Марина Алекса

Завзятий ботанік.

Первый раз в жизни я собиралась в командировку. Всю жизнь до этого дня я вела домашний образ жизни. Рано выйдя замуж, я перебралась в большой дом под опеку своих новых родителей и мужа. Мне никогда не приходилось испытывать трудностей или самостоятельно принимать решения. У меня было все. Мне даже общественным транспортом приходилось ездить очень редко. Я спокойно прожила в счастливом браке 9 лет. Спокойное размеренное течение жизни не давало мне никогда повода даже подумать о других мужчинах. Любые эротические волнения были забыты с самой юности и засекречены в самых дальних файлах. Мой дом казался мне самой прочной крепостью во всем мире, а муж – самым надежным тылом. Он всегда со мной соглашался, всегда поддерживал меня во всех моих начинаниях и даже самых провальных коммерческих проектах неизменно со снисходительной улыбкой. Я могла спокойно учиться в университете, поступить в аспирантуру при Ботаническом саду, не заботясь о хлебе насущном. Иногда мне становилось скучно, и тогда я вступала в какие-нибудь многоуровневые дистрибьюторские компании, проводила презентации или классы по продажам. Или находила бесплатные курсы английского языка. Или вступала в ряды самодеятельных артистов в местной театральной студии. Или находила клуб по раннему развитию детей.

И вот, написав свои первые в жизни тезисы на конференцию молодых ботаников, я получила ответ и приглашение принять участие в этой самой конференции, которая будет проводиться с 13 по 18 сентября на базе Нежинского педагогического университета. Поначалу я вообще никуда не собиралась ехать, и отбросила это приглашение в мусорную корзину. Как же я поеду? А как же муж и ребенок?! Нет, это совершенно невозможно! Но мой научный руководитель, Серафима Семеновна, женщина добрая и печальная, с настоящей профессорской наружностью, мудро и настоятельно посоветовала мне поехать:

- Машенька, ну что вы. Вы обязательно должны ехать. Когда же вы еще поездите, если не в аспирантуре? Это же такая возможность, вы себе просто не представляете. Вы можете показать свой материал, свои рисунки и схемы специалистам, вы встретитесь с Арутюнян, в конце концов. А ее рецензии – это огромный аргумент в вашу пользу. Вы увидите Киев и Нежин. Вы план конференции читали?

К своему стыду план конференции я читала, но сквозь пальцы. Мне ни о чем не говорили слова «экскурсия, ботанический чай, открытие, закрытие, дебаты, прения и т.д.» Серафима настаивала:

- Вы пообщаетесь с молодыми коллегами, подхватите новые идеи. Да и вообще, это прекрасное развлечение, Маша. Вы все дома и дома. Вы куда-нибудь, когда-нибудь выезжали?

Интересное замечание. Раньше я никогда не задумывалась об этом. Мы действительно никогда никуда не выезжали. То ребенок маленький, то ремонт, то мужу бизнес надо развивать. Мы действительно никогда не были в отпуске, но меня это мало заботило, я думала, что так и надо. Короче, Серафима уговорила меня поехать и даже сама подписала мое заявление на командировку у директора. От нашего сада ехало пятеро, и мы уже заказали билеты. Сегодня я собирала сумки. Боже мой, какая поднялась суматоха у нас в доме. Мне срочно был куплен чемодан на колесиках, спортивный костюм, новая пижама, тапочки и еще тысяча мелочей. Но опыта поездок на поезде не было ни кого, и уже через пару дней, я буду каждый час убеждаться, что у меня много лишних вещей, и очень мало необходимых!

Итак, чемодан собран, сумка с продуктами, размером еще больше, чем мой чемодан стоит на пороге, статья и рисунки подготовлены, а для денег приспособлен специальный накладной карманчик в лифчике (чтобы не вытащили!), ребенок пристроен, и муж везет меня на вокзал, давая по своему обыкновению мне напутственные указания:

- Мусик, ты занимай только нижнюю полку. Если не получится, я договорюсь. Мама там тебе колбаски приготовила, курочку, пирожки. Я тебе винца положил, если надо будет скидываться, так ты винца предложи. Все же дешевле выйдет. И вообще, аккуратнее там.

На перроне мы встретили моих коллег. Они стояли шумной толпой с настоящими потертыми туристическими рюкзаками. Я даже не узнала их в дорожной форме: в джинсах, куртках, дорожных кепках и крепких ботинках. Я уже с опаской посмотрела на себя в тоненьких брючках и модельных туфельках на каблучках, с дамской сумочкой, с чемоданом на колесиках и с пухлой хозяйственной сумкой в клетку. Тормозок! Состав уже сформировался, новенькие синие вагончики встречали нас равнодушными лицами проводниц с флажками в руках. Мы еще немного постояли, подождали Танюху, она опаздывала. Мой муж молча стоял в сторонке, как хозяин-петух наблюдая за порядком в своем курятнике. Вскоре подбежала взмыленная Танюха с огромным рюкзаком, мы пересчитались и загрузились в вагон. Муж заботливо проводил меня до нашей плацкарты, проверил, не дует ли из окна, погрузил мой багаж под сиденье, опустил полку, поцеловал меня на прощанье и пошел на перрон. Поезд тронулся, муж помахал мне ручкой и отправился домой. Предательская мысль: «А где цветы? А почему он не плачет и не бежит за поездом?» мимолетно пронеслась в моей голове, но наши уже стали обустраиваться, и я перестала о нем думать.

Ехали мы весело, Вадик все время рассказывал анекдоты, Димка поддакивал, подшучивал и заразительно хохотал, девчонки собрали на стол, и все дружно смеялись. Сначала мне даже было неловко. Ну не могла я стать с ними единым организмом, дышать общим воздухом свободы, ощущение легкости как-то отторгалось от меня. И так мне стало завидно. Они так молоды, они свободны и веселы. Так легко могут общаться, смеяться, шутить, петь, заигрывать. В моей семье такого не было. Мой муж был слишком серьезным, слишком правильным, слишком взрослым для таких глупостей. Я, конечно, попыталась влиться в коллектив, и достала все свои съестные припасы. Глядя на мое гастрономическое многообразие, мои коллеги чуть со смеху не лопнули:

- Машуня, ты решила целую роту накормить? Оно же все пропадет до завтра!

Коллеги честно пытались спасти мою колбасу и курицу от неизбежной порчи, но все равно больше половины уничтожить им не удалось. До поздней ночи никто спать не собирался. У меня уже начала болеть спина, хотелось растянуться и скрыться от посторонних глаз. Больше никогда не буду ехать на нижней полке!!!

Утром, когда поезд приближался к Киеву, Анечка поднялась первая, заняла нам очередь в туалет, и стала будить всех нас по очереди. Когда я глянула в окно, я просто обмерла: снег! Снежная метелица стелилась маленькими белыми барханчиками по полям, снежинки прилипли на оконное стекло, и холод, жуткий холод вселился в наш вагон. Что же я буду делать? Я никак не рассчитывала на снег 13 сентября после такого жаркого лета! Я не брала никакой теплой одежды. А что будут делать все остальные? Но остальные, когда увидели снег, в панику впадать не стали. Они удивились, достали из рюкзаков теплые свитера и никакого дискомфорта. Я же первый раз ощутила, что значит неправильно собраться в дорогу. Зачем мне нужна такая большая косметичка, если в поезде, мне все равно нет места и подходящего света для наведения привычного для меня макияжа? Лучше бы у меня была теплая куртка! Чуть не плача, я достала из своего супермодного чемодана три тоненькие блузочки и одела их одна на другую. Потом я одела свои тоненькие брючки, а сверху всего этого пришлось одеть спортивный костюм! Чувствовала я себя в высшей степени неловко. Просто плакать хотелось. И это при том, что нормально умыться в поезде, оказывается, невозможно! Поезд все время шатается! Краник нужно придерживать одной рукой, чтобы набрать воды. А как же умываться? А как же навести макияж? А что случилось с моей прической? Где мой любимый фен? Ужас! Как же это люди путешествуют поездами? Без прически и макияжа, да еще и в таком смешном костюме, я чувствовала себя голой. И замерзшей. И несчастной.

Непривычный холодный воздух колко пробрался под все мои нелепые одежки, но особенно ему понравились мои пятки и уши. Они замерзли первыми. Вадик, как главный специалист по маршруту нашего передвижения, вывел нас на пригородные кассы, мы купили билеты на электричку до Нежина. Она должна была отправляться через три часа. Это время было решено потратить на прогулку по Центральному ботаническому саду. Мы побросали вещи в автоматической камере хранения. Глядя на то, с какой легкостью мои коллеги справляются с трудностями передвижения, я открыто уже им завидовала. Эта сторона жизни была мне недоступна, и я была неприспособленна к трудностям. Думаю, что одна я вообще легко бы потерялась таком огромном городе, как Киев. Но тут меня постигла еще одна неловкость. Мелких денег в кармане у меня не было. Все средства были в потайном карманчике в лифчике. Пришлось пережить еще один позор доставания из-за пазухи денег, отвернувшись ото всех. Четырнадцатый троллейбус с легкостью довез нас до Ботаники, как называли наши ЦБС. Наибольшей неловкостью было чувствовать себя капустой во всех своих кофточках под спортивным костюмом. Сочетание модельных туфелек и спортивных штанов доводило меня до бешенства. Но бежать с подводной лодки было некуда. Такой глупый гардероб был только у меня. Остальные экипировались соответственно…

И только в самом Нежине после четырехчасовой тряски в электричке мне удалось вздохнуть спокойнее. В здании было тепло. В общежитии можно было навести прическу и макияж, и, наконец-то, мой классический стиль одежды соответствовал торжественной обстановке открытия конференции. Здесь можно было увидеть остальных участников. Они приехали из всех регионов Украины. Было очень много из западных украиноговорящих областей. Нас водили дсухсотлетними коридорами с арочными сводами и толстыми белеными стенами, которые просто дышали историей. Потом водили в музей Н.В. Гоголя. Разношерстные гости конференции озирались друг на друга или внимательно слушали экскурсию. Один парень, говоривший чистым украинским языком, стал спорить с экскурсоводом и этим привлекал к себе внимание. Во время пешеходной экскурсии по Нежину, проходя мимо меня, он заметил:

- До речі, у XІІ столітті Уненеж був фортецею Чернігівського князівства, в 1239 році монголо-татарський хан Менгу спалив давнє місто, тільки через кілька сторіч місто відновилося з попелу, з XІІІ століття до XVІІІ століття Унеж не згадується ні в актах, ні в літопису. У грамоті Подільського короля Сигизмунта ІІІ від 1625 року вперше зустрічається назва Ніжин. П’ять століть міста майже не існувало…

Через несколько кварталов он снова оказался рядом со мной и теперь обращался лично ко мне:

- Добрий день, панночко. А ви знаєте, Ніжин має дуже цікаву історію. Це достить унікальне місто. У війні проти шведів ніжинці виявили неабияку відвагу, навіть жінки-козачки, переодягшись у чоловічий одяг, із зброєю билися з ворогами. За героїчну боротьбу, Петро I нагородив мешканців Ніжина грамотою й дозволив козачкам носити козацькі шапки. От вам і українська ментальність, і матріархат!

Утром нас повезли автобусом к месту собственно проведения конференции. Нас повезли в пансионат «Лісова прогулянка» на территории Черниговского лесного хозяйства. Когда нас привезли на место, я своими изнеженными мозгами еще не до конца прочувствовала весь комический трагизм ситуации. Пансионат состоял из картонных домиков! И здесь согласно программы конференции мы должны были провести пять дней и четыре ночи!!! До ближайшей электрички было семь километров по лесной тропинке. Холод, по-видимому, сговорился с моей глупостью проверить меня на выживаемость. Мои ноги в моих дурацких (кстати, моих любимых) туфельках просто отторгались от моего организма. Казалось, кости растрескиваются вдоль и поперек от холода. Пришлось выпросить у Анечки шерстяные носки. Такие ядреные пушистые носки домашней вязки очень оригинально смотрелись в компании моих теперь уже растоптанных туфлей. А еще нам выдали шерстяные одеяла старосоветского образца, и многие из нас, такие же глупые или неопытные путешественники, как я, обматывались ими как римские императоры. Особенно смешно это выглядело днем на чтении докладов. А потом нас повели на экскурсию лесом. Никогда не думала, что ботаники могут быть такими увлеченными, что можно спорить о форме прицветников у какого-нибудь астрагала или о характере опушения чашечки у вероники…. Моя тема мало касалась природной флоры, поэтому все эти узкие научные разговоры были мне не слишком интересны, но красота действительно поражала. Во время экскурсии тот самый паренек, споривший в музее, подошел прямо ко мне:

- Добрий день, панянко! Дозвольте відрекомендуватися: Василь Напихайло! Сумський університет, кафедра фізіології рослин. Досліджую розповсюдженість німфейних у флорі річки Сули. А як вас кличуть?

- М-Маша, Мария... – вот это имя! Василь Напихайло! От неловкости я не больше ничего не могла сказать.

- Дуже приємно, Маріє. – он поцеловал мне руку. Так естественно и так по-джентельментски, что я не нашлась что ответить, только нелепо улыбалась. Он был высоким, стройным, с темными жесткими волосами ежиком. Черные жгучие глаза все время улыбались. Но он хромал. Его левая нога косолапила и безжизненно волочилась. Из-за этого вся фигура его была несколько перекошена. Казалось, каждый шаг он делает с невероятными усилиями. Поэтому разговаривать с ним было неловко. Эта его инвалидность сразу выстраивала стену смущения. Нормальный здоровый человек всегда испытывает неловкость, общаясь с калекой. Так мы устроены, к сожалению. Но при этом он был бесконечно обаятелен. Он обращался прямо ко мне и даже подавал руку, когда мы перешагивали ручьи или перепрыгивали через поваленные деревья. Давно забытые искорки зашевелились где-то в районе легких. Они поджигали воздух, и заставляли мое сердце сильнее ударять в виски. Почему это я о нем думаю? Да не может этого быть. Это нонсенс. Он не может меня привлекать! Нет. Я замужем, а он вообще – инвалид. К вечеру он принес нам с Анечкой два букета желтых болотных ирисов:

- Дівчатка, це вам. Я тут вже бував два роки тому й трішечки знаю місцевість. Я знаю дуже симпатичне болотце, там вони і ростуть. Я ще знаю дуже примітні місця. Хочете, я вам покажу?

Как же он ходил на болото со своей ногой? Но Анечка тут же стала с ним кокетничать:

- Боже мой, какая красота! Вы специально для нас ходили на болото? Очень мило, нам так приятно!

После ужина все розбрелись по своим домикам. Становилось еще холоднее. Даже трава покрывалась легкой изморозью. Теперь каждая травинка была в собственном хрустальном футляре. Каждая росинка замерзла и превратилась в маленький бриллиант. Первый способ сугреву был реализован сразу с наступлением темноты – водка. Наши мальчишки очень ловко и по-хозяйски откупорили бутылку и всем разлили: себе по рюмашечке, девочкам – по наперсточку. Раньше мне никогда не приходилось пить водку. Но сегодня инстинкт самосохранения упрямо требовал дозы. После водки по телу разливалось долгожданное тепло, холод отступал и переставал истязать тело. Но вместе с холодом куда-то улетучивалась ясность понимания действительности. Предметы и лица вокруг меня становились большими и размытыми, они медленно летали и кружились. Становилось весело и хотелось беспричинно смеяться. Постепенно тяжелые шершавые веки опустились на мое зрение, мое сознание еще слышало отдельные фразы типа «Гляди, спит уже. Сатурну больше не наливать!», осколки смеха и обрывки какой-то мистической музыки, но оно неумолимо погружалось в небытие….

Проснулась я от холода. Оглянулась. Две кровати в нашем домике были пусты. А мои коллеги спокойненько спали в обнимку: Анечка с Димкой, Таня с Вадиком. Им было тепло. Они согревали друг друга, а мне досталось мучиться в одиночестве. Два тоненьких шерстяных одеяла и весь капустный комплект одежды не согревали меня. Весь мой организм превратился в холод. Два незнакомых мне чувства тревожили мою душу. Зависть: мне было завидно, что мои спутники проще относятся к жизни, что они могут вот так запросто лежать в одной кровати и согревать друг друга в эту морозную осеннюю ночь. И стыд: мне было ужасно стыдно за себя перед собой же. За то, что никто не осмелился ко мне подойти и за то, что я об этом думала. Мое естество, спавшее до этого в глубинах подсознания, медленно, но неумолимо просыпалось, потягивалось и требовало физического контакта. Оно кричало: подойди, обними меня, поделись своим теплом, напои меня своей страстью! Наконец, невысказанный образ визуализировался и стал хромым харизматичным сумчанином. В моих мыслях он подходил ко мне, обнимал меня, гладил волосы и согревал дыханием мои ладони. Но стыд тут же вмешивался и рубил все эти идиллические картины. Стыд расплывался кровавыми пятнами, образы взрывались на мелкие клочки и улетали в невесомость. На их смену приходили новые видения: мы танцуем, в камине потрескивают дрова, он уверенно ведет танец, несмотря на хромоту. Какой необычный танец: шаг, два, провал…

Нет, это невыносимо. Дрожать в ледяном домике стало невозможно, и я вышла. Я услышала смех, пение и увидела костер. Оказывается, более веселые и находчивые гости конференции разожгли огромный костер и грелись вокруг него. По законам жанра нашлась гитара, чтобы раскрасить эту морозную ночь. Гитара и музыка волшебным образом манили меня в это общество. Закутавшись в одеяло, я подошла к костру и увидела, кто поет. Конечно, это он. Василь Напихайло. Увидев меня, он радостно кивнул и улыбнулся мне. Он пел все: и рок, и шансон, и походные и даже детские песни. Но лучше всего ему удавался «Океан Эльзы». Репертуар был просто потрясающим. Как и голос. Низкий, мужской, бархатный. Пел он очень правильно и чисто, но каждую песню награждал какими-то новыми, своими личными эмоциями и переживаниями. Некоторые песни были мне совершенно незнакомы. И ни на кого не похожи. Пронзительные тексты и цепкая мелодия будили забытые чувства, выгрызали из памяти давно забытые ситуации и наполняли морозный лесной воздух щемящей тоской и неразделенной любовью. Костер согревал тело только с одной стороны, приходилось постоянно поворачиваться к нему разными боками, и все сидящие вокруг него постоянно вертелись, как курицы на гриле. Это было забавно наблюдать. Но песни согревали и лечили душу изнутри. И так становилось приятно на душе, так спокойно. Хотелось, чтобы эта ночь не заканчивалась никогда. Я смотрела, как его руки обнимают гитару, и мне хотелось стать его гитарой. Хотелось подойти со спины, сесть рядышком и положить голову ему на плечо. Хотелось, чтобы все эти песни были только для меня. Хотелось стать его музой и подарить свою любовь. Но это было невозможно. Я не свободна, я не должна даже допускать подобные мысли. Но он передал гитару другому, а сам спокойно и уверенно сел рядом со мной, забрался под мое одеяло, обнял меня за плечи и зашептал прямо на ухо:

- Ну не можу я дивитися, як ви ото тремтите під цією ковдрою. До того ж я сам змерз як собака. То може погріємось разом? Слухайте, Маріє, ви така недосяжна, мов ота льодова скеля. Така чиста, якась стерільна. Не можна так. До вас же підійти боязко.

Часам к четырем уставшие посидельщики нашего костра постепенно розбрелись по своим заиндевелым кельям. В лесу проснулись птицы, они ухали, трещали, гукали и высвистывали заливистые трели. Красные хлопья рассвета повисли на верхушках сосен, ледяной панцирь на каждой травинке, на каждой иголочке, постепенно разжимал свои оцепенелые объятья, превращаясь в жемчужные капли росы. Мы так и сидели на бревне у потухшего кострища, обнявшись вдвоем под одним одеялом. Я боялась разговаривать, боялась пошевелиться. Двойственные чувства разрывали меня. Мне так не хотелось, чтобы он ушел, оставив меня наедине с уходящим, но все еще таким колким холодом. И в то же время жестокие угрызения совести, ощущение запретности происходящего, немое чувство вины осиновым колом вонзились прямо в сердцевину моего существа. Помню только отдельные его фразы:

- Мені здається, що ти не така вже й холодна, як зовні. Ти ж гаряча жінка, в тебе такий потенціал. У тебе було мало чоловіків, але їм було дуже приємно з тобою. Тебе просто треба розкрити. Ти жива, ти тепла, ніжна. Ти мабуть і сама ще толком не знаєш, що ти можеш дати чоловіку, на що ти здатна. Я бачу у тебе одну проблему. Тільки ти ще не знаєш про неї. Ти ще не досить доросла. То все дурниці, що ти заміжня. Жінка стає з віком, з досвідом більш терпкою, солоною, більш жвавою та мудрою. А чоловік твій, він, здається мені, як би то сказати точніше…. Він не чуйний, йому не потрібні пристрасті, вогонь. Він потребує лише спокою та стабільності. Він трошки занудний, чи не так? Ти не бійся мене, я ніколи не завдам тобі шкоди. Але я можу дечого навчити. Якщо ти згодна, звісно.

Он так приятно обнимал меня, проводил губами по волосам, целовал макушку. Моя воля была парализована раздвоением личности. Одна половина меня летела домой, сковывала мои движения и стыдилась происходящего. А другая половинка меня же разбивала оковы, как шутейную бумажную гирлянду, рвалась наружу неудержимыми сполохами страсти и стремилась к нему! Она как дикая волчица, учуявшая запах свежей крови, шла по следу навстречу неизведанному, хотела познать то, что было до сих пор скрыто от меня. Мое тело стремилось открыть завесу тайного, недоступного мне ранее мира страсти и нежности.

Следующий день превратился в бесконечное двойственное ожидание ночи. Ночь – это снова заморозки, это снова сверлящий холод, физически истязающие тело. Ночь – это встреча с ним, это горячее дыхание, запретные разговоры, убийственные мысли, безумные объятия.

Днем было чтение докладов, я консультировалась с Арутюнян. Она внимательно рассматривала мои рисунки, делала замечания, задавала вопросы. Но это не я с ней разговаривала, а только моя оболочка. Я же погибала в безрезультатной и безвыигрышной борьбе. После ужина, когда научные споры были закончены, народ обдумывал, как бы согреться сегодня ночью. Василь Напихайло, мой Хромой Казанова, как я уже прозвала его про себя, приковылял ко мне и подарил шкатулочку с крышечкой, сплетенную из длинных сосновых иголок. Это была маленькая игрушка, сувенирчик, но как это можно ее сплести, ничем не скрепляя? Удивительно:

- Вы сами это сделали?

- Машуню, а я думав, що ми вже на ти… Звісно ж сам. Це не складно. Така ж техніка як плетіння із лози. Тільки лози я тут не знайшов, а цих бісових голок тут під ногами як грязі. До речі, як ви плануєте сьогодні грітися? Дивіться: знову заморозки. Можу дещо запропонувати…

Что я могла ответить? Мой организм был истощен внутренней борьбой, и желание пойти с ним побеждало. Куда угодно, закрыв глаза и не думая о последствиях. Какая разница, все это происходит не со мной! Это сон. Прекрасный сон, сказка, фантазия. Если я пропущу это запретное свидание, я потом никогда себе этого не прощу. Но прощу ли я себе это состоявшееся свиданье?

- Я можу показати тобі чудове місце. Я вже казав: я бував тут два роки тому. Треба пройти пішки три кілометри до справжньої казки. Цей пансіонат і поряд не валявся! Ти зможеш пройти таку відстань?

- Я, наверное пройду. Только у меня обувь ненадежная. А как же ваша нога?

- О! За мене не хвилюйтеся! Я хоч і кульгавий, та спритний і витривалий! Я ж професійний турист! Я ходив горами Криму, Карпат. Я і травму там заробив: знехтував обережністю та здоровим глуздом трошки. Та все це в минулому, і дурниць я вже не роблю. Все під контролем закону самозбереження. Тож тобі не варто боятися, бо я надійний провідник. То що – пішли?

- Мое отсутствие заметят. Да и ваше тоже. Кто же будет петь у костра?

- Машуню, наївне дівчисько! Дивись! В їдальні готується дискотека. До речі, це пречудовий засіб зігрітися для всіх, але не для нас. Мені здалося, твої друзі дещо зануднуваті. Хай вони думають, що ти там витанцьовуєш. А співати буде мій друг Сашко. Він співає краще за мене. Тільки він на шансоні спеціалізується. А я не можу пертися від одного стилю. Бо я вибираю гарну пісню, а не гарний стиль. Класні пісні є у кожному стилі.

Мы пошли по лесной дороге. Было еще светло. Прощальное дыхание заката смешивало багряные и золотые краски над верхушками сосен в просвете нашей дороги. Мои ноги замерзали, туфли разваливались, я была закутана в сто одежек и это чертово одеяло. Макияж и прическа остались еще в поезде. Совесть и стыд тащили меня обратно, но неведомая ранее мне сила тянула меня за ним. Я слушала его, забывая обо всем на свете, забывая дышать, мыслить. Предчувствие нового, неизведанного, но такого прекрасного и неповторимого влекли меня с непреодолимой силой за этим хромым, чертовски обаятельным и талантливым человеком. Он рассказывал о своих походах, о спорте. Потом о любви. Как он влюбился в девушку-инструктора. Она была старше его и не воспринимала его всерьез, к тому же она была руководителем группы и несла ответственность за всех. Но этот мальчишка решил достать ей эдельвейс, один без поддержки. И, конечно, упал, сломал ногу и повредил сухожилия. Пришлось вызывать вертолет. Поход был безвозвратно испорчен, любви не получилось.

- Я був для неї лише учнем, хлопчиськом. А для мене це було серйозне кохання. Я заробив собі інвалідність, сухожилля відновити не вдалося. І я почав складати пісні. Та не дивись ти на мене так! Все набагато простіше і не приємніше: у мене ДЦП! Просто мати не дала мені залишитися повним дебілом.

Ночь в лесу настает мгновенно. Ночь в лесу абсолютно черного цвета. Не видно неба, не видно дороги под ногами, не видно друг друга. Каждый шорох пугает. Животный страх парализует и обостряет ощущение шаткости и враждебности этого мира. Страх свешивается с ветки, которая случайно прикасается к тебе. Страх выпрыгивает из-под коряги, за которую ты зацепилась в темноте. Страх накрепко привязал меня к нему. Я вцепилась в него так, что никакая сила не смогла бы нас растащить. Сколько времени мы так шли я понять не могла. Эти минуты казались вечностью. Но мой Хромой Казанова излучал твердокаменную уверенность. Наконец-то мы увидели кусочек светлого неба. И луну. Луна заливала нереальным мистическим светом поистине сказочную полянку. А на полянке стояла избушка.

- Ми на місці. Це мисливська хатинка. Вона маленька, але там є пічка. Ось побачиш. І ніякої електрики! Романтика!

Шальная луна осыпала серебряной пудрой и домик, и траву, и лицо моего лунного любовника. Он открыл скрипучую деревянную дверь, и мы вошли внутрь. Все было деревянным: крохотная комнатка (наверное 2 на 2, не больше), одно окошко, столик и два топчанчика. Печка действительно была, и рядом лежала аккуратненькая стопка дров, газетки, спички. Казанова так ловко стал разжигать огонь. Вскоре домик наполнился теплом, дрова потрескивали и шипели, сполохи освещали наши лица неровным рвущимся светом. Он был таким сильным, уверенным. Он был мужчиной, охотником, хозяином.

- Тут і криниця навіть є. Я тебе зараз таким узваром пригощу. Ти такого в місті ніколи в житті не куштувала. Я певен, ти запам’ятаєш на все життя. Як я інколи кажу: у полі все стерильно. Тут є і сіль, і сухарі, і чай. Та це не просто чай. То ж лісові трави, сушені ягоди. Можна і консерви знайти. У лісі є неписаний закон. Кожен може заночувати у такій хатинці. Але, залишаючи її ти маєш приготувати дрова, воду, залишити щось їстівне для наступного мандрівника.

Он сходил за водой и поставил ее на печку в жестяном чайнике и в двух больших ведрах. На огне чайник нахохлился, покрылся испариной и тихонечко сердито зашипел. Мой Хромой Казанова сел на полу напротив меня, взял мои руки в свои, гладил их, потом положил себе на лицо.

- Ти не боїшся мене? Може я виродок якийсь. Завів тебе до лісу щоб занапастити? Ніхто ж не почує. Ніхто тебе тут не знайде. Тут люди бувають кілька разів на рік.

Страх, парализовавший меня еще в дороге, умертвил мою речь. Я ни слова не могла сказать, только покачала головой. Потом прошептала, судорожно сглатывая и с трудом подбирая слова, голос не слушался меня, дыхание не попадало в интонацию…

- Нет, ну какой же ты выродок? Ты слишком добрый и романтичный для этого, ты слишком талантливый и разносторонний. Ты такой хороший.

- О жінки! Які ж ви довірливі! Хіба ж так можна!? Ніколи в житті більше так не роби. Не довіряй чоловікам – то зрадливі істоти.

Он целовал мои руки, ладошки, каждый пальчик. Я проводила руками по его волосам, по лицу, по губам. Он порывисто поднялся и приблизился ко мне с поцелуем. Его поцелуи были живыми и сухими. Он дразнил меня, проводя языком по моим зубам, он покрывал легкими нежными поцелуями все мое лицо, брови и глаза, он гладил рукам и мои волосы, прижимался щекой и посасывал мочку моего ушка.

- А ти жвава. Ніжна. Ти тремтиш. А що ти можеш? Слухай, а як ви кохаєтеся?

- Ну как, обыкновенно…

- Звичайно. Місіонерська позиція двічі на тиждень? Це нудно. Ти просто ще не знаєш такої країни – кохатися. Це не просто насолода. Це мистецтво. Ми ж взагалі-то люди не багаті. Ми не можемо собі дозволити багато речей для задоволення. Ну там автомобілі, яхти, якісь там екстремальні види розваг… А кохання – це одна з тих земних радостей, що доступна кожній людині. Кохання, воно ж надихає, надає сили. Люди марніють без кохання. Особливо жінки. Та й ми також. Саме кохання робить людей щасливими навіть серед війни, хвороб. То ж не ніколи не забороняй собі кохатися. Не кради у себе щастя. Ти тремтиш досі. Чому? Вже ж не так холодно. О Боже! Яка ти скута! Вода закипіла, ми зараз узварчику як тяпнемо.

Чайник действительно закипел. Казанова нашел приятно пахнущий мешочек, достал из него сухие веточки и листья и бросил прямо в чайник. В домике стало тепло, я потихоньку переставала дрожать, и даже сбросила с себя одеяло, с которым не расставалась уже второй день. Чай был необычный, терпкий, горьковатый, обжигающий. Тепло постепенно наполняло мое тело. Щекочущее томление поднималось снизу моего живота и добралось до самого моего сердца, судорожно сжало горло и, наконец, сформировалось в четкую мысль: Я его хочу. Я хочу, чтобы он стал моим здесь, в этом волшебном домике с потрескивающими дровами, с шипящим чайником. Вода в ведрах тоже закипела, пар стал подниматься и наполнять теплом всю комнатку.

- А зараз ми влаштуємо справжню баню! Тут навіть віники мають десь бути. Ти була колись у бані? А в сауні? Зараз зробимо.

Он и вправду нашел веники, они были привязаны прямо над печкой. Он подошел ко мне и стал меня раздевать. Это оказалось довольно смешным занятием: спортивный костюм, кофточка, блузочка, еще блузочка, снова блузочка и, наконец-то лифчик. Но не просто, а с карманчиком. Я уже и забыла о нем. В лесу ведь не нужны деньги. Он так забавно смеялся, наблюдая мой ступенчатый стриптиз. Освободившись от одежды, нам так приятно было за столько дней холодной пытки почувствовать теплый влажный воздух, обволакивающий нашу кожу. Он смочил веники в кипящей воде, положил меня на топчанчик и стал нежно, потихонечку и совсем не больно стегать и хлопать меня. Шея, спина, ягодицы, здесь подольше, понежнее. Ноги до самых пят. Потом он попросил меня перевернуться. Возбуждение уже полностью овладело мной.

- Жіноче тіло – найчудовіша річ у світі. Воно таке красиве та ніжне. Мов та квітка.

Он легонько хлопал теплыми ветками по животу, по груди. Потом медленно проводил по груди, по соскам, все ниже и ниже. Потом гладил руками мне живот и ноги. Провел ладонями по внутренней стороне бедра и развел мои ноги.

- А це головна квітка. Це – розкішниця. Розкрий ноги, розведи, не бійся. Саме тут ховається щастя. Але до нього ще треба добратися, воно не кожному розкривається. Щоб отримати справжнє задоволення з тією квіткою треба гратися. Можна гладити, можна похлопати, можна проводити ніжно та повільно. Я вже бачу, як ти збуджуєшся, повір мені і все буде добре.

Он легонько похлопал ветками самую жгучую часть моего тела. Такой ласки у меня действительно раньше никогда не было. Я хотела его, я изнемогала от желания. Потом я тоже хлопала его веником, я не могла не смотреть на его возбужденный член. Потом мы вымыли друг друга из простого деревянного корыта обжигающей водой и бросились вдыхать запах чистого тела, как голодные волки на кровавую добычу.

- Не поспішай. Ми ще не розбудили твою розкішниці, твою шикарну квітку. Вона ще недозріла.

Мы повалились на топчан. И он, целуя каждый сантиметр моей кожи от макушки до пупка, развел мои ноги и стал нежно и медленно целовать и посасывать мой клитор. Он мог широким языком медленно проводить сверху вниз, а мог запустить его глубоко во влагалище, сжимая руками мои ягодицы. Мог посасывать и оттягивать мой клитор, даря мне неземную муку и наслаждение. Он еще долго истязал мое тело немыслимым блаженством, не кончая. Я потеряла счет времени и не понимала, неужели мужчина может так долго ласкать женщину и не кончать. Я уже несколько раз побывала в заоблачном мире, а он каждый раз собирал мой сок руками, и бессвязно мычал. Когда моих сил уже не осталось никаких, он вошел в меня сзади, одной рукой не давая покоя моему клитору. Он кричал, шептал и хрипел:

- О, як же смачно з тобою кохатися. Ти солодка. Ти не розкрита, і я тебе розкриваю. Забудь про все. Кохатися – це здорово. Звільни свої подумки. Відкинь сумніви. Тобі також здорово. Я бачу це. Кохатися. Ще! Ще! А ось так, моя квітонька! Так! Так! Тримайся! Мммммммммммм….

Почти без сил мы провалились в сон. Я всем телом прижималась к нему и прорастала корнями, теплом, нежностью. Это было так здорово – ощущать рядом такого человечища. Сильного, уверенного мужчину, который все может, несмотря на инвалидность. Безмерное счастье переполняло меня, затормозив сомнения и стыд. Это была лучшая ночь в моей жизни…

* * *

Но надо было возвращаться в реальный мир. Наступило утро. Печка остыла. Стало снова холодно. Снова надо было одевать весь мой капустный комплект одежды. Мои туфли развалились окончательно, правый решительно просил каши, пришлось найти веревочку и привязать подошву прямо к ноге. Это еще один повод для смеха. Мы убрались в нашей избушке, мой Казанова приготовил дров, наносил воды. При солнечном свете наша тайная полянка уже не была такой уж загадочной. Просто старый деревянный крохотный домик со скрипучей покосившейся дверью. Обычная лесная полянка. Мы вернулись в наш лагерь. Уже не страшно было идти. Обычная лесная дорога. Но все эти обычные вещи теперь хранили мою тайну. И пусть никто больше об этом не узнает. И пусть мой Хромой Казанова, мій завзятий ботанік, станет моим лучшим виртуальным другом. Вряд ли мы еще встретимся. Но что нам помешает писать письма? И пусть теперь в моей жизни будет большая счастливая тайна, научившая меня лучше чувствовать свое тело и сотворившая из меня взрослую чувственную женщину…

 

7-11 мая 2009 г.