Старая кошка роется в земле, не обращая внимания на моросящий дождь. Холодные капли стекают по грязновато-белой шкурке, делая ее владелицу жалкой и неприглядной. «Кис-кис-кис!» - зачем-то зову кошку. Она поднимает перепачканную мордочку, внимательно смотрит на меня слезящимися глазами и кашляет…

Кашляет.

Просыпаюсь. Прислушиваюсь. За последние пару лет научилась чутко реагировать на все звуки из ее комнаты. Жду.

Кашляет. Кровать тоскливо скрипит, освобождаясь от худенькой постоялицы. Топ-топ-топ - через небольшой коридорчик. Скребется в мою дверь.

- Сколько времени? - робко интересуется она.

- Четыре утра. Ты куда-то торопишься?

- Нет. Просто я слышала, кто-то стучал.

Вздыхаю.

- Тебе показалось. Иди спать.

Мнется в нерешительности.

- Я боюсь. Стучали прямо в мое окошко.

Делать нечего - в ее комнату идем вместе. Заглядываю за тонкую шторку.

- Все в порядке - никого нет. Ложись.

Послушно залазит под одеяло. Трогаю ее влажный лоб - вроде бы, не горячий.

- Посиди со мной, - простит тоненьким голоском. Вижу - все еще боится.

Устраиваюсь в кресле, включаю настольную лампу, беру книжку…

 

Просыпаюсь от веселого хихиканья. Недавняя полуночница с любопытством таращится на меня.

- Доброе утро! - приветствует. - Ты что тут делаешь?

Не помнит?

- Доброе, - бурчу я. - Решила вот ненадолго переселиться, заодно и будущее свое узнать. Не зря же говорят: «На новом месте приснись жених невесте»

Она смеется - на этот раз впопад.

С кряхтеньем разминаю затекшие руки. Восемь утра.

- Поднимайся, золотце. Умывайся-одевайся - и завтракать!

 

Сидит перед тарелкой с манной кашей, капризничает.

- Зачем ты в кашу положила изюм? Не хочу!

Терпеливо объясняю:

- Вчера ты мне сама сказала, что кашу едят с сухофруктами, а кроме изюма у меня ничего не было. И потом, попробуй хотя бы - это вкусно.

Она надувает щеки, фыркает.

- У меня аллергия на изюм! Убери его, тогда кашу съем.

Невозмутимо выковыриваю янтарные ягодки из манной вязкости. Подаю кашу без изюма. Она вздыхает и нехотя ест. Обошлось «малой кровью»

 

Десять утра.

- Можно мне погулять?

Выглядываю в окно. Солнышко светит, на небе кое-где бродят кудлатые облака. Почему бы и нет?

Одевается долго - стучит дверкой шкафчика, что-то роняет.

Из прихожей кричит:

- Принеси мне ведерко и совок!

Выхожу с садовым инвентарем, придирчиво оглядываю раскрасневшуюся любительницу прогулок.

- Это что же, ты разные носки одела? Думаешь, красиво?

Она смотрит на ноги.

- Больше никаких не было.

Переодеваю, поправляю, одергиваю, разглаживаю. Памятуя о ночном кашле, укутываю горлышко легким шарфиком.

- Далеко не уходи!

 

Занимаюсь домашними делами, поглядывая в окно. Дети играют в песочнице - строят замки и мосты. Моя кулема копается в сторонке - увлеченно рыхлит землю, пересаживая какие-то чахлые зеленые кустики.

Дождь начинается неожиданно. Крупные капли стучат о подоконник решительно и звонко. Пахнет влажным асфальтом. Двор пустеет.

Только моя огородница роется в земле, не обращая внимания на стекающие за шиворот холодные струйки. Влагу с лица она смахивает перепачканными ладонями, из-за чего щеки и лоб становятся пятнистыми.

Открываю окно и кричу ей:

- Иди домой!

Она вздрагивает, поднимается. Делает неуверенный шаг в сторону подъезда, другой. И замирает, недоуменно глядя по сторонам.

Не знает, куда идти! Забыла, все забыла…

Выбегаю во двор в домашних тапочках и халате. Обнимаю худенькую сгорбленную фигурку. Она смотрит на меня слезящимися глазами, всхлипывает. Мое сердце сжимается от жалости:

- Ну, не плачь! Я же всегда с тобой, глупенькая.

Она всхлипывает:

- Я так испугалась, Юля! Наступила на помидорную рассаду: «Бычье сердце» - мой любимый сорт. Она прирастет, как ты думаешь? - и показывает перепачканным пальцем на сломанную тополиную веточку.

 

Мама, милая мамочка…

На семидесятом году жизни ты превратилась в беспомощную старенькую девочку, и теперь уже я слежу, чтобы ты вовремя поела и не промочила ноги. Как будто, ты - моя дочка, а я - твоя младшая сестренка Юля. Умершая десять лет назад…