Борис Колганов
   
   РЕЦЕНЗИЯ
   на рассказ « Невыносимый женский характер». Автор: Александр Сороковик
   
   Вселенные на кончике пера
   
   Рассказ А. Сороковика «Невыносимый женский характер» показался мне несколько странным своим фантастическим предположением. Поэтому, прежде чем приняться за написание рецензии, я решил прогуляться по Интернету, чтобы освежить в памяти информацию о Времени вообще и путешествиях по Времени, в частности.
   Я наблюдал там пространство Шварцшильда, состоящее из параллельных вселенных, находящихся по разные стороны чёрной дыры. И был заметен в той дыре мост Эйнштейна – Розена, соединяющий миры, но по которому нельзя было пройти. Зато виднелись там кротовины типа Морриса – Торна, по которым математики разрешали ходить из одной вселенной в другую, а также при определённых обстоятельствах и путешествовать по Времени. А физики были против, не находя для этого физических оснований.
   Была здесь и пространственно однородная статическая вселенная, которую описывали уравнения Эйнштейна. Надо сказать, что автор этих уравнений увидел их не совсем совершенными для такого описания и прозорливо добавил в них последний, едва заметный штришок – близкую к нулю космологическую постоянную, характеризующую свойства вакуума и так называемой «тёмной энергии».
   Некоторое время постоянная в этих уравнениях присутствовала в качестве эстетического элемента, пока в начале двадцатых годов прошлого века Фридман не пришёл к модели нестационарной вселенной, в которой космологическая постоянная имела уже ненулевые значения.
   В 1949 году Гёдель создал свою метрику, представляющую решение уравнений Эйнштейна, в котором он так подобрал величину космологической постоянной, что уравнения стали допускать существование замкнутых временеподобных линий, позволяющих некоторые виды путешествий по Времени. Только, увы, физики не находили физической подоплёки для таких путешествий.
   Но неужели всё так мрачно? Конечно же нет, есть оттенки. Да, большинство философских направлений и естествознание рассматривает Время как объективную характеристику мира, запрещающую ездить по Времени взад-вперёд. Но существует и взгляд на этот предмет как на фундаментальное понятие человеческого мышления, отображающее изменчивость мира, в этом смысле Время рассматривается как его субъективная характеристика. «Время – выдумка смертных», – заметил Влодзимеж Завадский. И в этой «выдумке» возможны любые эксперименты со Временем. Им можно командовать: «Время, вперёд!» – и оно умчит тебя в будущее. Ему можно сказать: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» – и ты покинешь этот мир. Можно будет видеть, как рвётся связь времён, когда все уходят вперёд, а ты останавливаешься, и жизнь начинает идти мимо. Прошлое же – всегда с тобой и оно может быть доступно.
   В нашем случае эти умственные эксперименты есть особенный литературный приём в исследовании автором своих героев. Но во всех этих рискованных приключениях разума должны, на мой взгляд, выполняться правила: чтобы фабула произведения соотносилась с возможностями, предоставляемыми временем действия, а события в произведении должны подчиняться своей логике. При этом не возбраняется представить любознательному читателю в двух словах технические решения или, на худой конец, удовлетворить его фразой: «Сделал как-то один профессор машину времени».
   
   Вернёмся к рассказу «Невыносимый женский характер». В том, что Ю. Б. Малкин в секретной лаборатории собирал машину времени, ничего фантастического, да и удивительного, тоже нет. Во времена перестройки, ускорения и гласности я, как и герой рассказа Виктор, работал инженером в НИИ, в котором на учёном совете как-то представлялся доклад «О получении энергии из естественного хода времени». Приблизительно в то же время в одной из лабораторий этого НИИ энергию пытались получить из физического вакуума. Не будучи вхож в учёный совет, я так и не услышал того доклада. Но в лабораторию «физического вакуума» разок зашёл, после чего дорогу туда забыл.
   Однако фантастика в рассказе присутствует. Она начинает проявляться уже в описании гонений на профессора из-за его научных пристрастий. Но, по-моему, времена присуждения учёным, за приверженность к всякого рода «вейсманизмам-морган­измам»,­ десяти лет расстрела без права переписки давно прошли. Да и кибернетику перестали обзывать лженаукой. А во времена застоя вышестоящие товарищи вообще вряд ли могли заинтересоваться множественностью ветвящихся вселенных Эверетта и возможностью перехода между ними (по «червоточинам»), постулируемой теорией Хокинга.
   Несколько фантастично выглядит фраза Виктора, бывшего бомжа-выпивохи: «Ну, в общем, ты понимаешь, о чём речь». Как будто разговор о ветвящихся вселенных идёт между физиками-теоретиками­.­
   Следует ли считать возможной постройку машины времени в условиях перестройки даже в предположении фантастическом? Нет. Это было бы возможно в другие, более подходящие времена. Примем всё-таки, хоть и с большой натяжкой, что машина Малкина – всего лишь условность, необходимая для литературной разработки действий героев в условиях фантастического предположения. Но, если бы эта условность, естественным образом определяющая правила игры главных персонажей, была единственной в рассказе, это было бы понятно читателю и принято им.
   К сожалению, в рассказе условностей много. Ну, ладно бы это касалось обстановки или некоторых ситуаций, например, гибель профессора: она освобождает сцену для действий главных героев. Пусть респектабельный Андрей статичен – не он здесь главный, он, скорее – элемент обстановки.
   Но условно, схематично показаны образы Гены и Гали, а также ситуация, в которой оказался Гена. Ситуацию я хочу назвать главной, потому что жизнь героя сложилась настолько нескладно, что тот готов «зачеркнуть бы всю жизнь, да сначала начать»(с). Основания для такого решения автор приводит весомые: (Галя), «заполучив таким способом мужа, травила его, как могла: и неудачник он, и лопух, и мямля. Каждый день вместе с тёщей они унижали и долбили его, а в перестройку вообще начался кошмар: тесть устроил какое-то совместное предприятие, шурин подался в рэкет и крышевал папашу. Гена же, «вшивый интеллигент», так и не нашёл себе места в этом «семейном бизнесе», так как с детства был приучен зарабатывать, а не грабить других, и за это получал ещё больше».
   Это – перечень событий, который сам по себе не может тронуть душу читателя, чтобы он проникся правильностью решения героя. Однако ничего большего мы в рассказе не видим. К слову сказать, этим перечнем событий автор ограничивается и в описании невыносимого характера героини, не наполняя его сколько-нибудь интересным содержанием.
   Самое же удивительное: Гена, вместо того, чтобы на месте принять решение и поправить свои личные дела, отправляется для этого в прошлое, где и пропадает безвестно. Видимо, из-за незначительности повода для такого путешествия. Поторопился я определить Генину ситуацию как главную и поэтому мне ничего не остаётся, как перевести в главные герои Виктора.
   С первых минут знакомства с ним меня заинтересовала его «взлохмаченность» – какое-то внутреннее беспокойство, а не лохматые рыжие волосы: он «говорил быстро, жестикулировал отчаянно. Был он высок ростом, кряжист, как минимум два дня небрит, рыжие волосы всклокочены». Я полагал, что если автор наделил своего героя такими отличительными чертами, значит, это найдёт в рассказе своё развитие, и будет ответ на вопрос «почему он такой?». Нет этого в рассказе, тогда зачем надо было выделять Виктора из прочих статистов? Неужели из-за того, что ему удалось набрать стартовый капитал весьма необычным способом – с помощью путешествий по Времени? И это есть фантастическое предположение, главное? И пятый подряд вопрос, парадоксальный: насколько это фантастическое предположение соответствует действительности и здравому смыслу?
   Прежде всего отмечу, что автор здесь показывает два вида путешествия по Времени: путешествие в машине времени физического лица – Геннадия, в один конец, и путешествие физического лица – Виктора, непосредственно по петле Времени. И путешествия эти взаимосвязаны.
   Допустим, в понедельник профессор говорит Гене: «Ладно, завтра я тебя избавлю от этого кошмара. Приходи в лабораторию в пять вечера» и погибает под автомобилем.
   Во вторник в 17 часов Гена, помня вчерашнюю договорённость с профессором, приходит со ста долларами, и Виктор отсылает его в прошлое.
   И в момент убытия Гены Виктор, сам того не замечая, попадает в петлю Времени. В среду он хоронит профессора, и к 17 часам возвращается в лабораторию вторника.
   Второй Гена, помня вчерашнюю договорённость с профессором, приходит со ста долларами, и Виктор отсылает его в прошлое.
   И в момент убытия Гены Виктор, сам того не замечая, попадает в петлю Времени.
   В среду он хоронит профессора, и к 17 часам возвращается с сотней долларов в лабораторию вторника.
   Третий Гена, помня вчерашнюю договорённость с профессором, приходит со ста долларами, и Виктор отсылает его в прошлое.
   И в момент убытия Гены Виктор, сам того не замечая, попадает в петлю Времени…
   
   Конечно, если допустить здесь фантастическое взаимодействие хроносферы Земли (см. в Сети публикацию Глаз А. Г., Соколова В. Ю., и др.) с хронооболочкой физического лица, описанной Алексеевым в "http://www.litkonkurs.com/?dr=45&tid=309551&pid=0, порождающее локальную ротацию темпоральности вблизи стартующей машины времени, всё становится понятным. Однако автор умолчал о таком взаимодействии. Допускаю, что это не так уж и важно. Хотя, посредством идеи закольцованности Времени, представленной выше, можно было бы избавиться от двойников Гены. Как-то эти двойники противоречат закону сохранения энергии, даже «тёмной». Что же касается долларов, они – те да не те – и печатаются для употребления не в Штатах и не противоречат закону о золотом содержании.
   В то же время, чувства Виктора, осознавшего, наконец, что он застрял во Времени во имя денег, читателю, безусловно, были бы гораздо интересней. Всё-таки пятнадцать лет кряду ежедневно возвращаться во вторник 48-й лаборатории надо уметь! Увы, этот психологический момент также не освещён автором. Я уже не говорю о том, что читателю не понятно, как Виктору удалось вырваться из петли Времени.
   
   При вполне грамотном языке в рассказе присутствует и некоторая неотделанность. Так, бросилось в глаза:
   Богато на столе выглядит «Хеннесси». Но в соответствии с культурой пития в дорогущем ресторане к коньяку должны быть коньячные бокалы. И что ещё богато, но не обильно было подано к коньяку?
   Автор представил читателю рыжего Виктора: «-Я очень рад, Витька, что тебя встретил…» и тут же снова называет его рыжим: «-Как?! – воскликнул рыжий…».
   
   В заключении хочу надеяться, что, при довольно-таки сомнительной идее «зарабатывания» долларов с помощью машины времени, рассказ может быть доведён автором до хорошего уровня, а также поблагодарить автора за то удовольствие, которое я получил, путешествуя по мирам, созданным на кончике пера великими учёными.
   
    Борис Колганов ,
    /член Когорты Критиков проекта «Платон мне друг…»/

   Алексей, спасибо, замечания ценные, я их отработаю. Вот с китчем получилась накладка. Я уже получил замечание по этому поводу на другом сайте, ещё давно, исправил. Но это исправление куда-то делось и в выложенном на ЧХА варианте остался этот корявый "безвкусный китч". Обязательно исправлю!!!

   Постсоветский человек должен приобщаться к вражеской культуре, включая культуру пития. При царе коньяк уже был и его не закусывали. Разве что Николай второй, царствие ему небесное, ввел почему-то обычай заедать коньяк лимоном в сахаре.

   Спасибо Вам, Борис, за умную и тонкую рецензию!
   Идея этого рассказа пришла ко мне в далёкие 80-е, я даже что-то написал похожее, дело там происходило, конечно, в Америке. Но в те годы я так и не стал писать, рукопись, естественно, затерялась. А когда я год назад вдруг снова решил заняться сочинительством, вспомнил про этот сюжет. Рассказец этот я не отношу к своим шедеврам, он очень далёк от совершенства, да и фант. идея здесь - сбоку припёка, для допущения. Может, потом и возьмусь за его доработку. А пока снова попрошу Вас не отказать в разборе!