Неожиданно фельдъегерь шагнул к Тарасенко и зажал ему рот и нос носовым платком. Мэр отчаянно схватился руками за руки незнакомца, попытался вскочить, замычал, но быстро обмяк и заснул...

------------------------------------------- ---------

 

Вечером, когда огромный багряный диск заходящего солнца коснулся длинных верхушек деревьев, на территорию элитной базы отдыха, расположенной в сосновом бору на живописном берегу реки Оки, въехало несколько легковых автомобилей с важными пассажирами.

Охрана объекта внимательно посмотрела на лесную дорогу, которая, петляя, убегала в лес и растворялась в глухой чаще и, убедившись в отсутствии посторонних на ней и вблизи базы, затворила огромные железные ворота.

Гости – мужчины солидного вида, среди которых был и мэр города Тарасенко, выйдя из машин, обменявшись рукопожатиями и не спеша, направились в растопленную заранее для них сауну. Пройдя большой холл здания, по пути к сауне, мужчины увидели играющих в бильярд и щебечущих между собой молоденьких проституток в коротеньких юбочках.

Заметив девушек, Тарасенко обернулся к сопровождающему его директору базы отдыха, и на ходу бросил ему:

- Этих потом, пусть пока нам не мешают пообщаться.

Директор базы, пожилой лысый дядечка, понимающе кивнул головой и ответил:

- Понял, не мешать, будет сделано, Борис Никитич.

Подполковник Веригин посмотрел на жриц любви, облизнулся и на ходу сказал Тарасенко:

- Правильно, Никитич, работе время, а потехе час, а то эти сороки своими длинными языками растрещат все, что они тут от нас услышат.

- У меня от микрофонов ФСБ голова трещит, еще этих мне не хватало, - проворчал Тарасенко, открывая дверь в апартаменты.

- А что тебя слушают? – насторожившись, поинтересовался подполковник Веригин и уселся в кожаное кресло.

- А то нет!

- Да ладно.

Тарасенко, нахмурившись, бросил на Веригина тяжёлый взгляд, развязал галстук и заметил:

- Дурак ты, Олег Павлович, а еще милицейскую форму носишь. Да мы у них все под колпаком! Как только им дадут команду «фас», они мигом нам лапти сплетут и отправят по этапу вслед за Кожевником, и будем вместе втроем баланду тюремную хлебать.

Веригин поднялся, снял с себя мундир и, сбрасывая служебные туфли с ног, беззлобно сказал:

- Это как сплетут, как мы с тобой сплели Артёму Кожевникову что ли?

Тарасенко оголил свой волосатый живот, ухмыльнулся и проворчал:

- Плести ему было нечего, Артёму дело мы с тобой сфабриковали. Ты, что Олег Павлович, забыл?

Веригин не успел ответить Тарасенко, как в апартаменты вошли улыбающиеся потерпевшие по делу, Прудников и Карпенко.

- О-о! Мы только о них вспомнили, и они как тут: два молодца из одного ларца, - мрачно пошутил Тарасенко, надел на голову войлочную шапку и направился в парилку.

Веригин пожал руки Прудникову с Карпенко и пошел следом за мэром. Когда дверь в парилку за Тарасенко закрылась, Прудников окликнул Веригина и спросил:

- Олег Павлович, что-то случилось, чего это Борис Никитич такой угрюмый?

В ответ Веригин приподнял брови, молча пожал плечами, давая тем понять, что он сам не понимает недовольство Тарасенко, и нырнул в парилку вслед за мэром. Улыбки сошли с лиц Прудникова с Карпенко, они быстро разделись и, схватив веники и тазики с водой, поспешили в парную вслед за мэром.

- Вы чего надумали, это же финская парная с сухим паром, - возмутился было Тарасенко, увидев веники и воду в их руках.

- Никитич, не шуми. Мы же русские люди, это я попросил ребят дубовых веников притащить. Давай вытягивайся на лавке, я тебе по спине веничком прогуляюсь, почувствуешь себя заново родившимся, - вступился за Прудникова с Карпенко подполковник Веригин и принялся размахивать веником.

Тарасенко нехотя лег на полке на живот и подставил свою, обросшую волосами, всю в жирных складках спину.

Веригин размочил веник в воде в тазике, потом плеснул из него на раскаленные камни и, когда помещение наполнилось белым раскаленным паром, принялся хлестать Тарасенко. Тот, лежа на верхней лавке, пристальным взглядом уставился на Прудникова с Карпенко и проворчал:

- Ну, орлы или как вас там, наверное, правильнее назвать стервятники, рассказывайте, как вы Артёмку нашего в тюрьму засадили.

Прудников с Карпенко, не ожидая такого неласкового приема, растерялись.

Карпенко посмотрел в раскрасневшееся от жара потное лицо Тарасенко и не нашел ничего лучше, чем пролепетать:

- Мы? Борис Никитич, вы нам сказали, мы и сделали.

Подполковник Веригин, желая снять напряжение, рассмеялся и спросил:

- Ну, ребятки, рассказывайте, как суд-то прошёл, проблем не было?

- Суд прошел, как вы и предсказывали без проблем. Прокурор и судья отказали Кожевникову в удовлетворении всех ходатайств и не приняли во внимание ничего из того, что они выдвигали в свою защиту.

- Ха-ха! Еще бы прокурор с судьей не помогли нам! – проворчал Тарасенко.

- Был момент, когда судья Морозов растерялся после одного из ходатайств защиты и не знал, что ему делать. Потом Морозов объявил перерыв в судебном заседании, посоветовался с прокурором у себя в кабинете и отбил ходатайство защиты, - пояснил Карпенко.

- У Кожевникова сильный адвокат, этот прохвост все время находил доводы против обвинения и ставил в трудное положение государственного обвинителя, но Морозов по беспределу закрыл глаза на все нарушения следствия и вынес обвинительный приговор, - дополняя Карпенко, сказал Прудников.

- Попробовал бы Морозов не вынести обвинительный приговор! А кто им по два земельных участка бесплатно предоставил, Кожевников что ли?! Каждый участок по пятьдесят тысяч долларов, – заметил Тарасенко и, спускаясь с лавки, спросил:

- А как вел себя Артём Кожевников, не просил ничего мне передать? Может быть, каялся он, что пошёл против меня, прощения просил?

Прудников ухмыльнулся и, скривившись в иронической гримасе, сказал:

- Нет, прощения он не просил и о пощаде не умолял. Кожевников только был обескуражен тем, что суд состоялся по беспределу.

- А на какой же суд он рассчитывал после предварительного следствия, которое признало его виновным?! - спросил удивленный Веригин и сунул веник в таз.

- У нас сложилось впечатление, что этот дурак надеялся, суд исправит ошибки следствия и оправдает его, - высказал свою точку зрения Карпенко.

Весь багровый, словно переспелый помидор, Тарасенко, облепленный листьями с дубового веника, вытер рукой, бегущий ручьями пот с лица, взялся за сердце и с укором сказал:

- Довели вы меня ребята. Я в парилке всего пять минут, а сердце уже выскакивает из груди.

Тарасенко осторожно, чтобы не поскользнуться, сошёл с лавки и вышел из парной. Следом за мэром в комнату отдыха отправились остальные.

Там Веригин достал из холодильника несколько бутылок пива, разлил его по бокалам, улыбнулся и цинично заметил:

- А Кожевников и действительно дурак, а еще в мэры собрался избираться.

Тарасенко скинул с головы войлочную шляпу, отпил из бокала пенного напитка и признался:

- А мне жалко Артёма. Предупреждал я его - не становись поперек моего пути, говорил ему - не выдвигай свою кандидатуру на выборах мэра города, пожалеешь. Но он меня не послушал.

Удивленные Карпенко с Прудниковым переглянулись и молча принялись за пиво.

Веригин долил в бокал Тарасенко пива и бросил:

- Ты что, из-за него что ли, такой хмурый? Нашел кого жалеть.

Тарасенко отпил пива, бросил на Веригина колючий взгляд и сказал:

- А что, Олег Павлович, тебя совесть не гложет? Ты же ни за что посадил человека на девять лет?

Веригин открыл очередную бутылку пива и, рассмеявшись, произнес:

- Нет, совесть меня не гложет. Ты же его предупреждал, чтобы он не лез, куда не просят. Кожевников тебя не послушал, и сам себе выбрал судьбу. За что он боролся - на то и напоролся.

Тарасенко отставил бокал с пивом в сторону и задумчиво сказал:

- Мужик он порядочный, надежный. На него можно было положиться, с таким можно и в разведку пойти.

- Борис Никитич, а мы что не надежные? - с притворной обидой в голосе произнёс Карпенко.

Тарасенко посмотрел на Карпенко, как на какое-то недоразумение и подумал:

«Как же так получилось, что я стал подонком и взяточником и связался с этой шушерой? Мы же в институте с ребятами презирали таких людей и мечтали построить справедливую жизнь для всех россиян».

С этими мрачными мыслями Тарасенко достал из портфеля по три упаковки с евро, передал валюту Карпенко с Прудниковым и сказал:

- Это вам за труды скорбные. И держите свои рты на замке, а то сами пойдете по этапу, это же вы засадили человека, я к этому делу не причастен.

После этих слов Тарасенко махнул рукой и с жесткими нотками в голосе приказал:

- А теперь забирайте свои шмотки и валите отсюда …, чтобы мои глаза вас больше не видели, дайте мне отдохнуть нормально.

Когда обиженные и удивленные Карпенко с Прудниковым, собрав вещи, удалились, Веригин поинтересовался:

- Борис Никитич, ты чего ребят обидел?

- Олег Павлович, налей водки, сниму стресс, - попросил Тарасенко и проворчал:

- Ты видел, с кем мне приходится работать. Это же конченные подонки и холуи!

- А чем они тебя не устраивают?! Преданные люди, выполняют все, что им прикажешь, - сказал подполковник Веригин и протянул Тарасенко рюмку с ледяной водкой.

Тарасенко залпом выпил водку и с иронией в голосе произнёс:

- Такие преданные, что иногда становится страшно.

Веригин рассмеялся и произнес:

- Страшно? Тебе и страшно? Чего их бояться- то, тебя же снова избрали мэром города: ты снова царь и бог. Теперь мы с тобой такого сотворим, столько бабок нарубим, виллы в Испании и Кипре купим.

Тарасенко, не спеша, закусил и заметил:

- А таких типов, как Карпенко с Прудниковым всегда надо опасаться. Они же за большие деньги родную бабушку живьем зажарят и нас с тобой продадут, если им кто-то заплатит больше.

- Никитич, цари тоже должны на кого-то опираться в этой жизни, чтобы власть не потерять.

- И ты, Олег Павлович, предлагаешь мне опираться на это дерьмо?

Веригин ухмыльнулся, отпил пива и произнёс:

- Что-то ты сегодня хандришь, Никитич, ты это брось. На меня опирайся, на родную милицию, я твоя надежная опора. Я их всех вот в этом кулаке зажму, пусть только кто попробует пикнуть.

Тарасенко вытер салфеткой губы, отбросил её и проворчал:

- Да, жизнь нас с тобой крепко повязала. Ты должен беречь меня и защищать. Если я пойду ко дну, то твоей сладкой жизни с черной икрой и девочками придет конец.

Веригин снова налил водку, но Тарасенко с мрачным видом отодвинул рюмку в сторону и произнес:

- Не хотел говорить при этих шестерках. Весь бизнес Кожевникова, его заводик и автомастерские надо будет забрать. Короче подумай, как лучше это будет сделать.

- Никитич, я же вижу, что тебе жалко Артёма. Может быть, тогда не будем забирать у него ничего? Мы с тобой без лишенного шума и без того на продаже земель под строительство домов и торговых центров нарубим десятки миллионов долларов.

Тарасенко вздохнул и сказал:

- Артём был мне почти другом и мне его жалко, это ты верно подметил. Но бизнес у него забрать надо весь, чтобы другим в нашем городе было неповадно идти против меня! Я хочу, чтобы люди даже думать боялись о том, что меня можно убрать с поста мэра!

Веригин выпил свою водку, закусил и, откинувшись на спинку кресла, ответил:

- Если честно, и мне немного жалко этого дурака. Задачу свою я понял, сделаем как надо. Можно я оформлю завод Кожевникова на своего двоюродного брата?

Лицо Тарасенко скривилось, словно от зубной боли и он, махнув рукой, бросил:

- Делай, как знаешь.

Подполковник Веригин расплылся в довольной улыбке и воскликнул:

- А ты, Никитич, во время вспомнил о девочках. Давай снимем напряжение. Сейчас я приглашу красавиц, мы их с тобой натянем «по самое не могу», и тебе, брат, полегчает.

Тарасенко в ответ промолчал.

- Девочки, девочки, я хочу вас девочки, - припеваючи произнес подвыпивший подполковник Веригин и, не дожидаясь согласия Тарасенко, пошел за проститутками.

Тарасенко посмотрел в спину Веригина пьяными глазами и с горечью подумал:

«А ты ведь, Олег Павлович, такой же, как Карпенко с Прудниковым. Избрали бы мэром Кожевникова, ты бы первым начал меня прессовать, чтобы выслужиться перед ним».

 

Г Л А В А 3

 

Адвокат Воронин очень не любил ходить в следственные изоляторы. Архитектура и атмосфера этих учреждений, с высоким забором, с колючей проволокой, с несколькими чередующимися пунктами пропуска с угрюмой охраной и многочисленными решётчатыми дверями из толстой арматуры, его угнетала. Еще больше его угнетало то, что в этих невзрачных зданиях в тяжелейших условиях содержат еще не осужденных людей, а порой и вовсе ошибочно привлеченных к уголовной ответственности.

Сегодня, направляясь на свидание с подзащитным Кожевниковым, которого невиновным засадили в тюрьму, Воронин чувствовал себя особенно скверно. Оставив свои мобильные телефоны на контрольном посту, задумавшись, он не заметил, как прошел по этажам следственного изолятора через все посты охраны и очнулся только тогда, когда за спиной со скрежетом захлопнулась железная дверь кабинета.

Воронин выложил на зашарпанный стол свои бумаги и стал еще раз их внимательно просматривать, в ожидании пока ему приведут Кожевникова.

Минут через сорок раздался скрежет металлической двери, и в следственный кабинет ввели Кожевникова с заведенными за спину руками.

Кожевников, жалко улыбаясь, присел напротив и прямо в лоб задал вопрос:

- Ну, Юрий Иванович, чем вы меня обрадуете, как наши дела?

Воронин посмотрел в горящие надеждой глаза Кожевникова и признался:

- Плохо. Очень плохо. Протоколы судебных заседаний совершенно не отражают хода судебного процесса, все показания свидетелей по делу изменены и записаны в угоду обвинения.

- Как такое возможно? Они что не боятся наказания? Мы же можем обжаловать это! – вырвался возглас возмущения у Кожевникова.

Воронин выдержал паузу, дождался, пока Кожевников будет способен адекватно воспринимать его объяснения, и пояснил:

- Судебная система в России несовершенна. Вы заметили, как нервно и гневно отреагировал судья на мою законную просьбу, когда я попросил секретаря судебного заседания отметить в протоколе то, что свидетель Сабуров не помнит обстановку комнаты, в которой якобы вам передавались деньги, и не помнит, в каких купюрах и в какой валюте они передавались.

- Помню. Судья сделал вам замечание и предупредил, чтобы вы не учили секретаря заседания, как писать протокол.

- А разве я учил секретаря писать протокол?! Я только попросил её дословно записать показания свидетеля Сабурова и не более, - напомнил адвокат Воронин и спросил: - Верно?!

- Да, - согласился Кожевников и поинтересовался: - И как же записали показания Сабурова?

Адвокат Воронин развел руки в стороны и возмущенно воскликнул:

- В протоколе всё переврали в пользу обвинения!

Кожевников молча, недоуменно посмотрел на Воронина в ожидании объяснений.

- Артем Викторович, у вас тоже будет возможность ознакомиться с протоколом судебного заседания. Когда будете его читать, обратите внимание на то, что из показаний Сабурова из протокола следует, что он по истечении восьми лет уверенно, четко и подробно описывает расположение комнат в вашем доме и предметов в нем, а также убедительно описывает сколько, какой валютой и какими купюрами вам передал деньги Карпенко.

- Это невозможно, Сабуров у меня дома никогда не был, - произнес растерянно Кожевников.

- Вот именно! Да и не может человек, однажды случайно попавший в чью-то квартиру на несколько минут, спустя восемь лет помнить в деталях все события, расположение комнат и вещей в квартире. Вот, вы, например, Артем Викторович, помните, где восемь лет назад у вас стоял кассетный магнитофон, и какое покрывало было на вашем диване?!

- Нет, не помню, - искренне признался Кожевников.

- А вот по логике суда выходит, что свидетель Сабуров все помнит. Он даже, как следует из протокола судебного заседания, помнит, что большая часть валюты была Карпенко вам передана в пятидесятидолларовых купюрах и лишь незначительная часть была в сотенных купюрах!

- Бред какой-то. Юрий Иванович, вот вы можете представить себе картину, чтобы взятку передавали в присутствии малознакомого постороннего человека?!

- Я нет! Такого быть не может! А вот по логике суда это нормальное явление. Во всяком случае, это следует из протокола судебного заседания.

Кожевников встал и, опершись руками о стол, в упор уставился на Воронина и в отчаянии воскликнул:

- Да, что же у нас за страна такая! Есть у нас правосудие и закон, или нет? Почему я не могу доказать свою невиновность? Юрий Иванович, мы, что не можем обжаловать этот липовый протокол судебного заседания?

Адвокат Воронин невесело улыбнулся и пояснил:

- Нельзя сказать, что протокол судебного заседания липовый. Заседание же состоялось, и лица, участвующие в судебном заседании, отражены в нём верно, большинство показаний изложены в целом правильно, за исключением показаний нескольких основных свидетелей, на показаниях которых и строится обвинение. Поэтому можно говорить о неверном отражении части показаний, но фальсифицированы ли они умышленно или это результат неверного восприятия показаний девушкой-секретарем, мы этого с вами не докажем.

- Как это не докажем?! Ясно же, что это умышленная фальсификация! - продолжал горячиться Кожевников, который после суда дал волю своим эмоциям.

- Мы может предположить, что показания свидетелей секретарем скорректированы по указанию судьи, но доказать этого по действующему законодательству мы вряд ли сумеем. Но тем не менее, замечания на протокол мы с вами непременно подадим.

- Почему мы не сможем ничего доказать?

- Видите ли, Артём Викторович, замечания на протокол судебного заседания рассмотрит всё тот же судья Морозов, с чьего указания и были подкорректированы показания Сабурова и других. Не станет же он сам себя высекать. Морозов рассмотрит замечания на протокол судебного заседания и вынесет определение о том, что замечания на протокол необоснованны, и факты перечисленные нами не соответствуют действительности.

Кожевников нервно забегал по камере и спросил:

- А что секретарь заседания? Почему она-то соглашается записать неправду?

- Видите ли, это еще одна из бед нашей судебной системы. Секретарями судебных заседаний работают совсем молоденькие девушки, вчерашние выпускники школ, которые находятся в подчинении судьи. От судьи, от того, какую он даст характеристику своему секретарю, во многом зависит будущее секретарей. Большинство из них мечтает поступить на юридический факультет или уже учатся заочно на юристов.

Кожевников присел и, обхватив голову руками, произнес:

- Что все судьи так бессердечно рассматривают дела?

- Нет, не все. К сожалению, Артём Викторович, вам просто не повезло. Бывает, что и в судах встречаются случайные люди, - сказал адвокат Воронин.

- Раньше я и предположить не мог, что гражданин России может быть так бесправен и беззащитен. Даже вы опытный адвокат не смогли меня спасти от несправедливого приговора, - подняв голову, с обидой в голосе промолвил Кожевников.

Адвокат Воронин улыбнулся и заметил:

- Ну, кое-чего мы с вами все-таки, добились, хотя вас сейчас это вряд ли утешит. Мы с вами сумели исключить из вашего обвинения две тяжкие статьи. Как судья Морозов не сопротивлялся, он был вынужден прекратить дело по тем статьям. Кроме того, не будь, моей защиты судья мог бы назначил бы вам не девять лет, а все двенадцать-тринадцать лет лишения свободы, статья позволяет назначить вам наказание до пятнадцати лет лишения свободы.

- Да, я это понимаю. Спасибо, Юрий Иванович, за помощь. Если бы не вы, они бы добили меня морально в этой тюрьме и вынудили бы меня признать вину по всем статьям.

Адвокат Воронин встал и, прохаживаясь по кабинету, сказал:

- Артём Викторович, я с первого дня поставил правильный диагноз вашему делу, предупредил вас о том, что дело ваше заказное и ожидать объективности при его расследовании и рассмотрении не приходится. К сожалению, вы тогда ко мне не прислушались и никаких контрмер не предприняли, не стали подключать своих высокопоставленных знакомых.

Кожевников, соглашаясь с Ворониным, закивал головой и промолвил:

- Дурак я был, не мог поверить, что Тарасенко опустится до такой подлости. Мы же с ним дружили. Да и следователь меня все время успокаивал, говорил мне: «Не переживайте, все будет нормально, дело прекратят, как только закончатся выборы мэра города».

Кожевников на мгновение замолчал и, собравшись с мыслями, поинтересовался:

- Юрий Иванович, а вы то, как так быстро определили, что дело заказное?

Воронин улыбнулся и пояснил:

- Помните, когда мы с вами познакомились, я спросил вас, почему вы не стали работать с местными адвокатами, а выписали меня из-за тридевяти земель. Вы тогда мне объяснили, что местные адвокаты оказались загруженными работой, и потому не могли заняться вашим делом.

- Да было такое, - согласился Кожевников.

Воронин снова улыбнулся и продолжил:

- Я тогда еще удивился тому, что местные адвокаты отказались работать с таким высокоплатежным клиентом. Потом я навел кое-какие справки, переговорил с выпускниками нашего института, работающими в вашем городе, и узнал много интересного. Например, мне рассказали о том, что мэр города Тарасенко сразу предупредил заведующего местной адвокатской конторой, что он её разгонит, если кто-то из местных адвокатов станет помогать вам.

Кожевников снова вскочил и эмоционально воскликнул:

- Да, Тарасенко расправу надо мной спланировал и организовал капитально, а все из-за больших денег, которые он мог бы потерять, проиграй он выборы. Видать, я для него был, как кость в горле, единственный кандидат, который мог его победить.

Воронин, возвращая разговор от воспоминаний и пустой болтовни в деловое русло, сказал:

- Вот предлагаю ознакомиться с проектом моей кассационной жалобы и замечаниями на протокол судебного заседания.

Кожевников пробежался глазами по замечаниям на протокол судебного заседания, согласился с ним и спросил:

- А как же ведутся протоколы судебных заседаний в других странах?

- Насколько мне известно, где как. В одних странах все строго дословно стенографируется, в США ведется магнитофонная аудиозапись судебного заседания, и потому там невозможно исказить ход судебного заседания в чью-либо пользу.

Кожевников отложил в сторону замечания на протокол судебного заседания и задал вопрос:

- А почему же у нас в России такого не сделают? Сколько же судебных ошибок можно было бы избежать, и скольких невиновных спасти от незаконного осуждения?!

Адвокат Воронин улыбнулся и произнёс:

- Не знаю. На этот счёт у меня имеются лишь предположения. Возможно, наших депутатов и такое положение дел устраивает и кому-то это выгодно. Именно по той же причине, как я думаю, зачастую, судьи запрещают производить видеосъемку судебных заседаний.

После этого адвокат Воронин и осужденный Кожевников еще несколько часов сидели и обсуждали приговор суда и кассационную жалобу, подготовленную адвокатом. Затем Воронин предложил к изучению проект кассационной жалобы от осужденного, который он набросал по просьбе Кожевникова. Ознакомившись с ним, Кожевников сказал:

- Спасибо, Юрий Иванович. Проект жалобы мне нравится, вижу, что его вы изложили с учётом моих пожеланий. На мой, взгляд, она написана излишне юридически сухо. В жалобе отсутствуют эмоции, не поставлены перед судом некоторые вопросы.

- По закону мы не имеем права ставить перед судом вопросы, - возразил адвокат Воронин.

- Я в другом смысле. Полагаю, что было бы правильным так изложить мои доводы, чтобы у областного суда сами по себе возникали вопросы и сомнения в моей виновности. Чтобы у судей, само по себе, появилось желание найти ответы на эти вопросы, и тогда бы они убедились в моей невиновности и надуманности всех обвинений.

Воронин улыбнулся и заметил:

- Кассационная жалоба должна быть конкретной. Мы не можем под видом жалобы составлять ребусы.

- Скажите, я могу сам изложить кассационную жалобу, так как бы я хотел её написать?

- Естественно. Можете использовать в качестве болванки проект вашей жалобы.

- Спасибо, так я и сделаю.

Прощаясь с адвокатом, Кожевников спросил:

- Юрий Иванович, что бы мне посоветовали в моей ситуации.

Воронин задумался на мгновение и ответил:

- Я бы поспешил всю свою недвижимость, предприятия, акции и прочее все переоформить на третьих лиц.

- Почему? Вы думаете, что Тарасенко посмеет отнять мою собственность?

- Я думаю, что да.

Кожевников, не соглашаясь с Ворониным, замотал головой и сказал:

- Я не могу поверить, что он пойдет на такое. Он и так раздавил меня, как человека и личность.

- Вы меня спросили, я вам ответил. Я бы хотел ошибиться, но интуиция и чувство опасности редко меня подводит. Через начальника СИЗО выдайте доверенность жене и поспешите переоформить свою собственность на надежных лиц.

- Спасибо за предупреждение. Я обязательно подумаю, - ответил Кожевников и на прощание крепко с благодарностью пожал руку Воронину.

 

Г л а в а 4

 

Спустя две недели адвокату Воронину позвонила взволнованная жена Кожевникова и сообщила ему о том, что Кожевников срочно хочет встретиться с ним.

Воронин, отложив все свои дела, выехал в аэропорт и вылетел через Москву в Великогорск.

Воронина Кожевников встретил мрачнее тучи.

- Что случилось Артём Викторович? Вы хотели еще раз обсудить свою позицию перед судом кассационной инстанции? - спросил Воронин, когда Кожевникова привели в следственный кабинет изолятора.

Кожевников дождался пока охранник вышел, и железная дверь кабинета за ним захлопнулась.

- Юрий Иванович, вы были правы: Тарасенко отобрал у меня завод, автомастерские, кафе и салон красоты.

Воронин, пораженный известием, присвистнул и спросил:

- И как же ему удалось это так быстро?

- Тарасенко сделал все очень нагло. Он задним числом оформил протокол общего собрания учредителей о переуступке мной моей доли собственности моему компаньону по бизнесу Струкову Игорю, а тот якобы все это перепродал некому Борисоглебскому.

- Не может быть, - не поверил Воронин.

- Вот выписка из ЕГРП, посмотрите сами, все мои предприятия уже перерегистрированы за этим Борисоглебским, - нервно произнес Кожевников и протянул документ Воронину.

Заметив, что адвокат с недоверием рассматривает выписку из ЕГРП, Кожевников сказал:

- Не сомневайтесь, это копия с настоящего документа. Мне его передали через охрану СИЗО.

- А кто добыл копию выписки? – поинтересовался Воронин.

- Одноклассница моей жены, она работает в налоговой инспекции.

После этих слов Кожевников схватился руками за голову и принялся метаться по кабинету, приговаривая:

- Юрий Иванович, и почему я вас снова не послушал! Вы же меня предупреждали!

Ознакомившись с выпиской из ЕГРП, Воронин положил её на стол и сказал:

- Артём Викторович, не убивайтесь так. В любом случае вы бы не успели за такой короткий срок переоформить собственность на своих людей. Пока бы вы написали заявление на выдачу доверенности на имя жены, пока бы начальник СИЗО его рассмотрел, пока переслал по почте ваше заявление судье Морозову для получения разрешения на выдачу доверенности, пока бы Морозов рассмотрел его и переслал обратно со своей визой, ушла бы уйма времени.

- А если бы я пригласил нотариуса в следственный изолятор, не было бы это быстрее.

- Нет. Процедура была бы та же самая. Начальник СИЗО запросил бы разрешения у судьи Морозова на право допуска нотариуса к вам, для выдачи доверенности на распоряжение имуществом. Не исключено, что судья Морозов о вашем желании выдать такую доверенность поставил бы в известность Тарасенко.

Кожевников сложил выписку из ЕГРП вчетверо, сунул её в задний карман брюк и сказал:

- Я долго думал, как мне дальше жить. Тарасенко же поступил самым подлым образом. Он не только расправился со мной, я бы это как-нибудь вытерпел! Но он же лишил меня и моих детей будущего, я после тюрьмы уже никогда не смогу заработать столько.

- Можно попытаться через арбитражный суд признать недействительным протокол общего собрания учредителей о переуступке вами своей доли в обществе и вернуть ваши предприятия. Однако это займет много времени и без вас будет трудно что-либо доказать. На этом и построена их рейдерская схема.

Кожевников усмехнулся и заметил:

- Вы не знаете Тарасенко. Если он пошёл на это, боюсь, что у него все схвачено и в арбитражном суде. Похоже, что моего компаньона Игоря Струкова они напугали до смерти, тот против Тарасенко не пойдет и станет утверждать, что я свою долю продал и отдал в счет каких-нибудь долгов.

Воронин, соглашаясь с доводами Кожевникова, молчал и не перебивал того.

- Судебная система России меня разочаровала, судиться честно с Тарасенко не получится. При разрешении спора в ответ на наши законные методы он станет использовать свои подлые методы и всю силу своих административных ресурсов, - продолжил свои мысли вслух Кожевников, и, с горящими огнём глазами, заявил:

- Тарасенко совершил большую ошибку, загнав меня в угол и, продолжая давить меня дальше. Известно, что нет ничего страшнее загнанного в безвыходное положение зверя. В таких ситуациях даже зайцы начинают драться и кусаться. Поэтому я вынужден буду драться до последнего.

- Это очень опасно. Вы же сами мне говорили, что Тарасенко ни перед чем не остановится и может, даже, пойти на убийство, - заметил Воронин, пытаясь отговорить Кожевникова от авантюры.

- Тарасенко сам выбрал оружие, и я не стану больше сдерживать себя моральными догмами, и стану бить Тарасенко его же оружием, подлостью, - жестко ответил Кожевников.

Перед адвокатом Ворониным сейчас предстал совершенно другой человек, какого он прежде не знал. Пока Воронину было еще не понятно, что имел ввиду Кожевников, произнеся, что станет драться до последнего, но Воронин понял главное, что схватка между Кожевниковым и Тарасенко не закончилась, что она только начинается.

Кожевников посмотрел в глаза Воронина и произнёс:

- Так получилось, что на данный момент вы единственный человек, которому я полностью доверяю, на кого могу положиться, и с кем я имею возможность непосредственно общаться. Есть у меня несколько надежных друзей, но их ко мне в тюрьму не допустят.

Перед началом войны с Тарасенко, я хочу отправить в безопасное место свою семью. Теперь я уже не уверен в том, что Тарасенко не посмеет тронуть их. На кону у него слишком большие деньги.

Почувствовав, что Воронин его не совсем понимает, Кожевников пояснил:

- Не переживайте, я не стану втягивать вас в бандитские разборки. Я вас попрошу только об одном, убедите мою жену с детьми уехать и помогите им выехать из города незаметно. Деньги у меня есть. Лет десять назад, когда у меня были шальные заработки, мне удалось кое-что скопить на черный день.

Кожевников, опасаясь, что их могут подслушать, на листочке написал:

«Я пятьсот тысяч долларов припрятал на черный день».

Заметив в глазах Воронина удивление, Кожевников, улыбнувшись, сказал:

- Вижу по вашему взгляду, что вы считаете меня дураком, что я не воспользовался ими, чтобы подключить к своему делу влиятельных людей. Наверное, вы правы, я должен был, ради достижения правды и справедливости, пустить их в ход и тогда мое дело получило бы иной оборот. Не знаю, может быть, в какой-то момент жадность оказалась сильнее меня.

В ответ на попытку Воронина что-то сказать, Кожевников жестом остановил его и продолжил:

- Знаете, деньги я берег на черный день и не верил, что он когда-нибудь наступит. О существовании этих денег не знает никто, даже жена.

Кожевников снова взял в руки авторучку и на листочке написал:

«Я их спрятал на своей старой даче, которая мне досталась от бабушки. Там я ничего не строил, держал участок про запас для своих детей. Думал, что дети подрастут и сами построят, что захотят. Там в правом в дальнем от входа углу, в двух метрах от забора на глубине полутора метров, я зарыл небольшую пластиковую бочку».

Воронин взял авторучку и написал: «Деньги вы положили в эту бочку?»

Кожевников в ответ написал: «Я подумал, что железную можно отыскать с помощью металлоискателя, а эту не найдут. Вам надо будет вместе с моей женой отыскать эту бочку и отдать деньги Маргарите. Скажете ей, чтобы она взяла с собой сто пятьдесят тысяч. Остальные деньги пусть оставит там же. Из них тридцать тысяч долларов пусть Маргарита положит на четыре банковских счета до востребования в Москве на этого человека, в отделении банка, где мы с ней оставляли деньги, когда уезжали отдыхать на Мальдивы.».

«Для какого дела, уж, не для войны ли с Тарасенко?» - написал Воронин.

- А хотя бы и так, мои деньги, как хочу так ими и распоряжаюсь, - вгорячах бросил Кожевников и, успокоившись, написал:

«Я же буду должен заплатить людям, что станут рисковать в борьбе с Тарасенко. Может быть, они пригодятся и на подкуп тюремной охраны, чтобы сбежать с зоны, я не собираюсь ни за что сидеть девять лет».

«Артём Викторович, вы не сказали, куда должна уехать ваша семья?» - написал Воронин.

«Сначала на Украину, оттуда на Кипр. Напрямую из России им ехать на Кипр нельзя, в России её путь могут отследить люди Тарасенко» - вывел авторучкой на бумаге Кожевников и передал её адвокату.

«На Кипр?!»

- Да.

«И где она там станет жить?»

- Извините, но в целях безопасности семьи, я не могу вам этого сказать. Маргарита знает к кому поехать, там её точно никто искать не станет. Предупредите её, чтобы она первые полгода не звонила и не писала. Я сам её разыщу.

- Хорошо, я передам ей вашу просьбу. А что если она не захочет уезжать? – спросил Воронин.

Кожевников грустно рассмеялся и сказал:

- Что значит, она не захочет уезжать. Тогда вы убедите её в этом, вы же адвокат, вам и карты в руки. Уверен, что вы найдете нужные слова.

Воронин выслушал просьбы Кожевникова и заверил его, что выполнит их.

- Это не все. Я бы хотел попросить вас еще об одном. Поезжайте в Москву вот по этому адресу к этому человеку.

После этих слов Кожевников на листочке написал адрес, имя и фамилию мужчины.

- Кто это? – спросил Воронин.

Кожевников написал:

«Это человек, которого Тарасенко когда-то сильно обидел. Он давно искал возможности отомстить Тарасенко, но он не знал, как это сделать. Я ему это подскажу и помогу средствами осуществить возмездие».

Воронин взял в руки листочек с перепиской, разорвал его на мельчайшие кусочки, чтобы невозможно было прочитать, и выкинул их через решётку в окно.

- Вы все запомнили? – на всякий случай поинтересовался у Воронина Кожевников.

- Запомнил.

- В таком случае возьмите у Маргариты две тысячи долларов на командировочные расходы для поездки в Москву, - сказал Кожевников и на ухо Воронину, чтобы никто не услышал, прошептал:

- А вы бы могли устроить мне встречу с этим человеком из Москвы здесь, в СИЗО, чтобы я мог с ним поговорить наедине?

- Я нет. Но если нам в кассации откажут и приговор вступит в законную силу, отношение охраны тюрьмы к вам будет не таким строгим.

- Вы хотите сказать, что после вступления приговора в силу я смогу договориться с охраной!? – снова на ухо зашептал Воронин и спросил, - И сколько это будет стоить?

- О том, как это сделать и сколько это будет стоить, вы сможет узнать, переговорив с охраной. Будет лучше, если это сделает тот человек из Москвы, - прошептал в ответ Воронин.

Кожевников в ответ, соглашаясь, закивал головой и сказал:

- В таком случае, возьмите у Маргариты еще пять тысяч долларов, передадите их тому человеку.

- Хорошо. Я сделаю, как вы просите.

- В таком случае я вас не задерживаю, благодарю вас за помощь, - сказал Кожевников и на прощание крепко пожал руку адвокату Воронину.

Воронин, в ожидании охранника, который должен был придти за арестованным Кожевниковым, в дверях остановился и спросил:

- А вы не боитесь, что я могу присвоить ваши деньги? Сумма то немалая.

Кожевников грустно рассмеялся и ответил:

- Нет, не боюсь. На протяжении полугода, что длилось предварительное следствие и суд, я к вам долго присматривался, прежде, чем обратиться с такой просьбой. И, кроме того, я ведь не просто так пригласил вас в своё дело. Сначала я навел о вас справки через своего институтского приятеля из вашего города. О вашей порядочности самые лучшие отзывы. Кроме того, у меня в данный момент нет другого выхода.

Воронин улыбнулся и произнёс:

- Признаюсь, было интересно узнать о себе такие откровения.

 

Г Л А В А 5

 

Спустя два дня адвокат Воронин проводил Маргариту Кожевникову с малолетним сыном и дочерью в аэропорт Домодедово, откуда она вечерним рейсом вылетела в Киев.

Когда Воронин вышел из здания аэровокзала, погода неожиданно поменялась. Небо затянуло серыми тучами, и заморосил мелкий прохладный дождь. Он поежился, приподнял воротник пиджака и, взглянув на небо, подумал:

«Если дело Кожевникова начинается с дождя, может быть, это к удаче».

После этого Воронин поставил портфель на асфальт и по привычке незаметно для посторонних оглянулся, сделав вид, что он поправляет штанину. Убедившись, что никто за ним не следит, Воронин взял такси и поехал в Москву к знакомому Кожевникова.

Дверь Воронину открыл брюнет, коротко стриженный крепкий мужчина лет двадцати семи. Приоткрыв дверь, он окинул Воронина пристальным взглядом и спросил:

- Вам кого?

- Мне Игоря Борисова.

- Я Игорь. Что надо? – с вызовом спросил Борисов.

- Мне надо с вами поговорить, я от Кожевникова Артёма Викторовича из Великогорска.

- Кожевникова!? – удивленно произнес мужчина и замер.

- Мне можно к вам пройти или будем говорить здесь?

Мужчина открыл шире входную дверь и сказал:

- Проходите, вы кто будете.

- Я адвокат Воронин, защитник Кожевникова.

Мужчина закрыл входную дверь и с усмешкой произнес:

- Защитник? А что Кожевникова посадили!?

Воронин остановился в прихожей, не зная, куда ему идти дальше в комнату или на кухню.

Мужчина, приглашая Воронина, показал рукой на просторную кухню и спросил:

- Что будете, чай, кофе?

Воронин присел на кожаный диванчик за дубовый стол и сказал:

- Игорь, если у вас найдется коньяк, я бы выпил рюмку, а потом можно кофе.

Задетый нахальством гостя, Борисов, усмехнулся, достал из шкафа бутылку и ответил:

- Для хороший людей, найдется.

Налив Воронину коньяка, Борисов спросил:

- Что вас привело ко мне.

- А вы не будете? – подняв рюмку, задал вопрос Воронин.

- Пока не хочу, - отказался Борисов и всем своим видом продемонстрировал, что он ожидает ответа на свой вопрос.

Воронин цедя, наслаждаясь вкусом напитка, выпил его и, не зная с чего начать, произнес:

- Хороший коньяк.

Поставив пустую рюмку, Воронин посмотрел на Борисова и сказал:

- Видите ли, Кожевникова в тюрьму посадил Тарасенко.

- Тарасенко? – перебил Воронина Борисов.

- Да, Тарасенко и теперь Кожевников хочет встретиться с вами.

Борисов рассмеялся и спросил:

- А вы знаете, что Тарасенко и Кожевников дружили семьями, вместе проводили время, ходили на охоту, рыбачили.

- Кожевников мне говорил об этом, - ответил Воронин и повторил:

- Он хочет с вами встретиться для серьезного разговора.

Борисов снова рассмеялся и воскликнул:

- Теперь Кожевников хочет встретиться для серьезного разговора! А где он был, когда я приходил к нему просить за отца! Где?!

Воронин промолчал, он вообще в первый раз слышал о том, что у Борисова какие-то претензии к Кожевникову по поводу отца.

Борисов налил себе коньяка, залпом выпил его и нервно сказал:

- А вы знаете, что Кожевников мог бы пойти к Тарасенко и замолвить слово за моего отца, когда папу обвинили в присвоении акций рядовых акционеров строительной компании и узурпации власти.

Чтобы встреча не окончилась провалом, Воронин решил не перебивать, разгоряченного Борисова и лишь сочувственно кивал тому головой.

- По указанию Тарасенко возбудили уголовное дело, и моему отцу реально угрожала тюрьма!

- Присвоение акций серьезное обвинение, - согласился Воронин.

- Вот именно, - воскликнул Борисов и продолжил: - Тогда Кожевников не захотел ссориться с Тарасенко и не захотел говорить со мной! А теперь он хочет встретиться, но я не хочу!

Наступила тягостная пауза. Разгоряченный тяжкими воспоминаниями, Борисов снова выпил коньяка и бросил:

- Жизнь наказала Кожевникова, теперь он сам оказался в положении моего отца и, как я понимаю, все друзья его бросили!

Адвокат Воронин посмотрел на горящее гневом лицо Борисова и задумался. На мгновение ему даже показалось, что разговор с Борисовым не получился и ему, наверное, пора собираться. Он встал из-за стола и произнес:

- Насколько я понял, Кожевников хочет предложить вам совместно бороться против Тарасенко. Это ваши дела, я не хочу вмешиваться в них. Он просил передать вам свою просьбу, я передал.

Борисов снова налил себе и Воронину коньяка и промолвил:

- Депутаты Государственной Думы говорят, что за экономические преступления не надо сажать в тюрьму, это, мол, не тяжкие преступления и от них не так много вреда. Я с этим не согласен. В результате экономического преступления, сваленного на моего отца, он умер от инфаркта, его главного бухгалтера парализовало и тот сейчас прикован к постели. Под этот шумок у большинства акционеров отняли акции и строительную компанию захватили люди Тарасенко.

Воронин выпил свой коньяк и сказал:

- Приятно слышать умные речи. В отличие от многих депутатов Государственной Думы у вас государственное мышление и вы понимаете, что экономические преступления во сто крат опаснее многих других и от них обществу во сто крат больше вреда, чем даже от убийства. Американцы это понимают, и потому у них за экономические преступления суды легко дают пожизненные наказания.

Почувствовав сочувствие со стороны Воронина, Борисов смягчился, посмотрел на Воронина и поинтересовался:

- И сколько же определили Кожевникову?

- Девять лет.

Борисов присвистнул и бросил:

- Девять лет? Ого! За убийство меньше дают.

Воронин усмехнулся, выложил из портфеля на стол валюту и многозначительно произнес:

- Да, бывает, что за убийство дают меньше. Это смотря кого судят или, смотря при каких обстоятельствах было совершено убийство.

- И за что же засудили Кожевникова?

Воронин по столу подвинул доллары к Борисову и сказал:

- Если вы готовы встретиться с Кожевниковым, вот вам пять тысяч долларов.

- Зачем?

- Кожевников их вам передал на подкуп сотрудников СИЗО, чтобы они устроили вам встречу.

- А через вас он не мог передать свою просьбу?

Воронин пожал плечами и пояснил:

- Должно быть, он не хочет посвящать меня в свои тайны. Думаю, что он опасается, что этим может случайно навредить мне.

Борисов прошёл к окну и долго молча глядел на улицу. Воронин кашлянул, напоминая о себе.

Борисов обернулся и произнес:

- После смерти отца я проявил слабость и не решился убить Тарасенко. Он продолжает творить свои черные дела, с легкостью ломая чужие судьбы, ради достижения своих меркантильных целей. Хорошо, я поеду к Кожевникову и выслушаю его.

Воронин взял в руки свой дорогой кожаный портфель и, уходя, бросил:

- Это уже ваши дела. Я не хочу иметь к ним никакого отношения.

 

Г Л А В А 6

 

- Сколько здесь? – спросил Тарасенко, бросив взгляд, на рассыпанные на столе упаковки с долларами.

- Полтора миллиона, - ответил владелец строительной компании «РЕН-Строй» Волынцев.

Тарасенко молча выдвинул ящик стола, бросил в него упаковки с долларами и, задвинув ящик, произнёс:

- Я сегодня же подпишу постановление о выделении вам земельного участка в центре города.

Господин Волынцев, владелец строительной компании, полный лысый мужчина лет сорока пяти ухмыльнулся и поинтересовался:

- Борис Никитович, когда мы сможем получить постановление о выделении земли?

- В семнадцать часов заберете его у моего секретаря, - ответил Тарасенко и напомнил:

- Семен Ефимович, не забудьте про наш уговор. После возведения дома пять трехкомнатных квартир вы передаете мне и десять квартир городу.

Волынцев хитро посмотрел на мэра и сказал:

- Может быть, городу хватит и восьми квартир?

Тарасенко с суровым видом уставился на Волынцева и произнес:

- Семен Ефимович, не жадничай, ты же их так продаешь в три дорого выше себестоимости и с каждой квартиры имеешь двести процентов чистой прибыли.

Волынцев улыбнулся и промолвил:

- Я не жадничаю. Это бизнес, а в бизнесе копейка рубль бережет.

Тарасенко задумался и, постукивая карандашом по столу, проворчал:

- Бизнесмен говоришь. Хорошо, городу отдашь восемь квартир, а мне шесть.

Волынцев поднялся из-за стола и ответил:

- Понял, тебе шесть квартир и восемь городу.

- Семен Ефимович, не забудь, мне все только трехкомнатные.

Волынцев, прощаясь, протянул руку Тарасенко и сказал:

- Борис Никитич, не переживай, я помню, что ты берешь только трех и четырехкомнатные.

Когда Волынцев вышел, Тарасенко большую часть денег переложил из ящика стола в сейф и по секретному телефону, по которому он звонил только подполковнику Веригину, связался с ним.

- У меня все прошло нормально, задаток получил, можешь отправить в УВД свою группу задержания. Олег, заедешь вечером ко мне за своей долей.

- Заскочу после девятнадцати часов, - бросил довольный Веригин и отключился.

Тарасенко нажал на кнопку внутреннего коммутатора и вызвал к себе первого заместителя Брагина.

- Лёня, к четырем часам надо подготовить постановление о выделении компании «РЕН-Строй» полгектара под строительство семнадцатиэтажного жилого дома. Оформи все, как выигранный по конкурсу. Председателем конкурсной комиссии укажи себя.

Брагин насупился, понимая, что мэр города ответственность незаконного выделения земли под строительство перекладывает на него.

Заметив, что Брагин нахмурился, Тарасенко сказал:

- Не дуйся, Лёня, если, что я тебя всегда прикрою.

С этими словами Тарасенко протянул Брагину шесть упаковок с долларами и пояснил:

- Это тебе, сорок тысяч и двадцать на членов конкурсной комиссии.

Вернувшись в свой кабинет, Брагин нервно закурил, в сердцах швырнул валюту в сейф, и в голове у него закружились неприятные мысли.

«Тарасенко, жирная скотина, привык загребать жар чужими руками. Я рискую, выполняю всю грязную работу, а он мне за это дает только сорок тысяч, а сам ничем не рискуя, наверное, взял раз в десять больше»

А в это время мэр города Тарасенко, включил кондиционер и, догадываясь, о переживаниях Брагина, в предвкушении свидания со своей юной любовницей, сидел и размышлял о жизни:

«Лёня, ты не прав, хочешь иметь не по чину, против меня ты еще зеленый. Тебе бы никто полтора миллиона долларов не дал. Всем рискую я, получая, деньги от взяткодателей, это меня могут хлопнуть менты, а не тебя».

Размышления мэра прервал звонок секретаря по внутреннему коммутатору.

- Борис Никитич, к вам фельдъегерь, - сообщила секретарь.

- Кто?

- Фельдъегерь.

- Виолетта, чего он хочет?

- Борис Никитич, вам пакет из Государственной Думы.

- Виолетта, получи его сама, - приказал секретарю Тарасенко и отключился.

Спустя минуту секретарь снова позвонила и сказала:

- Фельдъегерь настаивает на том, что он должен вручить пакет только вам.

- Пусть проходит, - проворчал Тарасенко.

В кабинет с большим толстым портфелем в руке прошёл полный высокий мужчина в роговых затемненных очках в форменной фуражке и костюме фельдъегерской связи. Он прошёл к мэру, поставил портфель на стул и, копаясь в нём, произнес:

- Вам пакет из Государственной Думы, распишитесь о получении.

- Что за пакет? – удивился Тарасенко, заинтригованный, приподнялся с кресла и попытался заглянуть в портфель фельдъегеря.

Неожиданно фельдъегерь шагнул к мэру и зажал ему рот и нос носовым платком. Тарасенко отчаянно схватился руками за руки незнакомца, попытался вскочить, замычал, но быстро обмяк и заснул.

Неизвестный быстро закатал рукав рубашки Тарасенко, достал из портфеля шприц и что-то вколол в руку мэра. После этого мужчина тыльной стороной ладони вытер выступивший пот со своего лба, положил шприц в портфель, надел перчатки и обыскал мэра. В кармане брюк хозяина квартиры он нашел ключи от сейфа, и все его содержимое с документами, с долларами и пачками рублей в считанные секунды сложил в портфель и рассовал по своим карманам.

Спустя мгновение таинственный незнакомец закрыл сейф, ключи от него сунул обратно в карман Тарасенко, поправил тому рукав рубашки и заметил на пальце мэра два перстня, один с большим алмазом, а второй с еще большим изумрудом.

Мужчина поднатужившись стянул перстни с пальцев Тарасенко и положил себе в карман. Затем он из стола мэра в свой портфель выгреб все документы, вместе с набором золотых авторучек «Parker». В последний момент незнакомец на руке мэра увидел золотые часы «Rolex», снял их у Тарасенко, надел часы на свою руку и, уходя, произнёс:

- Экспроприация экспроприаторов.

 

Г Л А В А 7

 

Из здания мэрии вышел фельдъегерь, перешел дорогу и зашел в подъезд соседнего дома. Там мужчина быстро снял с себя очки, задрал верхнюю часть форменной рубашки, достал из под неё подушку, что создавала у людей иллюзию того, что он толстый человек, сунул их в пакет. После этого он изо рта достал два шарика от пин-понга, надел на себя другие зеркальные очки и вышел из дома. Не спеша, пройдя дворами на соседнюю улицу, мужчина сел ни в чем неприметную машину и сказал водителю:

- Трогай, только не гони. Все прошло нормально.

Через двадцать минут эта автомашина подъехала к частным гаражам, у которых в это время дня не было ни души, и въехала в один из боксов. Спустя пять минут из гаража вышли двое мужчин с сумками в руках, перешли железнодорожные пути и, миновав пустырь и лесопосадку, вышли на оживленную дорогу и направились к ожидавшей их иномарке.

Мужчина тот, что был повыше, сев в машину велел девушке в очках за рулём:

- Анна, поехали.

Девушка молча посмотрела на мужчину в ожидании объяснений.

- Анна, не переживай, все нормально, - улыбаясь, произнес мужчина и снова предложил:

- Поехали.

- Игорь, а куда мы поедем? – растерянно спросила девушка.

Борисов нервно рассмеялся и произнес:

- Анна, не тормози. Как и договаривались мы едем в Москву.

Девушка резко газанула, раздался свист горящей резины, и машина рванула с места.

- Спокойно, детка, спокойно. Не гони. Не стоит привлекать к себе внимание, займи правый ряд и езжай, не торопясь, - положив ладонь на руку девушки на рычаге коробки передач, произнес Борисов.

Анна сбросила скорость и она спросила:

- Игорь, правда, что все прошло нормально!?

Борисов поцеловал девушку и сказал:

- Успокойся, детка. Все о-кей.

- Пока я вас тут ждала, мимо меня с сиреной промчалась милицейская машина. Я так испугалась, думала, что тебя схватили.

Борисов, чувствуя, как медленно отступает напряжение, сковавшее все тело, рассмеялся и произнес:

- Анна, дальше на светофоре поверни направо, поедем по улице Буденного, а затем через село Семеновское выскочим на шоссе на Москву.

- Почему через Семеновское!? Может, поедем по проспекту Свободы, тогда дорога будет в два раза короче, - обращаясь к Борисову, произнёс парень, что устроился на заднем сиденье автомобиля.

Борисов обернулся к нему и сказал:

- Илья, по проспекту Свободы мы не поедем. Там по дороге установлено, как минимум, три видеокамеры. Две камеры ГИБДД и одна торгового центра «Сосновский». Зачем нам лишний раз светиться.

Парень с заднего сиденья с волнением в голосе поинтересовался:

- А ты что, думаешь, менты станут просматривать записи с видеокамер?

- Не знаю на счет ментов, но я бы просмотрел все записи с видеокамер в радиусе километра и попытался таким образом найти злоумышленников, - заметил Борисов.

Несогласный с Борисовым, пытаясь успокоить себя, Илья высказал свою точку зрения:

- Да невозможно найти нас таким образом. Это сколько же машин им надо будет проверить, работы хватит на год.

Борисов рассмеялся и съязвил:

- Это тебе, Илья, понадобился бы год на проверку, а ментам на это хватит и недели. Большая часть автомашин, вроде служебных, как скорая помощь, милицейские, пожарные, автобусы, маршрутки и прочие менты сразу отсеют. Останется пара сотен легковых автомобилей, которые проехали сразу после нашего посещения мэрии, и менты начнут каждого из нас выдергивать по одному к себе и опрашивать. Таких, как мы, что начинают волноваться или темнить, отвечая на вопросы, начнут проверять особенно тщательно.

Илья заволновался, прикусил губу и задумался. Заметив это, Борисов поинтересовался:

- Ты чего, боишься что ли!?

Парень смущенно опустил глаза и проворчал:

- Да, нет, не боюсь. Но мне не хотелось попасть в подвалы милиции, они же за этого Тарасенко и пытать нас начнут.

Борисов сверкнул взглядом и бросил:

- Пусть сначала поймают.

Илья, желая снять нервную дрожь, достал из кармана сиденья начатую бутылку коньяка, отпил из неё из горла, протянул коньяк Борисову и сказал:

- На, глотни, сними напряжение.

- Спасибо, - произнес Борисов, сделал несколько глотков, вернул бутылку другу и успокоил его:

- Да не дергайся, ты, Илья. Вам с Анной нечего боятся. Вы не при делах, это мне надо бояться. То, что ты меня довез до гаража, никто не видел, и потому никто этого не докажет. Через пару дней ты машину перегонишь своему другу.

Ну, а Анна моя подруга, она, в крайнем случае, скажет, что ничего не знала, что я её в свои планы не посвящал и использовал её вслепую. Анна, ты же знаешь, что говорить. Верно!?

Девушка бросила на Борисова нежный взгляд и произнесла:

- Я скажу, что мы приехали в этот город, по каким то твоим делам, ты попросил меня подождать в машине, а сам куда то отлучился. Через некоторое время ты вернулся, и мы уехали. Куда и зачем ты ходил я не знаю.

Борисов поцеловал девушку в щеку и похвалил её:

- Умница моя! Анна так ментам и говори. Групповуха нам не нужна. За совершение преступлений группой лиц срок дают больше.

Некоторое время компания ехала молча, потом Илья спросил у Борисова:

- Игорь, расскажи, как у тебя прошло с Тарасенко?

Борисов посмотрел на товарища с усталым видом и бросил:

- Чего рассказывать-то? Пришел, усыпил его, сделал ему инъекцию препаратом по стиранию памяти, как мы планировали, забрал документы и вещи.

- Игорь, а сколько ты взял денег и что за документы?

Борисов улыбнулся и проворчал:

- Илья, отстань, приедем в Москву, посчитаем бабки и просмотрим документы. Не переживай, портфель у тебя в ногах за моим сиденьем, в нём все и находится.

После этих слов Борисов достал из кармана два перстня Тарасенко и протянул их товарищу.

- Что это такое? – спросил Илья, взяв в руки, драгоценные перстни.

- Ты что не видишь, это военные трофеи. Снял прямо с пальцев мэра.

Илья недовольно скривился и сказал:

- Зря ты это сделал. Не надо было их брать. Спалимся мы на этом золоте.

- Не бери в голову, мы же не станем их немедленно продавать. Может быть, мы оставим себе на память, - произнес Борисов и включил магнитолу.

- Игорь, забирай свои трофеи и включай музон, давай расслабимся.

Борисов на магнитоле нашел любимую радиостанцию, включил музыку погромче, откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза.

Сейчас он подумал еще об одном участнике операции, о котором Анна и Илья не знали, и благодаря помощи которого все прошло успешно. Игорь подумал о своем друге детства Володе Кириллове, что со специальной видеозаписывающей аппаратурой остался сидеть в кафе напротив мэрии города.

 

Г Л А В А 8

 

Тарасенко очнулся от слепящих солнечных лучей. Состояние Бориса Никитовича было странное, голова была тяжелой, глаза слипались, сердце в груди жалобно колотилось.

«О-о! Заснул. Надо больше уделять время здоровью и отдыху. Хватить всех этих саун и ночных свиданий с девочками. Чертов возраст, организм уже не успевает восстановиться за несколько часов сна», - взявшись за сердце, подумал Тарасенко.

Мэр обвел взглядом стол, свой кабинет, безуспешно силясь вспомнить, что он делал, и чем он собирался заняться. В это время в кабинет вошел его заместитель Брагин, прошел к столу и, протянув бумаги, сказал:

- Я тут подготовил постановление о выделении земельного участка для «РЕН-Строй». Прочитайте и подпишите.

Нахмурив брови, Тарасенко уставился на Брагина, силясь вспомнить, кто это такой и про какие постановления говорит этот человек.

Брагин заметил странное поведение Тарасенко и повторил:

- Я принес постановление о выделении земельного участка, подпишите его.

- Вы кто? – так и не вспомнив Брагина, спросил Тарасенко.

- Я? Я ваш заместитель.

- А я кто?

Вопрос Тарасенко Брагина поставил в тупик, и на мгновение Брагин даже подумал, что Тарасенко тронулся умом. Но на всякий случай, чтобы не ссориться с Тарасенко, напомнил тому:

- Вы мэр города Великогорска, а я ваш первый заместитель, Брагин.

После этих слов Тарасенко облик Брагина показался знакомым, и он произнес:

- Я мэр. А как тебя зовут?

- Леонид Григорьевич.

- Лёня, значит, - протяжно промолвил Тарасенко, взял в руки постановление и пробежался по нему взглядом.

Тарасенко напряг всю свою память и какие-то смутные воспоминания стали роиться в его голове.

- А что это еще за «РЕН-Строй», - раздраженно спросил Тарасенко у Брагина.

- Это частная строительная компания.

- И что?

- Я не понял Борис Никитович.

- Я спрашиваю кто хозяин этой «РЕН-Строй»?

- Господин Волынцев Семен Ефимович, - пояснил Брагин и все больше стал убеждаться в том, что Тарасенко тронулся умом.

Тарасенко тем временем насупился, как сыч и замолчал, о чём-то размышляя про себя. Потом снова прочитал постановление о выделении земли и окончательно, уверовав, что он действительно мэр Великогорска, проворчал:

- Леонид Григорьевич, это что еще за постановление ты мне принёс!? А-а!? Полгектара земли в центре города! Ты какие игры ведешь за моей спиной с Волынцевым!? Я смотрю, ты стал слишком самостоятельным! Уже указания мне даешь, прочитайте и подпишите.

От несправедливых претензий Брагин растерялся, насупился и обиженный часто заморгал глазами.

- Ты мне характер то не показывай! Что опять надулся? Не буду я его подписывать, пусть сначала ко мне придет Волынцев и попросит хорошенько. На эту землю у меня с десяток охотников найдется.

- Ну, вы же сами мне приказали подготовить это постановление, - тихо произнес, напуганный Брагин.

Тарасенко, возмущенный тем, что Брагин пытается обойти его и, решив, что тот начинает собирать, принадлежащую ему дань с его бизнесменов, поднял на своего заместителя строгий взгляд, ударил ладонью по столу и воскликнул:

- Ты что вешаешь мне лапшу на уши! Не мог я тебе дать таких указаний до встречи с Волынцевым!

- Так вы же с ним встретились сегодня в одиннадцать дня.

- Говоришь, что я встречался с Волынцевым, - с недоверием проворчал Тарасенко, нащупал в кармане брюк какие-то ключи, достал их и принялся удивленно их разглядывать. Догадавшись, что один из них от сейфа, поднялся из-за стола, прошёл к сейфу и открыл его.

В следующее мгновение Тарасенко, увидев пустой сейф, потерял дар речи и остался стоять, словно, пораженный столбняком. Наступила гнетущая тишина.

- Лёня, а зачем приходил Волынцев? – наконец, придя в себя, выдавил из себя Тарасенко.

- Я не присутствовал при разговоре, но, я думаю, что он решал с вами вопрос выделения ему этого земельного участка.

- И что решил? – с иронией в голосе, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать от отчаяния, спросил Тарасенко.

- Должно быть, решил, если вы мне приказали срочно подготовить это постановление.

- Я приказал, - с недоверием произнес Тарасенко.

- Да, приказали. Мне дали сорок тысяч долларов и двадцать для членов конкурсной комиссии.

- Сорок тысяч…, - многозначительно протянул Тарасенко и напряг всю свою память, пытаясь вспомнить встречу с Волынцевым.

Но так ничего и, не вспомнив, Тарасенко промолвил:

- Ступай, Лёня, займись делами. А постановление то оставь.

Уже когда Брагин был в дверях, Тарасенко задал своему заму последний вопрос:

- Лёня, а ты не помнишь, когда Волынцев придет за постановлением?

- Я понял, что сегодня после шестнадцати часов.

- Значит сегодня, - проворчал Тарасенко и рухнул в свое кресло.

Минут десять Тарасенко был в шоке и сидел, тупо уставившись глазами в потолок. В голове мэра одна страшнее другой проносились нехорошие мысли.

«Неужто сейф очистил Волынцев? Если он взял деньги, то зачем ему понадобились мои секретные документы и бумаги? Может быть, он впопыхах случайно прихватил документы вместе с деньгами?»

С этими мыслями Тарасенко открыл ящики стола и обнаружил, что документы оттуда тоже пропали.

«Нет, документы Волынцев прихватил неслучайно, а намеренно. Волынцев, наверное, решил меня шантажировать!» - мелькнуло в голосе Тарасенко шальная мысль, и он подумал:

«А ведь меня предупреждали, говорили мне, что в приватных беседах Волынцев льёт на меня грязь и высказывает желания иметь своего мэра города. А я, дурак, не обращал на них внимания и думал, что все обойдется, и что деньги не пахнут».

Наконец до сознания Тарасенко дошло, что нельзя терять время и что надо действовать и что-то предпринимать. Взгляд мэра упал на секретный мобильный телефон. Он взял его в руки и нажал на кнопку вызова. На дисплее загорелось: « Олег Веригин».

«Веригин, Веригин. Олег», - закрутилось в голове Тарасенко и он через силу, припомнил, что это его приятель из милиции.

Когда трубку на том конце взяли, Тарасенко закричал:

- Олег! Бросай все и приезжай ко мне! Нас ограбили!

- Что? Кто это сделал? – в телефонной трубке раздался вопль подполковника милиции.

- Не знаю! Приезжай и начинай следствие! – прокричал в трубку Тарасенко и в сердцах зашвырнул телефон в противоположенную стену кабинета.

Спустя двадцать минут в кабинет Тарасенко, словно, вихрь ворвался Веригин.

Тарасенко, увидев его, по внутренней связи позвонил секретарю и приказал:

- Виолетта, ко мне никого не пускать!

Веригин присел за стол и, положив руки на стол, спросил:

- Что случилось!?

Тарасенко молча поднялся, открыл сейф ключами, распахнул его дверцу и продемонстрировал пустоту.

- Что ты этим хочешь, сказать, - побагровев, задал вопрос Веригин.

- Я хочу сказать, что здесь должны лежать деньги и документы! Как видишь, здесь пусто!

Веригин снял милицейскую фуражку, положил её на стол и нервно, сжимая и разжимая пальцы рук, спросил:

- Сколько там было денег?

Тарасенко виновато опустил глаза и проворчал:

- Не знаю.

- Как не знаешь? Это же твой сейф! – сквозь зубы жестко процедил Веригин.

- Олег, я не знаю, что со мной произошло, но у меня отшибло память, - признался Тарасенко.

- Как отшибло память? – не поверил Веригин, через стол наклонился к Тарасенко, посмотрел тому в глаза и с угрозой в голосе прошептал:

- Никитич, не надо держать меня за дурака. Если ты решил кинуть меня и прихватить мои деньги, то смотри, пожалеешь…

Тарасенко не дал закончить Веригину его угрозы и, перебив его, произнес:

- Успокойся, Олег, никто не собирается тебя кидать! Я тебе говорю, нас с тобой ограбили!

Веригин, играя желваками на щеках, присел на стул и воскликнул:

- И кто же на такое самоубийство решился?

- Не знаю, может быть, Волынцев.

Веригин прищурился, задумался и поинтересовался:

- Почему Волынцев?

- Не могу сказать, почему я думаю на него. Знаю, что он человек очень скупой, ради лишней тысячи долларов удавится. И, кроме того, он давно мечтает поставить вместо меня своего мэра.

Веригин нервно, барабаня пальцами по столу, проворчал:

- Мечтать не вредно.

Тарасенко устало провел руками по лицу и сказал:

- Я не помню, сколько денег принёс мне сегодня Волынцев. Когда мы с ним в последний раз договаривались, разговор шёл о том, что меньше чем за полтора миллиона я ему земельный участок в центре города в полгектара не выделю.

- Так принёс он сегодня тебе полтора миллиона или нет!?

Тарасенко пожал плечами и пробормотал:

- Наверное, принёс. Брагин говорит, что я ему дал сорок тысяч и двадцать тысяч на членов конкурсной комиссии. Если бы Волынцев денег мне не принёс, я бы Брагину ничего не дал.

Веригин, продолжая нервно барабанить пальцами по столу, спросил:

- И что из того, что Волынцев принёс деньги? Почему ты его подозреваешь!?

Тарасенко снова пожал плечами и сказал:

- Не знаю. Но только он один мог знать о том, что у меня в сейфе лежит полтора миллиона долларов. И, кроме того, у меня из сейфа пропали важные документы, а просто вор ничего помимо денег бы не взял. На документах же вор может легко спалиться. А всем известно, что Волынцев изощренный интриган в нашем городе. Ему эти документы очень бы пригодились для его закулисных подковёрных игр.

Веригин, играя желваками на лице, спросил:

- Сегодня какое число?

- Не знаю.

- А что ты знаешь? – нервно проворчал Веригин, посмотрел на календарь на часах и произнёс:

- Второе. Вчера тебе должны были принести дань директора рынков, автостоянок, владельцы компаний частных маршрутных такси. Принесли?!

Тарасенко схватился за голову, пытаясь припомнить, что было вчера первого числа.

- А сколько они должны были принести?

Веригин вскочил и, прохаживаясь по кабинету, принялся перечислять:

- Кочергин пятьдесят тысяч, Свириденко шестьдесят пять тысяч, Соломоныч семьдесят тысяч, Люлюкин сорок тысяч. Обычно каждый месяц тебе приносили восемьсот тысяч долларов.

Тарасенко по внутренней связи позвонил секретарю и спросил:

- Виоллета, а ко мне вчера Кочергин, Свириденко и Люлюкин приходили!?

- Да, Борис Никитич, вчера вечером они к вам заезжали.

Тарасенко выключил громкую связь и схватился за голову.

Веригин остановился возле Тарасенко и сказал:

- Выходит, что по самым скромным подсчетам у тебя из-под носа увели не меньше двух с половиной миллионов долларов.

Тарасенко ударил ладонью по столу и воскликнул:

Это Волынцев сволочь! Он наверняка знал о том, что первого числа каждого месяца мне приносят деньги бизнесмены. Они же все между собой общаются в этих саунах и делятся друг с другом кто, когда и сколько мне приносит.

Веригин посмотрел на Тарасенко и произнес:

- Хватит скулить. Надо найти воришек. Как это произошло?

- Не помню.

Веригин бросил на Тарасенко взгляд полного презрения и проворчал:

- Не помню. Зови сюда Виоллету!

Когда секретарь вошла в кабинет Веригин спросил:

- Сколько раз сегодня в кабинет мэра заходил Волынцев.

- Один раз. Он был утром.

- А кто еще заходил в кабинет мэра?

- Я заходила.

- Еще кто?

- Леонид Григорьевич заходил. Потом принес пакет фельдъегерь. Я его не пускала, а Борис Никитич велел его пропустить.

- Какой фельдъегерь? - насторожился Веригин.

- Обыкновенный, он привез пакет из Государственной Думы.

- Как он выглядел?

Женщина наморщила лоб, припоминая внешность фельдъегеря, и принялась его описывать:

- Высокий, полный такой. Щеки у него такие надутые, как у хомяка. В очках и с огромным портфелем.

- С огромным портфелем!?

- Да.

- И вас не насторожил, что человек пришел к вам с огромным портфелем!? – нервно спросил Веригин.

- Нет. Тут разные люди приходят, бывают чудные и ненормальные, и кроме того, не моя это задача проверять портфели, это должна делать охрана на входе, - ответила женщина.

- И долго он пробыл у мэра с этим портфелем?

Секретарь почувствовала что-то неладное, от напора Веригина и его жесткого взгляда растерялась, занервничала и посмотрела на Тарасенко, в ожидании подсказки.

- Виоллета, вы не волнуйтесь, объясните Олегу Павловичу, долго был у меня в кабинете этот человек? – со смущенным видом произнес Тарасенко.

- Нет, минут пять.

- После фельдъегеря еще кто-то приходил?

- Приходили, но я никого к Борису Никитичу не пропустила. Он велел никого к нему не впускать.

Тарасенко, нервно покусывая ноготок, сказал:

- Да, я, кажется, смутно припоминаю этого мужчину. Он был высокий и пухлыми щеками. Наверняка, это человек Волынцева. Точно Волынцев оставил деньги, вышел и дал команду вернуть деньги обратно, инсценировав ограбление.

- Спасибо, Виоллета, вы свободны, - перебив Тарасенко, воскликнул Веригин, который испугался того, что секретарь узнала слишком много.

Когда растерянная секретарь вышла из кабинета, Веригин задумчиво произнес:

- Неужели деньги похитил этот фельдъегерь? Времени у него было в обрез. Пять минут.

Тарасенко сначала пожал плечами, а потому вдруг заметил:

- Вообще то, пять минут это не так уж мало. Я помню, видел фильм, так там воры угоняли машины с сигнализацией за тридцать секунд.

- Ты бы лучше помнил не фильмы, а то, что с тобой произошло, - воскликнул Веригин и изложил план действий:

- Значит так. Постановление о выделении земельного участка тебе Волынцеву все же придется отдать.

- Пока не заплатит, я ему постановления не отдам, - уперся Тарасенко.

- А если Волынцев поднимет скандал? Нам это надо?!

- Пусть поднимает, все равно постановления не отдам.

Веригин остановился возле Тарасенко, посмотрел тому в глаза и стальными нотками в голосе произнес:

- Никитич, не дури. Постановление ты ему отдашь! Разборки с Волынцевым мы устроим позже без лишнего шума и бабки свои мы обязательно вернем!

Тарасенко на слова Веригина ничего не ответил, а только еще больше насупился.

- Я сейчас пришлю сюда своих оперов, сообщишь им о краже документов и личных вещей. О деньгах им ничего не говори. Нам главное найти воров, потом я сам с ними потолкую и выбью из них признание о деньгах.

Тарасенко, соглашаясь, закивал головой и потом спросил:

- А что мне сказать, какие у меня вещи пропали?

Веригин оглядел комнату и, не заметив пропажи каких-либо вещей, сказал:

- Ну, придумай, что-нибудь.

Тарасенко с усталым видом обхватил голову руками и простонал:

- Да что я могу придумать, у меня голова совсем не соображает.

И в этот момент взгляд Веригина упал на пальцы Тарасенкоа, и он нервно рассмеялся:

- Никитич, а где твои бриллианты с изумрудами?

- О чем ты, Олег? - обиделся Тарасенко, решив, что приятель над ним насмехается.

- Перстни, где твои?

И только теперь Тарасенко обнаружил пропажу своих перстней. Он от накатившего гнева и боли в сердце, закрыл глаза, прикусил губу и прошептал:

- Олег, найди вора! Я ему руки и ноги вырву.

- Легко сказать, найди. Ты напорол косяков, а я найди, - проворчал Веригин и надел на голову милицейскую фуражку.