Буфет. Истории за нашим столом | В «Буфете» НОВАЯ ТЕМА. Пишем интересные истории в жанре «Мемуары». Немного истории. Мемуары – это записки современников, повествующие о событиях, в которых автор записок принимал участие или которые известны ему от очевидцев, и о людях, с которыми автор был знаком. Важная особенность мемуаров заключается в претензии на достоверность воссоздаваемого прошлого и, соответственно, на документальный характер текста, хотя в действительности не все мемуары являются правдивыми и точными. Мемуары не тождественны автобиографии и хронике событий. От хроник современных событий мемуары отличаются субъективностью — тем, что описываемые события преломляются через призму сознания автора со своими сочувствиями и нерасположениями, со своими стремлениями и видами. Многие мемуары написаны лицами, игравшими видную роль в истории (Уинстон Черчилль, Шарль де Голль, Екатерина II). Они могут охватывать значительный период времени, иногда всю жизнь автора, соединяя важные события с мелкими подробностями повседневной жизни. В этом отношении мемуары служат историческим источником первостепенной важности. Мода на мемуарные сочинения, как и само слово «мемуары», распространилась по Европе XVII—XVIII веков из Франции старого уклада. Предшественниками современных мемуаров считаются хроники средневековых французских историков, в которых сделан акцент на их собственном участии в описываемых событиях. Записки о своей жизни оставили многие высокопоставленные французы эпохи Возрождения. Следующую волну мемуарной литературы породила Фронда. С распространением в Российской империи моды на всё французское русские дворяне, выйдя в отставку, стали поверять свои воспоминания бумаге, зачастую по-французски. Первые дворянские записки предназначались исключительно для чтения в домашнем кругу. Среди авторов мемуаров конца XVIII и начала XIX вв. велика доля женщин. Вслед за Екатериной II придворные дамы Е. Р. Дашкова, В. Н. Головина, Р. С. Эдлинг и др. оставили записки на французском. Среди записок XVIII века, составленных на русском языке, короткий, непосредственный мемуар Н. Б. Долгоруковой, одной из первых писательниц в России. Наибольший литературный интерес среди произведений конца XVIII века представляют близкие к мемуарным путевые записки Д. И. Фонвизина и Н. М. Карамзина. Обособленный массив мемуарной литературы образуют записки о событиях 1812 года. Вся первая треть XIX века освещена в записках Е. Ф. Комаровского, А. М. Тургенева и Ф. Ф. Вигеля. Последние по изяществу слога и остроте характеристик некогда признавались за лучший образец мемуарной литературы своего времени. Словом, написанием мемуаров, как правило, занимаются люди, прожившие очень яркую, полную событий жизнь и сделавшие что-либо неординарное в области искусства, политики, спорта. Всё вышеизложенное очень коротко повествует об истории существования такого жанра в литературе, как мемуары. Проект «Буфет. Истории за нашим столом» предлагает нашим авторам написать в жанре «Мемуары» какие-то интересные истории, случаи из собственной жизни, жизни друзей, связанные с замечательным сезоном года - ВЕСНОЙ . .Это может быть интересная встреча, празднование весенних праздников, случай на работе и т.п. В течение двух недель можно будет размещать свои истории, а в конце каждой недели выберем лучшие для публикации в электронном сборнике. Авторы участники могут оставлять комментарии к размещённым произведениям. |
| Валентина, очень интересный рассказ. Здесь и светлые воспоминан, и печаль по поводу дня сегоднешнего... Спасибо:) |
| Спасибо, Ирина, за положительный отклик! Здоровья Вам! С уважением, Валентина , |
| ПАСХАЛЬНЫЙ ЗАЙЧИК (воспоминания из моего детства) В тот год зима в горах Киргизии была снежной, морозной. Казалось, конца не будет холодам! Бесконечно тянулись тоскливые, хмурые дни. Но уже в начале марта вдруг резко потеплело. Забурлила горная речка Малая Кеминка, неся в низину через свои каменные пороги ледяные потоки воды. На вершинах гор ещё оставались белые покрывала, а на их склонах и в долине высыпали плантации подснежников, начала пробиваться молодая травка, украшая округу посёлка зелёными коврами. В апреле на деревьях набухли почки. Радовала своими цветами мать-и-мачеха! Её жёлтые, похожие на маленькие солнышки соцветия, можно было встретить повсюду: на пригреваемых солнцем берегах речки, на склонах оврагов и в еловом лесу. Лёгкие семена мать-и-мачехи, принесённые тёплым ветром, особенно быстро прорастали на месте кострищ, с осени оставленных в горах местными охотниками-любителями. А в праздник Пасхи над похорошевшей от зелени долиной засияло такое необыкновенно щедрое майское солнце, что все обитатели посёлка высыпали на улицы. Через открытую форточку, отвлекая Галинку от решения арифметической задачки, доносились весёлые ребячьи голоса. «Разгалделись, как сороки! - девчонка захлопнула учебник по математике для 5-го класса. - Ладно, потом дорешаю. Надо Вовку найти и усадить за уроки...» Выйдя на улицу, она увидела брата у соседнего дома в толпе нарядных по случаю праздника ребятишек. Позвала: «Вова, иди домой!» Но тот даже ухом не повёл! Подойдя ближе и растолкав малышню, Галя застыла в изумлении: Борька Миронов, пятилетний сынишка соседей, сидя на лавочке, держал на коленях плетёную из прутьев клетку с настоящим живым зайцем! Это был совсем маленький зайчонок. Серая блестящая спинка, светлый животик, чёрные ушки, белые колечки вокруг красных глазок и розовая ленточка на шейке делали его похожим на забавную игрушку. - Это мой пасхальный зайчик! - хвастался Борька. - Он принёс мне утром корзинку с подарками! Я проснулся, а он у моей кровати. Не верите? Бабуль, скажи им! На лавочке сидела и Борькина бабушка, тётя Аня, как её называли все соседи. Она нежно поглядывала на внука: «Наивный ребёнок! Даже не догадывается, что его папа, охотник, случайно нашёл этого зайчишку в горной ложбине и принёс порадовать сына!» Пацаны совали зайчонку сквозь прутья клетки капустные листья, морковку. Пытались крашеное яичко ему просунуть! Зайчонок, шарахаясь от «даров», жался по углам клетки. - Галочка, куда ваша мама подевалась? - спросила тётя Аня. - Который день её не видно. - У нас бабушка в Москве сильно заболела, - объяснила девочка. - Мама получила телеграмму от своей сестры и сразу поехала туда. - Далеко Москва от Киргизии, - покачала головой соседка. - Но мать навестить - святое дело. А я смотрю, первоклассник ваш без пригляду бегает... - Как это, без пригляду? - покраснела Галя и, схватив брата за руку, повела его домой. У двери мальчишка заартачился: - Не пойду в дом... Там папка пьяный спит! - Да уж... С утра где-то набрался... Но не бойся, он спит в дальней комнате. А мы с тобой уроки будем делать. Завтра ведь в школу. Дети на цыпочках прошли на кухню. Нехотя прочитав в учебнике одно предложение, Вовка расхныкался: - Скорей бы мама приехала... Все дети куличи едят, пряники... Я тоже хочу! - Не плачь, Вова, - обняла братишку Галя. - А знаешь что, я тебе сейчас сладкого, вкусного хвороста нажарю! … Она раскатывала тесто и разрезала на полоски. На электроплитке, стоявшей на табурете, в дымящейся сковороде уже шипела первая партия румяного хвороста. Вдруг дверь кухни резко распахнулась и ввалился взлохмаченный, невыспавшийся отчим. Он остервенело выдернул шнур из розетки и пинком перевернул табурет. Вовка пулей выскочил из кухни. Галя прижалась к стене и с ужасом смотрела, как по полу растекается кипящее растительное масло. Непроизвольно вырвалось: «Дурак!» Отчим с размаху ударил её по губам. «Дурак, дурак!» - отчаянно повторила она. Он опять замахнулся, но что-то в затравленном взгляде впервые взбунтовавшейся падчерицы остановило его. Он вышел, громко хлопнув дверью. Вскоре громыхнула и входная дверь. Ушёл! Галя взяла тряпку и начала вытирать пол. Вздувшиеся губы неимоверно горели. Она расплакалась: «Был бы мой папа жив... А этот... Даже родного сына не жалеет...» Перепуганного Вовку она нашла в сарае. Еле уговорила вернуться в дом. И тут к ним неожиданно пришла соседка, тётя Аня Миронова: - Ребятки, я вам гостинчик от нашего зайчика принесла! Ой, Галя, что у тебя с губами? Выслушав сбивчивый рассказ заплаканной девочки, пожилая женщина обняла её, погладила по голове: - Господь ему судья... А ты, детка, обиды в себе не накапливай. Обиды озлобляют, разрушают человека. Я думаю, что отец извинится. Ты постарайся его простить. Да, Галя, надо прощать всех, обижающих нас. В молитве к Богу так и говорится: «Прости долги наши, как и мы прощаем должникам нашим». Она развернула перед детьми узелок, выложила на стол кулич, плюшки, крашеные яички: - Это пасхальный зайчик велел передать вам! Христос воскресе! - Спасибо большое, - сказала Галя. - Надо отвечать «Воистину воскресе!», - поправила тётя Аня. - Сегодня праздник Возрождения. Казнённый нелюдями, Христос воскрес из мёртвых. Он победил смерть. И добро должно побеждать зло... Вечером появился отчим. На удивление трезвый. Виноватый. Он пришёл не один - с другом семьи. И друг извинялся за него: «Галчонок, прости отца. Он поступил гадко. Теперь здорово переживает! Ты уж матери ничего не рассказывай...» … Прошли годы. Галина уезжала со своей семьёй в Германию. Перед отъездом она посетила родной посёлок. Светило ласковое майское солнце, зеленела молодая трава, набухали почки на деревьях, в овраге рокотала Малая Кеминка. Всё, как в детстве! Но только в посёлке уже никого из близких не было. Володя трагически погиб в возрасте тридцати лет. Мать, потеряв сына, ненамного пережила его. Отчим ушёл из жизни ещё раньше их. Ему не было и пятидесяти, когда он заживо сгорел в случайном пожаре: пьяным уснул летом у дома под навесом, выронив горящую сигарету. А там на беду стояла канистра с бензином... Возложив цветы матери и брату, Галина прошла к могиле отчима. Молча постояла у надгробья. Сложный был человек... Непредсказуемый. По-своему он заботился о семье, но в нетрезвом состоянии становился невменяемым: крушил мебель, посуду... Мать говорила: «Таким он стал после полученной в шахте головной травмы. Ему пить нельзя. Контроль над собой теряет, когда выпьет...» Прощайте, и прощены будете... Прощение - одно из добродетелей христианства. Что было бы, если бы люди не отпускали друг другу обид?.. Галина положила цветы на могилу человека, отравившего её детство: «Пусть земля тебе будет пухом...» Избавилась она от разрушающих переживаний, застрявших с детства внутри. Однажды внучка, родившаяся в Германии, спросила её: - Бабушка, а тебе пасхальный зайчик приносил подарки, когда ты была маленькой? - Приносил, - улыбнулась Галина, с повлажневшими глазами вспомнив забавного зайчонка с бантиком и гостинцы, принесённые ей и брату соседкой. Эту добрую, чуткую женщину, Галина уверена, прислал к ним тогда Сам Господь... |
| Невозможно это читать без слез Старею наверное, синтементальным стал. Спасибо , Валентина! А в Аксуке я был, пиво свежее брали)) И в Мирном, где 21 партия стояла Я жил в 37 партии, что в поселке Ак- Байлау... А в пустыне Мойынкум я работал , в 5 экспедиции. Вели разведку бурением урановых месторождений |
| Спасибо, Олег, за отклик! Я знаю, что Вы нередко бывали в наших Мойымкумских краях. Какие весною тюльпаны в тех степях! Никогда не забыть... С теппом, Валентина. |
| Добрый мудрый рассказ, особенно ценный темой преемственности поколений. Такие рассказы нужно читать в школах детям, хотя бы на уроках внеклассного чтения. |
| Благодарю за Ваш тёплый отклик, Лариса! Здоровья Вам и успехов! С уважением, Валентина. |
| Валентина, так тронул меня твой рассказ, коснулся моего сердца и души. Я прожила эту жизнь вместе с этой девочкой Галей. Спасибо тебе большое! С теплом и добрыми пожеланиями Галина. |
| Спасибо, Галина, за добрый отклик! Всего-всего тебе хорошего! С уважением, Валентина. |
| Очень трогательно. Детские воспоминания самые яркие и надолго остаются в памяти. Как важно пронести чувство радости из детства. |
| Спасибо за отклик, Валентина Егоровна! С уважением, Валентина. |
| КОГДА ЦВЕТЁТ ЧЕРЁМУХА Весна в Германии достойно демонстрировала свою красоту. Разноцветьем полыхали цветы примулы, изящные тюльпаны. Восхищали глаз кружевные ветви пышно распустившейся белоснежной черёмухи. Радостно пересвистываясь, порхали птицы. Владимир занимался на своём приусадебном участке. Из транзистора, стоявшего в беседке, тихо лилась музыка. На волне «Маяка» транслировались популярные мелодии. Вдруг Владимир поспешно оставил садовый инструмент и, присев на скамейку, прибавил звук в транзисторе. «Давно ли ты мне песни пела, над колыбелью наклонясь...» - серебряный голос известной русской певицы пронизывал душу. «Поговори со мною, мама, о чём-нибудь поговори, до звёздной полночи до самой мне снова детство подари...» Мама... Мамочка. Родненькая! Как же мне тебя не хватает... Перед повлажневшими глазами Владимира отчётливо встал образ его матери. Её судьба была во-многом схожа с судьбами её ровесниц, российских немок, - опалённая войной молодость, голод, холод, тяжёлый труд, потери родных... Но мама была необыкновенной женщиной, она обладала бесценными качествами: мягкостью характера, чутким отношением к людям, способностью быть снисходительной... Мария Гергардовна Гюнтер (в девичестве Петкау) до Великой Отечественной войны жила в меннонитском селе Красное Аркадакского района, Саратовской области. Она росла в многодетной верующей семье. Её отец, Гергард Петкау, рано умер, оставив трёх дочек. Потом в их доме появился отчим. В семье родились ещё трое сестрёнок и брат. Мария, старшая из детей, нянчила младших, много помогала родителям по хозяйству. Училась в школе хорошо, но по окончании семи классов учиться дальше не стала, пошла работать в колхоз счетоводом: нужно было материально поддержать большую семью. Небольшого роста, кареглазая, скромная и исполнительная, она скоро снискала уважение своих односельчан. Люди о ней говорили: «Мал золотник да дорог!» На неё заглядывались ребята. Но она уже сделала свой выбор. Ей давно нравился Исаак Гюнтер, высокий, чернявый, весёлый парень, работавший на их мельнице. Вырос он тоже в большой семье, где было девять детей. - Будешь меня из армии ждать, Маруся? - держа маленькую девичью ладонь, спрашивал Исаак. - Скажи, что дождёшься! Обещаешь? - Обещаю... - тихо ответила Мария, пряча от любимого заплаканное лицо. Они расставались под звёздным весенним небом. И запах цветущей черёмухи кружился над ними. Этот аромат она запомнила на всю жизнь! Исаак служил в воинской части города Балашова, в стрелковом полку. Получив увольнительную, он отправлялся в родное село навестить родителей и повидаться с Марией. Услышав его шаги, девчонка выбегала ему навстречу. - Как ты меня вычислила?! - смеялся он, подхватив её на руки. - Разве спутаешь твой строевой шаг с чьей-то походкой! - тоже смеялась она. Это были короткие свидания. Исааку нужно было возвращаться в часть. И вновь, теперь уже назад, преодолеть пешком немало километров! Когда Исаак отслужил, они сыграли скромную свадьбу. Это было в 35-м году пятого мая. И снова над ними, опьяняя, кружился аромат цветущих черёмух! Они построили маленький домик «шесть - на - девять», завели небольшое хозяйство и зажили счастливой дружной семьёй. Мария работала счетоводом, Исаак - заведующим колхозным складом. У них родилась доченька. Её назвали Микой. Как радовались Исаак и Мария своему ребёнку-первенцу! Но девочка не прожила и года... Вскоре в их семью нагрянула новая беда. Шёл 37-й год. В деревне мужчин одного за другим забирали работники НКВД и увозили в неизвестность. Жители притихли. Не стало слышно песен. Мария, раньше очень любившая петь, не брала в руки гитару; после смерти малютки она сильно сдала, осунулась. Ещё и страх за мужа прибавился. Её пугал каждый стук во дворе, каждый шорох за стеной. Пришли за Исааком 28 декабря. В четыре часа утра... Сколько слёз пролили многие женщины из села Красное у ворот Балашовской тюрьмы, принося мужьям передачки! Кто его знает, доставались ли арестованным хотя бы крохи из тех продуктов? Свиданий с ними не полагалось, как и переписки... В мае в тюрьме отобрали 400 человек для отправки по этапу. Среди них было 29 «особо опасных политических преступников из села Красное», которых поместили в один вагон. Мужчины решили попытаться как-то сообщить своим родным, что из тюрьмы их везут по железной дороге в неизвестном направлении. У кого-то был обломок карандаша, у кого-то нашлись клочки бумаги. Набросали записки с адресами, спрятали за отвороты шапки-ушанки, вывернули её, туго завязали. Бог есть на свете! На станции «Аркадак» Исаак увидел знакомого, окликнул его и, рискуя попасть в поле зрения охранников, сумел просунуть сквозь решётку окна шапку с записками. Через много лет, находясь в лагере для политзаключённых на севере страны, узнал он, что записки дошли до адресатов. Он долго не знал, что в 38-м году у него родился сын. Мария назвала сынишку Витей. Хотелось порадовать мужа, но ей сообщили, что Исаак осужден на восемь лет по статье 58-й и, где он отбывает срок, знать ей не полагается. Она молилась, просила Творца спасти, сохранить отца её ребёнка. Просила об одном: увидеть Исаака живым! Больно было встречать холодные, недоверчивые взгляды некоторых односельчан: «жена врага народа!». В том, что её муж ни в чём невиновен, она не сомневалась. Началась война. Жителей немецкой национальности в августе 41-го депортировали из села Красное в Сибирь. Мария с сыном и родственниками попали в село Заводопетровское Тюменской области. Почти всех их мужчин забрали в трудармию. Женщины работали на стекольном заводе и на лесоповале. За Витей присматривала Соня, младшая сестрёнка Марии. Чтобы не погибнуть от недоедания, меняли вещи на продукты, собирали в тайге ягоду, грибы... Жили надеждой, что война вот-вот кончится и они вернутся домой. Марии снился один и тот же красивый сон: звёздное небо, запах цветущей черёмухи и звук торопливых шагов Исаака... В годы войны одна радость была у неё - сынок. Он рос смышлёным, подвижным. - Угомонись, егоза! - урезонивала Мария Витюшку. - В кого ты такой шустрый?! - В папку! - отвечал малыш. - Мне это Соня сказала. А когда мы к папе поедем? - Подрастёшь немножко и поедем... Прошло десять лет. Мария работала в доме крупного начальника, сотрудника НКВД. Это он в январе 47-го по просьбе Марии разыскал Исаака Гюнтера в Кожве, в одном из лагерей Коми ССР. Наконец-то, Мария смогла сообщить мужу, что у него растёт сын! А он написал, что им есть разрешение приехать к нему. Летом того же года мать и сын отправились в Кожву на пароме по реке Печоре. Сколько страху натерпелась мать, когда сынок, заигравшись, упал за борт! Спас его матрос. Витька, закутанный в байковое одеяло, пока сушилась одежда, заверял, что больше на шаг не отойдёт от мамы! В Печёрском Затоне, сойдя на берег, они увидели отца, бегущего им навстречу. Подхватив жену и сына, Исаак, стойко перенесший в лагере все муки ада, не выдержал, разрыдался. Расплакалась и Мария. Глядя на них, захлюпал носом Витюшка... Им выделили угол в бараке. Нелёгкими были дни. Мария выполняла разную работу. Когда чинила мешки, находила немного зёрен и это было удачей. Здесь, в Печорском Затоне села Кожва, в медпункте местной тюрьмы родился у Гюнтеров второй сынок - Владимир. А через пару месяцев всех немцев из Кожвы отправили в Воркуту. Суровая Воркута подвергала новым испытаниям. Работали на кирпичном заводе. Нормой было - вынести из печи 25 тысяч кирпичей в день... Марии после работы, как и другим женщинам, приходилось стоять в очередях, варить, стирать, убирать. Лад в семье царил благодаря её терпеливости, доброте. Она умела погасить вспышки мужа. Не наказывала сыновей. Убеждала словом! Рассказывала им сказки. Хорошо готовила. Излюбленным блюдом ребят была картошка с выжарками. - Что сегодня приготовим на обед? - спрашивала мама. - Картошечку мит еревашмолт!* - дуэтом отвечали сыновья. А как она пела! «Маруся, - просил муж. - Спой «По диким степям Забайкалья». Пожалуйста!» Мария брала гитару. С тех пор, как они с Исааком нашли друг друга, к ней вернулась песня! Родители относились друг к другу с нежностью, мечтали дать детям хорошие профессии (впоследствии их сыновья стали дипломированными строителями). Наступил 53-й год. Отношение к людям менялось в лучшую сторону. Теперь Мария работала на заводе бухгалтером, а её муж трудился в подсобном совхозе агрономом, благо многому научился в лагере у репрессированных из Москвы „антилысенковских“ профессоров... В 1962-м году семья переехала из Воркуты в тёплую Киргизию, в пригород г. Фрунзе. Там Исаак и Мария свадьбы сыновьям сыграли. Дождались внуков. В Киргизии они отметили свою Золотую свадьбу. В Германию Гюнтеры уезжали уже большой, крепкой семьёй. Здесь устроились хорошо. Родители получали пенсию. Дети, внуки - рядом. Но пришла беда. От сердечного приступа умер Исаак. Потом на долю матери выпало ещё одно испытание: жестокая болезнь унесла её старшего сына - Витю... Похоронив мужа и сына, она никому не хотела мешать, не жаловалась, ничего не требовала, ни во что не вмешивалась, никого не осуждала. Умерла она так же тихо, как и жила... Владимир выключил транзистор, бережно срезал пушистую ветку черёмухи. Вошёл в дом и поставил её в вазочке на комод рядом с портретом матери: «Светлая тебе память, родная...» * Картошечка мит еревашмолт (пляттдойч) — картошка со шкварками. |
| Спасибо, Валентина! Тяжёлое было время. Не то, что сейчас. Зато люди были золотые! |
| Олег! Сердечно благодарю за прочтение и оценку непростой истории семьи Гюнтер, российских немцев, переживших, как и многие другие, репрессии предвоенного времени и все тяготы военного, но не потерявших человеческой доброты... С уважением, Валентина. |
| Без слез не прочтёшь. Сколько вынес народ в тяжёлое время войны и сколько было невинно осуждённых. Всем вечная память. С уважением, Валентина |
| Большое спасибо за отклик, Валентина Егоровна! Будьте здоровы! С уважением, Валентина. |
| Валентина, дорогая, какая печальная судьба у семьи Гюнтеров, просто до слёз...Сколько терпения дал им Бог, чтобы это всё пережить. Спасибо тебе за такой рассказ.Нужно, чтобы люди об этом знали. С превеликим уважением к тебе Галина. |
| Галина, доброе утро! Спасибо за прочтение моих опусов и положительный отклик. Успехов тебе в жизни и творчестве! С теплом, Валнетина. |
| Все переживали блокаду одинаково, но каждый страдал в ней по-своему. Мать, деревенская женщина, в отличии от мудрого горсовета, догадалась, что война неизбежно доберется до города, и заранее насушила наволочку сухарей и мешок картошки. Сухари сушить было не безопасно. Сосед обещал донести на мать за то, что сеет панику. Но женщина не опустила руки и заготовила продукты. В конце июня 1941 года мне удалось посадить маму с моей шестилетней дочерью Сашенькой на поезд. В городе началась эвакуация населения. Пожилая женщина не хотела уезжать и спросила: – А ты сама, доченька? И как быть с моим любимым котом Тимом? – Я смогу взять с собой Ричарда? – Саша тоже вопросительно смотрела на меня. Она привела полгода назад в дом от подружки годовалую собаку с рукавичку размером и очень полюбила мохнатое маленько чудо, назвала Ричардом за звонкий лай в рыцарскую защиту юной хозяйки. – Я остаюсь в городе на военном заводе. Вы же знаете, что я военнообязанная. Ричард и Тим останутся со мной, будут напоминать мне о вас. Да и нельзя им с вами, самим бы выбраться отсюда. И не оставите же вы меня совсем одну? Договорились? Мой муж ушел на фронт в первый день войны. После отъезда мамы с Сашенькой, каждый день ждала от них весточки. Но шли дни, а письма не приходили. По городу ходили разговоры о разбомбленных эшелонах. О муже тоже ничего не слышала с момента разлуки. В памяти осталась его прощальная улыбка и торопливый поцелуй перед посадкой в вагон. С восемнадцатого июля ввели карточки. Пока давали восемьсот грамм хлеба, не задумываясь, делилась со своими питомцами. Город стало не узнать. Везде защитные сетки, зенитки, заколоченные досками памятники, перекрашенные купола. Второго сентября норму хлеба урезали до шестисот грамм, восьмого числа город блокировали немецкие войска. Они его бомбили с самолетов и обстреливали из орудий. Сразу не стало продуктов в магазинах. В октябре на помощь врагу пришли злющие морозы. В квартире едва теплились батареи. Поэтому спала под несколькими одеялами. В ногах устраивались Ричард и Тим. Я стала экономить на питании, потому что моей карточки явно не хватало на всех. Очень выручали сушенные мамой продукты. Я со вздохом наблюдала, как наволочка и мешок худеют на глазах, как и мои милые подопечные. Тим стойко переносил недоедание, редко «мяучил» добавки, а Ричард вообще молчал. Он съедал, что давала и уходил к входной двери. Все надеялся, что вернется хозяйка Саша. Год пережили сносно. Работа отнимала много времени, приходила к ночи, чтобы накормить собаку с котом и вместе забыться до утра полуголодным сном. На следующую зиму стал донимать сосед. Тот самый, что грозил сообщить кому следует о сушенном хлебе. Он требовал отдать ему или кота, или собаку на питание. – Нечего хлеб скармливать. Это теперь стратегический запас! – было видно сразу, что старый мужчина ополоумел от голода на иждивенческой карточке. Что делать я не знала, впадала в панику, что животных выкрадет безумный сосед. И что потом скажу я Саше и маме? А прокормить себя и животных становилось труднее. Соседу помочь тоже не могла. Тима и Ричарда надежно закрывала на два замка в квартире. Сосед все же подловил меня на лестнице, засунул руку в сумку и выхватил суточную пайку хлеба. Он не жевал хлеб, а глотал кусками, дико наблюдая за мной, как голодный хищный зверь. Я заплакала и пошла домой. В этот раз легли спать на пустой желудок. У кота от недоедания клочьями лезла шерсть. Ричард не выглядел уже рукавичкой с глазами, а походил на шерстяную тряпочку без ножек и глазок. Мне показалось, что кот стал странно поглядывать на собачку. Я напугалась, что приду однажды с работы и не найду любимую собачку доченьки. Кот выглядел сильнее Ричарда. Теперь я уходила на завод и закрывала в чулане Тима. Но однажды, вернувшись, не нашла кота на месте. В испуге я кинулась в спальню. Мои животные, свернувшись калачиками, тесно прижались и мирно спали, согревая себя. Я разрыдалась и попросила прощение у любимца моей мамы, что плохо подумала о нем. Животные, похоже, чувствовали лихое время и выживали вместе с людьми. В этот день, заглаживая вину, я сварила побольше супа из последнего сушеного хлеба и остатков картофеля. Вволю накормила Тима и Ричарда, поела сама. В эту ночь спали глубоко и спокойно, как в мирное время. К весне 1943 году директор решил собрать людей в заводском красном уголке. Он изыскал для людей где-то хлеб, по кусочку вареной рыбы и настоящий чай. По этому случаю впервые за блокаду поставили елку и украсили ее. Я решила сделать людям подарок, предупредила начальство и через нерастаявшие ещё торосы снега на улицах с трудом принесла его в хозяйственной сумке. Изможденные люди сидели за столами перед тарелками с едой, ждали директора. Он не долго томил людей, коротко отчитался о делах на заводе и фронте, предложил приступить к чаепитию. Люди заулыбались, аккуратно съедали бутерброд и запивали с наслаждением сладким чаем. Через полчаса директор махнул мне рукой. Я расчистила возле себя место и вытащила на свет Тима и Ричарда. Я водрузила животных на стол и дала каждому из них по кусочку рыбы с хлебом. – Какое чудо! – закричали люди. – Ничего прекраснее мы не видели за последние два года. Все подходили и тянулись к животным, чтобы погладить. Кот и собачка не обращали внимания и лакомились угощением. Впервые я почувствовала, что мы победили в этой войне и выстояли блокаду. Так любить животных могли только сильные и великие люди. Домой я летела, как на крыльях, отказалась от сопровождения милиционера. Блокадное кольцо было прорвано, в город завезли продукты, страшный голод отступил. Мы выжили втроем. Потом Тим, как в мирное время, намывался лапкой, и в тот день пришло письмо от мамы с Сашей. Еще одно произошло чудо. От мужа не было пока ничего. Но я надеялась на чудо. |
| Спасибо за память. Не только люди, но и животные выживают вместе, показывая самые лучшие качества: заботу, чуткость. внимание и делятся последним куском хлеба. Очень тронуло. С уважением, Валентина |
|
|