посвящается отцу

 

Мне всегда казалось, что мама любит Петьку больше, чем меня. Чего только я не делала, чтобы ЗАСЛУЖИТЬ любовь. Я училась лучше всех, занималась спортом, была послушной, умной, пела, танцевала, сочиняла стихи – всё напрасно, мама любила брата больше, я это видела. Мне было горько, больно, я плакала и злилась. Зато меня очень сильно любила бабушка, всегда обижалась на мать за то, что она мало уделяет мне внимания. И ещё, меня сильно любил отец, он называл меня смешным и непонятным словом «кунёни». За его широкой спиной мне было ничего не страшно, он заводил руки назад, соединяя их за спиной, и я вставала там, держась за плечи отца. Ветер сразу переставал дуть, мне было тепло и спокойно. Таким образом меня доставляли в детский сад.

Мать с отцом не ладили. Не знаю, почему. То ли отец много пил, то ли мама ревновала его – он был очень красивый, среднего роста, коренастый, тёмный кучерявый волос ложился назад, открывая лоб и улыбчивые глаза. Отец умел нравиться женщинам. Он всегда одевался с шиком – отутюженные брюки, со стрелками, о которые можно порезаться, стильная рубашка с галстуком, пиджак и начищенные до зеркального блеска туфли, всегда гладко выбрит, от него пахло одеколоном «Шипр» (такое смешное название!) Долгое время я гадала, что такое шипр, потом решила, что это неизвестное мне дерево.

В три года я заболела «желтухой» и попала в больницу. Отец кричал на мать, что она не доглядела за ребёнком, а меня крепко обнимал, пока не приехала скорая, потом держал меня на руках, сидя в машине, а врача послал очень далеко за его слова: «Ребёнка надо изолировать, вы должны отойти, вы можете заразиться!»

Отца страшно злило, что он не может меня навещать в больнице и обнимать, мы виделись через стекло. Больницу я плохо помню, зато помню большой эмалированный таз, в котором лежала сладкая белая пудра, очевидно глюкоза и мы ложками ели прямо из тазика сколько хотели. Не знаю, это действительно было или просто память исказила действительность, оставив мне в подарок этот большой сладкий таз.

В один из дней отец пришёл с мамой и постучал в окно нашей палаты на первом этаже. Он смотрел на меня с улыбкой и попросил открыть форточку. Я высунулась в форточку наполовину, а отец, подхватив меня под мышки, вытащил на улицу. Мама ему что-то выговаривала, а он смеялся, целовал меня и его колючие щёки карябали мою кожу. Прямо в пижаме он потащил меня в магазин игрушек и поставил на прилавок: «Выбирай всё, что хочешь!» Мои глаза разбегались, я не смотрела на маму, потому что чувствовала, что она недовольна. Наконец я выбрала плюшевого мишку с заводным ключиком на спине, после завода он смешно переваливался с ноги на ногу и кружился. Назад в больницу отец нёс меня совершенно счастливую, с коричневым мишкой на руках. Он крепко прижимал меня к себе, нежно тыкался носом мне в макушку и тихо шептал :«Кунёни мои сладкие, всё будет хорошо…»

Отца не стало, когда мне исполнилось тридцать семь лет. К тому времени он сильно изменился, много пил после смерти мамы, стал резким и грубым. Утром восьмого марта мне позвонил брат и сообщил, что умер отец. Врачи определили сильное алкогольное опьянение и инфаркт. Он умер недалеко от моего дома, очевидно, перепутав ночь с ранним утром, шёл меня поздравлять. Теперь восьмое марта неразрывно связано с моим отцом, в этот день я всегда немного плачу, а потом будто слышу его слова: « Кунёни мои сладкие, всё будет хорошо!» и начинаю улыбаться сквозь слёзы…