Оно уже долго хранилось на заброшенных, давно забытых полках в старом, крепко запертом шкафу. Рядом лежали столь же никому ненужные вещи. Они были старые и не очень, потрепанные и совсем новые… Письмо лежало там уже давно. Оно было старое, пожелтевшее, хранившее в себе столько не высказанных когда-то слов. «Милый Сашенька!» - таким обычным было его начало. Оно не предвещало ничего плохого, но и в общем-то не обещало ничего сверхъестественного. Так могло начинаться любое письмо, написанное одним человеком другому человеку. «Вчера я узнала, что ты уезжаешь. Я знаю, это твоя давняя мечта – уехать в Германию. И вот, наконец, ты получил эту возможность. Я радуюсь вместе с тобой и печалюсь одновременно. Не могу поверить, что больше тебя не будет рядом со мной. - Так письмо продолжалось и содержало еще не мало грустных и нежных фраз, - Ты ничего мне не сказал. Решил, что так будет лучше, если ты просто исчезнешь из моей жизни. Никаких прощаний, обещаний, слез… Но ты не знал главного, того, что я, наконец, решила тебе сообщить. Я люблю тебя. Люблю больше жизни. Мы всегда были с тобой просто друзьями. Близкими друзьями. Корешами, как ты любил говорить. Но… я не мыслю жизни без тебя, без твоих притягательных голубых глаз, веселого смеха, ласковой улыбки! Сашенька, ты смысл моей жизни, лучшее, что могло бы быть у меня! Но я понимаю необходимость твоего отъезда. Ты просто не сможешь быть здесь счастлив. Ты должен стремиться к лучшей жизни, должен реализовать себя как личность. И я полностью поддерживаю тебя. Будь счастлив, милый Сашенька! Всегда твоя, Элита» Это письмо должно было быть написано двенадцать лет назад, когда ей, милой студенточке исторического факультета было двадцать лет. Но обида, застилавшая тогда глаза и терзавшая душу, не позволила ей его написать. Она мучалась, не спала всю ночь, зная, что утром он навсегда улетит из ее жизни, но так и не написала это письмо. И уже через несколько дней оно заняло прочное место на одной из полочек ее души, там, куда она не любила заглядывать. И вот вчера ей приснился странный сон. Она долго плутала по каким-то больничным коридорам, прижимая к груди маленького ребенка, не зная, куда ей нужно идти. Ее окружали больные дети, разных возрастов и национальностей, они что-то говорили ей, но она не могла их понять. Вдруг она уткнулась в какую-то дверь и среди шума голосов Элита услышала, что врач находится за той дверью. Она толкнула ее и вошла. Там было сыро и очень грязно. Посреди комнаты стояла кровать, на которой лежал ребенок. Умирающий ребенок. Он смотрел на нее своими ввалившимися глазами, и она от страха чуть не потеряла рассудок. Она хотела бежать. Бежать прочь из этой комнаты, но увидела, что дети заперли ее там снаружи. Она напугалась, что проказа, витавшая в воздухе, насквозь пропитает ее. Она прижимала ребенка к груди и боялась, что заразится и он. И тут мальчик, лежащий на кровати, протянул к ней руки и сказал до боли знакомым голосом: «Элита, я уже и не надеялся увидеть тебя!» Она проснулась в холодном поту. И впервые за много лет достала и перечитала когда-то ненаписанное письмо. Ей захотелось отослать его, но она не знала адресата. Не знала, где теперь можно было найти этого главного человека в ее жизни. Элита позвонила на работу и предупредила, что опоздает. Она работала деканом исторического факультета в городском университете. Она отдавала всю себя работе, компенсируя этим отсутствие личной жизни. Она приходила рано, уходила поздно, кропотливо делая свое дело. Ее ценили, любили, как коллеги, так и студенты, и она знала, что ей простят эту вольность. Она поехала туда, где по ее воспоминаниям должна была жить Сашина бабушка. Она долго нерешительно топталась в подъезде перед ее квартирой, думая, что она сейчас скажет. Наконец, она решилась и позвонила. Потом еще раз и еще. Элита уже решила уйти, когда дверь открылась. Но только соседская. Высокая крупная женщина звучным басом спросила, что ей нужно. - Я хотела Маргариту Семеновну повидать. - Она уехала в Германию. - Сказала женщина, пристально оглядывая дорогую одежду Элиты, ее холеные руки, ухоженное лицо. - К детям решилась переехать. – Кивнула Элита и стала спускаться вниз. - Да нет, на похороны внука полетела. Ужас сковал ее сердце, ноги обмякли, голова закружилась, и Элита оперлась на перила, боясь, что не выдержит навалившейся на нее тяжести. У Маргариты Семеновны был только один внук, Сашка. - А что с ним случилось? - А вы кто собственно будете? Почему интересуетесь? - Я… Мы давно знакомы были с их семьей, еще до того, как они в Германию переехали. - Вы что-то бледны. Может вам чаю? – вдруг спросила соседка и отступила в глубь квартиры, приглашая ее войти. На негнущихся ногах Элита прошла за ней, села за небольшой кухонный стол и с благодарностью взяла горячую чашку чая. - Вот видите, специально для вас и чаек вскипел. – Попыталась быть гостеприимной хозяйка. - Спасибо. Так вы мне расскажите, что случилось. Очень вас прошу. - Да что там, разбился он. Вот и весь сказ. Упал с дерева. Две недели в коме лежал. Тетя Рита сразу туда поехала. Да вот вчера позвонила, сказала, умер внучок. Элита остолбенело смотрела перед собой. Сашка – с дерева? Что это с ним в его-то тридцать четыре? - Ему ведь всего восемь лет было, - продолжала тем временем соседка, - жаль конечно, но ничего не поделаешь. - Восемь? – переспросила Элита. – У нее же взрослый внук. - Так это правнук. Сын Сашки. Элита устало вздохнула. Значит, Сашка жив. Хотя тут нечему радоваться, ведь у него умер сын. - А с ним что? - С Сашкой то? Уехал в Германию и как с катушек слетел. Начал пить, наркотиками баловаться. У него здесь любовь осталась, что ли. Да родители не позволили ее с собой взять. Он ей кажется и в любви-то признаться не успел и не знал как она к нему, любит или нет. Вот и дебоширить начал, кутить. Сошелся там с какой-то, она ребенка родила. Потом ушла от него, устала терпеть его выходки. Он все сюда рвался, хотел свою любимую найти. Тетя Рита себе места не находила. Говорила, что не нужно было его силком увозить, но ничего поделать уже было нельзя. - А сейчас с ним что? - Да вроде бы подлечился в какой-то клинике. Работать начал. Но жизнь не клеится. Нет у него смысла в ней. Жена ушла, а теперь вот и сыночка похоронил. У Элиты больше не было сил ничего слушать. Она попросила у женщины лист бумаги, достала из сумки ручку и, наконец, написала свое ненаписанное письмо. Все до последней строчки. Взяла адрес своего Сашки и побежала на почту, отправлять чувства двенадцатилетней давности, не дающие ей покоя и по сей день… |