Константин Симонов
   
   Жди меня, и я вернусь,
   Всем смертям назло.
   Кто не ждал меня, тот пусть
   Скажет: - Повезло.
   Не понять, не ждавшим им,
   Как среди огня
   Ожиданием своим
   Ты спасла меня.
   Как я выжил, будем знать
   Только мы с тобой,-
   Просто ты умела ждать,
   Как никто другой.

   Кежун Бронислав Адольфович
   
   ВАСИЛЬКИ
   
   Под огнём, на берегу реки,
   Залегли усталые стрелки.
   Золотая рожь сверкала рядом,
   А во ржи синели васильки.
   
   И бойцы, уже не слыша гуда
   И не ощущая духоты,
   Словно на невиданное чудо,
   Радостно смотрели на цветы.
   
   Синевой небесной, нестерпимой
   Полыхая, словно огоньки,
   Как глаза детей, глаза любимых,
   На бойцов глядели васильки.
   
   Через миг, усталость пересилив,
   Вновь пошла в атаку цепь стрелков,
   Им казалось: то глядит Россия
   Синими глазами васильков.
   
   29 декабря 1943 г.

   ЭДУАРД АСАДОВ
   
   МОГИЛА НЕИЗВЕСТНОГО СОЛДАТА
   
   Могила Неизвестного солдата...
   О, сколько их от Волги до Карпат!
   В дыму сражений вырытых когда-то
   Саперными лопатами солдат.
   
   Зеленый горький холмик у дороги,
   В котором навсегда погребены
   Мечты, надежды, думы и тревоги
   Безвестного защитника страны.
   
   Кто был в боях и знает край передний,
   Кто на войне товарища терял,
   Тот боль и ярость полностью познал,
   Когда копал "окоп" ему последний.
   
   За маршем - марш, за боем - новый бой!
   Когда же было строить обелиски?!
   Доска да карандашные огрызки,
   Ведь вот и все, что было под рукой!
   
   Последний "послужной листок" солдата:
   "Иван Фомин", и больше ничего.
   А чуть пониже две коротких даты
   Рождения и гибели его.
   
   Но две недели ливневых дождей,
   И остается только темно-серый
   Кусок промокшей, вздувшейся фанеры,
   И никакой фамилии на ней.
   
   За сотни верст сражаются ребяга.
   А здесь, от речки в двадцати шагах,
   Зеленый холмик в полевых цветах -
   Могила Неизвестного солдата...
   
   Но Родина не забывает павшего!
   Как мать не забывает никогда
   Ни павшего, ни без вести пропавшего,
   Того, кто жив для матери всегда!
   
   Да, мужеству забвенья не бывает.
   Вот почему погибшего в бою
   Старшины на поверке выкликают
   Как воина, стоящего в строю!
   
   И потому в знак памяти сердечной
   По всей стране от Волги до Карпат
   В живых цветах и день и ночь горят
   Лучи родной звезды пятиконечной.
   
   Лучи летят торжественно и свято,
   Чтоб встретиться в пожатии немом,
   Над прахом Неизвестного солдата,
   Что спит в земле перед седым Кремлем!
   
   И от лучей багровое, как знамя,
   Весенним днем фанфарами звеня,
   Как символ славы возгорелось пламя -
   Святое пламя вечного огня!

   ДАВИД САМОЙЛОВ
   
    ДОЛГО ПАХНУТ ПОРОХОМ СЛОВА
   
   Долго пахнут порохом слова.
   А у сосен тоже есть стволы,
   Пни стоят, как чистые столы,
   А на них медовая смола.
   
   Бабы бьют вальками над прудом, -
   Спящим снится орудийный гром.
   Как фугаска, ухает подвал,
   Эхом откликаясь на обвал.
   
   К нам война вторгается в постель
   Звуками, очнувшимися вдруг,
   Ломотой прострелянных костей,
   Немотою обожженных рук.
   
   Долго будут в памяти слова
   Цвета орудийного ствола.
   Долго будут сосны над травой
   Окисью синеть пороховой.
   
   И уже ничем не излечим
   Пропитавший нервы непокой.
   "Кто идет",- спросонья мы кричим
   И наганы шарим под щекой.

   АЛЕКСАНДР БЕЗЫМЕНСКИЙ
   
   О ЧЁМ ГОВОРИЛО МОЛЧАНИЕ
   
   Ее допрашивал четвертый день подряд
   Фашистский офицер, увешанный крестами.
   Ей руки за спину выкручивал солдат,
   Ее хлестала плеть, ее гноили в яме.
   
   Но был упрямо сжат иссохший тонкий рот,
   И только иногда страданья человечьи
   Невольно выдавал руки слепой полет,
   Глубокий тихий вздох да вздрогнувшие плечи.
   
   Угрюмый офицер схватил ее ладонь.
   Склонился, хохоча, в насмешливом поклоне
   И вдруг сигару взял, прижал ее огонь
   К бессильной, но тугой девической ладони.
   
   Прошло минуты две. Тончайший горький смрад
   Наполнил полутьму высокого подвала.
   Прижался в уголок растерянный солдат...
   Но, бледная, как смерть, она в ответ - молчала.
   
   Прошел недолгий час, а может много лет,
   Казалось, темнота от ужаса густела,
   Но также освещал свечи дрожащей свет
   На кирпичах распластанное тело.
   
   Не в силах отвести дрожащий свет свечи
   От жутких черных глаз, пронзивших тьму подвала,
   Фашистский офицер присел на кирпичи
   И, в бешенстве дрожа, проговорил устало:
   
   "Все ясно до конца. Я сам тебя убью.
   Не скрою, подлый страх меня сейчас тревожит:
   Ведь я в твоих глазах увидел смерть свою
   И мнится, что с тобой она уйти не может.
   
   Но прежде, чем вонзить вот этот острый нож,
   Я требую, скажи одно лишь только слово.
   Мы давние враги, но ты меня поймешь,
   Хотя моя мольба бессильна до смешного.
   
   Разведка донесла, что пламенная речь
   С далеких детских лет была твоей стихией,
   Что словом ты могла мильоны в бой увлечь,
   Что этим ты была известна всей России!
   
   А ныне ты молчишь, забыв, что льется кровь!
   Я пробовал ножи высокого закала,
   Я бил тебя в лицо, а ты молчала вновь,
   Я жег твои ступни, а ты опять молчала!
   
   Я взбешен, потрясен! И я хотел бы знать:
   Кто научил тебя, душой твоей владея,
   Прекрасно говорить и так, как здесь, молчать?
   Скажи мне, кто же он, скажи, скажи скорее!"
   
   Сияньем озарив подвальный черный свод,
   Огромные глаза, как искры, засверкали.
   И в первый раз открыв иссохший черный рот,
   Всей силою души она сказала: "СТАЛИН!"

   ПАВЕЛ ШУБИН
   
   ПОЛМИГА
   
   Нет,
   Не до седин,
   Не до славы
   Я век свой хотел бы продлить,
   Мне б только до той вон канавы
   Полмига, полшага прожить;
   
   Прижаться к земле
   И в лазури
   Июльского ясного дня
   Увидеть оскал амбразуры
   И острые вспышки огня.
   
   Мне б только
   Вот эту гранату,
   Злорадно поставив на взвод,
   Всадить её,
   Врезать, как надо,
   В четырежды проклятый дзот,
   
   Чтоб стало в нём пусто и тихо,
   Чтоб пылью осел он в траву!
   …Прожить бы мне эти полмига,
   А там я сто лет проживу!
   
   1943 г.

   ЛЕОНИД ХАУСТОВ
   
    СОЛНЦЕ ПОБЕДЫ
   
   Утро девятого Мая
   В том, сорок пятом году.
   Солнце, туманы сжигая,
   Встало у нас на виду.
   
   Шло оно в дальние дали,
   В каждое глянув окно.
   В каждой солдатской медали
   Жарко сверкнуло оно.
   
   Что же оно озарило? -
   Рваные раны земли,
   Братские наши могилы,
   Горе у каждой семьи.
   
   Битый кирпич над золою
   Рядом с овином пустым...
   Рад я, что помнить такое
   Вам не дано молодым.
   
   Щедрые ваши рассветы,
   Гордой любви торжество -
   Все это солнце Победы,
   Все это отблеск его!

   СЕМЕН КИРСАНОВ
   
   Ополченец
   
   Жил Рыцарь Печального Образа,
   рассеянный, в полусне.
   Он щурился, кашлял и горбился
   в толстовке своей и пенсне.
   
   Он Даму любил по-рыцарски
   и ей посвятил всю жизнь;
   звалась она - исторический
   научный материализм.
   
   Дети кричали: "Папочка!" -
   его провожая в путь;
   в толстовке и стоптанных тапочках
   пришел он на сборный пункт.
   
   С винтовкой шел, прихрамывая,
   и тихо шептал под нос
   цитаты из Плеханова
   и Аксельрод-Ортодокс.
   
   Он ввек ни в кого не целился,
   ведя лишь идейный бой,
   и томик Фридриха Энгельса
   на фронт захватил с собой.
   
   Навстречу железному топоту
   молодчиков из "СС"
   в толстовке и тапочках стоптанных
   вошел он в горящий лес.
   
   Он знал, что воюет за истину
   чистейших идей своих;
   имея патрон единственный,
   он выстрелил и затих.
   
   И принял кончину скорую.
   И отдал жизнь за свою
   Прекрасную Даму Истории
   в неравном, но честном бою.

   Алексей Сурков
   
   В ЗЕМЛЯНКЕ
   
   Бьется в тесной печурке огонь,
   На поленьях смола, как слеза.
   И поет мне в землянке гармонь
   Про улыбку твою и глаза.
   
   Про тебя мне шептали кусты
   В белоснежных полях под Москвой.
   Я хочу, чтобы слышала ты,
   Как тоскует мой голос живой.
   
   Ты сейчас далеко, далеко,
   Между нами снега и снега...
   До тебя мне дойти нелегко,
   А до смерти - четыре шага.
   
   Пой, гармоника, вьюге назло,
   Заплутавшее счастье зови.
   Мне в холодной землянке тепло
   От моей негасимой любви.
   
   Мне в холодной землянке тепло
   От моей негасимой любви.

   Алексей Фатьянов
   
   БАЛЛАДА О МАТРОСОВЕ
   
   По волюшке-воле,
   По чистому полю
   Гуляют шальные снега.
   Сквозь снежную россыпь
   С друзьями Матросов
   В атаку пошел на врага.
   
   А в огненном круге
   Свинцовая вьюга -
   Строчит пулемёт на пути.
   И к вражьему доту
   Не может пехота,
   Не может на шаг подойти.
   
   Над нами, ребята,
   Пылают закаты,
   За нами наш город родной!
   Россия, Россия,
   Деревни и хаты,
   Берёзы над тихой рекой.
   
   У речки, у моста
   Промолвил Матросов:
   "Мне, может, зари не встречать,
   Но я по болоту
   Пройду к пулемёту,
   Заставлю его замолчать!"
   
   Подкрался Матросов
   К немецкому доту,
   Он клятвы своей не забыл!
   Поднялся Матросов, -
   И сердцем отважным
   Солдат амбразуру закрыл!
   
   Споём же, ребята!
   Пусть в песне крылатой
   Живёт комсомолец-герой!
   Россия, Россия,
   Такого солдата
   Запомним навеки с тобой!