Красой и славой диких данов Была прекрасная Арнбьёрг, Прохладу северных туманов И утра нежного восторг Таил ее опасный взгляд, Он стал истоком многих бед. Из уст ее услышал «нет» Богач, и воин, и поэт. Ответ один был всем подряд. Был юный Хастинг знатный воин В нее, как многие, влюблен, Но, как и все, был удостоен Презрительной насмешки он. Он обещал в порыве страсти: Дай только срок - к ногам твоим Повергну славный гордый Рим! Мы покорим и разорим Гнездо былой имперской власти! Смешон ей пыл его любви. Ответ хлестнул, как злая плетка. - Хвастун! Сначала покори! - Небрежно бросила красотка… В душе его взметнулась ярость, Как зверь, разбуженный в берлоге. Я Рим возьму! Пусть слышат боги! Отныне нет другой дороги! И это все, что мне осталось… *** Давно Европа жаждет мира, Но не дано ей тихих снов. Занесена над ней секира Норманнов – севера сынов. Пределы франков разорив, За Геркулесовы столбы Среди бушующей воды Плывут посланники беды, Под птиц морских речитатив. Горя мечтой о бранной славе, На кон поставив жизнь свою, Спешат кровавый праздник справить В чужом неведомом краю. Свирепый Хастинг - данов вождь - Силен, жесток, неутомим. Он войнам обещал своим Столицу мира гордый Рим. Что им волна, туман и дождь! И что им ветер злой и шалый! Их цель уже совсем близка: Видны уже крутые скалы С полоской желтого песка. Оскал змеиной головы, Ребристых крыльев-весел взмах, Летит, качаясь на волнах, Дракон, внушая зябкий страх, Суля беду страшней чумы. Уже видна вдали на суше Гребенка каменной стены, И предвкушенье греет души Неистовых детей войны. Жар побежал по руслам вен, И вождь рванул на шее ворот. А вал воды, форштевнем вспорот, Бежит, туда, где виден город В кольце суровых грозных стен! И вот песка коснулись днища, И люди, прыгая с бортов, Спешат на берег, место ищут Для очага и для шатров. Но мрачен вождь, его смутила Защитных стен крутая высь. Они столь грозно поднялись, Что лучше даже и не тщись Преодолеть их грубой силой. Но с ним языческие боги, И конунг слышит их совет: Коварство выстелит дороги, Когда на штурм надежды нет. И вот от данов в город людный Пошли послы. Без гордых слов, Смиренно просят мир и кров, Изгоям северных краев Скитальцам моря бесприютным: «Не одолели ветра злого, К родным вернуться берегам Мы не смогли. Судьба сурова. И здесь пришлось причалить нам. Покинув родины пределы Мы разгромили франков рать Нам довелось завоевать Их города, и пировать Могли б на тех руинах смело, Но видно пасынками рока Мы рождены не в добрый час, Хоть и хранил он нас до срока. Наш конунг болен. Просит вас Он окрестить его скорее. На сердце груз грехов лежит. И о спасении души Молиться б он хотел в тиши. Пусть веры свет его согреет!» Был городской совет смущён В глухом предчувствии обмана. Что значит сей смиренный тон В устах надменного норманна? «Мы рады, - все ж ответил граф, - Всем, приходящим ко Христу. Воздав молитве и посту, И подчинив себя кресту, Он перед богом будет прав!» Епископ слышал эти речи, Сомнений беса прочь гоня, Купель готовит, ставит свечи И ждет назначенного дня. Он викингу откроет двери, Долг пастыря велит ему Без лишних слов помочь тому, Кто сам решил, покинув тьму, Предаться христианской вере. И вот в урочный час к воротам Несут носилки. Что за день! Лежит в них конунг тих и кроток Чуть жив и бледен, словно тень. Внесли в собор под гулкий свод. И окрестили. В добрый час Услышал варвар божий глас! Свершилось, Хастинг душу спас! И ликовал тогда народ. Минули дни, и снова вскоре Пришли, печальны, словно дождь, Послы и возвестили горе: «Скончался данов славный вождь. Мир покидая навсегда, Ярмом грехов отягощенный, Но верный богу и крещеный Хотел он в месте освященном Найти покой до дня Суда». Нет ни отказа, ни обмана Тому, кто в мир идет иной. Могилу вырыли норманну В тени собора под стеной. И вот толпа угрюмых данов Несет вождя в последний путь. Для них ворота распахнуть Спешат, чтоб в город как-нибудь Впустить горюющих норманнов. Питомцы бранного успеха На поясах несут мечи. Их много, в боевых доспехах И ни иконы, ни свечи… Так не спеша, в носилках скорбных Под гул напуганной толпы Без лишних слов и суеты Минуя арки и мосты К центральной площади соборной Несет вождя, норманнов племя. В плаще, что золотом расшит, В кольчуге, в островерхом шлеме И при оружии он лежит. Велит так викингу обычай. Но смерть тут, видно, не причем - Покойник вдруг, повел плечом, Вскочил, потом взмахнул мечом: «А ну вперед! Бери добычу!» Мечи блеснули в тот же миг, Волну людей сдавили стены, И многократный дикий крик Наполнил узких улиц вены. В толпы тугую круговерть Лихие Одина сыны Как будто слуги сатаны Исчадья ада и войны Ворвались, щедро сея смерть, Рубя налево и направо, Вонзая в плоть клинки ножей, Неудержимые, как лава, В безумной жажде грабежей. Не помогла ни стен, ни башен Глухая каменная сень В тот жуткий и кровавый день На город смерть сошла как тень. Был Хастинг возбужден и страшен. В крови росли добычи горы Из храмов, лавок и жилья Тащили лихо, без разбора Все от крестов и до белья… К судам на берег из ворот Толпа норманнов окрыленных Лихой забавой опьяненных, Трофеи и рабов плененных Несет и гонит, словно скот. Вождь, упоен кровавой баней, Бессильным пленникам своим Кричал: «Смотрите, христиане, Я – Хастинг - взял великий Рим!» Ответ рабов был слабым стоном, Шум ветра ропот погасил, Но вдруг собрав остаток сил Один бесстрашно возгласил: «Теперь меня послушай, конунг! Все решено за нас судьбой, Пусть пали мы тебе под ноги, Но посмеялись над тобой Твои языческие боги! А ваши скальды сложат руны, И промах твой осудят строго! Ведь ложною была дорога, И Рим спасен по воле бога - Ты взял прибрежный город Луна!» Он сбросил волосы со лба, Глаза сверкнули диким светом… Удар секиры стал ответом Злорадной дерзости раба… Тут Хастинг злобно зарычал Свиреп и грозен как медведь: «Всех перерезать! Сжечь! стереть! Чтоб и следов не видеть впредь! Чтоб ни концов и ни начал! Будь проклят этот жалкий город! Стремясь обет исполнить свой, Я шел сквозь кровь, сквозь страх, и голод, Борясь с суровою судьбой. Ведя с ней бесконечный торг Я впал в нелепый глупый бред. Теперь уже надежды нет Исполнить давний мой обет! Прощай, надменная Арнбьёрг!..» *** Пылал восток, пожару вторя, Огонь стекал на грань воды, Когда драккары вышли в море, Покинув капище беды. Тогда в рассветной синеве Всплывали темные картины: Вдали горящие руины, Гребцов натруженные спины, И мрачный конунг на корме… | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
