Ветер с востока Ветер с востока построит ночную рать, Глиняных армий теснее сомкнув ряды, Пеплом развеет остатки своих гордынь: Западным ветром ему никогда не стать. Ветер с востока придет и рассыплет в пух Все обещанья, а все ожиданья – в прах. Только шепнёт еле слышно: «Тебе пора», И не позволит сказать ни словечка вслух. Ветер с востока коснётся твоей спины, Каплей осенней омоет моё лицо. Мёртвая птица накормит слепых птенцов Просом галактик и звёзд молоком парным. Ветер с востока - драконом зелёных скал. /Сказки принцесс, утонувших в огонь-реке./ Тают слова серебром в золотом песке. Много насыпалось в руки мои песка. Сверчок последнего императора Тенью мыслей скользят по Запретному городу звуки, То ли скрип, то ли скрипка – попробуй теперь разбери. Отыскать бы сверчка, выводящего песню в бамбуке, Но слезятся глаза - то ль от памяти, то ль от зари. Все драконы мертвы: он беспомощен, болен и жалок. И нефритовый холод меча позабыла рука. Жизнь прошла. От неё ничего не осталось, пожалуй, Кроме вечного друга, старинного друга – сверчка. Отыскать бы его, обретая души очищенье, Время вспять повернуть – и наступит желанный покой. Трель сверчка – как спасенье, прощанье и как отреченье, Как забвенье и как возвращенье из плена домой. Но уже не резон начинать за сверчками охоту: Слишком давит на память и сердце истории гнёт. Император уйдёт сквозь Небесного храма ворота, И слезу старика Золотая река унесёт. Китайский веер Тонкая нега шёлка розовых лепестков. Слышу в бамбуке шёпот: песнь золотых сверчков. Лёгкую кисть опустишь в черную тушь души. Ветер лиловой грустью по тростнику шуршит. Японские хризантемы Обнажённые кроны недвижны, и слепы, и немы, Ровно иней ложится на ветви умерших деревьев, Но ещё не увяли в японском саду хризантемы, Их пушистых помпонов пока не коснулось старенье. А морозное утро прозрачно раскрасило небо, Кисть рассвета ведя по холсту бесконечного поля, И оставило солнца застывший от холода слепок Над дорогой, которую осень оставит без боя. Хризантемы звенят, распуская зелёные кудри, Лепестки собираются в шар, умываясь туманом. Отражается день в нанесённом на них перламутре, И кричат в небесах журавли на наречии странном. Вот и вся акварель на куске белоснежного шёлка, В соответствии с древней, веками прописанной, темой. Снег еще не упал, и пронзают зеленым и жёлтым В одиноком саду, занесенном листвой, хризантемы. Карп, созерцающий луну Эта рыба молчит, как положено рыбам молчать, Смотрит мимо меня, обратив свои очи к луне. И приходит печаль на умытый дождями причал, И кончается качка, стучащая сердцем во мне. На японском клинке рассыпается нитями вязь, Отпечатком звезда обжигает холодный металл Но глядит на луну, как на Будду, зеркальный карась Или карп – я не знаю, а ты мне о том не сказал. Чешуя облаков покрывает бумагу небес - Тонкой кистью ведет неизвестный художник сюжет. Всё труднее дышать и не думать о вечном тебе, И не хочется верить, что не было жизни, и нет. Рыбный день плавники опускает в сметанный туман. Кровоточит ладонь в нереально лежащих лучах. Серебрясь в тишине, отражая собой океан, Эта рыба молчит. Ей назначено вечно молчать. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
