Клюква на болоте

Золотая осень расплескалась по болотным кочкам и затуманенным кедровым мандалам. Высветила ясными зорями и ночным северным сиянием тёмные еловые урманы и светлые сосновые боры беломошники. Наливалась соком и багрянцем тугая упругая брусника, а на болотных кочках дозревала ядреная клюква. В вечерних сумерках на кромке широко раскинувшегося болота, словно призрак из ниоткуда появился таёжный великан - сохатый. Без единого звука, не хрустнет веточка, ни шелохнётся и травиночка, чутко втягивая прозрачный воздух, он и не шёл, а словно плыл в сгущающихся сумерках. Особо и не таясь, лось медленно продвигался по кромке зыбучего болота, только настороженно улавливающие малейший шорох уши зверя выдавали его взволнованно-тревожное состояние. Его почему-то не беспокоил отдалённый гул дизелей, днём и ночью работающей буровой установки, вот и сейчас словно новогодняя ёлка сверкала яркими огоньками на фоне темнеющего неба буровая вышка. Не обращая никакого внимания, на несмолкаемый шум далёких машин, лось то исчезал, то появлялся вновь, среди сгущающихся теней мелколесья, пока окончательно не исчез в быстро надвигающихся сумерках.

А в это время на буровой шёл подъём инструмента, натужно скрипела лебедка, наматывая на барабан толстенный стальной трос, и медленно метр за метром над ротором буровой площадки поднимались из глубины недр бурильные трубы. Пожалуй, это один из самых ответственных моментов на буровой, когда вся бригада суетится вокруг ротора принимая и выставляя бурильные трубы на приготовленное место, на подсвечнике, в это время лишь ночная смена отдыхает, у неё впереди вся ночь. Подъём инструмента это всегда ответственное дело, да на буровой вообще – то и не бывает других.

Содрогается от напряжения вся буровая, грохочет и скрежещет железо, заполняя все пространство вокруг напряженным ритмом тяжелой работы и несмолкаемым гулом работающих дизелей. И только чуть в сторонке стоит притихшая опутанная разноцветными нитями проводов станция газокаротажников. Немного загадочная, а больше непонятная для посторонних людей, которые изредка появляются на буровой, то ли охотник проходящий, то ли рыбак или кто другой. Не шумит, не гремит и вообще, зачем она тут обретается. А там, в балке станции идёт своя размеренная жизнь, чуть слышно гудят компьютеры, голубоватыми экранами светятся мониторы по которым, извиваясь, струятся ломанные красные, синие и всякие разные линии графиков понятных лишь одним операторам, следящим за работой всей станции.

С виду вроде и неприметная, и в глаза то не бросается, а на самом деле очень даже серьезная работа проводится на этой самой станции. Мощные компьютеры принимают и мгновенно обрабатывают кучу разной информации, как работает буровой станок, как крутится на глубине нескольких километров буровая шарошка, вгрызаясь в неподатливые горные породы по сантиметрику углубляя скважину. Все видно на этих самых компьютерах, а главное все это они запоминают, запоминают и в любой момент всю информацию можно посмотреть. Посмотреть как, где и что бурилось, даже горные породы, какие и где залегают, не зря же на станции всегда работает и геолог. Станция газокаротажников - это глаза и уши и бурового мастера, и всех заказчиков. Чуткие приборы и датчики вовремя предупредят буровиков о надвигающейся аварии, или какой другой беде, подстерегающей буровой инструмент на глубине. Подскажут вот тут нефть, а тут вода и нефти нет, ищите глубже. Не унывайте, будет нефть, не вешайте нос буровики.

Все как всегда, один спит после ночного дежурства, а другой оператор, поглядывая то на один монитор, то на другой пытается листать какой то журнал.

Венька по кличке турбобур, кто уж его так окрестил неизвестно, а попросту Иванов, подавляя зевоту листая сто раз перечитанный журнал, одним глазком посматривает за экранами мониторов, а там ничего нового. Идет подъем инструмента, все как всегда, датчики четко прописывают с какой скоростью трубки поднимаются наверх, кривая высоты крюка мерно чертит на графике положение талевого блока – приспособления, с помощью которого лебедкой поднимается буровой инструмент на поверхность.

В кубрике для отдыха спит, слегка похрапывая Юрка, напарник Веньки, второй оператор, а заодно и геолог. Пока идет подъем, делать ему и нечего, а вот уж когда закончится подъем и все вытащат наверх и достанут горные породы – керн, пробуренные с глубины трех километров, вот тогда у него и будет работешка. Керн нужно аккуратно промыть, и по сантиметрику все просмотреть и описать, что бы знать какие породы лежат на такой глубине. Да, для этого надо много знать, и иметь башку большую, хотя у Юрки она и взаправду здоровая, но слегка лысоватая, от великого ума наверно и сам он невысокий и кругленький, а спать может по двенадцать часов кряду, ну это наверно профессиональное, не каждому это дано. Основная работа у него впереди, вот он и отсыпается, да и погодка не дай бог, задождило – моросит и моросит затяжной осенний дождик, не видно ему ни конца. Небо затянуло от края и до края серыми тяжелыми тучами, низко стелящимися над топкими болотами, и все вокруг занавесило осенними промозглыми дождями.

А мне даже ничего, нравится работать в ночную смену, во первых - никто не мешает, не лазит попусту на станцию, не докучают ненужными вопросами, все работает тип – топ, все датчики работают без сбоев, что еще нужно. Вот и мысли бегут сами по себе. Вахта только началась, а впереди еще целых два месяца, два месяца работы на скважине. Вот только клюква налилась, поспела, да дожди никак не дают побродить по моховым болотам, пособирать болотную ягодку, шибко мне нравится ползать вокруг кочек, выбирая ягоду покрупнее, да поядренее. А домой когда привожу! как маманя радуется, большая она любительница клюквы, морсов там разных, компотов. Специально банки всякие готовит, как будто знает, что непременно клюквы насобираю и привезу. Может поэтому и люблю я ночные дежурства, день то мой, что хочу, то и делаю, хочу – сплю, хочу вот и за клюковкой могу смотаться. А еще благодать, если речка рядом, тогда можно и с удочкой на берегу посидеть, да и рыбка лишней не бывает, пожарить можно или ушицу заварганить. В столовой хоть и вкусно готовят и сытно, но иногда хочется и чего - то своего, домашнего, что ли.

А тут, как - то вспомнилось, весной это было, так же среди болота на кочке, совсем небольшой встретил я лосенка махонького всего то дня два от роду, как он остался один среди болот непонятно. Дрожащий, испуганный и совсем одинешенький, где мамаша, как она его оставила? Или от зверя, какого уходила, уводила его от своего детеныша, или еще какая беда с ней приключилась, но не вернулась она к своему лосенку. Еще день два и погиб бы он от голода, ничего его не спасло. Пришлось возвращаться на буровую и звать ребят на помощь. Вот так вчетвером на самодельных носилках и доставили мы бедолагу прям в столовую. Где в ту пору молоко было и сгущенное, концентрированное и еще какое-то. И так, и сяк, мы его пытались накормить напоить, а он не ест зараза, не из блюдечка, не через соску - ну никак, что мы только не пробовали, а он хоть бы хны. Даже жаль стало лосенка, сдохнет ведь с голода. Уже ближе к вечеру, в столовую заявился дед Афанасий, местный охотник, недалеко от буровой промышляет, мимо видно проходил, вот и заглянул на огонек.

-Где это вы нашли такое сокровище? Как это он, брошенный, что ли? А где маманя евонная? – Неужели один обретался, кроха еще совсем, ден два ему от роду.

-На болоте, на кочке я его нашел. А мамани рядом и не было, не бросать же его, сдохнет ведь от голода. Или зверюга, какая подберет. Вот только не хочет он у нас даже молоко есть. – Говорю Афанасию, пытаясь запихнуть лосенку соску с молоком. Не ест и все тут.

-Он у вас и не будет так есть, для всего понятие должно быть. А вы и не знаете даже, лось то не умеет пить лежа. Жевать листочки еще куда ни шло, а вот пить это ни в какую. Лучше попробуйте приподнять его на ножки, а тогда и увидите.

И, правда, стоило приподнять лосенка на ножки, как он сам потянулся к бутылочке с молоком. Присосался к бутылочке и тянул в захлеб, причмокивая и покряхтывая, пока не вытянул ее целиком. Мы тут же подали ему вторую, он и ее высосал, а потом, как - то обмяк, и осел на подогнувшихся ножках. Утомился видно, глазки у лосенка закрылись, наверно уснул.

Вся бригада в этот момент облегченно вздохнула, - будет жить, если начал есть, значит, будет жить.

-Вот такая арифметика, получается, - сказал дед Афанасий, и исчез в весенних сумерках.

Лосенок и вправду выжил, и уже через пару дней топотал своими копытцами по столовой засовывая свою любопытную мордочку во все чашки и кастрюльки, в общем куда надо и не надо. Пришлось переселять его на улицу, где под лохматым кедром для него устроили из елового лапника лежанку. Лосенок рос не по дням, а по часам, даже на кличку ''золотой'' стал окликаться, крикнешь, бывало, а он тут как тут, тыкается своей мордочкой в руки, знает, что там всегда его ждет сухарик с солью или горбушка черняги, так же хорошо присыпанная солью, до которой так охочи, не только лоси, олени, а даже и коровы.

Пока стояла буровая, рядом всегда был и “золотой”, повзрослевший, окрепший молодой лосенок. А когда бригада улетала на новую буровую, всем было жалко расставаться с ''золотым'', к нему так все привыкли, как будто свой родимый помбур. Он видно тоже понимал, что люди покидают его, с самого утра “золотой” был притихший, не заигрывал и не лез к рукам за любимыми сухариками, понурившись стоял в сторонке, наблюдая за сборами и суетой буровиков но вертолетной площадке.

Взвихрив и примяв траву и кусты присел на ненадежную болотную почву вертушка, забрав всех людей и их нехитрые пожитки с трудом оторвался от земли и сделав прощальный круг над буровой, взял курс к новому участку.

Долго, еще вся бригада наблюдала за одинокой поникшей фигурой повзрослевшего лося, пока и она не скрылась среди заболоченных кустарников.

Вот такая история зачем то припомнилась мне, в поздний дождливый осенний вечер. Пройдет и сегодняшнее ночное дежурство, как и много предыдущих, лишь бы все датчики работали, не барахлили. Так не хочется выходить в такую слякоть, и лазить по напрочь отсыревшей буровой, проклиная все, и вся на свете. Так и хочется думать - пусть все будет хорошо, пусть спокойно спит Юрка и видит свои расчудесные сны. Пройдут дожди, и с Севера налетят холода, задуют ветрюганы со снегом и пургой, совсем, совсем скоро ударят первые заморозки, а там глядишь и вот она – зимушка зима.

А клюква, а что клюква, в такую погоду кто лазит по болотам? Вот закончится вахта и поеду домой, а там по дороге зайду на рынок да и куплю целый мешок, припру домой, вот будет мама радехонька. А что так наверно и сделаю, клюква и в Африке клюква. Компоты или морсы с любой ягоды хороши. Что я не на Севере в ГТИ работаю, могу же позволить себе хоть какие то радости, а то клюква на болоте, пусть ее черти собирают в такую погоду.

 

.

 

.