Книги с автографами Михаила Задорнова и Игоря Губермана
Подарки в багодарность за взносы на приобретение новой программы портала











Главная    Новости и объявления    Круглый стол    Лента рецензий    Ленты форумов    Обзоры и итоги конкурсов    Диалоги, дискуссии, обсуждения    Презентации книг    Cправочник писателей    Наши писатели: информация к размышлению    Избранные произведения    Литобъединения и союзы писателей    Литературные салоны, гостинные, студии, кафе    Kонкурсы и премии    Проекты критики    Новости Литературной сети    Журналы    Издательские проекты    Издать книгу   
Главный вопрос на сегодня
О новой программе для нашего портала.
Буфет. Истории
за нашим столом
1 июня - международный день защиты детей.
Лучшие рассказчики
в нашем Буфете
Конкурсы на призы Литературного фонда имени Сергея Есенина
Литературный конкурс "Рассвет"
Английский Клуб
Положение о Клубе
Зал Прозы
Зал Поэзии
Английская дуэль
Вход для авторов
Логин:
Пароль:
Запомнить меня
Забыли пароль?
Сделать стартовой
Добавить в избранное
Наши авторы
Знакомьтесь: нашего полку прибыло!
Первые шаги на портале
Правила портала
Размышления
о литературном труде
Новости и объявления
Блиц-конкурсы
Тема недели
Диалоги, дискуссии, обсуждения
С днем рождения!
Клуб мудрецов
Наши Бенефисы
Книга предложений
Писатели России
Центральный ФО
Москва и область
Рязанская область
Липецкая область
Тамбовская область
Белгородская область
Курская область
Ивановская область
Ярославская область
Калужская область
Воронежская область
Костромская область
Тверская область
Оровская область
Смоленская область
Тульская область
Северо-Западный ФО
Санкт-Петербург и Ленинградская область
Мурманская область
Архангельская область
Калининградская область
Республика Карелия
Вологодская область
Псковская область
Новгородская область
Приволжский ФО
Cаратовская область
Cамарская область
Республика Мордовия
Республика Татарстан
Республика Удмуртия
Нижегородская область
Ульяновская область
Республика Башкирия
Пермский Край
Оренбурская область
Южный ФО
Ростовская область
Краснодарский край
Волгоградская область
Республика Адыгея
Астраханская область
Город Севастополь
Республика Крым
Донецкая народная республика
Луганская народная республика
Северо-Кавказский ФО
Северная Осетия Алания
Республика Дагестан
Ставропольский край
Уральский ФО
Cвердловская область
Тюменская область
Челябинская область
Курганская область
Сибирский ФО
Республика Алтай
Алтайcкий край
Республика Хакассия
Красноярский край
Омская область
Кемеровская область
Иркутская область
Новосибирская область
Томская область
Дальневосточный ФО
Магаданская область
Приморский край
Cахалинская область
Писатели Зарубежья
Писатели Украины
Писатели Белоруссии
Писатели Молдавии
Писатели Азербайджана
Писатели Казахстана
Писатели Узбекистана
Писатели Германии
Писатели Франции
Писатели Болгарии
Писатели Испании
Писатели Литвы
Писатели Латвии
Писатели Финляндии
Писатели Израиля
Писатели США
Писатели Канады
Положение о баллах как условных расчетных единицах
Реклама

логотип оплаты

Конструктор визуальных новелл.
Произведение
Жанр: Просто о жизниАвтор: Ольга Иванова (Ivolga)
Объем: 22526 [ символов ]
ДОМ НА СЕМИ ВЕТРАХ
- Ты классный, Вэнто! Ты лучше всех!
Солнце разбросало по снегу бриллианты. Их попирают копыта ездовых. Олени мчат что есть мочи, он подгоняет их остолом* и гиканьем. Нарты, легкие как пушинка, кажется, вот-вот взлетят. Таки взлетают! Поломанная вездеходными гусеницами колея, едва заметный холмик, земля дает крен…
- Ты как, Нау? – спрашивает Вэнто, склонившись над девушкой.
Она смахивает снег с лица и хохочет:
- ЗдОрово, Вэнто! Ты лучше всех!
- А замуж за меня пошла бы?
- Замуж? Нет. У тебя всего двадцать пять оленей, а я такая обжора…
- Видел, - мы ведь ужинаем вместе. Двадцати пяти хватит. Больше держать не разрешают.
- Как это? Кто не разрешает?
- Советская власть. А раньше… Дед говорит, что у него было много оленей. Очень много…
- Хм, значит, Апальо был кулаком?
- Выходит, что так. Правда, - хитро прищуривается, - тогда он не был Апальо.
Вэнто стряхивает с ее кухлянки* снег, поправляет на голове девушки съехавшую набекрень шапку.
- Так что? Пойдешь за меня замуж, материковская*!
- Пойду, если не будешь называть меня материковской*. Назло советской власти пойду! И будет у нас с тобой 100 оленей!
- Ты антисоветчица, Нау?
- Ярая. Но дальше Чукотки не сошлют. Разве что на Аляску. Я там, кстати, еще не была…
- На Аляску – слишком жестокое наказание. Попрошу, чтобы сослали в нашу бригаду. Она дальше всех от центральной усадьбы, отсюда не сбежишь. Ну ладно, пошли домой.
Нина берет под уздцы ездового с немудреной кличкой Нэтэнкын (хороший), а Вэнто ведет Белого. Вдалеке уже показались яранги. «Интересно он сказал – «домой», - думает Нина. - Ну да, в этом доме из оленьих шкур Вэнто не чувствует себя лишним…Дом – это место, откуда не хочется сбежать...»
Уже месяц Нина кочует с «семеркой» по Хандарской тундре. Она прибыла сюда по заданию редакции собрать материал для очерка о лучшем оленеводческом коллективе района. Совхозный вездеход оставил ее здесь и уехал, - специалисты задержались в «семерке» лишь на день и отправились дальше, на просчет оленей в стадах других бригад. А сколько здесь пробудет она? Редактор сказал – до первого вертолета.
МИ-8, обслуживающий район, сломался. Почти месяц ему не могли найти замену. А когда нашли, нужно было вывозить скопившиеся на почте мешки с корреспонденцией, пассажиров, истомившихся в ожидании вылета в окружной центр, сделать несколько санрейсов. И редактор, безусловно, в курсе, так что ничего страшного.
Там, в «районке», без Нины, конечно же, запарка – в редакции каждый человек на счету. Но разве она затем приехала на Чукотку, чтобы сидеть в кабинете? Впрочем, дело не только в этом…
О том, в чем еще дело, думать не хочется - именно здесь, в тундре, где бриллианты на снегу.
Старик Апальо сидит у костерка посреди яранги, издает какие-то монотонные, ноющие звуки. Похоже, напевает. Венто присаживается рядом. Почти не глядя в его сторону, старик бормочет что-то по-чукотски. Парень ему отвечает, судя по интонации, оправдывается.
- Что он говорит? – спрашивает Нина.
- Ругается.
- Ругается? Почему?
- Говорит, что я должен идти в стадо, к олешкам.
- А почему он сказал «невыскет» * ? Он из-за меня сердится?
- Нет, он сердится, что я тебя не покормил.
- Переведи ему, что я не голодна. И поблагодари, что обо мне заботится.
- Он и так все понял, ты же ему улыбнулась.
 
Костерок догорает. Тепла от него немного. Нина подбрасывает дровишки, присаживается рядом с Апальо и протягивает к огню озябшие ладошки. Вэнто ушел к стаду, и молчание затягивается. Это кажется ей неудобным.
- Ты не сердись, дедушка, на него, - говорит, глядя Апальо прямо в глаза. – Я просто очень люблю быструю езду. Меня уже давно никто не катал. У отца отобрали права, он же всегда пьяный, куда ему за руль?
Апальо смотрит на нее понимающе, хотя ни одного русского слова он не знает. Разве что «Аполлон». Когда-то в бригаду приезжал журналист из московской газеты. Фотографировал, что-то записывал в блокнот. Рассказывал про совместный полет советских и американских космонавтов. Угощал сигаретами «Союз-Аполлон». Про космонавтов чукчи слышали - в «семерке» есть транзисторный приемник, а вот сигарет таких отродясь не пробовали. Очень понравились они старику Корауге (на самом деле его зовут именно так!), - журналист оставил в бригаде целых три пачки. Старик выкурил почти все. Смачно затягиваясь и выпуская дым из полузакрытых губ, Корауге умильно произносил: «Апальо…» Про дарителя вспоминал всегда с благодарностью: «Хороший журналист. И газета у него, наверное, хорошая».
Если в бригаду попадал кто-нибудь из центральной усадьбы и протягивал пастухам распечатанную сигаретную пачку, старик вежливо осведомлялся: «Апальо?» Услышав другое название, только вздыхал… Но о его любимых сигаретах в районе никто не слыхивал. Кто-то из материковских* , из командировочных, сказал, что их выпустили в очень малом количестве и быстро распродали. Но старик каждого приезжего продолжал о них расспрашивать, еще долго не терял надежды. Так и приклеилось к нему прозвище «Апальо», он и сам на него стал откликаться.
 
Журналистка из райцентра не курит. Пастухам она сказала, что ненавидит водку и сигареты.
- Как хорошо, что ваша бригада далеко от центральной усадьбы, что вам эту гадость, спиртное, не привозят, - продолжает Нина. - А то я как пьяного увижу, - сразу отца вспоминаю…
Старик кивает головой, и в какой-то момент ей даже кажется, что он отвечает на ее слова, а не просто бормочет. Он бормочет понимающе.
- Чай, надоела я уже тебе, дедушка, своей болтовней, - улыбается Нина.
Он радостно кивает:
- Сай, сай! - и потряся чайником (в нем осталась еще не замерзшая вода) ставит его на огонь.
- Сай пауркен, цаккар марауркен!* – вспоминает Нина веселую чукотскую поговорку.
В тусклых глазах старика отражаются огоньки костра:
- Сай пауркен, Нау!
Ее имя в бригаде сразу переиначили. Когда, знакомясь с пастухами «семерки», она представилась "Нина" , - Апальо произнес «Нинау» («нау» по-чукотски "девочка"). Вэнто исправил: "Нау-печвак (телочка)!". Назвал бы ее кто-то на материке* телкой! Но Вэнто катает Нину на своих олешках. У него самые быстрые ездовые в бригаде. Утром его Белый просовывает голову в ярангу и неотрывно смотрит на ее своими большими глазами, пока Нина не вылезет из кукуля* и не даст ему несколько галет с ладони. Губы Белого теплые, своим дыханием он согревает ее озябшие пальцы.
Галет в бригаде осталось совсем мало, но ей позволено ими распоряжаться. Потому что она все-таки в гостях, не дома.
О да, не дома!
 
- Стерва, ты куда запрятала бутылку?!
Бутылку прятала, как правило, мать, но доставалось всегда дочери.
- У тебя наглючие глаза! – говорил отец.
Мать боялась мужа страшно, а Нина смотрела в лицо отца смело, даже с вызовом.
Возвращаясь ночью с очередной попойки, он не только звонил в дверь, но и стучал в нее ногой, - чтоб открывали, не мешкая. Мать тут же спешила впустить в квартиру своего шумного мужа, чтобы не разбудил спящих соседей. Нина ненавидела ее за раболепие:
- Не пускай его! Пусть проспится у тех, с кем выпивал!
- Так пурга же… Не ровен час, замерзнет.
- Ну и пусть! – злобно отвечала Нина, ужасаясь своим словам. – Кончатся наши страдания.
- Что ты говоришь?! – возмущалась мать. - Это же твой отец, – будет только хуже. Он выбьет стекло и все равно войдет, а мы замерзнем.
Их двухэтажку построили неудачно, что называется, на семи ветрах. С выбитым стеклом в пургу действительно можно было околеть. Ввалившись в дом, отец бил посуду, бил мать, но окна не трогал.
Нина давно хотела уехать отсюда. Но их комнатку в коммунальной квартире на материке* мать, несмотря на протесты дочери, продала, чтобы купить билеты на самолет. Она уверяла, что на Чукотке отец бросит пить. Потому что «рыбалка, охота, грибы-ягоды, он это любит». И потому что тут не будет «тех пьянчужек», его дружков…
Тут нашлись новые.
«Зато у тебя своя, отдельная, комната, - отвечала мать на упреки Нины. Шахтоуправление, вызвавшее отца на работу, выделило им двухкомнатную квартиру. – А из коммуналки мы все равно никогда бы не выбрались».
Да, у нее теперь есть своя комната. Но больше всего выручает редакция. Если сильно метет пурга, - Нина составляет стулья, укладывается на подшивки газет, под голову - шапку и шарф, накрывается дубленкой.
Когда уборщица впервые застала ее в кабинете спящей (это было в шесть утра), - всплеснула руками:
- Деточка, у нас же зимой больше пурговых дней, чем погожих. Что ж ты, каждый раз будешь ночевать на подшивках?
Но потом (в поселке разве что-то утаишь?) перестала увещевать. Утром старалась не греметь ведром, не скрипеть дверьми, чтобы «деточка» как следует выспалась.
В редакции все делали вид, что о ее ночевках в кабинете не знают.
На отдельную квартиру она не могла претендовать.
 
- Ну что, возьмешь меня в стадо, Вэнто?
- Далеко идти, Нау, устанешь…
- Ну и пусть! Хочу посмотреть на первого теленка, какой он.
- Ладно, посмотришь! Я дежурю послезавтра. Дотерпишь?
- Дотерплю. А кто - завтра?
- Ты же сказала, что дотерпишь… Завтра Валетке…
- Так я - и с ним, и с тобой!
- Обещаешь?
- Ем землю!
- Научилась копытить?
Слово «копытить» она уже знает. Олени пробивают наст, доставая из-под снега себе ягель на пропитание. Время от времени бригада перекочевывает. Чтобы не умереть с голоду, олешкам нужно постоянно передвигаться, отыскивая под плотным слоем снега ягель, а бригаде, чтобы не умереть с голоду, нужно передвигаться за оленями.
- У нас ты, Нау, жирок не нагуляешь, - любит повторять балабол Пенеуге, которого все называют Негр. Нос у него широкий, губы большие. Смуглая кожа и белые ладошки. Не иначе, как прапрабабке приглянулся кто-то из высадившейся на чукотский берег команды американского судна.
Пенеуге все время припевает и пританцовывает. Он то и дело подначивает Нину. Но за столом подсовывает ей лучшие куски мяса. Тихонько так подсовывает, чтобы никто не заметил, в том числе и она сама.
Каждый раз, наливая ей чай, берет в руки жестянку, где написано «сахар», и спрашивает, сколько ложечек ей положить.
- Две! – однажды с вызовом ответила Нина, желая посмотреть, что же будет дальше. Сахар в бригаде давно закончился.
- Всего две ложечки? – переспросил и, как ни в чем не бывало, положил свою и Вэнто ложку в Нинину кружку.
- Двух, пожалуй, хватит, - ответила она тогда с улыбкой. - Фигуру берегу, не хочу поправляться, хочу мужчинам нравиться.
- А ты что, не нравишься, что ли??? – удивленно вытаращился на нее Валетке, самый красивый парень в бригаде, метис. Мать-чукчанка родила его от заезжего геолога-кавказца. У нее, кроме первенца, каждый ребенок - метис, все отцы разных национальностей. «Хотела посмотреть, от какой получится краше!» - бойко парирует женщина, когда ей напоминают о залетных кавалерах.
Когда Нина брала у нее, лучшей швеи поселка, интервью, почему-то больше всего запомнились слова состарившейся Валетке о тундре: «Там все видно, как на ладони, далеко-далеко. И плохой человек не спрячется, и хороший. Но плохие в тундре не остаются».
Старый Валетке, отец ее первенца, долго болел, и пришлось перебраться поближе к больнице. Когда муж умер, сын уже учился в первом классе, в тундру его не отпустили. Сказали, пусть живет в интернате, получает образование. И санитарные условия здесь лучше, и обеспечение. А что ж ей делать без мужа, без сына в тундре? Осталась в поселке. И каждый год стала залетать от залетных.
Старшенький вырос и устроился в рыболовецкую бригаду, второй сын, тот самый красавец Валетке, с которым Нина собирается завтра на дежурство, выучился на веттехника и уехал в тундру. Он живет здесь только год, но все чаще и чаще заводит разговор о девушках. Плохая примета. Молодые чукчанки если и приезжают сюда, надолго не остаются, - бригада далеко от центральной усадьбы. Там магазин, в клубе - кино, дискотека… В селе теплые избы с телевизорами, к которым они привыкают за годы пребывания в интернате. А здесь – холодная яранга, меховой дом, который даже костерок не обогревает.
Валетке говорит - обидно, когда с дежурства никто не встречает, не подает мясо на деревянном подносе, не наливает чай. При этом парень бросает взгляд на Нину, хотя она тоже не наливает ему чай. Он ей наливает. И на дежурство они часто ходят вместе.
- А ты что, мужчинам не нравишься, что ли??? – удивленно таращится он на Нину.
- Может, и нравлюсь кому, - девушка стреляет в него глазами, - да не признается.
- Вот гад! – одними уголками губ улыбается Валетке.
 
Утром ее одевают по-настоящему, по-тундровому. Кто-то дает свою кухлянку*, кто-то росомашью шапку, чижи*.
Сегодня Нину берет на дежурит Валетке. Он идет впереди, притаптывая снег, чтобы девушке было легче идти. Снег искрится так, что слепит глаза. Нина надевает очки с темными стеклами. Она не знала, что их нужно взять, отправляясь весной в тундру. Кто-то в бригаде дал ей свои, чтобы не было снежной слепоты. Но как удержаться, чтобы не взглянуть на пастельные оттенки апрельского снега – розовые, светло-сиреневые?..
- Нау, очки не снимай! – слышит она позади себя голос.
Оборачивается. Все вышли из яранги, провожают ее взглядами…
Щемит сердце от мысли о вертолете.
 
- Если он прилетит (я услышу издалека), - говорит Валетке, - беги вон за ту сопочку. – Мы скажем, что послали тебя отколовшийся «кусок»* искать. Летчики долго ждать не будут…
- Думаешь, поверят?
- А почему нет? Ты же – нестандартная, сама говорила.
Это правда. Говорила - в самый первый день, когда пастухи удивились, что никто ее не принуждал к этой командировке:
- Все боятся летать в тундру, здесь ведь можно надолго застрять из-за пурги…
- А я как раз хочу застрять, - сказала тогда она.- Я нестандартная.
Ей показалась, что эту фразу никто не расслышал. По крайней мере, пастухи на нее не отреагировали. Правда, на деревянном подносе перед ней оказалось два медовых пряника. Это были два последних пряника в бригаде. Берегли как НЗ. Но ведь чукчи всегда проявляют гостеприимство, ко всем.
 
Валетке с Ниной идут рядом, молча, высматривая вдали пасущихся оленей. Чтобы как-то разрядить это непонятную тишину, она произносит:
- Мой редактор уже, наверное, рвет на себе волосы, что отпустил меня в тундру…
- Ты любишь редактора?
- Я?
- Ну не я же! Мне твой редактор до лампочки.
- Если честно, он мерзкий тип. Всегда придирается, и, если ему не нравится что-то в статье, - может бросить тебе на стол отпечатанные листы со словами «переделай, чтоб было по-человечески». Ничего не объясняя. Что значит «по-человечески»??
- Может, он сам не знает, что такое по-человечески…
- Во-во…
- Так ты его любишь?
- Кого?
- Ну не меня же! Редактора своего.
- Смешной ты, Валетке! Как я его могу любить, - у него жена и трое детей! К тому же он страшный зануда. И вообще мерзкий тип.
- А зачем ты к нему едешь?
- Я еду не к нему. Мне нужно домой возвращаться.
- А-а-а, ну да. Дома хорошо.
- Ничего ты не понимаешь Валетке. Дом это дом. И в него НУЖНО возвращаться.
- Кому нужно?
- Слушай, а ты тоже зануда. Хочешь, чтоб я тебя треснула?
Она раскручивает чаат* и набрасывает на своего собеседника:
- Поймался? Вот сейчас поведу тебя на убой! Где мой большой нож? Загоню по самую рукоятку.
- Бери мой, Нау, иначе я буду долго мучиться.
 
Первый олененок вызвал прилив нежности. Тщедушный, с разъезжающимися ножками на обледенелом снегу. Он издает звуки, похожие на утробное хрюканье.
- Хочешь, подзову ближе?
Валетке складывает руки лодочкой и приставляет их ко рту:
- Эгэ-гат, гат, гат! – и объясняет. - Так важенка* телят зовет….
- Валетке, он идет к нам! Он нас не боится!
- Только гладить нельзя, - опускает он ее протянутую руку, слегка задерживая ее в своей. - Из-за человеческого запаха оленуха может от своего детеныша отказаться как от чужака, перестанет его кормить.
Люди – чужаки…
Нина вдруг останавливается и зачерпывает руками снег. Сжимает его в ладонях так сильно, что пальцы синеют.
- Знаешь, я, наверное, своей матери не нужна, - вдруг говорит она Валетке. - Совсем не нужна. Ни капельки.
Он молча смотрит на нее. Выбрасывает с ее ладоней снег и протягивает свои – меховые - рукавицы:
- Грей руки, Нау. В своих вязаных замерзнешь.
Какое-то время они идут молча. Слышно только, как напряженно скрипит снег.
- Тебя здесь никто не обидит, Нау, никогда, – вдруг говорит он, глядя куда-то за горизонт.
 
Валетке идет к ездовым, Нина возвращается в ярангу.
- Амын етти (ты пришла)! - слышит она обычное чукотское приветствие.
- И-и (да), - отвечает.
Вернулась домой. Сказал бы Вэнто.
 
Она сразу поняла: что-то случилось. Все как-то не так разговаривают. В этих негромких гортанных звуках Нина улавливает знакомое «невыскет» (девушка) и вдруг чувствует, как замерзли ноги в ее городских кожаных сапожках. Здесь нужны чукотские торбаса*! Но в бригаде ни одной женщины, одолжить не у кого! Никто из чукчанок здесь долго не задерживается, потому что далеко от центральной усадьбы.
Этот костер в яранге не дает никакого тепла. Чтобы по-настоящему согреться, нужно залезать в кукуль*, причем лучше совсем раздетой, теплоотдача лучше. Но совсем раздетой она стесняется, потому что не местная. Она городская, она материковская*. А чукчанка бы не замерзла.
- Что, вертолет? – спрашивает Нина, поддевая свою кружку носком сапога.
- По рации передали что завтра, - ставит кружку на место Пенеуги. – Но, может, будет пурга…
- Какая пурга? – хмыкает Вэнто.- Посмотри на небо!
- Ну да,- вздыхает Валетке. – Пурга во время отела совсем некстати, – телята могут замерзнуть.
- И я о том, - вздыхает Вэнто, бросая грустный взгляд на поникшую Нину.
 
- Ты научилась варить мясо по-нашему, Нау, не доваривая, чтобы не было жестким, - улыбаясь, говорит Пенеуге. - Из тебя вышла бы настоящая чумработница.
- В чумработницы журналисток не берут, - отвечает, она. – Образования многовато. Да и редактор меня, поди, заждался.
- Так ты все-таки любишь его?.. - полушепотом спрашивает Валетке.
- Кого? Редактора?!!!
- Ну не меня же…
 
Вертолет делает круг над ярангами и садится поодаль, чтобы не напугать пасущихся рядом ездовых. Лопасти не останавливаются. Пастухи быстро заскакивают в кабину, вытаскивают оттуда какой-то ящик, картонную коробку, мешок и несут к ярангам…
- Письма, газеты, несвежая почта! – кричит второй пилот голосом зазывалы. – Галеты вам привезли, масло, чай, пряники. Да! И сахар наконец - подсластить горькую холостяцкую жизнь. А от нас - хлеб! Соскучились, поди, по хлебу-то? И - без паузы на ответ:
- Давайте скорее журналистку! Нам еще два вылета нужно сделать. Световой день короткий.
 
- Не вовремя ты, Нау, улетаешь, нам пряники привезли, - вздыхает кто-то позади нее. Кто именно,- уже не имеет значения. Вертолет прилетел.
Пенеуге несет ее желтый дерматиновый чемоданчик, в котором - самое необходимое. Кружка, миска, ложка, общая тетрадь в клеточку, карандаши (ручки в тундре не нужны, от мороза паста замерзает…). Через сорок минут она окажется в своем поселке. В родном доме, в котором есть много другого, того, без чего как она сумела просуществовать? Целый месяц…
- Поцелуй за меня Белого, Вэнто, прямо в мордаху, ладно?
- Ладно.
- Пенеуге, я пришлю тебе по почте слова и аккорды той песни, что ты просил, вырву листок из журнала.
- Хорошо.
- Валетке, я, кажется, забыла в пологе* фонарик. Но мне он уже не нужен. Возьмешь себе, твой барахлит.
- Беги, Нау, летчики ждать не любят…
 
Трап убран. Лязгнула дверца вертолета. Машина поднимается в воздух и делает круг над ярангой.
- Смотри! – пытается перекричать шум работающего двигателя первый пилот, - все стоят на пороге и машут тебе! Все до одного! Даже старик Апальо!
- На пороге?! – она старается говорить громко. - Порог ведь у дома! В яранге его нет!
- Ну да,- соглашается первый пилот, - яранга – это не дом. Яранга – это яранга.
Нина придвигается к иллюминатору, упирается носом в стекло, бросает последний взгляд на это конусообразное жилище из оленьих шкур. И видит Валетке, бегущего по снегу за тенью улетающего вертолета.
 
---------------------------
 
Материковская – материком на Чукотке называют все, что не Чукотка, например, центральные районы страны. Потому что на Чукотский полуостров «только самолетом можно долететь».
Остол – шест, которым погоняют запряженных оленей.
Кухлянка – верхняя мужская меховая одежда из оленьего меха.
Невыскет – чук. девушка
Сай пауркен, цаккар марауркен - чук. «чай пьешь, сахар ругается»
Кукуль – спальный мешок из оленьего меха ворсом внутрь.
Чижи – меховые чулки.
«Кусок» - так пастухи называют отколовшуюся от стада группу оленей.
Чаат -- чукотский аркан.
Важенка - оленуха
Торбаса – меховые сапоги.
Полог – теплая часть яранги
Copyright: Ольга Иванова (Ivolga), 2009
Свидетельство о публикации №200402
ДАТА ПУБЛИКАЦИИ: 25.02.2009 00:04

Зарегистрируйтесь, чтобы оставить рецензию или проголосовать.

Рецензии
Велесов Олег[ 07.04.2009 ]
   Рассказ написанный в настоящем времени всё же (на мой взгляд!) приближает его к публицистике, к эссе. Вы мне сами когда-то говорили, что такое эссе. Вот мне и показался ваш рассказ чем-то личным, может быть даже личностным, т.е. вырвавшимся из души. И в то же время это не мемуары, а просто знакомая до мельчайших деталей картина:
   "Нина подбрасывает дровишки, присаживается рядом с Апальо и протягивает к огню озябшие ладошки". А если не испугаться и перекрасить: "Нина подбросила дровишки, присела рядом с Апальо и протянула к огню озябшие ладошки".
   Но всё равно хорошо и красиво. Читал с удовольствием.
   Оля, только не понял такой момент: кухлянка - это мужская верхняя одежда, или вообще верхняя одежда?
 
Ольга Иванова (Ivolga)[ 07.04.2009 ]
   Вот это номер! Олег, Вы прямо меня мешком по голове огрели ;) Я прикладывала ВСЕ УСИЛИЯ, чтобы выжечь из рассказа КАЛЕНЫМ ЖЕЛЕЗОМ публицистику. Это была моя цель. Один критик в личке похвалил, мол, это удалось.
    Попытаюсь объяснить разницу.
    В публицистике (эссе) четко прослеживается авторская позиция - причем очень конкретно. В художественном произведении читатель сам размышляет и додумывает недосказанное. Я не нашла в своем рассказе прямого своего суждения...
    Кстати, в рассказе почти ничего личного. В том смысле, что, в отличии от героини, я в тундру не бежала "как олень от гнуса", а была там в командировке. Но рассказ построен на контрасте родной дом (очаг боли) - тундровый дом, яранга (тихая гавань). У меня таких контрастов не было.
   Я просто люблю кочевой народ и люблю кочевать :)
    Кухлянка - это верхняя МУЖСКАЯ меховая одежда. В туманную погоду, дождь и т.д. на нее могут одевать ситцевую камлейку, что-то типа накидки, ветровки...
    А женщины-чукчанки носят меховые комбинезоны - керкеры.
    Когда я была в тундре, керкера мне не досталось. Женщин в тундре мало. Так что меня одели во все мужское. Могу в личку кинуть ссылочку на мои снимки чукотские. Только если Вы смелый человек :) Потому что страшилище там то еще :) Месяц безвылазно в тундре :) Сейчас по сравнению с той девчушкой я просто красотулечка :)))
Велесов Олег[ 08.04.2009 ]
   Оля, моя рецензия - это как раз ответ на ваше признание в обзоре прошедшего конкурса. А решил посмотреть ваш конкурсный рассказ и определить (для себя хотя бы) художественная это проза или всё же ближе к публицистике... Результат вы читатли. Я по-прежнему считаю, что написание в настоящем времени приближает текст к "публицистическ­им"­ ощущениям. Возможно бывают исключения, например, если рассказ пишется от первого лица. На мой взгляд, в этом случае вообще можно мешать настоящее время и прошедшее, потому что в реальности мы мыслим во всех временных плоскостях... Но я хотел сказать не о том. А стОит ли вам уходить от вашего стиля? Вы оригинальны, вы узнаваемы, вы интересны. Вы занимаете свою нишу в литературе, что удаётся далеко не каждому (я бы даже сказал, почти никому это не удаётся). Много ли в нашей литературе хороших, прекрасных публицистов?
   Я, конечно, плохо ориентируюсь в печатной публицистики, в основном, поле моего чтения находится в инете, - и я могу по пальцам пересчитать авторов, которые действительно умеют работать на этой ниве - публицистике. Вы из их числа. Так стОит ли вам уходить в "неведомое"­;?­ Конечно, можно сказать, что каждый писатель должен совершенствоваться, развиваться, осваивать новые горизонты. Но давайте возмём пример из классики - Владимира Гиляровского. Кроме очерков он писал стихи, но их почти никто не читал. А его рассказы всё же отдают (в самом хорошем смысле этого слова) публицистикой. И мне трудно представить, что он стал бы писать как-то по-другому. И смог бы я читать его другого? Да и надо ли было ему писать по-другому?
   В-общем, я всё это вам говорю к тому, что не надо вам морочить себе голову тем, на что больше пожожи ваши рассказы, на публицистику или художественную прозу. Пишите как пишется - главное, что б читали, а остальное приложится.
Ольга Иванова (Ivolga)[ 16.04.2009 ]
   Олег, спасибо за Ваши размышления... Не отвечала Вам долго, потому что мне нужно было время, чтобы осмыслить... По поводу настоящего времени, - спорно. Вот, например, начало чеховского "Хамелеона"­;:­ "Через базарную площадь идет полицейский надзиратель Очумелов в новой шинели и с узелком в руке. За ним шагает рыжий городовой..." У Чехова не один этот рассказ в настоящем времени... Но - не публицистика :)
    Понятно, что мы только в этом (в настоящем времени) с Чеховым пересекаемся ;)))
    Публицистика у меня идет легко, рассказы пока - со скрипом... Но не покидает ощущение поверхностности того, что делаю. Хотя отодрать себя от нее будет непросто, но попробовать рискну.
    Об опасности такого шага отчет себе отдаю. Можно из одного вырасти, а до другого не дорасти.
   И просто выпасть из творческого процесса :(
   Но когда впереди сияют новые вершины... так трудно оставаться внизу...
   Спасибо Вам за добрые слова! :)
Павел Шерстобитов[ 22.04.2009 ]
   Полностью согласен с рецензией автора "Аэробус".­
   На Таймыре прожил 8 лет в п. Диксон. Ни оленей, ни жителей коренных национальностей в окресностях поселка не было. Они там не выживали... О тех годах пытаюсь рассказать в цикле "Северные рассказы".
   Ваш рассказ, Ольга, живой и интересный. Зачитался. Спасибо.
 
Ольга Иванова (Ivolga)[ 22.04.2009 ]
   Спасибо и Вам, Павел! На Диксон благодаря Вам слетала... :) На сердце потеплело.
    Слетаются северяни на северное сияние...

Устав, Положения, документы для приема
Билеты МСП
Форум для членов МСП
Состав МСП
"Новый Современник"
Планета Рать
Региональные отделения МСП
"Новый Современник"
Литературные объединения МСП
"Новый Современник"
Льготы для членов МСП
"Новый Современник"
Реквизиты и способы оплаты по МСП, издательству и порталу
Организация конкурсов и рейтинги
Литературные объединения
Литературные организации и проекты по регионам России

Как стать автором книги всего за 100 слов
Положение о проекте
Общий форум проекта