«Ты – цветок пустыря,

И твоя аллегория – солнечный свет,

И твоя звезда пропитала яд,

Должно быть это – оставленный кем-нибудь след.

 

Как холод больших снегов

Несешь на крыльях своё тепло.

Мы смотрим вслед

И кто-то смотрит сквозь стекло…

(Д. Макаров)

 

Несмотря на все ожидания и волнения, концерт, похоже, удался.

Это был изумительно-блистающий карнавал красок мира. Кого здесь только не было! Как всё причудливо перемешалось:

Лилипуты, нарядившиеся великанами, спотыкающиеся на драгоценных ходулях. Великаны, стыдящиеся своей невинности и благородства. Тут были хитрые фокусники, (обманутые такими же обманувшимися ловкачами), раздающие волшебную траву измены состояния, которая обещает восхитительную соседнюю реальность или, по крайней мере, сны. (Если ничего нельзя изменить, то можно хотя бы утешиться, не так ли?))

Тока-тока покидали дымящееся поле битвы сцены монстры и боги рока.

ПАнкующие весёлые тролли провожали бряцающие металлом когорты свингующим свистом и одобрительным улюлюканьем, уважительно покачивая ирокезами.

Отливая эльфийскими цветами, прожуржала апплодисментами колония хиппи.

Самоуверенный до полного разочарования в себе подросток, мучимый разного рода неудовлетворенностью и тайными вожделениями, под шумок сменил знак, перекрестился и, забыв зарегистрироваться, закусил удила.

Фавн топнул ногою.

И тотчас с подозрительно голубеющих небес посыпалась рыжая щетина Вивальди, норовя стремительно замочить трезвеющего Моцарта.

… Это крайняя точка,

Там, где небо – земля

И здесь каждый ветер

Поет о семи ветрах.

Здесь разные веры,

Но молитва – одна.

И замерзшие губы

Покроет зола…

Так пел Дима Макаров – «Макар», которого несколько лет назад какие-то люди, ворвавшись в дом, побили и увезли в неизвестном направлении.

Кто эти люди? И где сейчас Дима Макаров?

----------------------------

Усталые, зачумленные, но всё же довольные мы вышли из ДК в густые заросли сумерек. Компании каких-то знакомых как бы незнакомцев стояли, сидели, бродили вокруг, а мы продолжали «добавлять»

« - И за всё про всё по две полкучи с нюха, мокрый бриз тебе под ребро?

- Выхлопы шифруй, мама дорогая ».

Я не помню момента, когда я выпал из реальности. Возможно, я никогда и не жил в ней по-настоящему. Помню только, что друзья куда-то растворились или ушли вперед, а я вдруг осознал, что иду совсем один, чередой таинственно освещенных улиц, держа в руке бас-гитару в чехле.

 

Впрочем, нет, не один. Чуть позади меня брел какой-то незнакомец. Даже в темноте можно было различить его странный наряд, военного, что ли, покроя. Наверное, маскарад выплеснулся и на улицы.

- Всё играешься?

Голос его показался мне отчего-то знакомым, особой агрессии я в нем не уловил.

- Когда как.

- А ведь я был, почитай, в два раза моложе тебя, когда меня призвали.

- Куда призвали? А-а… и что?

- Да ничего. Женился я как раз. Два месяца только и пожили вместе.

- Сочувствую. А здесь как очутился?

Странное у него было лицо. Обожженное какое-то, усталое, но приветливое.

Всё вокруг нас было реально, но как-то непривычно.

Он оправил гимнастерку, ремень и усмехнулся:

- А ты и не признал меня, верно?

- А ты… а вы – кто?

- Ну да, как тебе признать, - продолжал он, задумчиво улыбаясь, - я и детей-то своих не увидел. А концерт мне понравился. Только на парней в камуфляже было как-то мерзко глядеть. Они кричали «Зиг Хайль», хоть и не от ума, а все равно неприятно.

Знаешь, что творили парни, кричавшие так, на Украине в 41-м?

- Догадываюсь.

- Ну вот. А музыка – ничего, хорошая.

Домой мне ехать не хотелось, но дальше уже было некуда. Оставаться наедине с этим странным человеком мне тоже как-то не улыбалось, но я помнил, что в чехле, кроме бас-гитары, было еще около полбутылки чего-то.

- Доставай, - кивнул он.

Когда пластиковые стаканчики опустели, он продолжил:

- Я и сам иногда не понимаю, зачем жил. За что умирал – понятно.

Но мы жили единой мечтой о каком-то большом счастье для всех. Если бы ты знал, какие люди погибали…

Неужели это всё только ради этого базара? – он кивком указал на сияющую фантастическими огнями ночную витрину.

Мне захотелось ему как-то посочувствовать, но я не знал, что сказать.

- В казино, что ли, сходить, - встрепенулся он как-то вдруг залихватски, - у тебя деньги есть?

- Нет.

- И денег у тебя нет. Как вы живете здесь…? Какими-то иллюзиями.

- А вы не иллюзию строили?

Он помолчал.

- Иллюзию… Да, наверное,… Только за этой иллюзией была хорошая, светлая идея. Ну, может не очень хорошая, понимаю, раз всё это рухнуло…

Или воплощение её было хреновое. Но мы хоть верили во что-то.

 

«Они строили Царство Небесное на земле, - подумал я, - всегдашнюю мечту человечества».

- Да нет, не всё так плохо. Храмы, вон, открывают. Народ к Богу потянулся.

- Открывают...- он задумался, - пока открывают.… Знаешь что, тезка?

Мне, наверное, пора, а ты… если уж воюешь, то воюй по-настоящему, понял?

Как мужчина.

- Воевать? А на чьей стороне?

- А это уж тебе решать.

- А у вас там, на небе, все – русские?

Он не ответил.

---------------

Когда я открыл глаза и проснулся на скамейке, рядом не было ни чехла с бас-гитарой, ни Димы Макарова, ни моего деда, который заживо сгорел в танке летом 1941 года.