Она летела вниз, круша и сметая на ходу всё подряд. Её широкая юбка

зацепилась за дверцу шкафа. На мгновение падение прервалось. Какими

же долгими бывают эти мгновения! Иногда в них вмещается целая жизнь!..

 

... Проваливаясь в сыпучий песок, Вика пыталась догнать дворовую собаку.

Вслед за нею неслось стремительное беззаботное детство. Оно было

насыщено терпкими ароматами лета и настояно на нескончаемой

родительской любви.

Пробегая мимо тихого запущенного водоёма, она вспугнула стаю сидящих в

кустах гусей. Затем обогнула заброшенный дом, и, опрокинув

заготовленные для цыплят кормушки, взобралась по лестнице на крышу

сарая – отсюда хорошо просматривался весь двор. Теперь же панорама её

не интересовала. Отмахиваясь от надоедливых мух, она осторожно

переступала по хрупкому шиферу. Нелегко было сохранять устойчивость –

покатость крыши норовила выкинуть её в любой момент на разросшиеся

огуречные кусты. С нею справиться могли лишь цепкие когти

сгруппированной собаки и гибкие детские ступни, остро желающие не

упасть.

 

Наконец все препятствия были преодолены – перед нею раскрылась

невообразимая картина. Развесистое абрикосовое дерево с соседского

участка демонстрировало свои густые отяжелевшие ветки, щедро

предоставляя ей светящиеся сочные плоды. Своей доступностью они,

конечно же, подкупали. Абрикосы переливались всеми оттенками живого

искрящегося янтаря. Переспевшие тут же рассыпались по крыше и

буквально через несколько дней, поджарившись на солнце, превращались в

сладкую тягучую пастилу.

 

С липкостью рук уже не было необходимости бороться. К этому времени

липким был уже и живот. Но и это не имело никакого значения. Меркло

всё, уступая натиску ни с чем не сравнимого вкусового торжества.

Сладкий плод, растекаясь во рту, заставлял обо всём позабыть.

 

К сожалению, через какое-то время с дивной сказкой суждено было

расстаться. Однажды, когда она в очередной раз сюда пришла,

трудолюбивый сосед по-хозяйски разобрал крышу. А ещё через пару дней,

в клубах пыли и гама, там началось грандиозное строительство его

гаража...

 

...Треск рвущейся ткани заставил её сгруппироваться. Он напомнил ей о

неизбежности начавшегося конца. Того, который теперь всё чаще стал

приходить к ней в самых разнообразных ситуациях и неожиданных

форматах. Именно того, в преддверии которого она находилась все

последние дни.

 

Она старалась его не замечать. Демонстративно разворачивалась к нему

спиной. Но невозможно было противостоять стремительному накоплению

критической массы. То, что должно было состояться, состоялось. Пришлось

принять случившееся за данность. Падение свершилось. И это было для

неё, в определённом смысле, разрешением теснящегося вороха

накопленных проблем.

 

Конструкция из трёх стульев, которую она соорудила, должна была

доставить её к потолку. Там на антресолях находилась широкополая шляпа.

Обёрнутая лёгкой тканью, она хранила на себе следы лета. Ответа на

вопрос, в чём состояла необходимость шляпы в зимний день, она не знала.

Однако, одержимость в достижении своей цели привела к известному

финалу – сооружение развалилось – она летела вниз!

 

Пытаясь как-то удержаться, она схватилась за дверцы шкафа, но хлипкость

петель не позволяла найти опору цепким пальцам. В обнимку с сорванною

дверцей она продолжила падение.

 

Её горящие ладони ожогом приняли шероховатость стен. От удара онемел

локоть. Ныло растянутое запястье. Оно не справится теперь даже с

легчайшим грузом. А что же делать с тяжестью невероятных жизненных

проблем?

 

Чем-то острым она проехалась по бедру. Но боли не было. Было

невыносимое ощущение своего тяжёлого, несущегося вниз тела.

Она чувствовала ссадину на плече, и эта боль её не раздражала. Напротив,

ей хотелось увеличить её во сто крат. Она была захвачена падением.

 

Ей хотелось, цепляясь за попавшееся барахло, сметать перегородки между

этажами. Её тянуло вниз. Было страстное желание достичь самого дна. Она

с наслаждением предвосхищала любые, самые невосполнимые

разрушения...

 

Желая падать в никуда, она без сожаления перечёркивала

такую категорию, как сопротивление...

 

...О предстоящем сокращении говорили давно. Эта тема была обозначена

ещё летом. Многие пытались примерить ситуацию на себя и, подобрав

удобный план защиты, воспользовались упреждающими шагами. У одного

это были всесильные связи, у другого – проявившийся в одночасье

трудоголизм. Ещё одна форма работала безупречно. С невероятной

тщательностью подобранный гардероб помог определённой части женского

коллектива достичь таких успехов в приближении к совершенству, что их

кандидатуры вскоре были сняты.

 

Пожалуй, Вика единственная к обстоятельствам отнеслась беспечно. Жизнь

шла, как шла. Работа занимала ровно столько места, насколько позволяло

время, вытесненное личными делами. В другом прочтении – занимала

второй план. Хотя, нельзя не оговориться – врождённая ответственность за

всё, что происходило с ней, не позволяла выполнять её в пол силы.

Поэтому, в ущербе, в конечном счёте, оставалась не работа, а её сон.

 

Собрание отдела подходило к концу. Два часа развёрнутой болтовни

привели к тому, что на основной вопрос, похоже, времени совсем не

оставалось. Опасность быть уволенным на этот раз для многих отпадала.

Каждый в уме уже прокручивал сценарий злободневных домашних дел. Его

необходимо было вместить в остаток дня.Интерес к докладчику у

большинства был полностью утрачен. Томила скука. В застывшем взгляде

части женщин отражалось беспокойство – ноги, освобождённые от туфель

под столом, теперь в них категорически не вмещались. Другие были

озабочены прочтением СМС-ок. Одним словом, проблем у всех хватало. И к

их числу никак не причислялись те, которые озвучивал оратор. Все

понимали – надо было как-то просыпаться. Попытка развернуть плечи,

выгнув спину, мало помогала. Не срабатывал и широкий разворот, чтоб

невзначай исследовать пространство за собой.

 

Однако, пробуждение всё же состоялось. Но не благодаря предпринятому

усилию их воли. Гораздо более сильному фактору было суждено

реанимировать этот почти загубленный сюжет. Именно в тот момент, когда

нога соседки почти достигла цели – поджатый мизинец всё же позволил

пятке втиснуться в узкий сапог – шеф, наконец, сложил листы прочтённого

доклада:

– А теперь перейдём к основному вопросу.

В едином воплощении предстали два момента: присутствующие

пробудились и одновременно впали в транс. В абсолютной тишине звук

улетевшей СМС-ки означал: кому-то будет суждено прочесть так и

недописанное послание.

– Никто из вас не будет удивлён услышать новость о предстоящем

сокращении.

Шеф был теперь вершиной мироздания. Пожалуй, только голливудская

звезда в этот момент ему могла стать конкурентной. На несколько секунд он

замолчал – он не спешил расстаться с завоёванным вниманием.

– Безусловно, окончательное решение будет принято на самом верху. Но

– он замялся – учитывая то, что стиль работы нашего отдела определяют,

прежде всего, демократические начала, мы готовы принять к сведению

любые выдвинутые вами варианты.

– Одним словом, – он закончил – я предлагаю высказаться каждому из

вас.

 

После минутного замешательства все как-то оживились. Правда,

последовавшие инициативы были весьма тривиальны. Был назван

злостный нарушитель дисциплины – Александр. Каждый второй его прогул

не обеспечивался объяснением. А всего прогулов было: по два в неделю,

умноженные на четыре, т.е. в месяц – весьма не слабо!

 

Ещё одна кандидатура так и напрашивалась на сокращение. По

удивительному стечению обстоятельств, тоже Александра. Её «коньком»

были опоздания. Она никогда не приходила вовремя, и даже на обед. А что

касается того, чтоб вовремя представить документы – об этом следовало

забыть в тот самый день, когда была зачислена на работу. Наверное, это

было большим преувеличением, но говорили, что она не очень торопилась

и на собственную свадьбу. На вопрос, готова ли вступить в союз со своим

будущим супругом, ответила, едва переведя дыхание – неисправность

лифта заставила бегом преодолевать пять этажей. Не приходить же на

церемониал заранее.

 

Были ещё идеи. Но все разваливались также быстро, как и возникали. У

Александра был неоспоримый козырь – умел работать. На нём держался

весь отдел. Поэтому и позволял себе свободы больше, чем другие.

Попробуй выгони его - кому ж тогда доверить сложную работу?

Любительница опаздывать обладала своей правдой. Мать одиночка, трое

детей. А кто посмеет ее тронуть?

 

Собрание зашло в тупик. Обозначалась перспектива передвинуть

обсуждение ещё на две недели. Шеф нервничал. Общим гулом зал

поддержал инициативу переноса.

 

В этот момент рука Виктории взметнулась вверх – она просила слово. С

трудом угомонив присутствующих, шеф отшвырнул разломленный на части

карандаш.

– Тихо! ... Есть предложение... Дайте высказаться человеку...

И к ней:

– Прошу Вас... - говорите.

Все замолчали. Вполглаза некоторые посмотрели на часы, и только после

этого их взгляды зафиксировались на хрупкой фигурке. Виктория решила

встать. Теперь даже с последних мест она просматривалась, как на ладони.

– Пожалуйста... Мы слушаем... Ваше предложение...

Шеф оглянулся – несколько людей уже стояло у дверей. И, повысив голос:

– Для тех, кто не успел уйти, напомню, что на повестке дня, по-

прежнему, стоит вопрос о сокращении. Кстати, у нас ещё остались люди,

для кого судьба компании не безразлична. Послушаем, что предлагает одна

из них. – И, снова к ней:

– Итак, мы слушаем. Кто, на Ваш взгляд, не представляет ценности для

коллектива? Осмелюсь даже предположить, что, в некотором смысле,

препятствует её успешному развитию и процветанию? – взгляд шефа

заклеймил стоящих у дверей.

Ответ был до неприличия прост:

– Ваша жена!

– !?!

Упоминание о паузе в подобной ситуации было излишним. Ход больших

напольных часов отсчитывал секунды. Их металл в повисшей тишине

порядком угнетал.

Все с облегчением расслабились – вопрос решился сам собою. Наконец-то,

не стоило больше заморачиваться насчёт подбора наилучшей кандидатуры.

Она умудрилась сама заявить о себе. От Виктории же теперь ожидался

последующий глубокий реверанс.

 

Но она стояла, так и не сдвинувшись с места. В её голове толпились

возможные сценарии последующей авантюрной жизни.

Хотя... неправда! Она не думала вообще ни о чём...

 

Впрочем, это было ещё большей неправдой... Пожалуй, она просто в этот

момент находилась во власти лёгкого, весеннего, утреннего сна... Из

широко распахнутого окна врывался прохладный, свежий воздух. Такой же

невесомой, как и мысли...

 

Да, ещё присутствовал какой-то нежный запах – знакомая палитра тонких

чувств. Она, почему-то, была уверена – в дальнем правом углу находилась

большая напольная ваза. Тяжёлые гроздья, уплотняя пространство,

пышным сиреневым всплеском оттенков взрывали образовавшуюся тишину.

Но как же сирень могла здесь оказаться? Пожалуй, этот вопрос был

единственным, который теперь её интересовал...

 

Она продолжала падение... Звук разбившейся вазы с сиренью... алый след

от осколков стекла... – трудно было представить более удачное

сопровождение...

Боли не было... Как и не было понимания ущербности происходящего.

Разрушение, как это ни странно, неожиданно приобретало новый смысл.

Теперь оно, скорее, передавало ощущение созидательности. Запах сирени

продолжал настаивать на том, что падение в никуда – это единственное

наслаждение.

Опрокинувшаяся банка с вареньем... его тягучий сладостный плен…

растекшееся яркое пятно… оно нервно неровно повторяет алый контур

разбившегося фужера… А дальше?.. А дальше, она понимала, была

пустота...

 

Она чувствовала себя маленькой трогательной куклой, в глазах которой

аккумулировался огромный сложный мир. Ей так и не удалось наладить с

ним контакт… Сияющая маска фарфорового личика! Судьба марионетки

была предопределена. С оторванными нитями она безжалостно неслась в

коробку. Спектакль окончен, зал стоя аплодировал. Жуя мороженое и дыша

мехами, довольный зритель молча сознавал, что кисти занавеса вот-вот

опустятся и наглухо отгородят от всех придуманную жизнь. Жаль только,

что поклон уже не состоится – проломленный хребет бедной куклы его

навсегда сорвал!..

 

... Не лучше обстояли дела и с её другом. Она усмехнулась – как верно:

теперь, действительно, он находился в статусе не более, чем друг! А ещё

совсем недавно она вертелась перед зеркалом, придирчиво рассматривая

свадебное платье. Летящие шелка играли в свете ламп. Она стояла на

носочках, пытаясь заглянуть на платье со спины. Являясь частью этого

наряда, она летела. Ей искренне казалось, что утонуть в реальном океане

жизни ей не дано. Однако, постичь всю саркастическую глубину этой

заношенной и утерявшей свежесть фразы ей удалось. Утонуть всё же

пришлось! И это был тот самый случай.

 

В зеркале воды она столкнулась с отблеском печальных серых глаз. Словно

сообщница, она им подмигнула. Кому же, как не ей, быть солидарной с этим

отражением…

 

История их взаимоотношений включала и незабываемую поездку на

Мальдивы. Эти несколько дней были самым большим опытом в

приобретении сентиментальных трогательных чувств…

 

Песчаный берег, яркое солнце, крик чаек, утопающие на горизонте облака

– всё растворялось в двух загорелых силуэтах, бездумно потерявшихся в

огромном океане времени. Им тогда казалось, что на этом острове они были

одни.

 

С каждым днём маленький остров их удивлял всё больше. Кокосовые и

банановые рощи доброжелательно впускали в свой сказочный

неповторимый мир. Здесь они чувствовали себя также комфортно, как

озорные маленькие обезьянки – тупайи. Их любопытные задумчивые

мордочки причудливо отображались на кокосовых орехах. Три чёрных

выемки на поверхности экзотического плода притягивали глубокой

философией загадочного взгляда. Непостижимость, незабвенность,

тишина! Вот составляющие этого далёкого от цивилизации места.

 

Именно здесь она услышала слова, которых долго ожидала от него в том

цивилизованном мире. Видимо, особый воздух, экзотическая природа,

случившаяся разорванность цепи однообразных дней могли стать

объяснением его порыва.

 

В тот день они пересекли пол острова, чтобы дойти до самых отдалённых

рифов. Отсюда открывался удивительно красивый вид. Лёгкий бриз, крик

чаек, мерцающий, прозрачный горизонт. Всё это она запечатлела на

видеокамеру, пополнив свой, и без того богатый, домашний архив света и

теней.

 

Потом они кормили чаек. Устроившись на самой кромке океана, она

смотрела, как на ноги наползала кружевная пена. Приятно освежали

брызги волн. Она надвинула на лоб шляпу – огромный диск стоял в зените.

Его лучи нещадно проникали сквозь крупное плетение соломы. Сквозь него

она подсматривала за ватой облаков, которая, слегка подтаяв, плотным

завесом опускалась к горизонту.

 

Одна из чаек, подхватив добычу, стремительно взлетела. Пытаясь

проследить её полёт, Вика упала навзничь – затылком окунулась в горячую

коралловую пудру. Перед ней предстало нескончаемое небо! Его огромность

не пугала. Напротив, ей казалось, что она готова была в этом небе

раствориться.

 

Уже смеркалось, когда, закончив фотосессию, они решили возвращаться. В

дороге их застал сначала редкий дождь, потом порывом ветра их обжёг

песок, а ещё через какое-то время с неё сорвало шляпу. Подхваченная

шквалистым ветром, шляпа вприпрыжку понеслась дальше.

 

Вика бежала вдоль берега, глубоко погружаясь босыми ногами в песок.

Тёплые волны, догоняя друг друга, густой пеной набрасывались на

её маленькие следы и уносили в обратном движении.

 

О том, что надвигался юго-западный муссон, они были предупреждены ещё

с вечера. Его здесь называли «хулбангу». Довольно необычное и смешное

название. Но, принимая во внимание их романтический настрой, вполне

возможно было допустить, что в этот поздний час они окажутся на пляже.

 

Волны высокой стеной неслись прямо на них. В очередной раз сползая, они

уносили с собой ракушки самого разнообразного оттенка и формы. Это был

уже настоящий шторм, когда Вика, прижав шляпу к груди, бежала вдоль

потемневшего, грохочущего океана.

 

Брызги от волн смешались с дождем. Мокрая одежда прилипла к

телу. Вика больше не пыталась уклониться от стихии – высоко подняв руки

над головой, она с наслаждением подставила свои раскрытые ладони под

тёплые струи водопада.

 

Она чувствовала себя частью огромного звучащего организма. Было

удивительно наблюдать, как материальная природа трансформировалась в

звук. Музыка складывалась из глубокого дыхания океана и нависшей над

ним тучи, изысканного сплетения ветра с бескомпромиссной стихией дождя.

Это была уникальная в своём творческом воплощении симфония.

 

Поэтому ей не сразу удалось распознать новый голос – он не был соткан из

окружающей среды. Она остановилась.

 

О значении подхваченных и унесённых ветром слов она догадалась,

оглянувшись и поймав на себе его говорящий взгляд. Это было

неординарное, с точки зрения её ожиданий, предложение.

Очередная волна чуть не накрыла их с головой. Они едва вывернулись из-

под её тяжёлого дыхания...

 

Окончание же своего ответа она услышала откуда-то издалека... Это был

долгий, протяжный, пробивающийся сквозь дробь дождя – «...а-а-а!»

 

...Теперь же звучащее – «...а-а-а!» приобрело другую интонацию.

Сооружение из трёх стульев раскладывалось, как карточный дом. Не

оставалось никакой надежды на сохранение хоть одной из её

составляющих. Вика неукоснительно летела вниз.

 

Глаза ловили мельтешащие предметы. И в их числе – огромный прыгающий

воздушный змей. Откуда он? Нет –нет, она ошиблась. Он был не более, чем

смешанные, не поддающиеся объяснению, мысли...

Привязанный за тоненькую нить, он трепетно стремился вырваться, однако,

чья-то твёрдая рука его держала...

Гламурно растекались блики от хрустальной люстры. Как жаль, но век их

тоже был исчерпан. Блеснув последней вспышкой на воздушном змее,

остатки люстры звонко заявили о своём немедленном конце –

рассыпавшимся огонькам среди груды стёкол теперь предстояло веселиться

на паркетном полу...

 

Понять причину начавшегося конца ей так и не пришлось. А, может, её

просто не было? Не всё возможно в этом мире объяснить. Сначала было так,

потом – иначе. Правда, могло случиться и наоборот. Их жизненные

траектории просто не сошлись. У каждого была своя – в их случае, уступки

исключались…

 

Вика с трудом переместилась на проломленный диван. Свалившиеся с него

подушки были в беспорядке разбросаны по всей комнате. Резво крутилось

колёсико на ножке опрокинувшегося кресла. Оно тщетно пыталось создать

иллюзию стремительного побега.

 

Виктория же, ощутив под собою конечный предел, лежала, даже не пытаясь

пошевелиться. Теперь летела не она – в движение теперь пришли все

окружающие предметы: поломанные стулья, шкаф, скрипящие бунгало и

коралловые рифы. Перед её глазами проплывали сочные лаймы и

заманчивые ананасы, жёлто-зелёные папайи и кокосовые пальмы. Она

пристально следила за качающейся веткой орхидеи, с неё только что

сорвалась стая птиц. Какая сила озорства взорвалась вместе с нею! Это

была стайка беззаботных розовых попугайчиков. Они были наглы и

уверены в своей неповторимой красоте!

 

И тут же, продолжая непоследовательный ряд, она увидела огромные часы.

Те самые, которые стояли в кабинете шефа. Теперь их, почему-то,

прикрывали листья миртового эвкалипта. В их зелени она не сразу уловила

мягкий, тёплый тон. Он примирял и успокаивал, поддерживаемый

приглушённым ритмом тусклого металла. Как всё продуманно –

уравновешенно и благородно! Ей трудно было предположить, что кто-то из

её знакомых мог проявить подобный утончённый вкус!

 

Вереница удивлённых и обескураженных лиц медленно потянулась перед

нею. Довольно нетрудно было их распознать – все они были её

сослуживцами. Но, почему же они так глупо выглядели? Что могло их так

удивить?

 

Разворачивалась классическая немая сцена! Что ей предшествовало?

Неужели они были впечатлены большими серыми цаплями, которые жили в

домах у аборигенов? А, может, это был восторг, вызванный красотой

кристально чистых, мерцающих лагун? Возможно, их покорило закатное

солнце, медленно угасающее в океане? Или – всё разрешалось гораздо

проще: глупое выражение лиц было вызвано тем, что они банально с

удовольствием ели фантастически вкусные абрикосы с соседского дерева...

Хотя!?... Теперь ей уже было всё равно. Вика глубоко и сладко спала...

 

Проснуться помог звонок в дверь. Когда она чуть приоткрыла глаза,

солнцем уже была залита вся комната. Вика продолжала неподвижно

лежать. Музыкальные же переливы продолжали настойчиво оповещать о

чьём-то неожиданном, раннем вторжении.

 

Откинув одеяло, она с огорчением вынуждена была признать, что

подняться с дивана, при всём своём желании, категорически не сможет. К

счастью, память услужливо напомнила ей о том, что дверь со вчерашнего

дня так и не была закрыта.

 

Тихое, чуть хрипловатое «Кто там?» вряд ли могло быть кем-то

услышанным. Ей пришлось приложить максимум усилий, чтобы через паузу

повторить: «Кто там? Входите же!»

 

Но гостья и не стала ждать приглашения. Решительно распахнув дверь, она

вошла. Это была Дана, её подруга. Она стояла в проёме, словно картина. С

одного её плеча свисало полуснятое, тяжёлое пальто.

– Что случилось? Тебя не было вчера на работе...

На последних словах она осеклась. Представшая перед ней картина была и

без того красноречива:

– Ты сломала ногу? Почему ты не могла мне позвонить?

Виктория молчала. Её слепило солнце. Подступившая тошнота в один миг

помогла осознать всю степень состоявшейся катастрофы.

Но не это погружало её в тяжёлое состояние невозврата.

Гораздо в большей степени она была обеспокоена тем, что не в состоянии

соединить яркую динамичность дня с душевной и физической немощью

своего неподвижного тела.

 

Правда, и Дана больше не спрашивала её ни о чём. С этого момента она

чувствовала себя ответственной за спасение всего человечества в лице

своей близкой подруги. Возможно, она не вполне чётко представляла от

чего, но ощущение обрушившегося землетрясения неотступно преследовало

её с того самого момента, как только она вошла в эту комнату.

-- Надо срочно вызывать врача!

Чтобы в полной мере оценить нанесённый стихией ущерб, она деловым

взглядом обвела территорию разрушения. Паркетный пол украшали

рассыпавшиеся мерцающие огоньки. Солнце разноцветными вспышками

отражалось на острых гранях стеклянных осколков.

 

С каждой минутой Дане всё меньше хотелось говорить. В разбившейся

люстре она увидела завершение вчерашнего вселенского разгрома. Она

опустилась на пол и обречённо прижалась щекой к дверному косяку. Рядом

упала её сумка. Она с натиском вытеснила из себя всё содержимое.

 

Среди прочего там были и купленные по дороге фрукты.

 

Вика же, по-прежнему, не замечала никого. И только движущимся

предметам удалось привлечь к себе её внимание. Сквозь вялый прищур она

наблюдала, как из сумки неторопливо выкатывались оранжевые шары.

Подобно бильярдным, они хаотично располагались на игровом поле.

 

За апельсинами последовала вереница спелых груш, под их тонкой зелёной

кожурой предполагалась ослепительная свежесть. А далее - синие сливы.

Они выписывали на паркете невероятно сложные круги. В поисках своего

места они продолжали движение.

 

Паркетный пол принимал новых участников игры. На его зеркальной

поверхности отражалось утреннее солнце. Его лучи акцентом высветили

очередную горстку ароматнейших плодов, они не спеша, с достоинством

подкатывались к самому центру.

 

Это были абрикосы. Теперь они занимали главные позиции.

 

Покачиваясь от неровности боков, они, в конечном счёте, демонстрировали

свою устойчивость. Их независимость от обстоятельств дня входила в

противоречие с окружающей средой. Настойчивая янтарность не допускала

проникновения никаких теней. В их цветовой гамме преобладала солнечная

динамика.

 

Вика почувствовала, как сладостное послевкусие разлилось по всему рту.

Нежными мягкими ступнями она ощутила горячий хрупкий шифер. Нет!

Этого не может быть! Сосед не должен был разрушить тот сарай!

 

Она снова увидела, как разросшиеся абрикосовые ветки низко склоняются

над ним. Они многообещающе и щедро разбрасывают по крыше своё

медово-янтарное великолепие...

 

Вика с любопытством наблюдала за неторопливой расстановкой фигур. Её

снова завораживала динамика происходящего.

 

Сочные! Искрящиеся! Абрикосы с соседского дерева!

 

Приподнявшись на локоть, она с надеждой улыбнулась. На её глазах

разыгрывалась очередная партия...