Каждый имеет право на улыбку. Абсолютно каждому можно иметь много и самых разных — улыбок, улыбочек, или что-то вроде этого. И любой новый вариант, меняющий выражение лица в более радостную, как считается, сторону — в качестве подарка кому-либо, а особенно, если самому себе — всегда приятен. В наше беспокойное время бесплатных улыбок мало, да и те — сплошь детские. И вот, собравшись с силами, я пошла в магазин, дабы приобрести себе новую улыбку по случаю приближающегося Дня рождения. Выбирала долго, примеряла, придирчиво рассматривала со всех сторон. — А вам для чего? — спросила, подавив зевок, продавщица. — На каждый день или что-нибудь… такое?.. Я промолчала, и она, явно недовольная моей неразговорчивостью, вздохнула и бросила куда-то в сторону равнодушное «Спрашивайте…» У нее самой, я заметила сразу, улыбка из разряда самых дешевых, но деланно-приятных, рабочих, и мне старательно показывали ее всякий раз, когда я возвращала распотрошенную, кое-как втиснутую назад в коробочку неподходящую улыбку. Продавщица аккуратно перекладывала коробочки, убирала куда-то вниз, тут же доставала другие, задумчиво разглаживая пальцем разорванные ярлычки. Еще одна покупательница, с перманентно заинтересованным лицом и полным отсутствием улыбки, доверительно спросила, заглядывая в дверь и показывая глазами на упакованные улыбки: «Китай?» Продавщица вздохнула, пожимая плечами: «А где сейчас найдешь другое?» — И, косясь на примерочную, торопливо добавила: «Но они же для наших, европейский вариант, у меня сколько раз брали, и…» И, заканчивая фразу чем-то плохо разбираемым, уткнулась в инструкцию по применению, разноязыко пропечатанную на сером добавочном листочке. «Ну вот, — думала я, натягивая очередное, вытирая со лба выступивший пот, — деньги есть и лицо пока еще ничего, а нормальную улыбку не купишь…» И вот, наконец, посмотрев на себя в зеркало в сотый, наверное, раз, я понравилась самой себе. Во всяком случае, в моем новом выражении лица было что-то новенькое, изящненькое, даже несколько загадочное. Я вопросительно посмотрела на продавщицу. «Да, эта, пожалуй, вам идет…» — облегченно вздохнула та и попробовала улыбнуться так же. Не получилось — ее размер был совсем другим, и вместо радости на ее лице отразилось что-то очень жалостливое. «Ну, вот в ней и идите!» — радостно затарахтела она, вновь нацепив свою казенную, отсчитывая сдачу. «Да нет, не хочу пока, это на День рождения!» — пробормотала я, запихивая коробочку в глубину полиэтиленового пакета. …Я надену ее непосредственно перед тем, как соберутся гости и плотным шумным кольцом окружат мой праздничный стол. Я блесну ею во время первых, еще членораздельных тостов, восхищенных взглядов чужих мужей (давно уже «своих») и начинающихся с «Ты такая…» предложений, ожидаемых и необходимых на любом Дне рождения. Один скажет: «Ну, ты даешь!» А другая тихо спросит, скрывая зависть: «Дорого?» И я отвечу ей характерным жестом («Почти даром»). Любимый, долго приноравливаясь, поцелует куда-то мимо, сторонясь помадного блеска. Глядя в его гордое порозовевшее лицо, я пойму, что мои мучения были не напрасны… Новую вещь, очевидно, нельзя носить слишком долго — и я, несколько устав, уберу мою новую улыбку, заменив старенькой, привычной. Но, знаю точно — сегодня я еще раз открою новоприобретенную коробочку. Когда, проводив гостей, прощально и нетрезво размахивающих руками, распихав по кроватям больших и малых родственников, я включу компьютер и открою папку с фотографиями. И вот тогда, в ночной тишине, с новыми силами, одна в своей новой, абсолютно счастливой улыбке я буду смотреть на любимые лица и снова по-новому радоваться тому, чтО у меня есть. Имею право! |