Черные тучи схлестнулись над бездной.

 

Снова сменилась небесная власть.

 

Сотни полков маршируют помпезно,

 

Смертью не могут насытиться всласть.

 

Я новый Бог. На меня вся надежда.

 

Дайте мне трон и признайте меня.

 

Знамя мое распахнется безбрежно.

 

Вся Ойкумена сегодня моя.

 

Холоден вечер. Горьки откровенья:

 

Все было прахом и канет все в прах.

 

Им не нужны Божества сожаленья.

 

Черен день Бога, познавшего крах.

 

Август 2003.

 

Вместо предисловия.

 

Однажды, императору Наполеону I , один из сопровождавших его духовных лиц, заявил «Александр Великий был одним из крупнейших полководцев Древнего Рима.» Наполеон в гневе прогнал этого мудреца….Вот и эта книга для тех, кто понял.

 

* * *

 

Незаметно приблизившиеся сумерки окутали мраморные статуи и порталы зданий. Тихо подкравшись, тьма нависла над великолепными садами и скамейками, на которых еще нежились влюбленные пары. Но золотые купала, и готические шпили Армагедона еще сияли своим призрачным блеском.

 

Звенислав шел по выложенным гранитом площадям, мимо журчащих фонтанов и колон из драгоценного камня. За ним медленно и неохотно плелась тень. Она была со Звениславом всегда. Даже в дождливый день, когда не видно солнца. Но по ночам она отступала, и Звенислав оставался один.

 

«Опять мы опоздаем к Императору» - проворчала тень, и Звенислав привычно пнул ее ногой. Тень огрызнулась, ухватив его за пятку.

 

«К Императору нельзя опоздать» - устало проговорил Звенислав –« А ты, вместо того, чтобы все время ныть, сходила бы к нему сама.» - добавил он с долей иронией. Тень ухмыльнулась и замолчала, но не надолго. «Где ты опять пропадал сегодня ночью? Признайся, ты ведь не выполнил задание Императора» - снова подала она голос. «Что ты об этом можешь знать, пока я сам тебе не расскажу!» - рассердился Звенислав.

 

Плохо было то, что тень как всегда угадала. Он действительно не выполнил задания. Да и разве можно было назвать это заданием! Это было стремление всей его души, но почему-то другая часть его души взяла над ним вверх, и рядом не было верной тени, которая взяла обычай исчезать именно тогда, когда была больше всего необходима. Звенислав давно начал замечать, что тень тяготится вечной ролью слуги, но у него и в мыслях не было, что она захочет поискать другого хозяина. Ведь они столько пережили вместе и вот, наконец, они стоят у священных врат исполнения желаний. Скоро они увидят Императора, с которым Звенислав заключил временное перемирие, и тот сейчас занудно и фальшиво играет роль доброго дядюшки Бога, который прощает тебя за все прегрешения и готов помогать во всех начинаниях. Даже если твоя цель – свержение его с престола.

 

Звенислав отлично помнил свое первое свидание с Императором. Вот зачем только за ним потащилась тень? Они ведь давно расстались, еще в те незапамятные времена, когда оба были людьми, после ее второго предательства. По сути, она всегда была чьей-то тенью. Вернее, лианой, которая, обвившись вокруг жертвы, начинает вытягивать из несчастных все соки, становясь как бы частью объекта, который она выбрала. При чем она продолжала жаловаться, что это ее используют и выматывают все нервы. Звенислав давно простил последнюю подлость тени. Тогда она уже нашла себе другую опору. Поэтому так легко рассталась с Звениславом, предварительно нагадив под дверью. Но они слишком долго были вместе, хотя Звенислав, теперь невольно глядя на ситуацию со стороны, вспоминал все недостатки тени, которые не замечал, когда она была с ним. Печально было наблюдать, как она переходит из рук в руки и отчаянно цепляется за каждого своего кумира, тем самым еще больше отталкивая его от себя.

 

Тем не менее, когда Звенислав уходил в вечность, тень увязалась за ним, напоминая о былой дружбе. И у него не хватило силы отказать, потому что в предстоящей борьбе ему очень не хватало союзника, а одиночество, порой, давило так, что сегодня ночью именно поэтому он не смог выполнить желание Императора, а, по правде говоря, свое собственное…

 

* * *

 

Так вот, первая встреча с Императором началась очень экстравагантным образом. Тогда Звенислав еще не был Звениславом.

 

Тогда меня звали… Впрочем, какое имеет значение, как звали меня когда-то. Главное, что когда я болтался в виде энергетической бестелесной субстанции у ног того, кого считал тираном и мечтал с ним сразиться, тогда меня не звали никак. Прошлое умерло, а новое только предстояло построить.

 

Император же являл полное добродушие: « Итак, мой дорогой, ты хотел увидеть меня. Да и кто из смертных не мечтает меня увидеть! Но у тебя, я знаю, необычные желания. Я готов выполнить их.»

 

«Даже если это желание – уничтожить тебя!» - злобно выкрикнула душа, подпрыгивая и раскачиваясь в воздухе и от своей беспомощности приходя в еще большую ярость. «Ну, ну! Зачем так сразу!» - примирительно заметил император, отрывая от грозди золотистый виноград и меланхолично отправляя его в рот- «Давай сначала разберемся, что тебе так не нравиться.» « Мне не нравится все!» - выкрикнула душа –« Мне не нравиться твое жестокое, бездушное правление! Тебя пора менять!» « Сильно сказано и при каких обстоятельствах.» - ухмыльнулся Император – « Но я не спрашиваю тебя, как ты собираешься осуществить это. Мне интересно, что бы ты сделал на моем месте.» « Я сделал бы людей бессмертными!» - выпалила душа – « Я бы прекратил страдания и потери. Я бы искоренил страх, в первую очередь страх смерти, ведь за все эти сказочки про праведников и грешников люди цепляются от безысходности, от того, что не знают наверняка, что их ждет. Вера идет от бессилия, как маленькие дети, когда их дом горит, прячутся под кровать, в надежде спрятаться. Я дал бы всем свободу! Свободу выбора»

 

« Но разве они не имеют свободы?» - вкрадчиво поинтересовался Император – « Свободы выбора, свободы веры?» « Это свобода рабов!» - душа не выдержала и опять беспомощно дернулась в воздухе, срываясь на крик. – « Я хочу, чтобы каждый имел не одну, а много жизней одновременно. Не один, а множество миров и эпох. Я хочу, чтобы сбылись самые смелые мечты и пожелания, и каждый имел свой собственный мир или множество миров, чтобы удовлетворить все мельчайшие притязания его души.»

 

« Ты веришь в делимость души?» - лениво произнес Император, вальяжно развалившийся на своем троне, поглядывая одним глазом на беснующуюся перед ним душу, а другим, наблюдая неспешный полет золотой пчелы над корзиной с фруктами. – « Это что-то типа: хочу жить и с женой, и с любовницей, и чтобы ни одна из них об этом не знала?» « Тебе смешно?» - еще более пришла в негодование душа: « Ты думаешь, эти жалкие людишки, с их мелкими страстишками, не стоят и щелчка моего пальца. Но, скажи Великий и Ужасный, не ты ли создал их такими? Что ты теперь хочешь от них, какого величия разума?»

 

«Ну почему же все. – ответил Император. – «Появился однажды у меня такой бунтарь, который хочет все перекроить, и только он знает, как дать людям счастье. Вот ты сказал: чтобы не было горя. Но как тогда они отличат боль от радости, счастье от несчастья? Подумай об этом»

 

« И это все до чего ты додумался своими божественными мозгами?» - возмутилась душа – « Но ты рассуждаешь как человек, которому не дано это понять, потому что ты не дал ему такой возможности. Но, будучи Богом, всегда можно создать радость без слез, и счастье без горя! Как? Вот об этом я и хочу, чтобы ты задумался, о, Великий!» - последнюю фразу душа произнесла с известной долей иронии.

 

«Что ж, для этого у меня есть ты.» - задумчиво пробормотал Император, надкусывая спелый абрикос. « Разумеется.» - хмыкнула душа – « Неужели ты думаешь, что я поверил в то, что ты позволял мне лелеять подобные идеи без твоего высочайшего соизволения.» « Хорошо! Закончим этот разговор!» - Император неожиданно резко встал так, что испуганная душа отшатнулась к стене. «Что хочешь ты?» - громоподобно воскликнул император « Стать богом? Получить миры? Так ты их получишь!» «Еще я хочу иметь власть над временем.» - уже робко попросила душа, и Император захохотал: « Конечно, ведь в глубине веков спрятаны те, кому бы ты хотел подарить бессмертие в первую очередь! Но берегись, я знаю твои замыслы. Ты говоришь, что хочешь дать людям свободу, но на самом деле, ты стремишься навязать им другой образ действий и свой образ мыслей. Если я, как ты выразился, сделал их рабами, то ты хочешь сделать марионетками. Кто же из нас больший тиран? Впрочем, мы это проверим.» - Император взмахнул рукой и золоченые дверцы зала приемов распахнулись. – « Иди же. Выбирай себе любой облик, когда и где захочешь. Надеюсь, ты не будешь возражать, если и пока останусь присматривать за совей частью королевства, пока ты даешь людям счастье?» - напоследок хмыкнул владыка, и растерянный Звенислав, ибо он уже давно выбрал себе это звонкое имя борца с мировым злом, вылетел в чудесный сад, наполненный ароматным воздухом, звенящую тишину которого нарушало только редкое жужжание пчел, лениво перелетающих с цветка на цветок, да тихое пение неведомых ему птиц.

 

Звенислав не ожидал столь легкой победы. Он предполагал, что борьба с тираном продлиться долгие тысячелетия и предвкушал тайные коалиции со свергнутыми и сочувствующими им ангелами. В общем, интриги, заговоры, войны и, может быть, усмехнулся он про себя, митинги со слоганами: « Долой Бога! Туда ему дорога.» Додумавшись до этого места, Звенислав резко оборвал себя, мрачно констатировав, что никакой победы он не добился, а только попался в ловушку, которую сам для себя и подстроил.

 

И вот сейчас в лучах багровеющего заката, напялив на себя великолепные серебряные доспехи и прицепив сверкающий меч, которому Звенислав, со своей любовью к красивой мишуре, дал звонкое имя « Bellum», он мрачно шагал на очередную встречу с язвительным всезнающим Императором. А тут еще и тень ныла и скрипела под ухом.

 

* * *

 

А дело было в том, что вчера ночью, оставшись один, без надоедливой тени, Звенислав почувствовал себя еще более тоскливо. И он, разумеется, перепутал ворота, когда возился с магическими ключами. И когда вместо удушливой, раскаленной солнцем пустыни, в которой, казалось, не осталось ничего живого, кроме медленно ползущей, растянувшейся на многие мили, умирающей армии, он увидел… Да и что иное мог увидеть человек, мучимый ночными кошмарами и терзаемый чувством вины, что мог увидеть такой человек, кроме холодного могильного склепа?

 

Тут же от одной из могильных плит отделилась хрупкая фигурка старенькой исхудавшей женщины. Звенислав сразу вспомнил, что еще совсем недавно она была молодой и прекрасной, сияющей своей броской, вызывающей красотой, которая так дразнила мужчин, заставляла терять головы и смертельно завидовать счастливцу, которому досталось подобное сокровище. Она состарилась в считанные дни, подумал Звенислав: «Как она, еще молодая, была похожа в больнице на мою бабушку, которая умерла точно так же, но будучи гораздо старше».

 

Между тем, привидение приблизилось. Неужели она узнает меня даже в нынешнем обличии, внезапно запаниковал Звенислав. «У тебя нет обличия» - зловеще проскрипели каменные своды: «Осталась только твоя сущность».

 

А маленькая фигурка уже приближалась, так , что стал заметен неприятный, вызывающий отвращения запах. «Ты убил меня.» - прошептало привидение: « Я умирала, заброшенная и никому ненужная, когда ты развлекался в своих путешествиях.» «Но я ведь оставил тебе сиделку. Я не ожидал, что ты умрешь.» - оправдываясь, бормотал Звенислав. В ответ раздался злобный хохот: « Мерзкая тварь! Мерзкая тварь!» - гремело привидение. Это было ее любимое выражение, когда она напивалась..: « Ты убийца собственной матери! И теперь ты поборник справедливости! Может, ты скажешь, что любишь меня?» « Да.» - прошептал Звенислав, содрогнувшись: « Но ты не в праве меня об этом просить. Ты ведь никогда не любила меня. Ты любила только себя.» «Неправда!» - взвизгнуло привидение: « Я любила тебя, когда ты был маленьким» « Поэтому ты и отдала на воспитание другим людям, чтобы маленький ребенок не стеснял твоей жизни.» - последнюю фразу Звенислав произнес, с тоской понимая, как беспочвенны, глупы и уже давно неуместны эти разговоры. Поэтому он поспешно добавил: « Но я прощаю тебе все плохое, даже если ты никогда не простишь меня. Успокойся с миром. Пусть у тебя в душе будет покой.»

 

Но тут скрипнула другая каменная плита, и возник суровый, еще молодой мужчина, крепкой наружности. Смотрел сейчас на Звенислава так, как обычно смотрел в детстве, когда считал его в чем-то виновным: « Ты не помог матери, которую я оставил на твое попечение.» - сурово заключил отец: « А как же я? Ты Я ведь умер на твоих руках, и ты ничем не помог мне». « Но я же не врач! Я не знал, какие нужны лекарства.» - уже заикаясь, бормотал Звенислав, и тут его добило еще одно необычное явление – огромный черный кот, с человеческими изумрудными глазами, подошел и потерся о его ноги: « Ты не спас меня, когда я так в тебя верил.» - промурлыкало животное.

 

И вдруг, одна за другой, начали приоткрываться створки гробниц: « Ты не приехал на мои похороны.» - промолвила старая няня. « Ты даже не удосужился поискать мою могилу.» - произнес сильный голос молодого военного, погибшего еще за царя-батюшку. « Ты не попрощался со мной перед смертью.» - хором произнесли две бабушки. И тут из-под мрачных сводов раздался насмешливый голос Императора: « Ну, что, молодой Властитель! Тебе нравится быть Богом?»

 

«Но я еще не Бог!»- закричал Звенислав: « И это все только мои кошмары, которые ты мне посылаешь. Но ты – Бог! Почему ты не утешил этих несчастных? Сколько таких кошмаров на твоей совести?»

 

Слезы Звенислава мгновенно просохли, и он увидел, как свод раздвигается, и из него выходят молодые и красивые люди. Они весело протягивают ему руки и счастливо улыбаются.

 

Звенислав очнулся в холодном поту в собственной постели с резкой болью в области сердца. На него недоуменно смотрели две пушистые кошки, прикорнувшие у ног. « Это все мое больное воображение» - с облегчением подумал Звенислав: « Но как же все-таки там продвигается армия Александра…»

 

* * *

 

Армия Александра остановилась на привал из-за настигшей их песчаной бури. « Ко всем нашим неприятностям еще и эта» - горько подумал предводитель: « Зачем мне так уж надо было пойти этой «короткой» дорогой. Но признаюсь самому себе – ведь я хотел доказать, что смогу легко преодолеть препятствие, которое оказалось не по зубам ни Великому Киру, ни воительнице Семерамиде. И вот из-за моего божественного упрямства моя армия редеет с каждым днем. Да и удастся ли избежать участи армии Кира? Не дойду ли я один до заветной цели? Ведь я не могу так бесславно погибнуть, мой отец не допустит этого.»

 

Александр в очередной раз вспомнил, то, что рассказывала ему мать – о посещении ее в ночь зачатия сына, призрака грозного Зевса и улыбнулся, подумав о том, как к нему самому являлось совсем другое привидение, назвавшееся богиней.

 

Ему тогда было три года, но он отчетливо помнил, как она переполошила весь дворец в Пелле, грозно заявив его подвыпившему отцу Филиппу и остолбеневшей Олимпиаде, что если они своими вздорными распрями причинят вред этому божественному ребенку, которому предназначено великое будущее, то будут иметь дело со всеми громами и молниями великого Бога. Александр тогда был в восторге, когда она продемонстрировала огонь, вылетающий прямо из ладони. Все были настолько перепуганы, что с того дня к нему сложилось еще более почтительное отношение. А отец с матерью при нем затихали, опасливо поглядывая по сторонам, и старались при ребенке вести себя как любящие родители и супруги. Хотя Александра они, таким образом, разумеется, не обманули. И теперь великий царь, на мгновение забыв о палящем зное, страшной жажде, от которой потрескались губы, о еле волочащем ноги войске, улыбался, вспоминая более поздние и становящиеся все шаловливее, визиты прекрасной богини. Теперь она уже не метала молнии, и о ее посещениях не знал никто, кроме подрастающего наследника, который, порой делился своими тайнами с Гефестионом, а так же знал Птолемей, случайно ставший свидетелем ее прихода. Однако, почему-то Птолемей не проявил должной почтительности, а, напротив, стал задумчив, и не разделял восторгов Александра. Но юный сын Зевса не придал этому особенного значения, списав столь странное поведение на ревность. Прекрасная богиня возникала всегда именно тогда, когда он, еще будучи ребенком, больше всего нуждался в утешении или помощи. Обращалась она с ним почтительно, так, будто он занимал в ее глазах более высокую социальную позицию. Александр думал, что это связано с его прямым родством с Зевсом и много раз пытался выпытать у своей гостьи, как зовут столь добрую богиню и, так как она уклонялась от ответа, перечислял всех известных образованному македонскому царевичу греческих богинь. Но милая дева только качала головой и загадочно улыбалась.

 

Когда Александр миновал подростковую неловкость и начал превращаться в прекрасного юношу, он постепенно перестал смотреть на чудо-диву исключительно как на добрую фею. Впервые он увидел ее глазами мужчины. Она нисколько не изменилась с тех пор, как он встретил ее в первый раз. И однажды, когда он спросил: « Ты ведь не можешь стареть. И я не постарею?» Дева почему-то грустно ответила: « Я могу меняться. Ты даже не представляешь, как сильно я могу меняться, Александр. А что до тебя, я бы очень хотела, чтобы ты когда-нибудь постарел или, вернее, дожил до преклонных лет.» - тут же поправилась она. И добавила: « Ведь все равно ты останешься вечно молодым.» Александр тогда ничего не понял из ее слов и решил уточнить: «Ты имеешь в виду, я буду молодым как все боги на Олимпе?» Богиня приподнялась на локте и внимательно заглянула ему в глаза :

 

« Скажи, а это та награда, которую ты хотел бы получить – рай на Олимпе?» - она была в эту минуту необычайно серьезной. « Что за рай?» - вытаращил глаза Александр. «Ну, это так, условно говоря, вечное счастье.» «Ну, я не знаю.» - смутился Александр и вызывающе добавил, обиженно сверкая глазами: « А что, я не заслужил или, вернее, не заслужу жизни среди богов с моим отцом?» - он чувствовал, что их странный разговор затянулся. А комичность ситуации заключалась в том, что оба лежали обнаженные, обдуваемые прохладным ветерком на широкой постели его матери Олимпиады, и она или кто-то из ее слуг мог войти в любую минуту. Александр, конечно, не очень переживал по этому поводу, напротив, скорее предвкушал их изумление. И, пожалуй, именно поэтому он предложил прокрасться в материнские покои вместо того, чтобы предаваться удовольствиям на его узкой и жесткой походной кровати, существованию которой он был обязан брату матери Леониду, который считал нужным приучать мальчика к спартанской дисциплине. Сейчас долгожданное между ними должно было, наконец, случиться, и вдруг такой необычный разговор. Александр даже немного растерялся. Но богиня настаивала на ответе: « Так какой бы ты хотел для себя вечную жизнь? Среди садов Олимпа и интриг, населяющих его. Среди их споров за первенство? Не стало ли бы тебе там скучно в первую же неделю? Но ведь ты бы провел там бесконечность. Ты знаешь, что такое бесконечность, Александр?» И, заставив его, растеряно хлопать длинными ресницами, так как впервые вторглась в непогрешимое учение, к которому он привык с раннего детства, и в котором ему никогда не приходило в голову усомниться, богиня вдруг резко сменила тему, задав другой вопрос: « Ну, а чем ты собираешься заниматься в жизни? Что здесь составит твое счастье?» «Ну, конечно же, я буду воевать!» - с гордостью ответил Александр: « Я же наследник Македонии, которую Филипп скоро превратит в греческую империю и объединит под властью македонцев все древние земли. Греки не должны в дальнейшем воевать друг с другом. Они станут единой силой» - произнес он на одном дыхании и тут же поморщился: « Я только надеюсь, что он не все завоюет и оставит мне часть вселенной.» «О! Часть вселенной он тебе непременно оставит.» - улыбнулась богиня.

 

На этом месте, воспоминания Александра, были прерваны самым безжалостным образом – рядом упал один из солдат его армии и, задев крылом лицо его предводителя, на упавшего немедленно спикировал ворон. В ярости Александр выхватил меч, но проворная птица, моментально сообразив, что время для ее наглости еще не пришло, взмыла в воздух. «Они скоро начнут клевать живых. Смотри сколько их собралось.» - раздался хладнокровный голос рядом.

 

Это подъехал Птолемей: « Плохи дела, царь. Если в ближайшие два дня мы не найдем воды, у этих – он махнул головой в сторону кружащей стаи – будет пир». «Перестань каркать!» - внезапно вышел из себя Александр. В последнее время с ним часто случались приступы необъяснимой агрессии: « Я сам поеду искать воду! Слышишь сам!» « Хорошо, тогда и я с тобой.» - невозмутимо согласился Птолемей, а Александр вдруг с острой тоской подумал: « Пора бы ей, наконец, появиться. Почему она медлит? Не может быть, чтобы она бросила мне умирать в пустыне, даже если мой небесный отец забыл про меня, но она – никогда»

 

* * *

 

Горит свеча во мраке ночи,

 

И призван Ангел охранять

 

Тот свет, что новый день пророчит.

 

А для чего? Нам не понять.

 

Взмахнет крылом небесный ветер,

 

И душ коснется не спеша.

 

Вновь Бог получит все на свете.

 

Вот только есть ли в нем душа?

 

« Что, наш новоявленный Господь изволит переписывать историю?» - раздался неожиданно язвительный голос императора. Звенислав вздрогнул. Он уже устал ждать и даже намеревался уйти, наплевав на правила приличия, раз уж сам высокопоставленный их не соблюдает. Император появился как всегда ниоткуда, весело болтая ногами в воздухе. На Звенислава этот трюк, естественно, не производил никакого впечатления, но всегда нервировал. «Вернее, мы создаем альтернативную истории в особенно занимательных ее частях.» - продолжал, между тем издеваться Император.

 

«Я ее не переписываю, а улучшаю. Тебе ведь плевать на судьбы всех этих людей!» - возмутился Звенислав.

 

«А тебе не плевать. Особенно на конкретных. А сколько других людей убьет этот конкретный человек тебе плевать точно.» - продолжал гнуть свое Император.

 

«Я же говорил, давай создадим мир для каждого отдельного человека. Он будет жить как в виртуальнной реальности. Убийства будут не настоящими. Он может стать хоть Джеком-потрошителем в таком мире. И пусть тешиться. Тебе что, жалко? Он не будет знать, что мир не настоящий. Что в нем существует только он один. Поэтому ему будет хорошо. Все его мечты воплотятся в жизнь, стоит ему только захотеть.» - продолжал развивать мысль Звенислав. « А если он потом от исполнения своих желаний с ума сойдет? Он ведь не будет знать, что все это не по-настоящему?» - поинтересовался Император. « А вот это уже проблема Бога!» - разозлился Звенислав: «Нужно устроить мышление человека так, чтобы он был доволен.» «Да. Уже был такой Эдем. Райский сад, если ты не знаешь.» - ухмыльнулся Император: « Что дальше? Впрочем, ты ведь только начал. Продолжай. Посмотрим, что будет дальше, да и моим ангелам развлечение. Они тут на тебя пари заключают. Придумаешь ты то, что они за тысячелетия не сообразили или нет. А то скучно им стало.»

 

Словно ошпареный, вылетел Звенислав под громкий хохот Императора, из дворцовых покоев. « Может, правда все бросить и отправиться на рыцарский турнир, раз уж я так вырядился.» - подумал он, оглядев свои эфемерные доспехи. Но вместо этого, Звенислав, почувствовав, что пришла пора подкрепиться, направил свои стопы в громыхающих железных ботинках с загнутыми вверх носками, в ближайшую пивную. Хорошо еще, что находилась она на ближайшей Площади Согласия под огромным раскидистым дубом с золотой цепью ( между прочим, кота от нее освободил именно Звенислав, пожалев бедное животное). Для этого ему даже пришлось сразиться с парой великовозрастных детин со здоровенными дубинками, поставленными, чтобы охранять колорит. Звенислав сбил их с ног двумя ударами шипастого кистеня и с тех пор приобрел большое уважение в данном питейном заведении.

 

Поэтому, когда они с тенью вошли, зажурчал небольшой фонтанчик, словно ожидавший их появления. Весело зачирикали воробьи, а огромный одноглазый попугай выкрикнул : « Слава повелителю истории и борцу за угнетенных королей!» Тень сразу села скромно в уголок и заказала порцию коньяка, а сам Звенислав, поколебавшись, решился попробовать шампанское из пушкинского подвала. К нему тут же подсел зеленый стрелок и шайки Робин Гуда. Кто-нибудь из них всегда здесь ошивался, неумеренно глуша эль. Но солидный бармен прикрикнул на бравого молодца и тот тут же отскочил за соседний столик. Так что к именитому гостю больше никто не посмел приблизиться. Только перешептывания не умолкали. Всеобщий, давно назревший вопрос, выразил сам бармен, наливая гостю пенящийся напиток: « А что, господин так и оставит в песках ту армию?» И, помолчав, и вытерев усы, добавил: « Нехорошо как-то.» « И вы туда же?» - Звенислав аж подскочил:

 

« Да что вы можете понимать в этом? Во-первых, он и сам раньше преодолевал эту пустыню.» «Да, но тогда он еще не был изнежен твоим покровительством» - робко заметил кто-то из-за ширмы. «И кроме того,» - продолжил Звенислав, будто не слыша предыдущей реплики: « я ведь имею власть над временем.» Тут он невольно приосанился и обвел горделивым взглядом окружающих. Все уважительно покивали. « Поэтому, я могу сейчас хоть на век отправиться куда-нибудь еще, а потом вернусь в эту самую минуту или раньше.»

 

«Отправился бы спасти мою девочку. Она утонула в прошлом году.» - послышался незнакомый голос. « А что же наш Император? Он разве не помог?» - встрепенулся бармен, и все уставились на говорящего. «Да чего там. Жаловаться не могу. Со мной она. Только какая-то не своя стала. Глаза испуганные. Почти не разговаривает» - махнул рукой коренастый мужичонка. И горько добавил: «Я же не имею власти над временем.»

 

Все снова смущенно посмотрели на Звенислава. Но он уже не слушал. Торопливо допив шампанское, и не обращая внимания на жалобы тени, которая не успела поесть, он заспешил к выходу. «Может, правда, поможет?» - с надеждой промолвила хозяйка заведения. «Куда там.» - осадил ее бармен: «Ему только великих подавай. А мелкие пусть выпутываются, как сами смогут.» И, действительно, Звенислава осенила великолепная идея – он давно не видел Наполеона.

 

* * *

 

Прекрасная черноволосая, с яркими зелеными глазами, амазонка стояла прямо посредине битвы «Ватерлоо». Затянутая в черный камзол с золотыми пуговицами, она нетерпеливо постегивала тонким стеком по лоснящимся голенищам сапог. Девушка знала, как должно проходить сражение. Веллингтон, чье упорство сравнивали с бульдожьей хваткой, разумеется, не тронется с места. Он будет вгрызаться в землю до последнего, и на этот раз шотландская гвардия, доверенная его командованию, не совершит привычной ошибки, которую они последовательно совершали из века в век. А именно, имея превосходство в силах, покидали удобную позицию на холмах и бросались на противника, напарываясь на выставленные хладнокровно копья, и оставляя на них ошметки тел, и брызги крови.

 

Сегодня превосходство в силах имел Наполеон. Он как всегда должен был наступать первым. Он не мог ждать. Однако, именно в этот день, Государь решил промедлить с атакой, надеясь на подкрепление, идущего на помощь Груши. Но и к Веллингтону должно было подойти подкрепление.

 

А дальше – земля достаточно подсохла после хлеставшего всю ночь дождя, Государь показался перед войсками, которые встретили его небывалым воодушевлением, что привело Наполеона в хорошее расположение духа, так как он надеялся, что это предзнаменование победы. Что же было потом? Потом следовал целый ряд сумасшедших приказов. Потому что никак иначе подобные дикие маневры наша амазонка охарактеризовать не могла. Вначале армия французов как будто нарочно налетела на плотный залп английской артиллерии, потом скученные ряды наполеоновской армии, нога к ноге, двинулись на холм, где на них, после того как большинство полегло под ударами вражеских пушек, лавиной обрушилась кавалерия. Кроме того, не разобравшись в местности, часть французской кавалерии на полном скаку слетела в овраг.

 

Амазонка выругалась сквозь зубы.: «Да- пробормотала она, - видимо, на войне важнее, чтобы противник оказался еще большим идиотом, чем ты сам. Тогда тебя сочтут военным гением и великим стратегом.» Впрочем, она не винила Наполеона за все эти столь явные промахи. Она-то знала, что еще перед Бородинской битвой он поражал своих генералов тем, что не слышал грохота артиллерии. И она знала причины этой внезапной глухоты. Глухота и боли преследовали его до самой смерти. При чем, он считал, что причиной является страшное и до сих пор неизлечимое заболевание – рак, от которого умер отец Наполеона. Но это была другая не менее страшная болезнь. И повинен в ней был человек. Человек, бывший рядом со своим Государем, не пожелавший покинуть его даже в изгнании, в страшных условиях острова «Святой Елены». Когда многие преданные соратники, не выдержав, капитулировали, граф Монтелон оставался со своим императором до конца. Именно у него были ключи от винного подвала Наполеона, откуда он и черпал любимые государем вина, которые не дозволялось пробовать больше никому. А если кто и пробовал , с дозволения самого Наполеона, то он тоже заболевал этой странной желудочной болезнью, которая, впрочем, вскоре проходила, так как не было больше источника для поддержания ее. Но у Наполеона такой источник был всегда. «Проклятые д”Артуа – прошептала амазонка – что за рок нависает иногда над некоторыми фамилиями. Например, все герцоги Бэкингемы кончили свои дни не в постели. Титул этот периодически освобождался, и его присваивали абсолютно новым людям, как, например, Джорджу Вильерзу, фавориту и любовнику Якова I, но и он кончил так же, как и все предыдущие, злосчастные обладатели этого титула. «Может быть, все потому, что впервые этот титул был введен в Англии в 1444 году в честь свадьбы несчастного Генриха VI и французской «маргаритки» - размышляла амазонка: « Генрих VI был привязан к хвосту своей лошади, сын его подло убит, а о судьбе Маргариты и вспоминать не хочется… Вот и графы д” Артуа были родственниками короля, одними из первых пэров, но почти никогда не получали желаемого, может потому так и ожесточились. Зато они всегда были замешены в различных заговорах и преуспевали в этих делах не только мужчины, но и женщины рода. Что до Монтелона – он только игрушка. Злобный пес, не простивший Наполеону его «Гражданского кодекса», которым тот по праву гордился больше любых своих завоеваний. Потомственный дворянин, граф не забыл своему повелителю равенства сословий и стал послушной марионеткой претенциозного д” Артуа. Но все же давать малыми дозами яд много лет и видеть как твой благодетель, человек, считающий тебя своим другом, и защищающий от нападок тех, кто в тайне подозревал тебя в злоумышлении, медленно и в страшных муках умирает… Нет. Это не укладывается в голове. Он еще получит свое. Надо только вначале разобраться с этой злосчастной битвой.»

 

Амазонка встряхнула копной волос, как будто избавляясь от назойливых мыслей. «Итак, новая битва начинается.» - Она вдруг засмеялась, вспомнив пышную фразу великого комбинатора :

 

« Командовать парадом буду я» Шутки шутками, а пора было приступать к действиям: « Первыми атаку не начинать! – прошипела она, стоящим рядом адъютантам – «Приготовиться к схеме битвы при Айзенкуре.» - « Не понял.» - озадаченно переспросил помощник. «Встретим англичан их же оружием. Вбить в землю колья, да крест на крест, желательно. Пусть шотландская конница порезвиться… Теперь артиллерия. Расставить по флангам. Одну батарею держать в резерве, если появится корпус Блюхера, и тогда не зевать. Конница, конница куда в овраг поперлась?! Отставить немедленно. Держать ее в запасе. Она тоже встретит англичан. А то, возьми да еще русские подойди.» - усмехнулась амазонка. «Но, – вытаращил глаза помощник – русских не было в планах. Да и если все в резерве, кто же тогда останется?» «Останется пехота. Да не стройте ее в колонны! Рассыпной строй. Лечь на землю. Если передвигаться, то отныне только по-пластунски.» «Как это?» «Ну, ползком. Болван!» - вконец разозлилась амазонка. «Мундиры испачкаются. Да и как же французы – ползком.» - прошептал сбитый с толку адьютант. «Да? А мундиры, превратившиеся в кровавую тряпку, тебе больше нравятся?» - вопросила воительная дева и, не слушая больше причитаний о чести и традициях, оглядела поле боя.

 

* * *

 

«И что же ты сделаешь с Монтелоном?» - поинтересовался, одетый в пурпурное, ниспадающее до полу одеяние Император. Сегодня он был рассеян. Ангелы донесли ему о волнениях в русских кварталах. «Я хочу, чтобы он умер той смертью, которую приготовил для своего друга и повелителя!» - глаза Звенислава грозно сверкали. «Да? И ты будешь стоять, и смотреть на его мучения во всех подробностях, как когда-то описал ваш великий русский писатель Гоголь?» - поинтересовался Император – «И ничего у тебя не дрогнет? Может, ты просто красиво убьешь его на дуэли? Тем более, вина его полностью доказана. Врач- норвежец знал свое дело, а история сохранила тело Наполена нетронутым через век, как тело святого. Но ты ведь знаешь, от чего это бывает.» «Мышьяк».- машинально ответил Звенислав, хотя никто не ждал его ответа, но он думал о другом : « Нет. Я не буду драться с ним на дуэли. Я буду, как ты выразился, стоять и смотреть, как он пьет свой собственный напиток.» «Даже если Наполеон заступится за него?» - спросил Император и добавил, увидев, как изумленно вытаращился Звенислав: « Да, да. А что это не приходило тебе в голову? Что ОН сам захочет помиловать своего убийцу? Он ведь необычный человек, как бы сам не оспаривал этого. Не даром эфиопки, из оккупированных им территорий, умирали за него с криками «Виват, император!» Кстати, вот тут мне передали – русские волнуются. С чего бы ты выступал с таких непатриотических позиций, а, может, теперь тебе понравятся планы Гитлера?» «Ну, ты же знаешь, - сердито поморщился Звенислав – при чем тут патриотизм? Это альтернативная история для одного лица, восстановление справедливости, если хочешь. При чем, подчеркиваю, справедливости для него одного. И каждый может создать себе параллельный мир и творить там себе историю, какую пожелает.» «Да, только не все это понимают. – Мудро заметил Император – Вот, например, тот несчастный папаша со своей утонувшей дочкой. Почему бы тебе не помочь ему?» Я что тебе, Робин Гуд? – Звенислав опять пришел в ярость, что постоянно бывало во время их философских бесед с Императором. – «Этот рыбак все для себя может сделать сам. Но нет, ты приучил народ к рабству и теперь они не то, что стать богами, мыслить самостоятельно не осмеливаются.»

 

* * *

 

Когда Звенислав вышел на улицу, его уже поджидала гудящая недовольством толпа народа. Преимущественно это были русские. «Что, Бог, своих не уважаешь?» - зашелся криком один горластый мужичонка. «Давайте, давайте. Еще Сталинград вспомните.» - подумал про себя Звенислав, а сам примирительно сказал: «Вот что. Не горланьте, мужики. Пошли в знакомое заведение – он кивнул на золотую цепь уже без кота – и разберемся. Пиво за мой счет.» - поспешно добавил он. Толпа сразу подобрела: «Ну, что ж. Раз такое дело. Пошли. Чего там. Посмотрим, что ты в свое оправдание скажешь». Бармен, ухмыляясь, разлил всем по кружкам портер. И Звенислав начал свой рассказ, хотя, откровенно говоря, делать это ему совершенно не хотелось. «Значит, вы, мужики, меня патриотом не считаете. Правильно я вас понял?» - он отхлебнул пены, и обвел всех собравшихся глазами. «Да, да!» – согласно закивали в ответ: «Ты – русский – почему Наполеону помогаешь?» «А кто вам сказал, что я русский?» - огорошил присутствующих вопросом Звенислав. Толпа изумленно примолкла, переваривая информацию, и тут из-за стойки какой-то весельчак выкрикнул : «А что, еврей, что ли?» Собравшиеся дружно загоготали. «Да поймите же вы, дурни, не Бог я, и не русский божественный патриот, что бы для России справедливость восстанавливать. Вам, если охота, сами это и делайте.» - начал было Звенислав, но толпа угрожающе подалась в его сторону. «Вот, наверное, Император с ангелами развлекаются» - с тоской подумал Звенислав: « Ну и авторитет у тебя, Боже, вот-вот растерзают.»

 

«Да как же мы это делать-то будем? – плаксиво выкрикнул чей-то тенор – Нет ведь у нас твоих полномочий». «А вот вы послушайте.» - Обрадовался перемене темы Звенислав. И, вздохнув, начал долгое повествование: « Когда я жил как вы на Земле, мне не давала покоя мысль, что мир устроен неправильно. Что много в нем горя, страданий, несправедливости.» Все согласно закивали: «Точно. Жиды замучила… Да не в них дело. Может, ты сам дурак… А меня жена бросила, а я в ней души не чаял. Разве это справедливо?» «Заткнитесь все!» - навел порядок самый здоровый детина и устрашающе стукнул кулаком по столу так, что все кружки подпрыгнули, расплескивая пиво: « Дайте человеку рассказать.» «Ты продолжай. Душевно получается». – Подбодрил он Звенислава, наклоняясь к нему поближе и дыша чесноком и перегаром так, что Звенислав невольно отшатнулся. « Вот я и решил, – продолжал Звенислав – надо разобраться, кто виноват. А виноват, как ни крути Бог.» Все опять изумленно выдохнули. «Ну, ты и загнул» - то ли удивленно, то ли уважительно пробормотал высокий детина. «Да. А кто же еще? Когда люди умирают? Младенцы невинные, кто виноват? На небе им хорошо будет? А мать почему тогда страдает?» - продолжал вдохновленный Звенислав: «А народ, вы, например, как рассуждает? Царь плохой. А все равно нам до него далеко. Но ведь свергли царя. Смогли! Значит и Бога можно. Только свободным духом надо быть. Не рабом, понимаете? Вот я ему и бросил вызов.» «А он что?» - изумленно ахнула толпа. «А что он? – усмехнулся Звенислав – предложил эксперимент провести. Хотя бы нескольких людей осчастливить. Ну, программу действий принести, разумеется.» - не смог не съязвить Звенислав. «И что же ты предлагаешь?» - поинтересовался самый нетерпеливый. «А это очень просто. Каждый может стать Богом.» - проговорил Звенислав, и потрясенная толпа мгновенно затихла: « Не знаете как? Просто. Вы создаете свой мир. Может много миров, и живете в каждом из них. Они и настоящие и ненастоящие одновременно.» «Как это?» - подал кто-то голос. «А вот чтобы понять это, надо быть богом.» - ответил Звенислав и добавил: « Я же пока создаю свои миры и свою альтернативную историю. Это делается вовсе не для вас и не для вашего патриотизма. А просто мне так нравится. В той истории, которую вы помните, ни для вас, ни для ваших близких ничего не изменится. Изменится только для меня и тех, с кем я имею дело. Это всего лишь пример вам. Что вы можете сами, чтобы вы могли на все это полюбоваться.» - закончил он и отхлебнул пиво. «Так мы все так можем?» - спросил, наконец, кто-то. «Конечно» - кивнул Звенислав – если – он посмотрел наверх – Он санкцию даст».

 

Все опять заговорили хором. В основном о том, кто какую жизнь в вечности себе хотел. Однако, Звенислава в покое не оставили: «Ну, а тебе зачем это? Наполеон, Александр, кто еще там будет? И вообще, кто ты на самом деле?» - не отставали от него. «Да. Это интересный вопрос. Мне бы самому на него ответить.» - задумался Звенислав: « Родословная у меня длинная. Считается, что одним из моих предков был Рюрик, а он, если верить божественной теории происхождения Российского государства и Воскресенской летописи, вел сове происхождение от божественного Августа, племянника Гая Юлия Цезаря, а если углубляться дальше, то от Ноя и Адама. Другим моим предком был Чингиз-хан. Еще один предок – король Англии Гаральд, и, наконец, если вернуться в более близкое нам время – мой прямой предок по мужской линии был генерал-адъютантом у Наполеона и звался он - Жан де Рапп. Он него и происходит моя фамилия.» «Ах, вон как! Ты у нас француз.» - заулыбалась озадаченная было толпа: «Тогда все понятно.» «Вот и хорошо.» - вздохнул Звенислав. «А все же, – вмешался кто-то – откуда ты знал, что все так выйдет? Я имею в виду, когда жил? Ну, что каждый Богом может стать?» «Я же объяснял. По аналогии с королем или царем. Или президентом, как вам нравится. Вот вы жалуетесь: правительство плохое. Но разве они какие-то особые люди? Такие же, как вы. Становитесь правительством и делайте как надо. Нет? Не хотите? Конечно, сразу любимая фраза народа в ход идет: « Такие-сякие, но пусть они нам дадут». А еще: « Кто они, кто мы». Что скривились? Или не так я говорю? Вы власти не хотите? Говорите, ворует она? А что сами воровать не способны, или только по мелочи у соседа стырить?» - Звенислав разгорячился и продолжал, несмотря на недовольное ворчание присутствующих: «Критиковать только ленивый не может. А вы сделайте, как надо. Вам же дали для этого все права и свободы.» - съехидничал он: « Так вот и с Богом. Кто из вас читал тибетскую «Книгу мертвых»? Никто? А для чего вас всех грамоте учили? Так вот там йоги, побывавшие на том свете, рассказывают, что происходит. Готовят вас, дурней, к загробной жизни, чтобы не пугались, когда умрете. Почему этому следует верить? Да просто их описания совпадают с описаниями людей, побывавших в состоянии клинической смерти. Основу тибетский вероучений, как выяснил один ученый, мой, кстати, предок, положил Иисус Христос. Но тут я в подробности вдаваться не буду. Скажу только, что я понял, что в неземной жизни все аналогично земной. То есть, если ты раб в душе, то будешь вечным крепостным, который ворчит на барина, а сам без него и шагу сделать не может. И с Богом так же. Можешь быть рабом божьим. Тогда не жалуйся на все невзгоды, которые он тебе преподносит. А, может, ему просто на тебя наплевать и он ушел играть в карты.» - Звенислав разошелся и некоторые из присутствующих, услышав такое кощунство, невольно втянули головы в плечи, как будто боялись, что за богохульство немедленно последует кара. Однако, гром не грянул, поэтому Звенислав спокойно продолжал: « Или ты можешь сам быть Богом хотя бы для себя, чтобы одного себя сделать счастливым. Ну, на это- то хотя бы вы способны? А можете и для других постараться. Если способностей много.» - Звенислав замолчал и перевел дыхание. «Это ты такой способный?» - поинтересовался кто-то, но сказал он это достаточно вяло, да и вконец озадаченная толпа молчала, переваривая информацию. Воспользовавшись этим, Звенислав, тихо встал и выскользнул из питейного заведения.

 

На улице после грозы весело распевали птицы. Мирно журчал фонтан и, около раскидистого дуба, поджидала верная тень.

 

* * *

 

На продуваемом всеми ветрами каменистом острове, где свежий морской воздух не мог скрыть гниющего запаха зловонных болот, сияющая амазонка сидела прямо на земле, обняв колени своего государя и стараясь прижаться головой к его высоким начищенным до блеска сапогам. Наполеон задумчиво поглаживал ее длинные развевающиеся на ветру волосы.

 

Начало ее появления на Святой Елене было совсем не идиллично. В военном мундире, с пристегнутой шпагой и пистолетом в руке, она решительно двигалась в сторону жалкого пристанища свергнутого Императора Франции. Решительно игнорировав посланных ей на встречу представителей губернатора, она, с белым от ярости лицом, сделала выстрел под ноги одному из них. Пуля отскочила от каменистой дорожки и вонзилась в ближайшее дерево, тем самым отбив у всех желание попытаться помешать ей. С видом разгневанной Фемиды, она ворвалась под тень любимого дерева Наполеона, под которым он привык отдыхать и, выхватив шпагу, рванула прямо к опешившему, и ничего не понимающему, Монтелону. Наполеон приподнялся на скамейке, а сидевший напротив Лас Каз, которому император Франции только что диктовал свои мысли, относительно Христа, выронил перо и попытался кинуться между графом и разъяренной девицей. Но не тут-то было. Держа шпагу наподобие указующего перста, амазонка выкрикнула, показывая на Монтелона: « ТЫ!». Тот в свою очередь тоже попытался достать шпагу, но амазонка весьма проворно сделала еще один предупредительный выстрел на этот раз под ноги знатному вельможе. Дальше все развивалось очень быстро.

 

Амазонка изложила свои доводы, известные любому современному читателю, о том, что Императора Франции Наполеона медленно, но настойчиво пичкали ядами, среди которых преобладал мышьяк. Она напомнила удивленному Наполеону, который, естественно, включился в беседу с его любимцем Монтелоном, что уже перед Бородинской битвой он поражал своих генералом тем, что не слышал грохота пушек, напомнила и о мучивших его болях в период Ватерлоо. Наполеон, конечно, резонно напомнил о том, что в то время Монтелона с ним не было, а подоспевший Маршан удивленно напомнил о слуге Киприани, которому и полагалось следить за императорским погребом, но амазонка была неумолима. Она привела в пример исследования норвежского доктора Форсхвуда, который исследовал волосы, срезанные во время стрижек императора. Тот был вынужден с улыбкой признать, что, действительно, эти волосы подбирались прямо у него на глазах верными придворными на память, но не смог припомнить доктора Форсхвуда. Амазонка удержалась от комментариев о том, что тот жил намного позже кончины Наполеона, чтобы не вызвать шока у окружающих, и сказала только, что данный доктор проводил свои исследования анонимно, и с государем не встречался. «Но при чем же здесь Монтелон?» - трагично выкрикнул император. «Именно он является хранителем ключей от Вашего винного подвала, Ваше Величество.» - почтительно ответила амазонка: « И если Вы соизволите припомнить, никто другой, кроме Вас не пьет этот вино, а всякий раз, когда Вы решаете угостить им кого-либо – этот человек тоже заболевает.»

 

Вот теперь уже все посмотрели на Монтелона, а Маршан побледнел и схватился за шпагу, но император остановил его одним взглядом. Демонстративно игнорируя Монтелона, который стоял ни жив, ни мертв, он ласково обратился к негодующей амазонке: «Благодарю тебя, дитя мое за то, что ты развеяла мои подозрения на рак, от которого умер всего лишь в 38 лет мой отец. Я был уверен, что эта болезнь передалась мне по наследству. К тому же, – Наполеон по-прежнему не смотрел на Монтелона – ты разоблачила страшный обман и, возможно, спасла мне жизнь. Теперь позволь узнать, кому я обязан такой чести?» «Ваше Величество, я родственница вашего бывшего генерал-адъютанта Раппа.» - с поклоном ответила девица, умолчав, разумеется, что Рапп является ее весьма дальним предком. «Благодарю тебя, дитя мое, что проявила такую заботу о павшем императоре и такое мужество. Но что бы ты хотела в награду? У меня сейчас слишком мало способов вознаградить за верность. Мои добрые друзья, которые, невзирая на лишения последовали за мной, – император повернулся спиной к Монтелону, который начал потихоньку пятиться – подвергаются здесь гонениям и страдают исключительно из любви ко мне.» «Я тоже из любви к Вам, Ваше величество.» - амазонка пробормотала это, невольно покраснев, а Наполеон весело расхохотался. «Но, - продолжила девушка – Мне бы все же хотелось получить одну награду.» « И что же это?» - поинтересовался заинтригованный государь. «Я хочу сама приговорить к казни этого Иуду. Я хочу, чтобы он умер той смертью, которую готовил Вам» - продолжила она, сверкая глазами. Монтелон невольно отшатнулся, Маршан и, подоспевший Антомарки, слышавший последнюю часть разговора и согласно кивавший, угрожающе направились к графу, но Наполеон грустно заметил: «Если бы наказание выбирал я , то я не стал бы обрекать даже злейшего врага на подобные мучения. Ты ведь знаешь, наверное, что уже не первый год я страдаю от страшных болей, к тому же, я практически не могу передвигаться, не говоря уже о том, что бы сесть на лошадь. Я абсолютно беспомощен и полностью завишу от нескольких близких друзей.» - он покосился на Монтелона, и снова обратился к воинственной амазонке: «Неужели столь прекрасная девушка может быть столь кровожадной?». И, не дожидаясь ответа, вдруг резко повернулся к графу Монтелону: «Что я сделал тебе, кроме добра, неблагодарный? Может из-за меня пострадал кто-то из твоих близких, а я ничего не знал об этом? Отвечай!» «От Ваших действий пострадало все титулованное дворянство!» - наконец, разжал губы Монтелон. Сейчас он смотрел на Наполеона с дикой ненавистью : « Вы ввели «Гражданский кодекс» и равенство сословий. Из-за вас не смогла восстановиться династия. Вы сами объявили себя императором! » «Мой «Гражданский кодекс». – с грустью повторил Наполеон: « Я гордился им больше, чем любыми победами. Я надеялся, что обо мне останется добрая память благодаря «Гражданскому кодексу». Но ведь я сохранил вам титулы. Чем же ты недоволен? Или это заговор приближенных к д”Артуа. Он всегда меня ненавидел. Я прав?» - повернулся он к амазонке. Она успела только кивнуть, потому что дальше события разворачивались стремительно. Губернатор острова, как известно, не жаловал незваных гостей и не допускал их к своему царственному пленнику без своего отдельного дозволения. А тут амазонка успела произвести настоящий фурор, и теперь к маленькой хижине двигался весь гарнизон.

 

« Что это такое? – недовольно проговорил Наполеон - Ну, ничего. Сейчас я это улажу. Этот олух, видимо, забыл, с кем имеет дело. Я что уже не вправе приглашать гостей?» «Ваше Величество, может Вы соблаговолите пройти в дом. – Ласково заговорила амазонка. – А с этими господами я сама разберусь.» «Но как?» - изумился монарх. Амазонка тем временем кивнула Антомарки и Маршану, чтобы они увели императора, но никто ничего не успел предпринять, потому что Монтелон бросился вверх по склону на встречу солдатам с криками о помощи, а амазонка лихо достала из заплечного мешка автомат Калашникова.

 

* * *

 

«Сколько нам жизни отмерено?

 

Сколько надежды потеряно.

 

Сколько в нас веры утрачено.

 

Сколько любви не растрачено

 

Данным обетам привержены.

 

Смерть и бессмертье отвержены.

 

Мы пожелаем об участи

 

Седлать всех вечно живущими.»

 

9 апреля 2003.

 

«Ну и наделал ты шума на острове «Святой Елены» - ухмыляясь, заметил Император в своей беседе с Звениславом. «Что за любовь к театральным постановкам? И кто, интересно, тебе разрешил пользоваться современным оружием? Надеюсь, ты не собираешься сбросить на татаро-монголов атомную бомбу?» - продолжал он ерничать, хотя было заметно – доволен, и ангелы радостно скалятся. Давно их так никто не развлекал. Настоящий цирк. Последний раз встряска была во время войны ангелов. Но весело тогда не было. Война есть, война. А тут бесплатное кино с богом-экспериментатором.

 

«А что разве это запрещено правилами?» - в свою очередь усмехнулся Звенислав: « Вроде я получил полномочия без ограничений.» « Ну, ну. – Почесал голову архангел Гавриил – А ты знаешь, как тебя называет местная публика? Вечно живущий. Кочуешь по векам как Калиостро с непонятной целью. Где еще объявишься и что натворишь? И в каком обличии?» - весело хмыкнул пожилой архангел. «Но, но. Попрошу без пошлостей.» - нахмурился Звенислав и продолжил : «То, что я веселю вас, меня радует. Только мне это смешным не кажется.» «Да, ты у нас Дон Кихот. Восстанавливаешь поруганную справедливость.» - вставил Император. «Вот именно. Другим в пример.» - заметил Звенислав. «Но справедливость для каждого своя. Ты забыл это золотое правило? То, что справедливо для Наполеона, несправедливо для Монтелона.» - мудро заметил Император. «Так и я об этом говорю!» - воскликнул Звенислав. «Каждый сам создает свой мир справедливости. Я только указываю путь. Доказываю, что каждый может сделать то же.» «Да, согласен, Я хотел справедливости для всех, а так не бывает. – грустно заметил Император – Может, ты и прав. Альтернативные миры и каждый счастлив.» «Но своим примером ты только сбиваешь людей с толку.» - вмешался архангел Гавриил: « Они увлеклись твоими приключениями и не хотят создавать свои миры. Ты для них создатель увлекательных картин, вечно живущий.» «Помните, когда умер Сталин, люди плакали и говорили, если бы каждый, кто готов отдать за него свою жизнь, смог подарить ему хотя бы час своей жизни, он бы жил вечно.» - невпопад сказал Звенислав, думая о своем. «К чему ты все это?» - нахмурился Император. «Так, вспоминаю народное мнение, что Бог вездесущ. На самом деле, он слишком ленив, чтобы интересоваться их делами или пытаться что-то изменить.» «Так теперь ты появился. – Обрадовался Император. – Ты не ленив, но тоже занимаешься только своими личными закидонами. Счастье вселенной и всеобщей благодати пока тоже не видно.» «Это потому что им еще не надоело любоваться чужой жизнью и они берут с тебя пример и тоже слишком ленивы, чтобы создавать свою.» - огрызнулся Звенислав – «Но, ничего. Я их научу….Потом.»

 

* * *

 

Клеменция Венгерская внимательно смотрела в окно, словно, могла увидеть там что-нибудь, кроме ноябрьской мглы и сырости. Ее приезд во Францию был поспешным. Даже слишком поспешным, как сочли все ее родственники, включая бабушку. Ее предшественница, как говорили, умерла. Если это и было так, то умерла она при весьма загадочных обстоятельствах. Еще совсем недавно она была замужем за нынешним суженным Клеменцци Людовиком Сварливым, наследником умирающего Филиппа. При мысли о своем будущем женихе, Клеменцию передернуло от отвращения. И неважно, что они едва успели познакомиться, а Людовик улыбался и расточал комплименты. Его дурная слава неслась впереди него. Едва успев вступить на землю своего будущего королевства, Клеменция уже знала, что ее предполагаемый муж психопат и садист, что его любимым развлечением является охота на голубей из лука, что он очень любит мучить животных и…людей. А так же, у него мания величия и он, не проявивший себя ни одним серьезным или просто умным поступком в царствование своего великого отца, считает себя гениальным уже просто потому, что ему предстоит унаследовать корону.

 

Но Клеменция ничего не могла сделать. Собственно, как это обычно и бывает в королевских семьях, ее мнения никто не спрашивал. Из Франции явился посол, который, кстати, вел себя весьма элегантно, и сообщил, что жена наследника Маргарита скоропостижно скончалась, не оставив потомства и теперь Людовику требуется немедленно жениться вновь. Конечно, все это пересыпалось комплиментами и подарками, а так же, заверениями в неземной красоте Клеменции, отчего на ней и был остановлен выбор. Все подобные речи, конечно, нисколько не обманули девушку, которая прекрасно знала, что Людовик никогда ее в глаза не видел. Кроме того, даже до нее уже успели докатиться смутные слухи о том, что все три принцессы, являющиеся женами сыновей короля, внезапно провинились. Их застали во время акта прелюбодеяния с молодыми дворянами. За что эти принцессы были заточены в мрачный замок, в котором жена Людовика Маргарита и скончалась при весьма туманных обстоятельствах, очень сильно напоминающих убийство. Поговаривали, что инициатором ее скорой кончины был никто иной, как ее собственный благоверный. И после всего этого ее решили выдать замуж за подобного человека! Но чему тут можно удивляться, если король Филипп отдает родную дочь замуж за англичанина Эдуарда, всему миру известного своими нетрадиционными склонностями заводить фаворитов мужского пола.

 

Клеменция тяжело вздохнула и повернулась к постели больного, который в это время как раз проснулся. «Как все же хорошо, что мне доверили ухаживать за королем Филиппом, а не развлекаться с его отвратительным сынком, который, на самом деле и не умеет развлекаться.» - подумала Клеменция и подошла к изголовью большой кровати. Филипп, после того, как его хватил удар в лесу во время охоты, почти не мог разговаривать. Хотя, говорят, он и раньше был молчалив. Вот и сейчас он молча, спокойно глядел на нее своими огромными завораживающими, ясными как небо глазами. Клеменция села рядом и взяла его за руку. Потом поднесла к губам больного стакан с водой. Он неожиданно слабо улыбнулся, как будто она предвосхитила его просьбу. Клеменция знала, что нелады во Французском королевстве совпали с преследованием королем Филиппом Красивым ордена Тамплиеров. Сама она мало, что понимала в этой истории. Знала только, что тамплиеры сосредоточили в своих руках уйму богатств, став своеобразным королевством в королевстве. Что обвинены они были церковным судом в ереси и недавно Жак Моле, глава ордена, был публично сожжен на костре, отказавшись от предложенного королем помилования, и, умирая, послал свое страшное проклятие Римскому Папе, который после этого практически сразу скончался и всему роду короля Филиппа Красивого. Но Клеменция не знала того, что племянник грозного Моле, под предлогом достойных похорон дяди, в которых король не мог ему отказать, сумел вывезти те самые сокровища, который король полагал пустить на благо Франции. Не понимала юная принцесса и того, что немало наследников осталось у могущественного ордена, и были они практически вездесущи. Ведь деньги делают много, а если еще играть на жажде власти в окружении короля, то можно рассчитывать еще на большее. Поэтому ее поспешный приезд сыграл на руку заговорщикам. Сейчас они пытались расправиться с великим королем, так намного опередившим свое время, руками чужестранки.

 

Король Филипп Красивый во времена своего правления мог многое: он начал, вопреки всем советам придворных, которых он попросту не слушал, постепенную отмену крепостной зависимости, он объединил разрозненные части страны, он, наконец, ввел единую денежную систему во Франции, ликвидировав остатки самовластья местных пэров. Единственное, что он не решился сделать, а именно это сделать было необходимо в первую очередь, это изменить законы престолонаследия. Так намного позже поступил русский царь Петр I, заявив, что наследовать может любой, кто достоин императорского доверия и может честно служить своей стране. Но как раз при Петре и возникли коллизии с престолонаследием, и Филиппу IV пришлось столкнуться примерно с такой же проблемой. Вокруг него образовалось слишком много алчущих власти наследников, но немногие были действительно к власти пригодны. Больше других к короне рвался брат Филипп Карл, шумный, энергичный и предприимчивый в делах, касающихся государственных интриг, человек. Он был прямой противоположностью своему спокойному, волевому, уверенному в своих поступках, старшему брату.

 

Прямым наследником Филиппа был его старший сын, пресловутый Людовик, к которому испытывала такое отвращение Клеменция. Этот молодой человек не имел никакого опыта в государственных делах и ничему не хотел учиться. Своего знаменитого отца он ненавидел и мечтал доказать всему миру, что правитель из него выйдет намного лучше. Но чем лучше, он и сам не знал.

 

Пожалуй, самым достойным претендентом на корону являлся средний сын Филиппа. Тоже Филипп, по прозвищу «длинный». Он, во всех своих неторопливых рассудительных поступках, напоминал отца и был, как и король , чрезвычайно решительным.

 

Младший сын Филиппа, Карл в семье считался дурачком, хотя его скорее можно было назвать человеком отрешенным, не от мира сего. Он мало интересовался государственными делами и был по натуре мечтателем. Престол он мог уступить кому угодно из тех, кто имел на него влияние. А влияние имел его дядя Карл и двоюродный брат , сын Карла Валуа, Филипп.

 

Все эти люди бестолковой шумной толпой периодически топтались у постели умирающего короля. А потом так же дружно исчезали, оставляя его одного с довольно странной сиделкой – невестой сына Клеменцией.

 

* * *

 

Солнце уже садилось в море, оставляя за собой золотую дорожку. Звенислав и его тень сидели, свесив ноги с пирса, и беседовали. В этот закатный час ничто не беспокоило их и не мешало тихому уединению. «Ты, конечно, считаешь себя во всем правым.» – довольно агрессивно начала тень. Звенислав хотел было ей напомнить, кто есть кто, но неторопливый закат и спокойное море настраивало его на миролюбивый лад. «Ты хоть знаешь, что про нас говорят?» - не отставала тень. «Пусть. На каждый роток, как говорится…» - протянул Звенислав и искоса взглянул на тень. Выглядела она неважно. Лопатки торчали больше обычного. Нос заострился. «Интересно, как со стороны выгляжу я.» - лениво подумал Звенислав. Сейчас ему меньше всего хотелось выслушивать нравоучения и от кого? От своего « alter ego». Но разговор продолжать все же пришлось. «Я понимаю, ты считаешь, что сейчас я действую исключительно в личных целях. Я, что называется, дорвался.» - сказал он, оборачиваясь к тени. Та ответила без привычной грубости и неожиданно серьезно : « Меня волнует, что ты будешь делать дальше. Нет, не кого ты выберешь главным героем на потеху толпе - это я знаю. Меня интересует, что будет с тобой. Когда герои великих эпох тебе наскучат. Ведь так всегда происходило в реальном мире. Ты постоянно находил себе кумира. Во что бы то ни стало сводил с ним дружбу, а потом … Потом разочаровывался в нем. Ты просто перерастал его, и тебе становилось неинтересно. Между прочим, ты разбил не одно сердце. Мне ли это не знать. Меня не волнует, чему ты собираешься учить это быдло, которое собирается каждый день поглазеть на твои подвиги. Те, кто хоть что-то еще хочет, давно смекнули, что к чему, и устраивают свои миры. Некоторые, между прочим, вполне неплохие. Без всякого надрыва и ложных героев.» «Вот видишь!» - просиял Звенислав – «Значит все не зря. Все для народа, хотя, признаться, обустройством его счастья, я хотел заняться несколько позже. Надо же хотя бы на том свете хоть немного о себе подумать.» - сострил он. Но тень была, по –прежнему, мрачна: « Я тебе не об этом толкую. Я пытаюсь понять, что будешь делать ТЫ! Запомни, никому, кроме меня лично до тебя нет никакого дела. А так как ты, в некотором роде часть меня, то меня это волнует.» «Только поэтому. – усмехнулся Звенислав – Кстати, тебя никто не заставлял за мной следовать. Тем более, в таком виде.» Но тень на скандал не пошла и продолжала гнуть свое: « Я не сомневаюсь, что ты не проторчишь даже одной эпохи на «Святой Елене» или в военных походах по покорению мира. Тебе станет скучно уже через месяц. Я не спрашиваю, с кем ты оставишь своих избранников, потому что знаю ответ. Ты оставишь их с собой. С тем тобой, который является твоей застывшей в этом периоде копией.» «Остановись мгновение!» - засмеялся Звенислав: «Знаешь, приятно, что хоть кому-то ничего не надо объяснять.» « И с народом, - продолжила тень – я не сомневаюсь, в итоге, все будет в порядке. Твой любимый Император сможет на время отдохнуть от трудов праведных.»

 

«Мой любимый?» - возмутился Звенислав. «Конечно. Уж я-то тебя знаю достаточно. Может, ты сейчас и думаешь, что ненавидишь его, но, на самом деле, ты просто ищешь его благосклонности и восхищения. Просто ты ревнуешь к его окружению и хочешь, чтобы он всецело принадлежал тебе. Но что, наконец, будет, если и это последует? Ведь даже ОН тебе наскучит. И я спрашиваю еще раз, что ты будешь тогда делать?»

 

Закат померк. То ли это произошло в сознании Звенислава, то ли, правда, солнцу пора было садиться, но только стало невыносимо темно и ему показалось, что вокруг не южная теплая ночь, а опять привычный могильный склеп. «Умеешь же ты портить настроение.» - проворчал он, поднимаясь на ноги. Но тени рядом уже не было. Она, как известно, покидала его по ночам.

 

* * *

 

Король Англии Генрих VIII страдал один в своих покоях. Могущественный властелин, перед которым трепетали не только придворные и обе палаты Парламента, но и другие государства, вдруг почувствовал себя совершенно одиноким и покинутым. Он не понимал, как это могло случиться. Раньше, когда он даже не был наследником престола, он страшно завидовал своему старшему брату Артуру, которому предстояло унаследовать трон. Артур был болезненным мальчиком, в отличие от крепкого Генриха, но ему все равно уделяли повышенное внимание, все придворные старались заручиться его вниманием, а Генриха практически игнорировали. Маленький Хел вначале думал, что это связано с достоинствами старшего брата, который какое-то время был для него предметом для подражания. Но вскоре он понял, что дело тут не в личных достоинствах, а в наибольшей близости к власти. И тут юного принца охватило негодование. Он старался изо всех сил понравиться отцу и придворным. Именно он был наиболее образован, хотя учился и не очень прилежно, но, обладая превосходными способностями, мгновенно схватывая все науки. Быстро овладел несколькими иностранными языками, интересовался таким новым в тот период времени предметом, как астрономия, и весьма преуспел в нем. К тому же, он был галантен, прекрасно танцевал, был не чужд искусству и отличался в военных упражнениях. И, несмотря на это, ему почти не уделяли внимания. Все крутилось вокруг его вялого старшего брата. Но продолжалось это недолго. Артур умер, едва успев произнести брачный обет. Невеста так и осталась в девственницах. А она была прекрасна, эта яркая южная девушка – Екатерина Арагонская. И то, что она была на шесть лет старше маленького принца Генриха, его не смущало. Теперь, после смерти брата, он, наконец, почувствовал всю прелесть жизни наследника престола. На него поспешно обратил внимание отец и начал, несколько поздновато, приучать сына к государственным делам. Но время было уже упущено. Юный Генрих не хотел слушать скучные нравоучения скупого отца, который, с таким трудом завоевав престол, боялся всего на свете и превратился в настоящего скрягу, не сомневаясь, что его сила исключительно в деньгах. Так как с их помощью ему уже не раз приходилось подавлять мятежи недовольных баронов. Но Генриха раздражала скупость отца. Он теперь был в центре внимания. Ему льстили придворные, на него заглядывались фрейлины. Да и сам он уже начал посматривать на красивых девушек и они его интересовали значительно больше, чем долгие и нудные наставления царственного батюшки. Когда принц проезжал по улицам Лондона и других городов, его всегда встречала шумная толпа, под копыта его коня кидали цветы и все с радостными улыбками приветствовали красавца принца, так разительно отличающегося от своего вечно хмурого отца. Генрих в ответ улыбался и раскланивался во все стороны. Сердце у него замирало от счастья, когда он улавливал громкое перешептывание: «Вот это будет король! Долгие ему лета. Дожить бы до его правления!»

 

Сам для себя Генрих давно решил, что править будет иначе, чем его вечно всего боящийся отец. Он будет основывать свое правление на любви народа, а не на страхе или подкупе. Он будет веселиться и с ним будет радоваться и веселиться его народ.

 

И вот это свершилось. Старый король умер, оставив сыну огромную казну. И, Генрих VIII , женившись на принцессе Арагонской, которой совсем не претило выходить замуж вторично, да еще и за младшего брата мужа, начал каждый день устраивать шумные балы, веселую охоту и грандиозные рыцарские турниры. В которых, разумеется, сам принимал участие и, конечно же, выходил победителем. Надо заметить, что эти победы только отчасти были лестью придворных, которые никогда не позволили бы себе вышибить короля из седла. На самом деле, Генрих, действительно, преуспел в рыцарском искусстве и, к тому же, отличался могучим телосложением. А то, что от него не могли отвести глаза все присутствующие дамы, тоже было вполне объяснимо – молодой король был безупречно сложен, его золотистые волосы лихо выбивались из-под берета, а голубые глаза смотрели добродушно и лукаво. Конечно же, он не мог отказать буквально вешавшимся на него дамам и вскоре у него появился внебрачный сын, названный, разумеется, Генрихом. А потом и другие мальчики. Но что больше всего огорчало короля – хоть его законная королева рожала достаточно регулярно, и однажды Генрих закатил грандиозный пир в честь рождения наследника, сына, названного Артуром. Но тот прожил даже меньше, чем незадачливый брат Генриха и скончался вскоре после рождения. Далее у королевы последовала череда выкидышей. А потом, наконец, родилась девочка, которую назвали Марией. Но Генрих ждал законного сына, а он все не появлялся. Король все чаще изменял жене, с раздражением наблюдая, как вянет ее некогда блистательная красота. Сам Генрих был в полном расцвете сил, а жена его превратилась в дряхлую старуху. Кроме того, стало ясно, что долгожданного наследника так и не будет. А тут еще подвернулась красотка Анна Болейн. Ее сестра Мария уже успела побывать в любовницах Генриха, но Анна заартачилась, поставив королю ультиматум – она ляжет с ним в постель только после совершения брачного обряда. И Генрих, наконец, решился. Ведь его дорогая Анна обещает ему сына! Развод с Екатериной Арагонской занял гораздо больше времени, и на него было потрачено куда больше сил, чем этого хотелось бы королю. Римский папа должен был бы воспрепятствовать по церковным канонам браку с Екатериной, ибо «Не возжелай жены брата своего». Генрих все чаще с грустью вспоминал об этой истине и приводил в качестве аргумента своей бездетности. Но родственником Екатерины Арагонской был кардинал, и Римский папа категорически отказался дать развод и даже пообещал в случае ослушания, отлучить английский народ от церкви, а короля предать анафеме. Это было страшным делом. Ведь на памяти королей не одна история подобного отлучения. Например, когда французский король Филипп Август, уже будучи не первый год женатым, стал неугоден новому Папе, во Франции были закрыты все церкви. Отложены на неопределенное время не только браки, церковные праздники, но даже похороны. А когда трупы в домах горожан начинали нестерпимо вонять, их попросту относили на помойку. И король, наблюдавший все это, ничего не мог поделать, кроме как отказаться от любимой жены, уже родившей ему нескольких детей. Но не таков был Генрих VIII ! Он тут же вспоминает все жалобы населения на непомерные поборы церкви и на критику католицизма со стороны наиболее светлых умов. Генрих, по своей сущности, был демократом и дозволял свободу слова в весьма неумеренных количествах. Он даже радовался выходу в свет знаменитой «Утопии» Томаса Мора, хотя по здравому рассуждению, именно за эту «Утопию» Мору и следовало отрубить голову. Ведь не будь ее, может, революционерам XIX – XX веков и не пришло бы в голову строить на подобии этой злосчастной утопии социализм в отдельно взятой стране.

 

И вот Генрих идет на совершенно невероятный шаг, а именно, посылает Римского папу с его анафемой и, заодно, католической церковью, куда подальше. В Англии теперь торжествует собственная англиканская церковь, построенная на смеси лучших элементов католичества и протестантства. Народ ликует. У церковников земли отобраны и переданы под детские приюты и пристанища для нищих. Библия, наконец, переведена на родной английский язык с латыни. Себя король тоже, конечно, не обделяет. Что же церковь? Она молчит. И продолжает служить королю. Что дворяне? Они подтверждают в Парламенте правильность королевского решения. Несчастная Екатерина Арагонская удаляется от двора и ее место занимает счастливая Анна Болейн. Но счастье это длится недолго. Вскоре Анна рожает королю девочку – Елизавету, будущую величайшую королеву Англии. Но король, понятно, разочарован. Его опять обманули. Затем рождается мертвый мальчик-урод, и Генрих почти без угрызений совести верит наветам придворных о том, что Анна ему изменяет. В те времена измена королю приравнивалась к измене государству. Так как от подобных действий мог родиться незаконный младенец, не имеющий ничего общего с божественным королевским древом. Парламент приговаривает Анну к смертной казни и Генрих не возражает, напротив, тут же отправляется к своей новой пассии – Джейн Сеймур. С ней ему повезло. На свет появился долгожданный наследник мужеского пола, нареченный Эдуардом. Но Джейн умирает от родильной горячки, и Генрих вновь оказывается перед выбором новой жены.

 

На этот раз он решил, что пора бы ему перестать шокировать общественность морганатическими браками с фрейлинами двора и заключить, наконец, династический союз с кем-нибудь из иностранных принцесс. И государству, заодно, польза будет. Правда, он попытался было попросить своего вечного друга-недруга короля Франции Франциска прислать побольше знатных незамужних дам, что бы Генрих мог выбрать. На что Франциск ответил, что невесты Франции не кобылы, чтобы их выстраивать в ряд и смотреть им зубы. А что такого? В России, например, такой обычай был очень даже распространен. Когда первого царя из рода Романовых не смогли сосватать ни за одну из иностранных принцесс для укрепления государственной мощи, ему, невзирая на его возражения (любил-то он другую), навязали самую грудастую, из выстроенных в ряд боярынь. Да и Иван Грозный, говорят, такими потехами любил баловаться. Однако, Франциск оказался несговорчивым и пришлось Генриху пойти на уступки своим придворным, предложив им самим выбрать для него жену. Главное, чтобы красивой была. Но вот тут-то и вышла осечка. Дело в том, что придворный художник Ганс Гольбейн нарисовал портрет Анны Клевской. Уж что Генрих нашел в этом портрете красивого, непонятно, однако, оригинал оказался еще хуже. Вот тогда Генрих, спешивший на встречу с «фламандским лебедем», и взвыл, увидев «фламандскую кобылу». Но на время мы его покинем и посмотрим, что же поделывает Звенислав.

 

* * *

 

Звенислав, тем временем , карабкался по горной круче. Чего его туда занесло не мог бы ответить и он сам, так как он терпеть не мог горы, а, напротив, предпочитал море или, в крайнем случае, пустыню с живописными барханами. В юности он, правда, занимался альпинизмом, и теперь весьма ловко преодолевал препятствия, не без удовольствия наблюдая за потугами кряхтящей от злости тени. Наконец, они выбрались на ровную площадку, где протекал приятно журчащий ручеек. Здесь можно было отдохнуть без назойливого любопытства горожан, преследующих Звенислава по пятам.

 

Но не успели они удобно расположиться и достать взятые с собой припасы, как неизвестно откуда выскочил здоровенный чабан с глазами навыкате. И вот он уже занес над Звениславом свою палку, но Звенислав был ловок и мгновенно откатился в сторону, а палка, с треском ударившись о камни, разлетелась на куски. «Постой, постой! – закричал Звенислав – Ты что очумел мужик? Что мы тебе сделали?»

 

«Я всю жизнь на Кавказе прожил. Все мои предки на Кавказе прожили. Всегда в одного Бога верили. Русскому белому царю служили. Ты кто такой, чтобы все это рушить?» - завопил чабан. «Погоди, погоди. Не горячись. Давай-ка, разберемся.» - и Звенислав, нарочито игнорируя опасность, поудобнее устроился на придорожных камнях и достал из сумки кусок сыра с хлебом. Чабана эти действия несколько остудили и он, косясь на Звенислава, все еще сердито продолжал: «Нет, ты скажи, кто ты такой, а? Мои предки против царя не бунтовали, сколько их не соблазняли и не уговаривали. Шамиль пришел, и Шамилю не поддались. Так и сказал мой прапрадедушка: «Мы великому белому царю на верность присягали, и измены у нас в роду не водилось. Даром, что ты королем Закавказья хочешь стать. Нам твои дела не интересны. Мы здесь всегда овец пасли и потомки наши овец будут пасти.» Вот как сказал мой великий прапрадедушка, а теперь объясни, ты кто такой, чтобы против царя и Бога идти и самому богом становиться?» Звениславу от этой патетической речи невольно стало смешно, и он поспешно сделал глоток вина и закашлялся.

 

Тень фыркнула и насмешливо посмотрела на него: «Ну, ну, мол. Как будешь выкручиваться?» Звенислав протянул флягу чабану. Тот недоверчиво понюхал, потом глотнул и сплюнул: «Дрянь вино. Наше всегда лучше было.» «Ну, конечно. - Подумал про себя Звенислав – Только моему вину двадцать четыре века. Оно еще из запасов Филиппа Завоевателя. А тот толк в винах знал. А вот вы, ребята, в ту пору еще с веток не слезли.» Однако, нарываться не стал и ответил миролюбиво: « Ты присядь почтенный. В ногах, как говориться, правды нет. И расскажи, чем же я тебе не угодил? Царей я не убиваю. Наоборот, спасаю некоторых. С Богом у меня тоже теплые дружественные отношения. Народ твой я раньше в глаза не видел. Так чем я тебе так досаждаю?» «Ты мне зубы-то не заговаривай. Я говорю тебе: Бог один. Потому что если их много разведется, какой будет тогда порядок?» - снова возмутился чабан. «И как только в этих диких местах про меня узнать сумели.» - подумал Звенислав и продолжал: «Так значит, тебе многобожие не нравится? А как же твои предки? Ты о них до какого колена слышал? Не знаешь разве, что предки твои раньше многим богам поклонялись, и пастушечьий бог у вас был. Вы ему жертвы приносили.» «Было такое. Отрицать не буду.» - внезапно застыдился чабан: « И сейчас некоторые такое проделывают. Говорят, помогает отару целой сберечь и от мора спасти. Да вот только не помогает вовсе.» - и чабан в сердцах плюнул. «Ну. Ладно. – Гнул свое Звенислав – не помогает и не надо. Так что ты им за это вендетту устраиваешь? На всех так бросаешься?» «Чего на них бросаться .– хмыкнул чабан – Живут люди. Никого не трогают. Пусть себе тешатся. Главное, нас так жить не заставляют.»

 

«Ну, а я разве заставляю? – удивился Звенислав – Я-то вас и подавно никак не касаюсь. Как на другой планете.» «А разве не правду говорят, – нагнувшись к уху Звенислава, горячо зашептал чабан – что ты Наполеона против русских войск спас. Что историю переворачиваешь. Так скоро выйдет, что оглянусь я, а никаких моих предков и вовсе не существовало. А может, они какими-нибудь турками и вовсе сделаются.» «Это ты прямо машину времени себе представил. – облегченно улыбнулся Звенислав – Не волнуйся. Ход истории, который тебе так нравится, от моих действий не пострадает. Предки твои предками и останутся.» «Слово даешь?» - просиял чабан – Ну. А скажи, зачем же тогда все это? Действия твои?» «А тебя все в истории твоего рода устраивает?» - вопросом на вопрос ответил Звеинслав: « Ничего изменить не хочешь? Лично для себя?» «А чего мне менять? – удивился чабан – Мой отец овец пас, дед овец пас…» «Да, да, помню» - отмахнулся Звенислав, вставая: «Что ж, прощай, вольный пастух, и помни – ничего в твоем роду не изменится. И сын овец пасти будет.» И Звенислав поспешно зашагал в обратную сторону, сердито ворча : « Нигде покоя нет. И ведь просил этого чертового Императора дать мне охрану, а он – ты у нас теперь рыцарь, значит за себя постоять можешь. Вдобавок Бог, соответственно, непогрешим и неуязвим.» «Вот. Вот. – ехидно вмешалась тень – И, кроме того, почему бы тебе не пострадать как истинному сыну божьему?» Неизвестно, чем бы закончился их разговор, если бы внезапно в клубах поднятой пыли не появился снова спешащий к ним чабан. «Эй! Как тебя! Господи-экспериментатор! Погоди!» - вопил он. «Что еще принесла его нелегкая? Только, думал, отделался.» - пробормотал Звенислав и со страдальческой миной обернулся к пастуху. «Я вот вспомнил, – задыхаясь от быстрого бега, выпалил пастух – Одного моего прадеда бандиты повесили. Так значит, если ты такую волю дал, то за него и отомстить можно? Не потомкам его. С ними мы уже век воюем. А ему самому?» - глаза у чабана радостно горели. «Почему бы и нет.- Вздохнул Звенислав – Если тебе больше ничего не надо для счастья…» «Я сейчас, я мигом!» - заспешил чабан, низко кланяясь Звениславу. «Да можешь не спешить. У тебя вся вечность в запасе.» - но эти слова Звенислава чабан уже не слышал. «До чего же нелюбопытный и примитивный народ.» - устало вздохнул Звенислав. А тень позлорадствовала: «Почему же? Можешь гордиться собой. Осчастливил еще один народ. Прямо как Прометей, принесший свет. До этого они только и знали, что овец пасли, а теперь вот мстить друг другу будут.» «А то они раньше не мстили?» - рассердился Звенислав: «Что я виноват, что у них на большее фантазии не хватает? Как я, по-твоему, должен их образованием заниматься? Если уж с этим ни царь-батюшка, ни советская власть, ни сам Господь Бог не справились?» «А зачем тогда что-то менять, если не лучше получается? – тихо прошептала тень – Им железная рука нужна, а ты их в вендетту окунул. За этим только деградация следует.» «А может, они хотят так – сказал Звенислав – Ты все хочешь как Император, насильно тащить народ к счастью. Но у него-то разве лучше получилось? Для кого это счастье? Да и на него посмотри. Разве он счастлив? Скучно ему, грустно. Да и заговоры постоянно. Вечно кто-нибудь из ангелов или архангелов власть перехватить хочет. Несчастный он. Устал потому что народ счастливым делать. А народ непонятно какого счастья ждет. Поэтому он и на мой эксперимент с такой охотой и согласился. Надеялся, что если толка не будет, так хотя бы повеселятся все некоторое время. Так что из всех Император самый несчастный.» «Вот и ты таким будешь.» - тихо проговорила тень и скрылась в кустах.

 

* * *

 

Александр Великий нашел воду в пустыне. Может, конечно, ему и помогали в боги, но он в этом сильно сомневался. Счастливые, они с Птолемеем, начали копать землю около источника, а потом послали за своей, уже обессилено падающей армией. Спасти мало кого удалось. Но, все же, Александр не провалил этот поход, и значительная часть его армии выжила. Хотя многие остались под палящим солнцем на радость воронам. Все таки, в очередной раз Александр доказал себе и всем остальным, что есть в нем что-то божественное. Ведь только он смог провести целую армию через это страшное место. До него, ничего подобного не удавалось ни одному полководцу. И воду нашел именно он, а не кто-то еще.

 

Окрыленный своими успехами, Александр сидел над картой мира, когда к нему в палатку вошел Гефестион. Он любил Александра гораздо больше, чем может себе позволить любой приближенный великого царя и этот факт всегда сильно раздражал царицу Роксану. « С чем пожаловал, друг?» - радостно приветствовал его Александр, отрываясь от плана дальнейшего покорения мира. «Ничего хорошего, царь. Покоренные племена опять восстали. Но самое плохое в другом, и пришел поговорить с тобой об этом.» - мрачно сказал Гефестион. «Что такое?» - нахмурился Александр, с досадой подумав, что друг слишком часто в последнее время появляется с дурными новостями. «Македонцы жалуются. – продолжал между тем Гефестион. – Они считают, что ты совсем забыл о них, что променял на персов, что уделяешь своим друзьям мало внимания, что напрасно ходишь в персидской одежде, что, наконец, пора возвращаться в Пеллу.» «Когда и куда возвращаться, я сам решу!» - побледнел от гнева Александр: «А если кому-то не нравиться, может отправляться домой. Не ожидал, что среди моих самых верных соратников нашлись трусы и слабаки.» «но их можно понять. – мягко прервал его Гефестион – Ты лелеешь планы покорения мира, но они… Они простые люди . Им хочется увидеть родные поля. Многих тянет назад к семьям. Их дети растут без отцов.» «Хорошо, что же ты предлагаешь?» - выкрикнул Александр. «Успокойся, царь. Ты знаешь, как я люблю тебя.» - Гефестион мягко коснулся руки Александра, призывая его к спокойствию: «Но, может быть, стоит отпустить домой наиболее старых и заслуженных ветеранов. Они вернутся и будут славить тебя. Они расскажут о твоем величии своим детям. Они вспомнят, как выглядит любимая Македония и передадут привет твоей матери, которую ты так долго не видел.» «Уж не предлагаешь ли ты и мне вернуться, Гефестион?» - улыбнулся Александр: «Нет, друг. Ты же знаешь мое божественное предназначение. Я пойду дальше, если остановиться сейчас, то еще не покоренные государства всегда будут представлять угрозу для моей империи. А на земле не должно существовать никакой другой империи, кроме империи Александра. Что же касается того, чтобы отпустить домой часть ветеранов, то я сам давно подумываю об этом. Но не кажется ли тебе, Гефестион, что это может стать роковой ошибкой? Ведь македонцы хотя и ворчат, а они не могут не ворчать, ведь многие из них помнят меня еще ребенком, и им кажется, что сейчас, когда моя армия столь велика, я не отдаю им должного. Но все же, они могут воспринять предложение вернуться домой как оскорбление. Никто из них не захочет покинуть меня. Вот увидишь.» «Но давай все-таки попробуем. – Не сдавался Гефестион. – Ты слышишь шум у твоей палатки? Выгляни и посмотри, что делается. Видимо, пока мы беседовали, их недовольство достигло критического накала.» Но Александр уже не слушал, он моментально вскочил на ноги и вылетел из палатки.

 

Его взору предстала весьма без радужная картина. Десятки, гудящих как пчелиный рой, македонцев с оружием в руках толпились около царского шатра. Они потрясали копьями и выкрикивали оскорбления. Александра, тихо стоящего около входа в палатку, они заметили не сразу и он успел многое о себе услышать. «наш царь забыл нас!» - выкрикивали одни. «Он возомнил себя Богом!» - вторили другие.

 

- Говорят, он нашел себе новую персидскую забаву и развлекается с мальчиками.

 

- Нет, он напивается на пирах с персами и мидийцами, на которые нас не приглашает.

 

- Он завел себе афинскую гетеру, а мы так давно не видели жен!

 

Слушая все это, Александр медленно закипал от гнева. И, прежде чем Гефестион и царская охрана успели его остановить, он кинулся в самый центр гудящего войска. Гефестион с ужасом вспомнил, что именно так чуть было не погиб Филипп Завоеватель, отец Александра. И спас его от разъяренных, готовых в ярости порвать на части царя солдат, именно Александр. «Вы! Слушайте меня все внимательно! – высоко подняв руку над головой, выкрикнул Александр : «Сегодня же вы все отправляетесь домой! Вы не заслужили моей любви и моего доверия. Вы распускаете обо мне грязные слухи как бабы, для того, чтобы скрыть собственный разврат. Разврат в ваших сердцах, когда-то преданных мне. Я так верил вам, мои македонцы! Вы были для меня всем. Вы заменяли для меня семью. Ради вас я пустился во все опасные походы, чтобы вытащить Македонию из многовековой грязи, чтобы показать зазнавшимся афинянам и наглым персам, которым мы платили унизительную дань, что македонцы – великий народ и что мы не позволим никому нас притеснять. Но вы предали меня. Чего еще мне ждать от вас? От вас, таких отважных, таких безудержно смелых, какими я видел вас во всех моих походах. Я знал, что на македонцев я всегда могу положиться. Что они не дрогнут, не побегут. Но, видимо, все, кто зарывал меня собой в смертельных сражениях, кто преходил со мной Граник и победил Дария, все эти отважные македонцы погибли. И здесь я вижу один сброд! Прощайте же. Я не желаю вас больше видеть. Все вы получите достойную пенсию и сможете вернуться домой с набитыми деньгами карманами.»- Александр неожиданно закончил свою пламенную речь и, не успел никто из притихшей ошарашенной толпы сделать ни одного движения и вымолвить хотя бы слово, как царь уже скрылся в своей палатке. Там он сидел раскачиваясь и схватившись за голову. А пристыженные македонцы неожиданно резко поменяли свое решение вернуться скорее домой и с видом побитой собаки тихонько подтягивались к палатке. Был слышен шепот: «Неужели он, действительно, отправит нас домой?»

 

- Нет, я не пойду.

 

- Неужели он не простит нас?

 

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы около царской палатки неожиданно не появилась богиня, которую все узнали, несмотря на ее долгое отсутствие. Македонцы приветствовали ее дружными криками. Ведь она сражалась наравне с ними во время первых походов Александра. А с другой стороны палатки подходила чем-то недовольная Роксана. Александр выглянул на шум и замер.

 

* * *

 

Звенислав прогуливался в компании Императора по тенистым аллеям божественного дворца Армагедона. Повсюду сновали райские птицы. Впрочем, не все из них отличались любезностью. Одна демонстративно нагадила Звениславу на разукрашенный мундир, а другая, пролетая мимо с громким насмешливым карканьем, обернулась и показала длинный, красный, раздвоенный как у змеи, язык. Император, похоже, был доволен. Вероятно, все получили приказ сбить спесь с новоиспеченного бога. Звенислав мог эти выпады игнорировать, но тогда ему бы просто не дали прохода. Поэтому он решил пошутить: «Что, вечный владыка, совсем твои создания от рук отбились? Никакого порядка и где? В самой цитадели создателя.» И он брезгливо стряхнул птичий помет на мантию Императора: « Ай, ай, ай. И на Вас попало.» Император поморщился. Трюк явно не удался. И он незаметно сделал знак пальцами. После чего ветви растений уже не рвали на Звениславе мундир, а ноги престали оплетать, неизвестно откуда взявшиеся, лианы.

 

«Так расскажи мне, путник, как ты все же представляешь общественное благо?» - начал беседу Император: « Нет, я понимаю, что ты имеешь в виду под благом ЗДЕСЬ. Когда можно игнорировать все правила и условности. Каждый создает мир по своему образу и подобию, невзирая на заповеди своего грешного создателя. Может, даже несколько миров. В зависимости от аппетита и интеллектуального уровня. И плевать им на всех богов..» «Да. – подхватил Звенислав. – И главное, никому от этого вреда не будет.» «Хорошо, я понял. И даже готов смириться. Тем более, меня уже никто не спрашивает. Уже многие, насмотревшись, как это делаешь ты, тоже преуспели. Их теперь в привычные рамки не загонишь. Бунт будет. Целый революционный переворот ты произвел, господин реформатор. Вот не было печали. Сколько тысячелетий скучали. И вот появляется один такой непокорный. Ангелы напуганы. Кому они нужны теперь? Архангелы ко мне жмутся, да и мне самому, скажи, какая работа осталась, если каждый сам по себе бог?» - проговорил все это Император с хитринкой в голосе и смотрел на Звенислава, жмурясь, будто от яркого солнца, а солнца за ветвями деревьев и видно не было. Поэтому и ответил Звенислав в тон: «Ты мне, государь великий, сказки-то не рассказывай. Не мог такой как я появиться без твоего ведома и согласия. Все это тобой задумано. Да и меня ты используешь в своих целях.» «Как же, – всполошился Император. – Ты же говорил, что я ленив и за тем, что на Земле делается не слежу. И, к тому же, значит ты очередной сын божий? Это ты, друг, о себе высоко возомнил.» «Да не надо мне быть сыном божьим!» - разозлился Звенислав. Императору опять удалось- таки вывести его из равновесия: «То же мне, отец родной нашелся.» «Ах, да, припоминаю твою теорию. От богов не всегда рождаются боги. А от людей, бывает, боги могут родиться.» - так, кажется, звучит. И он подмигнул Звениславу. Звенислав покраснел. Он еще никому не рассказывал эту теорию и проклятый Император прочел его мысли, которые он собирался изложить зарвавшейся жене Александра Роксане. «Может, и правда я им запрограммирован. И ничего своего не придумал?» - пришла ужасная мысль ему в голову: «К тому же, неприятно, когда все твои мысли и действия кто-то знает на перед.» Император, видимо, поняв, что творится со Звениславом, подбадривающе обнял его за плечи: «Теория, признаться, любопытная. И за что ты только большевиков не любишь. Это ведь по сути, они придумали: «Кто был ничем, тот станет всем» «Но, - поспешно продолжал император – это уже не теория, потому что ты ее доказал на своем примере.» «С твоего согласия.» - неохотно признал Звенислав. «Да. Так вот о чем я хотел с тобой поговорить: ну, на небе ты наведешь порядок. А с землей как быть? Какой у тебя рецепт есть народного счастья?» Но Звенислав не успел ответить. В сад поспешно ворвался запыхавшийся Архангел Михаил. Видимо, из-за спешности сообщения, он даже не воспользовался своими белоснежными крыльями, на которых он обычно медленно и красиво парил, прежде чем спуститься к ногам Императора. Сейчас он неуклюже продирался через чащу с криками: «Звенислав! Звенислав!» Император удивленно обернулся и нахмурил брови. Сиятельный, вальяжный, самый верный из его приближенных, никогда не позволял себе подобных вольностей. Мало того, что заговорить без высочайшего дозволения, но обратиться напрямую к спутнику Императора, не спросив на это разрешения! «Набрались они манер у этого дерзкого!» – подумал Император, и тут же его осенила страшная мысль: «А, может, это я теряю авторитет, и они уже решают к нему переметнуться!» «Что Вы позволяете себе, архангел?» - Сурово попробовал поставить он на место своего протеже: «Разве Вы не видите, Император изволит беседовать со своим гостем?» Михаил только мельком удивленно взглянул на Императора, будто не понимая, чего тот гневается, и выпалил: «Скорее! К «Святой Елене» направляется весь английский флот!»

 

Звенислав ринулся к монитору, около которого столпились ангелы. Они поспешно расступились. Император решил, что разберется с непослушанием позже, так как его тоже одолел мальчишеский задор: «Ну-ка, что теперь будет делать твоя амазонка?» Все уставились на Звенислава. А он радостно рассмеялся и потер руки.

 

* * *

 

В Лонгвуде на «Святой Елене» Наполеон Бонапарт мирно дремал, устроив голову на коленях прекрасной амазонки. Всю ночь он промучился с зубной болью, и с утра этот злосчастный зуб ему вырвали. Вскоре появилась эта непонятная незнакомка, которая то исчезала, то возникала будто ниоткуда, и Наполеон уже перестал ломать себе голову над всеми ее загадками, решив, что все они раскроются в свое время. Она очень уклончиво отвечала на вопросы, откуда у нее столь необыкновенное оружие, которым она за считанные минуты, если не секунды, уложила почти весь английский гарнизон. Монтелон с перебитой ногой был отправлен под арест. А за остальных солдат английского гарнизона, вступился сам Наполеон. Он сказал, и не без основания, что многие из этих людей относились к нему с любовью и почтением. А, кроме того, припомнил случай, когда они не выполнили приказ стрелять по сверженному императору, если тот удалиться от выделенной ему английской резиденции на острове, слишком далеко.

 

Сейчас грозная девица отругала врачей Наполеона, что они не связались с ней и, что «только последний варвар может вырвать зуб без наркоза». Ни врачи, ни сам Наполеон не до конца поняли, что она имеет в виду, но спорить не стали, так ее манеры вызывали у них благоговейный ужас. Сейчас император принял какое-то лекарство. И оно, действительно, быстро подействовало. Но ему не удалось мирно погреться под спокойным мягким солнышком, так как с ужасной новостью прибежал солдат из гарнизона.

 

Солдаты гарнизона сменялись регулярно. И так же регулярно, морским путем прибывали на остров «Святой Елены». Несмотря на то, что это были исконные враги императора Франции, его они каждый раз приветствовали салютом и неизвестно, к кому питали больше уважения: к человеку, покорившему пол мира и державшегося даже в унизительных условиях плена с поразительным достоинством; или к своему неумному, спесивому, высокомерному губернатору.

 

К острову «Святой Елены» регулярно причаливали рыбацкие суденышки. И вот сейчас с одной из них рыбак, который однажды видел Наполеона, и тот даже подарил ему золотую монету и долго расспрашивал о тяжелой рыбацкой доле, срочно приплыл к острову. Он даже выбросил за борт улов, чтобы быстрее двигаться. Он сообщил, что видел английскую эскадру, которая собиралась направить свои пушки против бывшего императора.

 

Наполеон выразил удивление, что новости о странном появлении на острове непонятной особы, которая явно могла, с ее необычным оружием, угрожать безопасности Англии, дошли так быстро до английского правительства. «Английский флот будет около острова, вероятно, уже завтра.» - закончил свой рассказ солдат, передавая слова рыбака.

 

После истории с расстрелом гарнизона, и попытки императора спасти от гнева воинственной богини войны оставшихся, солдаты практически в открытую перешли на сторону Наполеона. А перепуганный губернатор, которого амазонка удостоила презрительным плевком под ноги, жил на осадном положении в собственной резиденции.

 

И вот сейчас девица поднялась на ноги и сладко, по-кошачьи потянулась, а потом изрекла: «Прекрасно. Я давно собиралась рассчитаться за битву при Гастингсе.» Наполеон, не говоря о его небольшой свите, которая сейчас толпилась около него, как стайка цыплят, растерянно и недоуменно спросил: «Но, позволь спросить тебя, дитя мое, что ты намеренна делать? Против целого английского флота даже я бессилен, не говоря уж о том, что мне не с кем сражаться. У меня нет армии и нет возможности, как этот было в период моей высадки на французском берегу, после пленения на Эльбе, сформировать в кратчайший срок новую.» «Это не имеет никакого значения.» - с улыбкой ответила амазонка: «К «Святой Елене» вплотную флот все равно подойти не может. И мы дадим ему морской бой. Когда корабли остановятся на виду острова на рейде. Тем более, что они не имеют достоверной информации о том, что происходит и должны это сначала выяснить. Англичане обычно бывают медлительны. Этим мы и воспользуемся.» Все смотрели на нее как на сумасшедшую, но в глазах Наполеона мелькнула догадка: «Ты собираешься использовать снова какое-то секретное оружие?» «Вовсе нет.» - улыбнулась амазонка: «Мы будем бить врага оружием традиционным, но для этого мне нужна будет ваша помощь.»

 

Оставшийся день вся небольшая команда Наполеона провела, склонившись над чертежами на песке, которые увлеченно рисовала амазонка. Наполеон только качал изредка головой, то ли с сомнением, то ли с восхищением. В конце совещания, он решительно заявил: «Если ты думаешь, что я откажусь лично участвовать в этом сражении, то ты принимаешь меня за кого-то другого.» «Но, государь, - возразила амазонка – Вы еще не вполне здоровы.» И в этом она явно погрешила против правды. Потому что, откровенно говоря, он был совсем нездоров. Хотя и за последние дни здоровье его быстро шло на поправку. «К тому же, - быстро добавила она – У Вас нет опыта морских сражений.» От такой наглости у Наполеона округлились глаза. Но ему не хотелось резко говорить с дамой, хоть и такой воинственной. Поэтому он ограничился мягким замечанием: «Вообще-то в военном училище мне дали характеристику, как человеку, который может блистательно проявить себя именно во флоте. И если бы не болезнь отца и необходимость кормить семью, я бы не прервал учебу, и потом был откомандирован именно туда.» «Да, но когда около африканских берегов вас преследовал флот Нельсона, Вы удалились в глубину материка, чтобы потом узнать, что вашего флота больше не существует.» - дерзко заявила амазонка. Наполеон покраснел от досады, он помнил все промахи своей египетской компании и не любил об этом вспоминать. «Но, скажи, пожалуйста, - перевел он разговор – я так понял, что у тебя большой опыт морских сражений.» Тут уже пришлось покраснеть амазонке. «Нет, но я придумала план.» - защищалась она. «Согласен. План достоин Френсиса Дрейка, потопившего непобедимую армаду.» - кивнул головой Наполеон: «Он достаточно безумен, чтобы привести его в исполнение. Но это не означает, что ты сама, как, впрочем и я, должны находиться именно на брандерах. Может, мы оставим это дело молодым и ловким парням.» - он кивнул в сторону Маршана и Лас-Каза. «Хорошо, тогда мы нанесем основной удар с нашего флагмана.» Вот тут уже Наполеон едва удержался, чтобы не расхохотаться от этой напыщенной фразы. Он хорошо себе представлял, как будет выглядеть флагманский корабль у англичан и, несмотря на серьезность ситуации, очень уж комично выглядел их, с позволения сказать, флагман – маленький двухмачтовый бриг, поспешно конфискованный у губернатора. Однако, спор пора было прекращать.

 

Вся ночь прошла в поспешной подготовке к будущему сражению. Были мобилизованы на подсобные работы все жители маленького острова и, когда восток порозовел и запели птицы, все приготовления были закончены. Их небольшой флот нетрудно было спрятать в одной из бухт. День прошел в напряженном ожидании. На вечерней заре на горизонте замелькали паруса вражеской эскадры, и амазонка облегченно заметила: «Видите, все идет по плану.»

 

* * *

 

Дождь был редким явлением в Армагедоне. А сейчас начинался даже не дождь, а настоящий ливень. Народ поспешно нырял в различные питейные заведения и, воспользовавшись случаем, точил там лясы, с наслаждением попивая крепкое пиво. Но Звениславу не хотелось сегодня прятаться в какое-нибудь уютное кафе. Хотя, мимоходом подумал он, чашечка крепкого кофе сейчас бы не помешала. Тем не менее, он продолжал медленно брести под проливным дождем, уже давно промокший с ног до головы. Он сам не разобрался до конца, что было причиной такого непонятного поведения. То ли ему не хотелось опять оказаться среди возбужденных горячительными напитками людей, которые тут же начнут приставать к нему; то ли, просто его настроение соответствовало такой погоде. Он даже подумал, что дождь очень кстати, как на заказ. А, может, и есть на заказ? В последнее время всего жизни происходило много историй, которые, казалось, были созданы по его заказу.

 

Его рассеянное внимание неожиданно привлек горький плач ребенка, раздающийся неподалеку. Девочка тоже никуда не пряталась от дождя. Она стояла прямо посреди опустевшего тротуара и громко рыдала. Звенислав, с опаской приблизился. У него никогда не было детей и он не знал, как с ними обращаться . Если бы неподалеку находился кто-нибудь еще, он бы просто прошел мимо, предоставляя другим разбираться с плачущими детьми. Но сейчас вокруг никого не было и Звениславу пришлось заговорить: «У тебя что-то случилось? Я могу помочь?» Девочка шарахнулась было в сторону, но, всмотревшись в Звенислава, радостно кинулась к нему.: «Это ты? Ты, да?» На этот вопрос может быть только один ответ, и Звенислав ответил утвердительно. «Так что же все – таки случилось? Где ты живешь? Тебя надо туда отвести?» - продолжал он. «Нет, нет.» - замотала головой девочка: «Я нигде не живу. Я здесь недавно. И у меня здесь никого нет, совсем никого.» Звенислав чертыхнулся, помянув недобрым словом Императора, в ведомстве которого дети становятся беспризорниками. А девочка, между тем, продолжала.: «Я совсем недавно умерла. С утра.» Явно ей нелегко было произнести столь необычные после ее привычного мира игрушек и родительской заботы, слова. «Странно, что она вообще знает, что такое смерть.» - подумал Звенислав: «Сколько ей может быть лет? Семь? Восемь?» «А разве тебя не встретили здесь родственники?» - продолжал расспрашивать он. «У меня нет здесь родственников. Мои мама и папа совсем молодые. Бабушки и дедушки живы. Жива даже прабабушка. « - с гордостью сказала девочка. «А как же Император? Тьфу! То есть, как его, добрый боженька с его ангелами?» - вовремя поправился Звенислав. «Нет, я сразу попала сюда. На улицу. Я начала плакать. Вокруг меня собрались какие-то люди. Я ничего не понимала, и они мне объяснили, где я. Мне об этом дедушка рассказывал. Они тоже спрашивали про ангелов, а потом сказали, что мне, наверное, надо дождаться тебя.» - ее заплаканные голубые глаза с надеждой смотрели на Звенислава. И он про себя еще раз проклял обнаглевшего Императора: «Он что же теперь всю свою работу на меня свалить хочет? Нет, так мы не договаривались.» А девочка неожиданно сказала: «Только ты тоже меня не примешь. Потому что я плохая.» Звенислав вытаращил глаза: «Брось! Что же ты могла сделать, такая маленькая.» «Страшную вещь.» - и девочка опять зарыдала: «Все эти люди, когда узнали, начали кричать на меня, а потом сказали, чтобы я дожидалась тебя, потому что в моем возрасте еще вниз не берут.» Звенислав улыбнулся при этих легкомысленно произнесенных словах и подумал, что «Утренний свет» неплохо устроился. По крайней мере, ему не приходиться возиться с грудными детьми. «Так что же ты натворила?» - с напускной строгостью спросил он. «У нас в подъезде были котятки. – начала повествование девочка. – Я их кормила каждый день. И вот однажды я услышала, что они ужасно пищат. Я подбежала, а соседский мальчишка, на два года моложе меня выкалывает им глаза.» - и девочка снова зарыдала. «Что же произошло дальше?» - содрогнулся Звенислав. Девочка вдруг выпрямилась, и глаза у нее грозно и вызывающе сверкнули:

 

« Я поймала его, отобрала шило и…и выколола ему один глаз. Второй не успела. Он заорал, и на крик вылетел его папа. Он схватил меня и ударил головой о стену. Я вырвалась и побежала. Ну, а дальше, меня сбила машина. Вот и все. Я плохо поступила? Все те люди говорили, что нельзя из-за каких-то котят калечить людей. Люди не кошки. Но я все равно снова бы так сделала. Вот.» - и девочка вызывающе посмотрела на Звенислава. В это время дождь перешел в град и Звенислав, схватив ребенка, увлек в подворотню. Там было относительно сухо. «Я считаю, что ты правильно поступила. – твердо глядя в глаза девочке, сказал Звенислав – Потому что люди, которые мучают животных, не в праве жить. И к тому же, пусть каждый получит ту кару, какую он готовит другим.» «Правда?» - радостно просияла девочка: «А я могу создать здесь свой мир?» Она умоляюще смотрела на Звенислава, и тот хмыкнул: «Почему бы нет? Не вижу, чем ты хуже других.» «А как это будет? Можно мне создать кошачий мир? Я возьму всех бродячих кошек, которые погибли на земле. У котяток будут прыгающие блюдца с молоком. Они станут на них охотиться. Кошки будут жить среди зеленой травы, и всегда будет лето. Их никто не обидит, и все котята выживут. Их не будут топить.» - фантазировала девочка и Звенислав, не удержавшись, поцеловал ее в щеку: «У тебя прекрасное, доброе сердце. Если бы все люди были такими. И за что только в рай попадают? Да и фантазия у них убогая. Не то, что у тебя. Что ж. Буду иногда заходить в твой кошачий мир. Можно?» «Конечно.» - обрадовалась девочка и повернулась, чтобы уйти. Дождь к тому моменту уже кончился, и на небе сияло солнце. Девочка вдруг обернулась и застенчиво спросила: «А можно мне и для себя небольшой городок устроить? Я бы сделала детские домики из мороженого и крема.» «Какой ты еще ребенок.» - пробормотал Звенислав и повел девочку к выходу из подворотни.

 

* * *

 

Король Франции Филипп IV проснулся и, незаметно для девушки, рассматривал ее из-под длинных ресниц, пока она стояла у окна и рассеяно чертила что-то пальцами по стеклу.

 

О новой свадьбе его старшего сына, короля не поставили в известность. Вернее, он сам, когда еще был здоров, говорил, что следует подыскать ему невесту, чтобы смог родиться, наконец, долгожданный и незапятнанный супружескими изменами, наследник престола. Но Филипп и не предполагал, что невеста прибудет столь скоро. Тем более, что он не помнил, чтобы предыдущая жена Людовика, Маргарита, умерла. Он помнил, что ее все уговаривали уйти в монастырь. А что было дальше, он вспомнить не мог. У него теперь часто случались потери памяти. Грозный король, который всегда превыше всего ставил государственные дела и заботу о благе страны, не очень много времени уделял семейным, и уж тем более, личным делам. Поэтому обличение его невесток в супружеской измене, да еще всех трех сразу и при столь скандальных обстоятельствах, было для него громом среди ясного неба. Особенно если учесть, что разоблачения это пришло с далеких берегов Англии. Надо сказать, что он сам потворствовал своим очаровательным невесткам. Они почти всегда с помощью ласкового слова и задорной улыбкой могли добиться от него того, в чем он бы непременно отказал сыновьям, считая, что их следует держать в строгости. Но девушки были такими очаровательными и непосредственными. Правда волевая и, порой, грубая даже с королем, Маргарита, иногда вызывала в нем беспокойство. Но король утешал себя тем, что его беспутному и жестокому сыну нужна именно такая жена. И вот теперь ее заменили на эту милую малышку.

 

Король с удивлением подумал, почему ее держат около него. Ведь ей следовало находиться где угодно, только не у постели своего будущего свекра. Еще совсем недавно король чувствовал себя настолько плохо, что был не в состоянии думать ни о чем. Его не волновали ни государственные дела, ни вопросы престолонаследия, ни, уж тем более, новая женитьба сына. Но не так давно он стал, незаметно для остальных, снова проявлять интерес к окружающему миру. Сейчас он с любопытством разглядывал девушку, напоминающую ангела своими мягкими манерами, заботой и даже внешностью. Король невольно вспомнил свою давно умершую жену. Они вместе выросли, и она всегда сохраняла по отношению к нему любовь и преданность. А он с тех пор не только снова не женился, но даже и не помышлял об этом. А ведь даже теперь ему было всего сорок шесть лет. Выглядел он намного моложе своего возраста и был настолько красив, что напоминал, сошедшего с пьедестала, греческого бога.

 

Филипп поймал себя на мысли, что смотрит он на будущую жену сына совсем не по-отечески. И в этот момент она повернула к нему голову и улыбнулась своей доброй обворожительной улыбкой.

 

Он улыбнулся ей в ответ. Но ему еще трудно было говорить и, кроме того, начав проявлять интерес к происходившему вокруг него, он предпочитал преувеличивать свою беспомощность, что давало ему возможность разобраться в возникших нехороших подозрениях.

 

Клеменция, между тем, подошла к постели короля, поправила подушки и спросила, не хочет ли он пить. Он утвердительно кивнул. Тогда она налила воды из большого кувшина. Но Филипп сомкнул губы, дав понять, что не хочет это пить. Она слегка растерялась. Но, так как он уже не в первый раз проявлял подобный каприз, решила быть с больным терпеливой. «Вино?» - спросила она. Филипп покачал головой. «Я схожу за свежей водой из родника.» - предложила она, и Филипп согласно кивнул. Пока она ходила, король размышлял на тему, насколько абсурдны его предположения. Но, так или иначе, следует подстраховаться, решил он. К нему опять вернулась, свойственная только ему в этом королевстве, здравость мышления.

 

Тут появилась Клеменция, и Филипп долго и с наслаждением пил холодную чистую родниковую воду. Не успел он оторваться от кувшина, как появился один, из опекающих душу больного перед переходом в мир иной, церковнослужитель. Он был большим сторонником и любимцем брата Филиппа, Карла. Он тут же подозрительно поинтересовался, что пьет больной король, и когда наивная Клеменция с чистой совестью сказала, что принесла свежей воды, он набросился на бедную девушку с упреками. «Сколько раз говорить тебе, дочь моя, что короля можно поить только церковным вином. Или же, в крайнем случае, водой, освященной святой церковью.» – И, понизив голос, монах добавил:

 

«Наш добрый король скоро отдаст Богу душу, и мы призваны позаботиться о достойном переходе его в мир иной.» Клеменция пристыжено склонила голову, и вдруг монах и девушка резко вздрогнули от непонятного звука, доносившегося со стороны королевской постели.

 

Филипп Красивый громко хохотал. Монах подпрыгнул на месте и стал часто крестить короля, в которого, наверняка, вселился дьявол. Но Филипп резко сел на кровати, неожиданно проявив прежнюю силу, и, указывая монаху на дверь, громко выкрикнул: «Вон!»

 

* * *

 

Император и Звенислав нежились в огромном бассейне – джакузи. На этом удовольствии настоял Звеинслав, тем более, что таким образом ему удалось хоть на время избавиться от назойливой опеки окружения Императора. Правда, надо заметить, что Император и в бассейне не расстался со своим роскошным шелковым хитоном. Звенислав, который нисколько не стеснялся своего загорелого великолепного тела с мускулистой безволосой грудью и явственно выступающими мышцами, косился на намокшую одежду Императора, пытаясь угадать, есть ли под ней что-либо, заслуживающее внимания. Ему, совершенно некстати, припомнилась легенда о том, что человек сотворен по образу и подобию божьему. Надо, полагать, имелся в виду Адам, хмыкнул про себя Звенислав, и у него уже было то, чем соблазнилась Ева. Звенислав встретился взглядом с Императором и покраснел, так как тот, совершенно очевидно, прочел его мысли. Но, по молчаливому согласию, эта тема так и не была поднята. Звенислав, несмотря на свою наглость, не решился задавать интересующие его вопросы, а Император смолчал, сделав вид, что ничего не понял.

 

«Так мы с тобой говорили о том, как следует помочь людям на земле, чтобы они чувствовали себя счастливыми.» - напомнил о прерванном разговоре Император: «Ты, еще во время нашей первой встречи, помнится, обвинял меня в том, что люди по моей вине видят только горе, боль и горечь расставания. В этом мире, надо сказать, ты уже начал справляться.» - Император улыбнулся, вспоминая мир девочки, с ее толпой бездомных котят. « Я даже готов это признать шедевром. Да и уже многие люди начинают проявлять изобретательность, которой у меня не хватило. Я им становлюсь не нужен.» - с притворной печалью в голосе, добавил Император. Звенислав не принял игру. Уж кому-кому, а ему было прекрасно известно, как еще мало самостоятельных миров. Большинство людей, как стадо баранов, предпочитают толпиться вокруг своих ангелов-хранителей и, напуганные перспективой принимать решения самостоятельно, все больше укореняются в чужой, данной им свыше, вере. Их не останавливает даже то, что это сопряжено со страданиями. Поэтому, Звенислав резко ответил: « Ты говорил, что на земле нельзя дать людям свободу воли и выбора. Это связано с тем, что они как раз и отправлены туда, чтобы осознать свою сущность и подготовиться к выбору дальнейшему. Я готов принять такую постановку вопроса. Но не кажется ли тебе, что после долгих, мучительных лет на земле, они привыкают к страданиям и несправедливости, и, чего греха таить, не очень-то в тебя верят. То есть сомневаются в душе. Потому что нет никаких доказательств существования загробного мира и, тем более, того, что этот мир будет лучше предыдущего. Поэтому они и цепляются за призрачную надежду на светлое будущее. Эта призрачная надежда – все, что ты им подарил. А в реальности они видят только, что их близкие безвозвратно уходят, и с ними нет никакой связи. Вот потому люди и превращаются постепенно в трусливых тупых скотов, которые боятся принимать собственные решения, потому что знают свою слабость, и, понимают, что рано или поздно умрут. А тогда, кто знает? Может, за любое проявление свободы воли их постигнет грозная и вечная кара. Ты думаешь, что держишь их любовью, а на самом деле – это обычный страх. Где есть страх, не место любви.» - Звенислав выпалил эту тираду и, оттолкнувшись от бортика бассейна, нырнул в бурлящий поток, вынырнув, отплевываясь, у противоположного бортика. Его уже утомили эти споры, тем более, что в глубине души, он понимал, что и в точке зрения Императора есть доля истины. То, что Звенислав сейчас пытался сделать с людьми – это вытащить их из обволакивающего, такого удобного, тумана тупого равнодушия. «По сути, я ведь хочу сделать их всех лидерами.» - неожиданно мелькнуло в голове Звенислава прозрение: «А что если они сами не хотят этого? Если многие из них созданы для того, чтобы подчиняться чужой воле? Более того, такая доля не кажется им ужасной, а, наоборот, привлекает?» «Но как же, - возникла в голове встречная мысль, - ведь, если они созданы по образу и подобию божьему, они не должны превратиться в тупую скотину. Они все должны быть творцами. Разве не так было задумано изначально? Это что же, ЕГО недосмотр и ЕГО ошибки? И грехопадение, и Каин, и Хам?» Звенислав ужаснулся своим мыслям. В глубине души, он любил Императора, и его упорное желание все переделать объяснялось не ненавистью, а желанием выслужиться и войти в число избранных. Но никогда Звенислав не представлял себе Императора в качестве обычного, не слишком умного начальника, который взял на себя слишком много и теперь не может справиться.

 

Император, между тем, хмуро наблюдал за маневрами Звенислава, и, наконец, вымолвил : «Не понимаю я тебя. Ты ведь ратуешь за свободу и демократию. За то, что не должно быть террористов и тиранов. И при этом ты сам поддерживаешь таких тиранов, как Александр, Наполеон, Генрих VШ. Похоже, ты вообще тяготеешь к сильным личностям. И народ, за который ты так ратуешь, на самом деле, тебя мало волнует.» Император замолчал, а потом продолжил: «Ты так и не ответил мне, что за жизнь не я, а ты хотел бы устроить для счастья людей на земле. Какой строй, в конце концов? Поясни, хотя бы в общих чертах.» Но Звенислав опять не успел ответить. Он успел только удивиться, что Император, который раньше относился к Звениславу с явной насмешкой, держа его за подобие шута с его экспериментом, сейчас, похоже, начал воспринимать его всерьез. Но их снова прервали.

 

На этот раз архангел Михаил не нарушил этикета. Он медленно и плавно проплыл над купающимися и, горделиво отряхнув крылья от прилипших капель воды, плавно опустился на край бассейна. Но то, что он сказал совершенно спокойным голосом, прозвучало ударом грома : «Ваше святейшество, разрешите доложить, что на поверхность поднимается «Утренний свет». Он желал бы поговорить со Звениславом.» «Как?!» - Император встрепенулся, подняв вокруг себя брызги воды : «Именно тебе полагалось сторожить его!» Но Михаил только насмешливо развел крыльями.

 

* * *

 

Генрих VIII грустил в пиршественном зале. Вокруг него толпились придворные, играли и пели менестрели, красивые девушки пытались обратить на него свое внимание. Правда, справедливости ради, надо заметить, что Генрих в последнее время весьма сильно изменился. Почти ничего не осталось в нем от того стройного принца, а потом молодого короля, красотой которого гордилась вся Англия. Генрих растолстел и обрюзг. Ему постоянно доставляла беспокойство больная нога, из которой периодически тек гной. Но самому ему казалось, что он почти не изменился. Правда, ему стало труднее танцевать, но он, по-прежнему, оставался отличным наездником, стрелком из люка, охотником. Попытки придворных дам завоевать его благосклонность, он приписывал своим неотразимым мужским качествам. В общем, он слишком долго был балован судьбой, чтобы понять, что сейчас молоденькие красотки ищут в нем исключительно власти и денег, а сам король может вызывать в них даже плохо скрытое отвращение. Однако, они продолжали соперничать из-за него. Их не пугала даже перспектива остаться без головы, как это уже случила с двумя женами короля Генриха. Люди редко учатся на чужих ошибках, и сейчас все эти девицы не сомневались, что уж с ними-то этого не случится.

 

Но сейчас Генрих не был настроен отвечать на заигрывания. Он вообще чувствовал себя абсолютно одиноким в этом, наполненном людьми, огромном зале. Он молча потягивал вино, не глядя по сторонам. Совсем недавно упала голова его новой королевы – Катрин Говард, происходившей из могущественного и крайне амбициозного клана. Генрих еще не успел насытиться своей новой любовью, когда ему принесли неопровержимые доказательства ее измен. И с кем! С людьми, которым он доверял и в которых никогда не сомневался, осыпая своими милостями. Парламент вынес вердикт виновности королевы и приговорил к смерти за измену государства. Однако, Генрих, несмотря на большую настойчивость как некоторых вельмож, так и церкви, долго медлил с подписанием этого вердикта, вспоминая, какой прекрасной казалась ему жизнь с его новой Катериной. Но все же, обида и чувство долга взяли свое. Катрин Говард была, как и ее предшественница Анна Болейн, казнена в Тауэре, путем отсечения головы. Генрих долго переживал и даже плакал, не стесняясь посторонних. И вот сейчас он чувствовал себя самым несчастным королем на свете. А ведь именно он, говорил себе Генрих, столько сделал для своего народа. Вопреки дворянству, он запретил сгонять с земли арендаторов, хотя на этих землях дворяне так хотели разводить овец и это, несомненно, принесло бы большую прибыль в казну. Но Генрих, понимая, что оставшиеся без средств к существованию люди, попросту выйдут на большую дорогу и будут для начала грабить всех проезжающих. А потом и поднимут восстание против своего короля. Города к тому моменту не могли вместить всех согнанных с земель арендаторов, а торговля и промышленность тоже не были достаточно развиты. Поэтому Генрих VIII, несмотря на все робкие протесты своих дворян, не только запрещает сгонять народ с земель, но и приказывает вернуть тех, кто был согнан еще до начала его правления. Кроме того, он открывает приюты для бездомных и ограничивает число лиц, которым официально разрешено просить милостыню. Их число он ограничивает детьми и нетрудоспособными. Остальные же должны искать работу. А за тем, чтобы они ее получили, следят специальные чиновники. Кроме того, Библия переведена на английский язык и каждый теперь может не только слушать непонятные псалмы на латыни, но может сам разбираться в божественной справедливости и читать «Священное писание» на ночь детям. Кроме того Генрих VIII выигрывает несколько войн. При чем войну он ведет одновременно на два фронта и обе успешно. И неужели такой король, горестно говорил себе Генрих, не заслужил любви и благодарности? Почему женщины, которых я так любил, столь подло предали меня?

 

С Анной Клевской, прозванной им «фламандской кобылой», Генрих развелся чрезвычайно поспешно, не успев, или не пожелав, вступись с ней в брачные отношения. Но, однако, эта женщина обижена не была. Она получила титул «сестры» государя и вполне царский доход. В свое нищее герцогство она возвращаться не пожелала и процветала в Англии, периодически появлялась при дворе своего короля. Который, после того как был избавлен от необходимости, считать ее женой, стал очень приветлив и любезен. А потом случилась история с новой женой Катрин Говард.

 

И вот теперь Генрих сидел в пиршественном зале и жалел самого себя, не обращая внимания на все старания придворных развлечь его. Но вдруг раздался какой-то странный шум, как будто звон мечей и крики битвы. Генрих мгновенно насторожился, стряхнув с себя оцепенение. «Кто посмел обнажить оружие в моих покоях?» - прогремел он. И тут охрана ввела в зал очень странного менестреля. Он был с лютней, как и полагается людям его профессии, но в руках его темнела свежей кровью, обнаженная шпага, а светлые волосы растрепались, выбившись из-под берета. «Ваше величество! Этот человек сказал, что приехал издалека только для того, что бы непременно спеть Вам.» - сказал начальник стражи: «Мы пытались не пустить его, но он выхватил шпагу и затеял потасовку, тяжело ранив одного из солдат.» Король Генрих грозно насупился : «Ты кто такой, чтобы так дерзко врываться в наши покои? Знаешь ли ты, что тебе полагается за это смертная казнь, кем бы ты ни был» Менестрель низко и почтительно склонился перед королем. И король нахмурился еще сильнее, что-то было не так в этом человеке. Как будто его внешний вид не соответствовал внутренней сущности. Юноша был на удивление миловиден, и, если бы не мужская одежда, король вполне мог принять его за женщину. И тут менестрель заговорил высоким красивым голосом : «Прошу прощения у Вашего величества за то, что нарушил ваш покой столь дерзновенным образом. Но слухи о Вашей доброте, милосердии и благородстве дошли и до моего бедного княжества. И я дал обет, что обязан сочинить несколько баллад в честь столь прекрасного рыцаря, каким является Ваше величество. А так же, что непременно исполню их, даже если за подобную дерзость мне придется поплатиться головой.»

 

* * *

 

В прекрасном райском саду, где весело резвились зверьки, и пели птицы, был установлен гигантский бассейн. На самом деле, он должен был имитировать голубое чистейшее озеро. В него стекал веселый родничок. А около него расположились на свой совет ангелы. Небрежно развалясь в плетеном кресле, лениво поглядывал на своих бывших товарищей, красивый юноша. И было заметно, как одни ангелы опасливо сторонились его, а другие, наиболее решительные, старались, напротив, держаться поближе. Звениславу же подобные маневры были чужды. Он с интересом разглядывал нового гостя, который был, разумеется, легендой и для него, но Звенислав не испытывал никакого чувства пиитета, особенно, если учесть, что тот сам пожелал встретиться с богом-экспериментатором.

 

«Так что «Утренний свет», ты хотел мне сказать?» - поинтересовался Звенислав, когда пауза неприлично затянулась. Юноша лениво потянулся, разминая кости, с прищуром глядя на солнечный свет, пробивавшийся через густую листву. Наконец, он вымолвил: «Давно я наблюдаю за твоими делами и мыслями. Уже много веков.» Как он и предполагал, фраза эта произвела впечатление. У Звенислава, открылся рот, а ангелы угодливо захихикали. «Но, как же так? – смог, в конце концов, поинтересоваться Звенислав. – Я даже на земле жил совсем недолго. А здесь? Что здесь время по-другому течет?» «Не волнуйся. – снисходительно махнул рукой прекрасный юноша. – Все как везде. Но ты не в первый раз являешься на землю, чтобы смутить людей очередной авантюрой. Сам ты, конечно, об этом не помнишь.» - усмехнулся он. Звенислав открыл было рот, чтобы спросить, каковы были его предыдущие воплощения. Но что-то в лице юноши не дало ему задать этот вопрос, и он только промямлил: «А почему же Император не сказал мне об этом?» Ангелы засмеялись, а взгляд юноши неожиданно стал жестким, и Звенислав невольно подумал, что недаром его боится сам Император. «Он не говорил тебе, потому что, ты не его ставленник.» - отчеканил «Утренний свет» и закинул ногу на ногу. «Как? Меня он убеждал в обратном.» - пробормотал Звенислав, и ангелы снова засмеялись. «А вы, – вдруг разозлился Звенислав – кому на самом деле служите? Не тебя ли апостол Андрей, я только вчера видел, нашептывающим что-то в высокочтимое ухо? А ты, божественный Креститель, не подносил ли ему вчера воду для омовения ног, и даже порывался ее пить?» - Звенислав от досады, выметил свое зло на, и без того чувствующих себя неуютно, ангелах. Но юноша прекратил все эти препирательства небрежным жестом : «Они все служат и нашим, и вашим. Смотрят, какая чаша весов куда качнется, и тут же докладывают.» - буднично пояснил он, невзирая на слабые протесты уязвленных ангелов: «Но о них я и так все знаю, и не они меня интересуют, а ты.» «Нет, то что я твой душой и телом, ты сам, видимо, знаешь. Я, правда, до сих пор не был в этом до конца уверен.» - лепетал, совсем сбитый с толку, разом потерявший свой гонор, Звенислав. «Да нет, почему же? – юноша улыбнулся. И Звенислав почувствовал себя самым счастливым на свете, и, одновременно, дураком, потому что где-то билась предательская мысль: а скольких он уже заманил в ловушку своего очарования? «Утренний свет», между тем, продолжал: «Ты, как раз личность самостоятельная.» Он помрачнел : «Ты даже не представляешь, насколько самостоятельная. И теперь тебе решать, в какую сторону качнуть эту пресловутую чашу.» «Но я пока ничего не понимаю.» - ответил Звенислав : «Не буду спорить, когда я пришел сюда, мне ты был, несомненно, более симпатичен.» - Звенислав улыбнулся, и процитировал : « Ведь ты, часть той силы, что вечно хочет зла, и вечно совершает благо.» Юноша поморщился и передернул плечами. Но Звенислава уже понесло: «А у того, твоего оппонента, постоянно благие идеи, ни одна из которых еще ничем хорошим не кончалась. Но теперь, я не могу ему не сочувствовать, - и Звенислав снова лукаво процитировал:

 

« Он хотел как лучше, а получилось как всегда.» Ангелы засмеялись, но грозный юноша оставался мрачен. «Ты многого не понимаешь, мальчик, - сказал он, наконец, Но ты – основная ставка в нашей непростой игре.» «Да? – развеселился Звенислав – А я думал, что я обыкновенный шут, чтобы господам в вечности скучно не было.» «Утренний свет» шутливого тона не принял и сказал, поднимаясь, и всем своим видом показывая, что беседа закончена : «Ты подумай, поразмышляй на досуге. А насчет ерунды про добро и зло, то тебе ли не знать, насколько относительны эти понятия. К тому же, ты знаешь правило – кто проиграл, тот и злодей… Но вот в моем случае все не так просто.» - с этими словами он удалился, попросту растаял в воздухе, оставив Звенислава с открытым ртом, потому что его даже Император такими фокусами не баловал.

 

Ангелы медленно начали расходиться, и к Звениславу подошел Креститель. Он почтительно поклонился и произнес : «Здравствуй, мой мальчик. Рад снова видеть тебя. Однако, ты изменился. Раньше ты чудил совсем по-иному. Хотя в одном ты остался верен себе – все еще одержим идеей спасти человечество.» - Креститель ласково улыбнулся, глядя на опешившего Звенислава. «Ты хочешь сказать…Нет, не может быть! Но тогда кто же меня послал? КТО ИЗ НИХ?» Но Креститель только улыбался и качал головой.

 

* * *

 

«Ты, наконец, появилась!» - воскликнул Александр, глядя на богиню: «Я уже думал, что ты покинула меня.» - с обидой добавил он. И продолжал : «Я думал, может, боги гневаются на меня. Ты улыбаешься? Да знаешь ли ты, что я пережил, когда решил, что мой отец Зевс отвернулся от меня.» - и Александр подскочил к золотоволосой богине, совсем нешуточно тряся ее своими сильными руками. «А ты изменился, Александр, - заметила богиня, освобождаясь из его медвежьих объятий: «Я не появлялась, потому что ты и без меня прекрасно справлялся.» «Зато ты не изменилась. - Проворчал Александр, и улыбнулся : «Хотя, конечно, боги не стареют. Но ты сказала, что до этого я справлялся сам. Это значит, что сейчас я не справляюсь?» «У тебя все прекрасно получается. Но я должна уладить одно небольшое недоразумение.» – дипломатично заметила богиня. «Какое? Я должен знать. – потребовал Александр. Он все больше хмурился – И что все это значит. Ты появляешься теперь только когда в тебе, как ты считаешь, есть необходимость. Значит, ты больше меня не любишь?» Богиня покосилась на стоящую за спиной Александра Роксану, и, с мрачным видом, ловящую каждое слово. – Мне кажется, у тебя есть, кого любить. Ты уже не прежний мальчик. Ты великий завоеватель.» «Да, конечно, - начал Александр, но тут же обернулся, проследив за пристальным взглядом богини. Увидев Роксану, он тут же представил их, с горящими радостью глазами : «Дорогая супруга, помнишь, я говорил тебе о прекрасной богине, посланнице моего отца, которая снизошла ко мне.» «Да, и раньше я не очень-то верила в эти сказки.» - хмуро проворчала Роксана. «Что?» - побледнел Александр : «Как ты можешь сомневаться?!» Но та уже сразу поправилась : «Вернее, я думала, что у тебя ведь нет доказательств, что она послана твоим отцом. Может, это просто благородная девушка.» Александр не успел достойно ответить, как богиня применила свой любимый прием – щелкнула пальцами, и из ее руки вырвался язычок пламени, который тут же погас. Александр весело рассмеялся и победоносно взглянул на побледневшую Роксану. «Сегодня мы не будем говорить о делах.» - распорядился Александр: «Я приказываю устроить пир в честь нашей гостьи. В нем будет принимать участие вся моя непобедимая армия.» Эти слова были встречены радостными криками, и войны тут же начали устраиваться прямо на земле, а Роксана, с ненавистью глядя, на вновь прибывшую, откланялась, под предлогом подготовки к празднику.

 

Но Александр уже не обращал на нее внимания. Он нежно увлек богиню в свой шатер, прошептав: «Она ревнует, потому, что я решил взять себе других жен. Это укрепит династию.» Богиня согласно кивнула и обняла Александра. В какой-то миг ему показалось, что все вернулось, как в те далекие времена в Пелле.

 

Чуть позже они пили шипучее вино, которым его угостила богиня, лукаво сказав, что такие напитки пьют только на Олимпе. А Александр пытливо выспрашивал : «Ты так и не ответила мне, что-то случилось? Мне грозит опасность? И потом… - он на секунду задумался – я сказал тебе, что боги не стареют. Но я ведь тоже бог. У меня появились первые морщины, мое тело испещрено шрамами, по ночам болят старые раны. Может, я не бог?» - с испугом, как маленький мальчик, спросил он. Богиня ласково погладила его по золотистым волосам : «Но ты же знаешь, Александр, что Ахилл был убит в единственное уязвимое место. Но это не значит, что он не бог. Просто на тот момент он бы смертным. Ты знаешь, что ты бог. Но тебе еще не пришла пора отправляться на Олимп. Ты можешь построить самую великую и могущественную империю, которая когда-либо существовала. Ты уже построил ее. Но впереди столько свершений. Ты согласен?» «Да, я совсем не хочу на Олимп. Я думал над твоими словами и пришел к выводу, что, действительно, буду скучать там, среди интриг божественного двора. Как бы мне хотелось остаться навсегда земным царем. Повелителем мира.» - он мечтательно окинул взглядом бесконечный горизонт, ясное небо, видное из его палатки, и снова обратился к богине: «Только ты одна меня понимаешь. Если бы ты знала, как мне тебя не хватало. Мои друзья детства не верят, что я сын Зевса. Мне пришлось убить Клита, потому что он публично оскорблял меня. Я не могу допустить разложения в армии. И, ты знаешь, мне кажется – его голос понизился до зловещего шепота – Роксана тоже не верит, что я бог.» «Она не права. – мягко заметила богиня – Но тебе следует отдохнуть перед вечерним пиром. У тебя ведь был тяжелый день. А я пока поговорю с ней. Хорошо?» У Александра уже закрывались глаза и, блаженно улыбнувшись, он погрузился в сон, а девушка пошла искать царицу. Сделать это было не трудно. Роксана поджидала ее с видом разъяренной кошки, готовой вцепиться в глаза.

 

«Ты думаешь, я поверю во весь этот бред про богиню? – с ходу начала она – Я знаю, что ты та самая потаскушка, которая вбила ему в голову весь этот божественный бред, на пару с его распутной матерью, колдуньей Олимпиадой. «Ты хоть кого-нибудь любишь, Роскана?» – спокойно поинтересовалась богиня. «ДА! – с вызовом ответила царица – Александра!» «Именно поэтому ты вступила в заговор против него?» - так же спокойно продолжала богиня. Роксана отшатнулась, как от удара, и глаза ее расширились от ужаса: «Но как? Ты не можешь этого знать!» «Вот как. Ты даже не отрицаешь.» - грустно вздохнула богиня, но Роксану словно прорвало : «Да, что ты можешь о нем знать? Разве ты была с ним в последние десять лет? Разве ты знаешь, какие препятствия нам приходилось преодолевать? Разве ты видела те моря крови, которые он пролил? Тебе не жалко сожженные деревни и еще не родившихся детей?» - гневно сверкая глазами, она наступала на богиню. Но та, тоже впадая в бешенство, оттолкнула ее рукой: «И после этого ты говоришь мне о любви? А что ты можешь знать о настоящей любви? Да понимаешь ли ты, что женщина, которая любит мужчину, пойдет ради него на край света, через любые препятствия? Что она сама лично вырежет пол мира, если этот мир будет стоять на пути ее любимого! И потом… - богиня презрительно окинула взглядом, сжавшуюся от такого напора, царицу – ты ведь не из-за этого хочешь его убить. Не младенцев не рожденных жалко тебе, и не сожженные деревни. Ты выбрала себе другого. Неужели какой-то жалкий полководец может заменить великого царя? Да еще такого прекрасного. Прекрасного как бог.» Глаза Роксаны снова зажглись гневным блеском : «Так, значит, ты все же сама признаешь, что он не бог. Он не сын Зевса. Он сын Филиппа.» «Конечно. – к богине возвращалось ее прежнее хладнокровие – Он сын Филиппа. Но он БОГ…Не понимаешь? Скажи, а разве всегда от прекрасных родителей рождается изумительный, достойный восхищения ребенок? Разве у великого человека дети тоже будут великими? И, наоборот, неужели ты не знаешь случаев, когда у злодеев появляется великий и святой сын?» «Но все это у людей. При чем здесь боги?» - защищалась Роксана. «Ты считаешь, у богов иначе?» - усмехнулась богиня : « А почему, собственно, нет? Человек, ведь, прообраз божий.» «Ты хочешь остаться с ним?» - тусклым голосом поинтересовалась Роксана: «А что будет со мной? Он и так постоянно пренебрегает мною, находя себе других.» «Вот, вот. Только это тебя и заботит. В этом корень твоего зла. Но ты не причинишь ему зла. Да, я останусь с ним. Мы пойдем с ним дальше. Мы завоюем Вавилон и Рим. Мы встретим неукротимое племя скифов и подчиним его. Мы возьмем в свои ряды славянские племена. И они вечно будут славить своего великого царя и бога Александра. Мы встретим на своем пути галльские народы, и дадим им цивилизацию. И ни ты, ни кто-нибудь другой, не посмеют встать на нашем пути. Ибо тот, кто усомниться в божественности Александра, умрет.» Богиня закончила свой монолог на все нарастающей гневной ноте. Роксана при звуках этого сильного чистого голоса, все больше сжималась, но при последних словах, она широко раскрыла глаза: «А что будет со мной? Я ношу его ребенка.» Богиня усмехнулась : «Ты умрешь первой. Богам не нужны дети. Но если они ему все-таки понадобятся – к его услугам все принцессы мира.»

 

* * *

 

Я каждые сутки сраженье веду

 

с собой.

 

На горе себе, и себе на беду

 

бой.

 

Вот день наступил, суеты оборот.

 

Рок.

 

Вот ночь настает, и кошмар у ворот.

 

Стоп.

 

Когда я устану от боли бежать –

 

уйду.

 

И счастье закончу я людям искать.

 

Умру.

 

26 апреля 2003.

 

Звенислав шагал по залитому закатным светом городу. За ним, на шаг позади, следовала тень. На секунду Звенислав задержался у журчащего фонтанчика и присел на деревянную резную лавку под сенью раскидистых деревьев. В этом городе все было прекрасно: и величественные соборы, принадлежащие непонятно какой религии. Но, кто бы не входил, в них, чувствовал отдохновение. На него словно опускался невидимый свет, который проникал внутрь, изгоняя все обиды и горести. Поражали своей красотой висячие сады города, его парки и площади с фонтанами, сады, с мраморными скульптурами, горбатые мосты через многочисленные каналы. Даже маленькие уютные кабачки, ютившиеся в подвалах, были на редкость чистыми и поражали разнообразием выбора. В Армагедоне не было преступности. Даже просто ссоры или споры случались здесь крайне редко. Кроме того, здесь всегда стояло лето, и, почти всегда, светило солнце. Но в последнее время, заметил Звенислав, город начал меняться. На базарных площадях начали собираться толпы галдящего народа, замолкающие при его появлении. Да и дворец Императора стал мрачным и неприветливым. По углам шарахались от Звенислава ангелы. Ничего не осталось от спокойной, чуть ленивой, размеренной жизни. Сам Император как будто чувствовал себя неуверенно и даже несколько похудел и осунулся. «А ведь похоже готовиться переворот.» - тихо пробормотал Звенислав, но тень услышала и ехидно отозвалась: «Неужели это тебя волнует? Разве ты сам не хотел этого? По-моему ты пришел сюда именно с этой воинствующей идеей.» «И, - все так же ехидно добавила тень – переворот этот будет не в твою пользу. Хотя ты, конечно, как всегда, останешься вторым.» Звенислав отвлекся от созерцания фонтана и посмотрел на свою спутницу. Тень развалилась на скамейке из красного дерева и злобно поглядывала на Звенислава. «Скажи, за что ты меня так ненавидишь? - тихо спросил Звенислав – К тому же, сейчас ты умышленно искажаешь факты. Кому как не тебе знать, что я никогда не стремился быть первым. Это самая страшная губительная ноша, к которой я не готов. И никогда не был готов.» - добавил он, припоминая последний разговор с Крестителем. «Конечно, очень удобно выступать таким добрым благодетелем, а груз ответственности свалить на кого-то другого.» - заметила тень. «Да, ничего не поделаешь, у каждого своя судьба. И многие, несмотря на это, готовы взять на себя всю ответственность, вместе с прилагающейся к ней властью.» -ответил Звенислав: «Я же только хотел счастья и справедливости для мира… Ну и для себя, конечно.» «Да. Только ты очень своеобразно понимаешь слово «справедливость» - высказалась ядовито тень и даже отодвинулась от Звенислава. «Конечно, потому что у каждого свои представления о справедливости. И справедливости универсальной для всех не существует. Всегда будут обиженные и недовольные.» - сказал Звенислав – Поэтому я и предложил создать для каждого свой мир. Это и будет мир справедливости и счастья в понимании каждого конкретного человека.» «Да, только здешним власть имущим, и тем, кто хотел бы стать ими. Твоя идея не пришлась по вкусу.» - тень развалилась на лавочке, всячески показывая Звениславу свое пренебрежение и зевнула. «Но ведь они бы тоже получили свою власть и счастье, как все!» - воскликнул Звенислав. «Вот именно, как все. А они как раз и не хотят быть ,как все!» «Но все равно, мой эксперимент не удался.» - отчаянно заговорил Звенислав: «Большинство людей просто не способны на свободное творчество. Они тяготеют к стаду! Они хотят, чтобы за них все решали.» «Вот сейчас и ведется борьба за то, кто будет это решать» - улыбнулась тень и добавила, кивнув головой в сторону дворца: «Смотри, кажется, ты опять зачем-то понадобился.» Звенислав повернул голову и увидел, что в свете последних вечерних лучей, к ним спешит апостол Лука, явно чем-то встревоженный.

 

* * *

 

Английские корабли были атакованы, как и предполагалось, ночью. В непроглядную темень, когда тучами были закрыты и луна, и звезды, и, казалось, ни одного звука не доносилось с проклятого острова, маленький флот, состоящий практически из одних лодок и небольших одномачтовых судов, вышел из гавани.

 

Английские моряки выставили, разумеется, караул, но так как никто всерьез не ожидал нападения, то солдаты играли в карты, или даже попросту похрапывали, побросав рядом с собой оружие. Руководители этой огромной флотилии чувствовали себя в безопасности. Они вообще не верили ни в какие чудеса, происходящие на «Святой Елене», и, в глубине души, считали тревогу ложной. И уж, во всяком случае, они были абсолютно уверены, и не без основания, что у сверженного императора Наполеона нет, и не может быть никакого флота, чтобы противостоять им. Утром они надеялись разобраться в том странном инцинденте с расстрелом гарнизона, о котором поспешно доложил перепуганный губернатор.

 

Темная безветренная ночь, между тем, способствовала отчаянному предприятию. Бушевавший перед этим шторм, утих, но тучи продолжали удачно скрывать передвижения лодок. Слышен был лишь тихий всплеск воды, хотя гребцы старались сделать движения, как можно более, плавными. Но вот уже из темноты показались огромные носы вражеских кораблей, и люди на лодках, невольно поежились от ощущения могущества и превосходства, которое исходило от огромных, возвышающихся над ними, плавучих замков. Но медлить было нельзя. В полной тишине, лодки направились каждый к своей цели. Сначала в бока кораблей ниже ватерлинии вонзились длинные острые бивни, и как только в пробоины хлынула вода, лодки немедленно отошли, чтобы уступить место брандерам, которые, уже не таясь, неумолимо надвигались на огромные плавучие чудовища, еще более грозные в темноте. Но вот небо осветилось. На брандерах зажглись факелы. Матросы с них моментально попрыгали в воду, где их подбирали на другие лодки. И первый брандер с грохотом столкнулся с одним из кораблей противника. Порох воспламенился, и вот уже английский белоснежный красавец запылал, вызвав панику на других кораблях. Только сейчас английское командование окончательно проснулось. Капитаны отдавали противоречивые команды. Матросы бестолково метались по палубе. А другой брандер уже стукнулся о борт второго корабля. Только теперь англичане открыли огонь. Но залп пропал впустую, потому что они даже не понимали, куда надо целиться. Между тем, ночь осветилась уже тремя пылающими кораблями эскадры. И в этот момент флагманский крохотный кораблик Наполеона пошел на сближение с главными кораблями английской эскадры. Проскочив между двумя могучими корпусами галеонов, шлюп дал залп из всех бортовых орудий, которые вчера вечером были поспешно сняты со стен крепости и установлены на обоих бортах. Амазонка особенно настаивала на том, чтобы нацелить орудия ниже ватерлинии. Этот маневр дал потрясающий результат. Галеоны, беспорядочно стреляя, (все выстрелы приходились значительно выше не только корпуса или палубы, но даже парусов маленького юркого противника) начали быстро погружаться в пучину. Но флагманский корабль англичан успел перенастроить свои пушки, ориентируясь при ярком свете пожарища, на цель со столь низкой осадкой. Но Наполеон не медлил. Небольшой бриг пошел на новый маневр, опередив корабль императора. Когда он проходил между двумя гигантскими кораблями противника, они дали ужасающий залп их всех орудий, который практически превратил в щепу французский корабль, немедленно отправив его на дно. Но англичане недолго праздновали победу. Амазонка предусмотрела подобный вариант. И этот корабль был запущен специально, в качестве приманки. Сам Наполеон со своей немногочисленной свитой находился на другом корабле, и он уже шел следом за ушедшим на дно бригом. Англичане не успели перезарядить пушки, и залп с обоих бортов корабля Наполеона был для них полной неожиданностью. Проскочив между тонущими гигантами, Наполеон и его свита, смогли, наконец, обернуться назад, и спокойно осмотреть картину сражения. Половина английских кораблей пылала. Другие медленно опускались на дно, проколотые ниже ватерлинии бивнями, укрепленными на лодках. Только одна такая лодка не смогла освободиться и отойти в сторону. Сейчас она погружалась на морские глубины вместе с, неоднократно проколотым ей, фрегатом. Но моряки уже успели перебраться на подоспевшую лодку, принадлежащую флоту Наполеона. Несколько уцелевших кораблей, поспешно поднимали якоря, и уходили в открытое море. Победа была полной. К императорскому кораблю приблизилась лодка, с которой поднялся на борт сияющий Маршан. «Ваше величество, мы захватили в плен английского офицера. Да пусть он сам скажет Вам – во Франции переворот. Бурбоны свергнуты!»

 

* * *

 

Первые лучи восходящего солнца позолотили восток. Серди уродливых химер и причудливых мраморных статуй, свесив ноги вниз с самой высокой башни замка, сидел красивый юноша, с несколько циничным выражением лица. Губы его презрительно кривились, когда он смотрел на царящую под ним в городе суматоху. Звонили колокола, народ, полуодетый, вытащенный из постелей, в ночных пижамах и засаленных халатах, с всклокоченными волосами, толпился на площадях. Все галдели, перекликая друг друга, и никто не понимал, что происходит.

 

А во дворце великого Императора царило безмолвие. Иногда из ворот робко высовывался кто-то из ангелов, но тут же снова исчезал за массивными створками. Впрочем, юноша не сомневался, что самого Императора уже давно там нет. Да и ангелов почти не осталось в этом, величественном некогда, оплоте могущества. Большинство из них расположились в том же замке, на крыше которого сейчас восседал «Утренний свет». Юноша сплюнул и прошептал: «Иуды.» И с горечью добавил: «Все…Сначала они как крысы бежали от меня, теперь они предали его. Жалкие трусы.» Но от неприятных мыслей его отвлек новый шум внизу. Толпа кого-то приветствовала. «Утренний свет» взглянул на землю и увидел Звенислава, который, как всегда в своем рыцарском вооружении, пытался пробиться к башне. Но люди загораживали ему дорогу, хватая за руки, падая на колени, как внезапно осиротевшие дети, которые не знают, что им делать теперь, когда привычный мир рухнул. Юноша усмехнулся, наблюдая за этой комедией.

 

«Куда же ты? Что нам делать? Кто теперь за нас заступится?» - гомонила толпа. Но Звенислав уже пробился к лестнице, ведущей на верх главной башни. «Успокойтесь. За вас всегда будет кому заступиться.» - уговаривал он людей, отрывая от своих доспехов тянущиеся к нему руки. Ножны его меча за что то зацепились, и он тихо выругался. Но вот, наконец, он вступил под мрачные своды древнего замка. Оказавшись на винтовой лестнице, он начал быстро подниматься.

 

Юноша даже не повернул головы, когда запыхавшийся Звенислав, показался на площадке башни. «Приветствую тебя, брат» - не отрывая взгляда от людского моря, произнес «Утренний свет» А Звенислав, не ответив, сел рядом, так же свесив вниз ноги. Только теперь толпа их заметила, и, видимо, наконец, решив, что надо срочно найти себе нового кумира и владыку, сначала несмело, а потом громче и громче, начала выкрикивать: «Слава великому свету! Да здравствует он на веки веков!» Потом раздалось робкое: «Да здравствует Звенислав! Слава двум божественным братьям!» «Ну, это уже слишком!» - скривился Звенислав: «Совсем они обалдели! Что за люди! Еще вчера они проклинали тебя и верили каждому его слову.» «А тебя это все еще удивляет?» - тихо спросил «Утренний свет»: «Такова их порода. Сегодня любят. Завтра ненавидят. Ты знаешь, сколько раз я с этим сталкивался? И главное, к справедливости настроение толпы не имеет никакого отношения. Посмотри на инквизиторские процессы. Посмотри на великих полководцев или ораторов. Сейчас благодарная толпа несет их на руках, а через мгновенье, по брошенному кем-то навету, уже тащит на костер. И этих людей ты хотел превратить в богов, Звенислав?» «И этими людьми ты хочешь повелевать, «Утренний свет»?» - в тон ему ответил Звенислав: «Что ты хочешь дать им? И разве ты будешь лучше, чем твой предшественник? Что это, месть ему?» «Нет. - грустно вздохнул юноша – Ты не представляешь, как я устал. Устал от этой борьбы, от противостояния. От сраженья за их души. От страданий из-за того, что был несправедливо обвинен во время этой битвы за власть. Нет, я не буду лучше его, и не собираюсь мстить. .. Я не буду лучше, но – и тут «Утренний свет гордо выпрямился, развернув свои широкие плечи и закончил – но я не буду и хуже.» «Зачем же тогда все это? – горько спросил Звенислав, - Если все останется как есть?» «А что ты хочешь? Ты пытался все изменить? Что вышло? Нашлось некоторое количество смелых, что последовали за тобой, создавая свои миры. Этим же миры не нужны. Их устраивает то, что есть. И им все равно, кого славить. Им все равно, кто победит. Завтра же повсюду начнут ставить мои статуи. Воздвигать мои храмы. Молиться мне! А его имя будет проклято так же, как когда-то мое. Что это, месть? Нет. Просто иногда нужны перемены. Им нужны. Поэтому они и идут на бессмысленные революционные бойни, где гибнут тысячами. Но сейчас обошлось без крови. И меня это даже немного пугает.» - но «Утренний свет» не успел закончить фразу, потому что толпа взревела, и, с высоты башни, «Утренний свет» и Звенислав увидели, что на площадь волокут окровавленного, в разодранной одежде, апостола Луку, одного из немногих, оказавшихся верным своему повелителю. «Останови их!» - срывая горло, нечеловеческим голосом выкрикнул Звенислав, и «Утренний свет» уже поднял руку, но толпа, с дикой яростью проголодавшегося хищника, кинулась на несчастную жертву, и через мгновенье от него остались только разодранные в клочья куски мяса. Звенислав бессильно прикрыл ладонью лицо, а на пороге возник сияющий апостол Петр : « Ваш верный народ ждет ваших повелений, великий царь. Коронационный зал уже подготовлен.» - и он радостно улыбнулся во весь беззубый рот, с восторгом глядя на поднявшегося из глубин «Утреннего света».

 

* * *

 

Король Филипп председательствовал на совете. Он еще слабо держался на ногах, но голос его обрел прежнюю мощь и звучание. Перепуганные родственники жались друг к другу. Внезапное выздоровление короля не входило в их планы, и они, догадавшись, что их заговор раскрыт, чуть было не пошли на крайние меры. Но король, который обычно везде ходил без охраны и никогда не боялся оказаться в среде крестьян или ремесленников, которые отлично его знали и привыкли к его частым вылазкам, на этот раз окружил себя мощной гвардией, закованной в броню. Солдаты и сейчас стояли вдоль стен, практически взяв в кольцо участников совета.

 

Первым пришел в себя брат короля Карл Валуа. Откашлявшись, он непривычно тихим, но по-прежнему задиристым голосом, поинтересовался : «Король, брат мой, не скажете ли Вы, что значат все эти вооруженные люди?» И тут же, сообразив, что он еще не принес королю своего поздравления с чудесным выздоровлением, поправился: «Мы, конечно, очень рады видеть Вас в добром здравии, но раньше такие меры предосторожности были Вам несвойственны. Я понимаю, что после перенесенной тяжелой болезни, и после того, как Вы повредили голову, ударившись о дерево..» Закончить ему не дал громовой возглас Филиппа: «Я бы попросил Вас помолчать, брат мой. Сейчас слово хотел бы взять ваш король.» Карл возмущенно подскочил на своем кресле. Он, никогда ни в чем не соглашавшийся со старшим братом, давно привык к тому, что тот пропускает его красивые напыщенные речи мимо ушей, но никогда король столь грубо не прерывал его. Карл Валуа, из упрямства, и зависти к не доставшейся ему короне, проповедовал политику старых дворянских вольностей, независимости земель от центра, с чем так упорно боролся Филипп и даже, выступал за право чеканки собственной монеты в отдельных графствах и герцогствах.

 

Рядом с ним сидел его любимец и воспитанник Людовик Сварливый. Старший сын короля. Он проникновенно слушал вдохновенные речи своего дяди о традициях рыцарства и необходимости возобновления крестовых походов. Отца, столь откровенно недолюбливающего недалекого наследника, принц не уважал.

 

Еще одним членом совета был младший сын Филиппа IV – Карл. Он тоже попал под сильное влияние дяди, но отца почитал и сейчас, удивленно хлопая глазами, переводил взгляд с одного на другого, явно ничего не понимая.

 

Средний сын, тоже Филипп, был самым достойным членом этого семейства. Сейчас он развалился в кресле и полу прикрыл глаза. Лицо его, как и бесстрастное лицо отца, ничего не выражало. Он был горячим сторонником отцовских реформ, и отличался волевым характером.

 

«Я собрал сегодня малый совет для того, чтобы объявить свое решение о престолонаследии.» - спокойно начал король. Но Карл Валуа, опять не выдержав, снова вмешался : «Но, мой царственный брат, о каком решении Вы говорите? Закон о престолонаследии изменить нельзя. По нему всегда корону наследует старший сын.» «Почему нельзя изменить?» - спокойно поинтересовался король, не сводя взгляда своих немигающих голубых глаз с брата. «Но… - растерялся Карл Валуа – будет непорядок. Возникнет угроза смуты, переворотов.» «Вот как. – усмехнулся король. – А сейчас, значит, нет такой угрозы?.. Я, король Филипп IV, объявляю: моим законным наследником отныне становится мой средний сын Филипп.»

 

Карл Валуа, в изумлении, замахал руками. Людовик Сварливый глотал ртом воздух, не зная, как выразить захлестнувшее его возмущение. И даже новоявленный наследник широко раскрыл до этого, казалось, совершенно сонные глаза. «Но Вы не можете этого сделать!» - вскричал Карл Валуа, поднимаясь с места. «Да? – голос короля звучал зловеще – Тогда, может, следует начать дело о государственной измене, в которой Вы, брат мой, и Вы, мой сын. – он указал рукой на Людовика – участвовали вместе с «орденом тамплиеров»?» «Арестовать их!» - прогремел король, обращаясь к страже.

 

И тут же железные руки схватили обвиняемых и выволокли из залы. «Но, батюшка, я не понимаю, что сделали дядя и брат?» - раздался в тишине голос младшего сына Филиппа – Карла. Но ответил ему не король, а брат Филипп: «Они пытались убить короля.» «Ты знал?» - Филипп IV изумленно, и с накипающим гневом, посмотрел на сына. «А кто, ты думал, приставил к тебе такое милое и, главное, сообразительное создание, как Клеменция? Ты ведь женишься на ней?» - и сын, задорно улыбнулся отцу. «Так значит не только ей, но и тебе я обязан жизнью!» - Филипп Красивый подошел и нежно обнял любимого сына.

 

«Ваше величество! – в комнату ворвался запыхавшийся, красный от волнения, капитан стражи – Ваш сын, принц Людовик, пытался бежать. Он…он упал и расшиб себе голову о мостовую. Насмерть.»

 

Два Филиппа переглянулись, и лицо короля помрачнело. А Филипп-младший грустно сказал: «Борьба еще не окончена, отец. Тамплиеры всегда найдут себе союзников. Они будут среди членов семьи, среди друзей, среди слуг. Я не знаю, кто победит в этой войне и удастся ли нам обоим выжить, но централизация Франции должна быть закончена.»

 

В этот момент младший сын короля Карл, прозванный, как и отец, Красивый, и до этого внимательно слушавший их разговор, вдруг судорожно схватился за горло, лицо его посинело, и он рухнул на пол.

 

* * *

 

Удобно устроившись на берегу, около голубого холодного озера, в полотняной некрашеной рубашке и холщевых штанах, босой, сидел Император и лениво удил рыбу. Звенислав устроился рядом. Он не сводил глаз с отверженного владыки. Но тот, казалось, не замечал этого, наслаждаясь чистым воздухом, пением птиц, красотой заросшего камышами озера.

 

«Ты так легко отдал власть? Не могу поверить!» - горячо говорил Звенислав . «Ну, почему же. – Лениво хмыкнул Император – Ты ведь тоже не стал вступать в борьбу за трон. А у тебя было не меньше шансов, чем у нашего друга, «Утреннего света».» «Мне это никогда не было надо. – Гневно возразил Звенислав. – Но ты! Когда-то ты жестоко расправился со своими противниками. «Утренний свет» не получил такого благоприятного отдыха, как ты сейчас.» «Что ты понимаешь! С тех пор прошло много времени. И, к тому же, у него осталась тогда власть. И немало власти!» «Никогда не поверю, что у тебя ее сейчас не осталось.» - возразил Звенислав. Но Император только загадочно улыбнулся и продолжил прерванный когда-то разговор : «А скажи мне, что изменится, если будет он, а не я? И, может, что-то изменилось бы, если бы был ты?» «Нет. – Медленно, задумчиво покачал головой Звенислав – Ничего бы не изменилось» «А как же счастье людей на земле? Помнится, когда ты только прибыл сюда, злой и взъерошенный, ты упрекал меня в том, что я не создал для людей счастья. Что я несу ответственность за все человеческие беды. Так расскажи же мне, наконец, каким ты видишь людское счастье. Каким оно должно быть. Ты постарался на свой манер. Не спорю! Но что вышло? Даже здесь, не слишком-то они рвутся к предложенному тобой благолепию.» «Да. – согласился Звенислав. – Но не забывай, я жил среди них, и мне казалось, что я понимаю их. Видимо, нет. Но как же ты? Ты создал их, но они совсем другие. Не так ли?» «Не знаю, не уверен. – покачал головой Император – Наверное, в каждом из них есть что-то от меня.» «Им не нужна свобода. – зло заговорил Звенислав. – По крайней мере, большей их части. И ты все спрашивал меня о счастье на земле. Так это очень просто! Появится новый великий владыка. Построит их рядами. Они будут воевать за него, или работать. По выходным ходить с его портретами на демонстрации и прославлять своего благодетеля, который пошлет их на смерть, и будет держать впроголодь. Но они с радостью умрут за него, потому что он задаст цель их унылому существованию. Потому что сами они себе цель найти не могут. Им надо кому-то поклоняться. Так почему не тирану? Он же заботится о них, как о малых детях, говорит, что делать и куда идти. Вот счастье.» «Браво, Звенислав!» - Император картинно похлопал в ладоши – «И это говоришь ты, столь ярый сторонник свободы и демократии, за которую ты был готов отдать жизнь. За их свободу! И вот теперь ты говоришь, что она им не нужна.» «Да, Я понял это.» - Звенислав понуро опустил плечи. В этот момент рыба клюнула, и Император, вцепившись в удочку и, напрягаясь изо всех сил, вытащил на берег огромного сома. «Вот это да! – изумился Звенислав – А я думал, чтобы рыба ловилась, надо сидеть тихо.» Император снова загадочно улыбнулся и, повернувшись к Звениславу, произнес: «На самой деле, в глубине души ты никогда не верил в необходимость свободы для них. Недаром, ты сразу начал поощрять тиранию Александра, Наполеона. Да, кстати, как там Генрих?» «Ты прав. – Ответил Звенислав, вставая. – Пойду к нему. Давно пора.»

 

* * *

 

Король Генрих VIII с изумлением смотрел на прекрасную деву. Она высвободила волосы, и они разлетелись по воротнику золотой гривой. Он услышал восхищенный шепот придворных, а дева-менестрель склонилась перед ним в изящном поклоне. Тогда, невзирая на удивленные восклицания, Генрих поднялся с трона и, схватив девушку за руку, быстро повел ее в свои покои. Войдя, он захлопнул дверь прямо перед носом, следующей по пятам, свиты.

 

Он уселся в кресло, усадил рядом девушку и притворно строго спросил: «А теперь поведай мне, прекрасная дама, кто ты, откуда взялась и почему путешествуешь в мужском костюме, и без должного сопровождения.»

 

Девушка склонила голову: «Моя история проста, государь. Я принцесса из дальней северной страны, имя мое – Хриса. С детских лет я восхищалась подвигами великого короля и вот, нарушив все правила и приличия, покинула родной дом, чтобы отдать себя на милость Вашего величества.» Король изумленно покачал головой. А потом нахмурил брови и произнес: «Все что ты говоришь, поистине невероятно.» Девушка попыталась возразить, но он прервал ее: «Дай мне закончить. Мои приближенные думают, что я старый, выживший из ума злодей, которым можно манипулировать. Но я хоть и стар, но не глуп. Молчи! – прикрикнул он на вновь попытавшуюся возразить Хрису – Я знаю, что ты скажешь. Я сам себе это часто говорю. Особенно когда смотрю на свои портреты, написанные льстивыми художниками. «Я еще молод и полон сил» – говорю я себе – «Я многое сделал для этой страны и народ мне должен быть благодарен. У меня было несколько неудачных браков, но истинная любовь еще впереди.» Но все это ложь!» - выкрикнул Генрих VIII так громко, что звякнули стекла, а толпа придворных в соседнем зале, услышав гневный крик короля, начала поспешно креститься. Генрих, между тем, продолжал: « Ты думаешь, я поверю, что прекрасная принцесса влюбилась в старого больного тирана?! Ты считаешь, что я настолько глуп, что не мучаюсь по ночам от кошмаров, вспоминая подавленные мной восстания? Что я забыл, как приказал казнить ни в чем не повинную старуху герцогиню только ради устрашения ее сына-мятежника, вздумавшего вновь превратить Англию в очаг новой гражданской войны? Думаешь, я не помню, что приказал отрубить головы двум их своих жен? Тебя не пугает такая перспектива?» - закончил король на грозной ноте, и, с напряжением, ждал ответа, в последний момент подумав, не слишком ли он напугал эту изумительную красавицу и что же будет, если она сейчас пойдет на попятный.

 

Но девушка внезапно опустилась перед ним на колени и проговорила, ласково касаясь руки повелителя: «Государь, позволь мне избавить тебя от мрачных мыслей. Все, что ты сказал сейчас, для меня не ново. Но я считаю, что все, что ты сделал для Англии, было сделано правильно. Возможно, по-настоящему, оценить это смогут лишь потомки. Ты должен был казнить эту несчастную старуху, потому что еще не забыл, что отец твой пришел к власти после многолетней гражданской войны, терзающей страну. Ты сумел вернуть государству процветание. Поля твоих крестьян перестали вытаптывать многочисленные сторонники различных партий. Арендаторам не надо прятаться, завидев любую группу вооруженных людей. Твои дворяне перестали бояться, что их обвинят в сочувствии Ланкастерам или Йоркам, и казнят, а их семьи отправятся в изгнание. Нет. Теперь в королевстве царит долгожданный мир. Ты реформировал церковь, и люди могут молиться богу, понимая слова молитвы. Ты вышел победителем из войн. Неужели у тебя есть хоть какие-то сомнения в том, что ты Великий король, сотворяющий для своей страны благое дело?» «А как же мои жены? – спросил король Генрих, внимательно слушавший ее монолог, - Ты несомненно умна, принцесса. Но не пугает тебя их пример?» - он напряженно ждал ответа. Но Хриса только легкомысленно улыбнулась: «Но, государь, неужели ты и вправду думаешь, что существует хотя бы один муж, хоть раз в жизни не пожелавший убить свою вторую половину? Просто у тебя для этого больше возможностей.» И принцесса скорчила уморительную рожицу, а грозный король не выдержал, и громко захохотал. Но девушка уже не улыбалась. Она взяла короля за руку и, заглянув в его глаза, совершенно серьезно сказала: «Если же придет и мой черед в свое время, то, вероятно, ты и в этом случае, будешь прав.»

 

* * *

 

Стук копыт, ход времени смешались.

 

Снова, как у бездны на краю,

 

Вороны на свой совет слетались,

 

Словно предрекали смерть мою.

 

9 апреля 2003.

 

Был полный мрак. Ни луна, ни звезды не освещали разверзшуюся гигантскую пропасть над обрывом. Звенислав сидел на краю этой бездны, а рядом пристроилась тень. На этот раз она была с ним ночью. Впрочем, ночь сейчас или день, Звенислав не знал. Да и не хотел знать. Да и тень была не похожа на саму себя. Сейчас она превратилась в светловолосую молодую девицу, которая явно не собиралась здесь надолго оставаться. Звенислав видел это. Но его уже ничего не волновало.

 

«Я давно хочу спросить тебя, – заговорила тень – как ты умер?»

 

« Я застрелился.» - спокойно ответил Звенислав и тень, потрясенная, некоторое время молчала. Наконец, она заговорила вновь : «Что ж, игра окончена. Я не знаю, выиграл ты или проиграл, но все равно, тебе придется что-то решать.» «Я проиграл.» - ответил Звенислав замогильным голосом – «Теперь тебе пора.» «Да.» - ответила тень, и тревожно облизала губы, будто опасаясь, что в последний момент он помешает ей уйти. Но Звенислав только презрительно усмехнулся : «Как же я завидую твоему оптимизму. Ты, конечно, нашла себе кого-то среди ангелов? Наверняка, среди победивших. Что ж, желаю успеха. Совет да любовь!» Тень нахмурилась и промолчала. «Ну, что ж ты, похвастайся своими достижениями!» - дразнил ее Звенислав. Но тень молчала, и было в этом молчании что-то непонятное, напряженное. Звенислав внезапно понял, вглядываясь в лицо бывшей подруги: «Подожди, подожди… Это не ангел. Это человек! Да, конечно, как же я, дурак, сразу не догадался! Это же бармен в ресторанчике «Лукоморье». Значит, ты опять поменяла бога на человека.» «Падшего бога.» - сердито возразила тень : «И вообще, ты слишком много воображаешь о себе. И что ты знаешь! Он не простой бармен.» «Ну, конечно, не простой!» - расхохотался Звенислав, его впервые отпустила гнетущая пустота в душе – «Не простой, а женатый.» Тень злобно фыркнула и, бросив презрительное : «Прощай!» - двинулась к тропинке в сторону света.

 

Звенислав тихо улыбнулся и еще некоторое время задумчиво сидел неподвижно, ни о чем не мечтая, и не на что не надеясь. А потом со вздохом встал и шагнул к краю пропасти.

 

2 мая 2003 года.