Кладбище, сумрачный покой, Финал успехов и страданий; Отметь печальною строкой День скорби, день воспоминаний. Успокоенье, тишина, В пуховых тополиных хлопьях Читаю даты, имена На хмурых каменных надгробьях. Нашли уныло-вечный кров Мои друзья под тополями; Немало славных мужиков Лежит под этими корнями. Смела их новая «метла», А не БОМЖи, специалисты; Серёга с Пашкой – шофера, Андрюха с Лёшкой – машинисты. Листвой берёзы шелестят, Корой молочною белеют, И даты... Иль за шестьдесят, Иль тридцать восемь – тридцать девять. Что ж, коль старик, ему пора, Не красят будни трудовые, Но почему же «на ура» Туда уходят молодые? Мы жили жизнью трудовой, Не надрываясь для прокорма; Обвалом, каменной стеной На нас обрушилась реформа. Да, нехорош социализм; Всем по чуть-чуть, запреты, строгость. Его сменили практицизм, Любовь к монете и жестокость. У нас другой менталитет: За жизнь с отчаяньем цепляться, Соседа грызть -- привычки нет, Иначе просто не подняться. Не справишь новое пальто, Не заработаешь на ужин, И оказалось: ты никто И никому ничуть не нужен. Срамит копейку важный цент, Нет ничего, престижней жвачки; Да, забирают свой процент Ножи, аварии, болячки, Но пострашней ножа развал – Страну продав за чаевые, Тупая жадность правит бал, И умирают молодые. Сначала водки- коньяки, Потом больничные палаты. Что, виноваты мужики? А мужики ли виноваты? Ужели всё из-за вина? Нужна реформа, без сомненья, Но не тогда, когда она Уносит четверть поколенья. |