

- Пить надо меньше. Нет, ты только на себя посмотри.

Я посмотрел. Ничего особенного. Потом вглядываюсь - там, в глубине рожа… Что тебе сказать.

С зеркалом я давно не дружу, даже бреюсь с закрытыми глазами. Но чтобы так... Тут бы и дурень сообразил: что-то здесь нечисто. Наверно мухи зеркало загадили. Уж больно они у нас большие.

- Это плохо. От мух даже можно с ума сойти. У меня сосед сошел, у него прямо в голове завелись.

- Это что! Вот у нас телефонная трубка сошла с ума: сама с собой разговаривает...

- Ну и что? Я тоже разговариваю...

- Ой-ё-ёй. Так-таки сам с собою?

- Точно так.

- Ну-ка, поговори...

- Еще чего. При людях!

- Вот и я также, иду по Лондону и хоть бы одна живая душа... А выпить хочется - смерть... так подошел к таксофону и натурально на брудершафт...

- Одиночество - страшная вещь... Бывает, прямо посреди ночи встанешь, тихо так... все спят как в гробу. И колбасы поешь, и чаю попьешь, и все вроде бы хорошо, а поговорить все равно хочется...

- А философы наоборот. Один даже попугая съел, чтобы тот не мешал думать...

- Зато у философов прыщей не бывает.

- Это еще почему?

- Черт их разберет. Может, потому что пьют много...

- А попугаи вкусные?

- Говорящие?

- Да нет, простые.

- Не знаю.

- А тот, философский...?

- Что, тот?

- Сам с собой разговаривал?

- Когда как. Когда как.