Книги с автографами Михаила Задорнова и Игоря Губермана
Подарки в багодарность за взносы на приобретение новой программы портала











Главная    Новости и объявления    Круглый стол    Лента рецензий    Ленты форумов    Обзоры и итоги конкурсов    Диалоги, дискуссии, обсуждения    Презентации книг    Cправочник писателей    Наши писатели: информация к размышлению    Избранные произведения    Литобъединения и союзы писателей    Литературные салоны, гостинные, студии, кафе    Kонкурсы и премии    Проекты критики    Новости Литературной сети    Журналы    Издательские проекты    Издать книгу   
Главный вопрос на сегодня
О новой программе для нашего портала.
Буфет. Истории
за нашим столом
1 июня - международный день защиты детей.
Лучшие рассказчики
в нашем Буфете
Конкурсы на призы Литературного фонда имени Сергея Есенина
Литературный конкурс "Рассвет"
Английский Клуб
Положение о Клубе
Зал Прозы
Зал Поэзии
Английская дуэль
Вход для авторов
Логин:
Пароль:
Запомнить меня
Забыли пароль?
Сделать стартовой
Добавить в избранное
Наши авторы
Знакомьтесь: нашего полку прибыло!
Первые шаги на портале
Правила портала
Размышления
о литературном труде
Новости и объявления
Блиц-конкурсы
Тема недели
Диалоги, дискуссии, обсуждения
С днем рождения!
Клуб мудрецов
Наши Бенефисы
Книга предложений
Писатели России
Центральный ФО
Москва и область
Рязанская область
Липецкая область
Тамбовская область
Белгородская область
Курская область
Ивановская область
Ярославская область
Калужская область
Воронежская область
Костромская область
Тверская область
Оровская область
Смоленская область
Тульская область
Северо-Западный ФО
Санкт-Петербург и Ленинградская область
Мурманская область
Архангельская область
Калининградская область
Республика Карелия
Вологодская область
Псковская область
Новгородская область
Приволжский ФО
Cаратовская область
Cамарская область
Республика Мордовия
Республика Татарстан
Республика Удмуртия
Нижегородская область
Ульяновская область
Республика Башкирия
Пермский Край
Оренбурская область
Южный ФО
Ростовская область
Краснодарский край
Волгоградская область
Республика Адыгея
Астраханская область
Город Севастополь
Республика Крым
Донецкая народная республика
Луганская народная республика
Северо-Кавказский ФО
Северная Осетия Алания
Республика Дагестан
Ставропольский край
Уральский ФО
Cвердловская область
Тюменская область
Челябинская область
Курганская область
Сибирский ФО
Республика Алтай
Алтайcкий край
Республика Хакассия
Красноярский край
Омская область
Кемеровская область
Иркутская область
Новосибирская область
Томская область
Дальневосточный ФО
Магаданская область
Приморский край
Cахалинская область
Писатели Зарубежья
Писатели Украины
Писатели Белоруссии
Писатели Молдавии
Писатели Азербайджана
Писатели Казахстана
Писатели Узбекистана
Писатели Германии
Писатели Франции
Писатели Болгарии
Писатели Испании
Писатели Литвы
Писатели Латвии
Писатели Финляндии
Писатели Израиля
Писатели США
Писатели Канады
Положение о баллах как условных расчетных единицах
Реклама

логотип оплаты

Конструктор визуальных новелл.
Произведение
Жанр: Просто о жизниАвтор: Браун И.Н.
Объем: 11694 [ символов ]
Движение
Движение
 
I
 
Движение это начнется с легкой приподнятости плеча; не дерзкой вздернутости, а точно легкой приподнятости, совсем еще свободной от диктата разума, - вскоре он сам последует за нею. Вскоре голова склонится, словно бы устало-удивленно, набок, и вот будто отчаянный вдох заставит кончик подбородка коснуться непокорного плеча. Но тут же все спадет отпрянувшей волною, и в танец вступит локоть, смущенный и неловкий, но готовый со всею страстью и напором, столь неожиданным, взметнуться вверх и, с грустью, вниз, описывая колыбелью полумесяц, что заставит кисть, изящную (пусть то еще не ведая), взъерошить воздух пальцами, застенчиво проплыв под подбородком, и тонко прорасти во свет. А тело так послушно следует за нею.
 
И капля звука оросила иссохшую тишину, что плотной серой ватой скаталась в небрежно забытых уголках его комнат. Где-то на самом верху звенела, баловалась звуками и рифмами серебристо-черная пластинка. Здесь же, в одной из самых нижних комнат, ее смех казался не более чем бормотаньем, неясным и монотонным. Легкие и чистые мелодии, рассыпаясь на мелкий бисер нот, оседали свежим прозрачным медом на стенах и окнах, и стекали, стекали, медленно и сладко, все ниже и ниже, густея и мутнея с каждой новой ступенькой скрипучих и темных лестниц, с каждой новой комнатой, все ниже и ниже, превращаясь в совсем уже хрупкий и белый сахар в конце своего пути. Крупинки певучего сахара лежали на высоком резном столе цвета английской красной, где-то пыльном, где-то совсем еще юном, с улыбкой бликов на пятнах лака. Тюльпаны в измученной и сонной вазе уже приобрели ту лихорадочную шелковистость лепестков, что говорит о скором и неизбежно печальном конце. Те, что смирились с безмолвием и затхлой водою, поникли тяжестью бесформенных уже голов к пыли и бликам безучастного стола, уставившись невидящим взглядом в собственное искаженное отражение. Иные, веря и не веря, разыгрывали немые сцены отчаяния и муки, надежды и возрождения, цепляясь за стебли друг друга, распахнув от невыносимой духоты блеклые, но сочные еще листья, откинув назад непокрытые головы в безудержном и беззвучном смехе теряющих силы. И музыка, и мед, и сахар.
 
Все это должно было случиться и быть когда-то, но не пока, не сейчас, не здесь, а где-то, и скорей всего, в одиночестве, долгожданном и неосознанном. Он прикрывает глаза на миг, а исчезает – почти надолго, и возвращается в тишину, которой не ведал ранее. Не ту, что пыхтит и бормочет, изрыгая мусор и брызжа нечистотами, а – словно вой назойливой машины выключили, к которому привык и без чего не можешь. И вот – слышит то, что за этим прячется.
 
II
 
И тут уж все тело очнется от невыносимо долгого и тяжкого оцепененья, и встрепенется, и дрожью желанной напьется-взбодрится. Послушными руками разведет пространство, словно музыкой, и пересчитает-переберет пальцами все, даже самые грешные, тени, и поразится звучности тех, что тоньше и больней. Обнимет жарко упругость света и оконного стекла – в их обольстительно живом сплетеньи; обойдет вокруг вещей поникших и бессильно одиноких – впервые подарив им больше, чем привычное забвенье; и озарится желаньем находить и взвешивать соринок-паутинок легкость. Возвысит голос и вплетет его в растенья, запнувшись о хитросплетенья занавесок, смягчив паденье о шептанье штор, вдруг оцарапавшись о радужную струнность на юной безмятежности зеркал. И насладится солоноватостью, почти уж яблочностью, алых капель на бледности-недужности покровов.
 
Почтенный шкаф стоял напротив окна. В жухлом полумраке этой комнаты он, когда-то совсем еще сияюще-влюбленный, но теперь украшенный трещинами и чьими-то морщинами, был уж единственным, кому позволялось наслаждаться тем бесконечным видом, что порадовал бы и освежил любого. О старике заботились, и его берегли, ибо теперь шкаф дряхлел все быстрее и быстрее, дышал глубже и глуше с каждым новым подарком-впечатлением не ведающего жалости окна. Дивные и строгие, почти иконные, лики читались на неподвижно-дубовом теле его – и они старели вместе с хозяином, совсем не догадываясь об этом; все небесней и облачней глядели их огромные глаза, все древесней и суше сжимались горькие губы. Но умеет ли кто стареть всеобъемлюще? – и скрипучие дверцы хранили душу ребенка. На самом дне, под сенью старомодных платьев и костюмов, дремали, давно и навсегда смешав полотно реальности с дрожащей пеленою сновидений, помятые конфетные коробки. Кисловатый запах; окаменелые остатки сластей, успевших позабыть о том, что значит быть прохладным мармеладом; обманные блестящие обертки, все больше золото и чудный изумруд – бесценный клад для бурных детских игр… Ключи, замки и темные углы – о чем еще мечтать искателям сокровищ.
 
Покупает кефир и кирпичик черного. И плитку шоколадную, по детской памяти, «Аленушку», несмело надеясь на восторг воспоминаний за крепким чаем в летние сумерки. Забывается, обнажая хлопкой поступью могилки бабочек, и поднимает с асфальтной каменности подбитое пятнышко и укладывает погибшие крылышки на серо-зеленую смятость придорожную. Дома готовит невкусный обед, сам, и ему нравится. Чувствует тошнотную неловкость, нарезая лохматыми ломтями хлебное тело, и отравляется обидой за смахнутые невинные крошки. Ныряет-роется в книжном чреве грузного чудовища, тревожа вялые думы нетронутых страниц. И в первый раз в жизни вдыхает «Море исчезающих времен» Маркеса. За остывающим чаем и шоколадом «Аленка». Таким любимым.
 
III
 
И утомится слегка, и насторожится тут же, почуяв за спиной дыханье желтого и ветхого. Обольется потом холодным и слезами огненными, попав-запутавшись в веренице пройденных лет напоминаний. Шарахнется в сторону, прошуршав опавшими листьями событий, воспетых некогда; странность осязая статей, задохнется в глянцевой горечи страниц и фотографий. Перелистает поздравленья, сердечные и не очень, и закружится, и поднимет вихрь людей, красивых поз и жестов, мягкости и гладкости одежд и млечности кож. Искупается в цветах и тенях, помилованных когда-то, образах, которых нет давно, и тех, которых не было вовсе. И потеряется, и опечалится под тяжестью прошлого, и застремится к свежести настоящего.
 
Двери глядели, одна другой угрюмей, тая и скрывая за собою более чем просто комнаты, чуланы и коридоры. Словно из-под сонно прикрытых век, щурило близорукие глаза свои Время, что, попав в ловушки плюшевые грез, снов, молитв и откровений, так и состарилось там, не пожелав покинуть тесную свою обитель. Время в теплых объятьях покинутого жилища давно не жалело ни о чем. Лишь иногда слезились глаза сочащимся сквозь щели светом, что был не более чем данью утраченному бессмертию… Вопреки запретам мрачных стражей, дверные ручки и зоркие скважины замочные предательски сладко улыбнулись бы каждому встречному, готовые бесстыдно оголить нежно дремлющие за невредимостью сердец секреты… Коврики да половички в наивном неведении ласкались к суровым порогам. Истертые, но вязаные с душой, они продолжали слепо хранить, с вознею шагов, обрывки бесед и прощаний…
 
Сидит на полу, отпустив вязкие мысли все, и слушает, как стрелки вздрагивают, и тянут нити, сплетая липкую паутину секунд, минут, часов и вздохов, баюкают-бормочут едва различимую колыбельную таящих мгновений. Слушает улицу, жизнь и смерть обманутых звуков и неповторимых голосов. Внимает слезной жалобе плененной воды далекой кухни, - и не раздражается, и позволяет каплям биться о влажность и потность рук, и позволяет звону биться о ранимые уши, и свету биться о несмелость глаз.
 
IV
 
А настоящее повеет призрачностью срубленных деревьев и бездушностью новостроек. Нелепость объявлений и какофония рекламных брызг заставит бежать-прятаться в потоках узких улочек-симфоний, и падать, и считать-перепрыгивать с камня на гладкий камень вечных мостовых, что переживут современность. И танцевать, и на руках ходить под сводом полуживых арок, и срывать намордники-леса с померкших ликов. Уцепившись ресницами цепко за ажурность ржавую решеток балконных, веселить прохожих калейдоскопом вещей самых необыкновенных. И нежно поддерживать за плечи старый город, что, облаченный в одежды новые, казаться будет еще старей, и вздыхать-томиться будет по юности, такой далёко-древней.
 
Комнатка, такая округло-крохотная, поражала великолепием и стройностью окон вдоль бумажной прозрачности стен. Слепящее, овально-совершенное зеркало глядело не мигая, неволя жадно заглядывающие в окна струящиеся ветви исполинских парковых деревьев. Скромный туалетный столик низко кланялся потрясающему равнодушию зеркального ока, неловко вторя приукрашенным портретам жеманных вещиц, покоящихся на нем. Застыв в мучительном восхищении собою и друг другом, флаконы и флакончики заворожено-смирно следили за медленным испарением жизни и аромата из их причудливых телец. Ах, сколько рук касалось их когда-то; неопытно-детских, из верного любопытства; пугливых еще, и зрелых женских, верша незабвенную магию последних, излюбленных нот; дрожащее-немощных, в цепях воздушных воспоминаний… Дыханье было их теперь едино-сладко, лишь вензели названий да поседевший коробок бархат шептали, как все печально, печально, печально…
 
Выходит из дому, и в автобус садится, номеров не разбирая, в тот, что красивей и цветом роднее кажется. И едет, едет, куда не ведая, а лишь угадывая слегка на дне сознанья где-то, сам того не подозревая даже. И взором ищет взоры ответные на остановках, редких и частых; в комок сжимается и прячется от тех, что открыты и улыбчивы, и с пониманием немым отворачивается от шипов и копий. В потрясении солнечном читает исповедь окон жалких и замызганных; единое соединенье себя, стекла шершавости и жизни мелькающей ловит почти-почти, задыхаясь и падая. И в капле одной отражению мира всего не верит-верит…
 
V
 
А в парке распустятся лужи, благоухая живым описаньем ветвей высоких, обласканных светом тихим и капель янтарностью. Разбитые дорожки уведут в безмерную ив лохматость, и тайные тропинки лишат последних рассудка крупинок. И освежающе взыграют фонтаны, волнуя и обнадеживая ростки-побеги безумия робкого. А после – обовьют-оплетут любовно до боли созданья упруго-древесные, и поднимут торжественно сущность спасенную до закатных высот, где вороньим криком опутана душно, в нем она растворится-растает, и рванется,- окно распахнет, ляжет мягко-послушно на стол цвета английской красной, потревожит дыханье мерное дома, столь безнадежно счастливого…
 
Вечерний сумрак бросал лучистые взгляды, украдкой-краешком, сквозь окна, ошеломленные столь, проникая повсюду, касаясь всего, даже самого ничтожного и увечного. По-девичьи рдели врасплох застигнутые занавески; вдыхали – не могли надышаться той дивной пряностью и эхом, что источали, печалясь, сумерки. Подобно гигантской музыкальной шкатулке, дом был готов взорваться сотнями безликих пружин, как должно, выплакивая такие знакомые, слезоточащие строки. И воронье, исступленно-дико, бесновалось в силуэтах туманно-мраморных; и невольно вслушиваясь, он поднимал с усталых рук златою пылью венчанную голову, сидя за извечным столом цвета английской красной.
 
…озирается, совсем потерянно, и позволяет безвольно людей лавине безумной увлечь себя прочь от решений собственных и желаний жгучих; обретает их вновь, потрясенный, у подножия храма-могилы истории, и ступеней святых касается-оскверняет стопами смрадными смертного. И хмельным напевам отдается безропотно, и, дрожа, страшится мумий могущества, исходя желчью праведной за пробужденные души потревоженные. И, слой за слоем, с Бытия плода горького шелуху снимает Знания, и кровавит пальцы тленные о пронзительность Осознания. И непокорное плечо его пробуждается-вздрагивает, и тело, всеведеньем ведомо, принимается танцевать…
Copyright: Браун И.Н., 2008
Свидетельство о публикации №166304
ДАТА ПУБЛИКАЦИИ: 03.05.2008 15:01

Зарегистрируйтесь, чтобы оставить рецензию или проголосовать.
Устав, Положения, документы для приема
Билеты МСП
Форум для членов МСП
Состав МСП
"Новый Современник"
Планета Рать
Региональные отделения МСП
"Новый Современник"
Литературные объединения МСП
"Новый Современник"
Льготы для членов МСП
"Новый Современник"
Реквизиты и способы оплаты по МСП, издательству и порталу
Организация конкурсов и рейтинги
Литературные объединения
Литературные организации и проекты по регионам России

Как стать автором книги всего за 100 слов
Положение о проекте
Общий форум проекта