* * *
(Лягушка царевна)
Ветры вольные гуляют,
Гусли звонкие бренчат,
Волны плещутся, играют,
Нам рассказ вести велят,
Как за шумными лесами
Да за синими морями
Земля русская стоит,
Сказ о том нам говорит:
Что на русской той земле,
В той далекой стороне
Одинокий жил-был Царь,
Старый, мудрый государь.
Он имел троих детей,
Сердцем храбрых сыновей.
Средь кровинушек родных
Самый младший был из них –
Ясный сокол, молодец,
В деле ратном удалец.
Остальные, что постарше,
Его ликом были краше…
Но не нам о них судить –
Им на белом свете жить.
Стали братья подрастать,
Возвышаться да мужать.
Царь сынам и говорит,
Да ответ держать велит:
«Мне уж скоро много лет,
Я живу, а счастья нет.
Но покуда я не стар, –
Молвил детям государь, –
Чтобы мне отрадно жить,
Мне охота вас женить!
Я б желал на старость лет
Деток малых посмотреть,
Там, глядишь, и помереть
С чистой совестью я б мог,
Свой исполнив жизни долг!»
Сыновья дают ответ:
«Что же, батька, твой совет
Нам приятен, рассуди,
Кого в жены взять, вели!»
«Ладно, добрые сынки,
Говорю, как на душе,
Знаю: меткие стрелки,
Войны храбрые вы все.
В поле чистое ступайте,
Луки тяжки натягайте, –
Где стрела чья упадет,
Тот там счастье и найдет».
Сыновья дают поклон,
Из палат выходят вон,
Луки тяжкие берут,
В поле чистое идут…
Старший вострую стрелу
Положил, как на духу.
Зазвенев, его стрела,
Взмыв, сокрылась в облака…
Средний братец лук берет,
Стрелу вострую кладет,
Стрельнул… вольная стрела
Поднялась под небеса…
Тут царевич наш Иван
Натянул тетевку сам.
Зазвенев, его стрела,
Вмиг сокрылась в облака…
Стрела старшего упала,
На боярский двор попала.
Выходила краса-дочь
С взором ясным, будто ночь;
Щечки белые румяны,
А глаза – во тьме опалы.
На дворе стрелу нашла,
Уж царевича ждала.
Стрела среднего упала,
На купечий двор попала.
Выходила со крыльца
Дочка знатного купца,
Стрелу быстро подбирала,
Сватов в гости поджидала…
А Иван-царевич бродит,
Свое счастье не находит.
Пробираясь сквозь леса,
Сквозь волнистыелуга,
Знай, идет себе, ступает,
Да о счастье лишь мечтает…
Видит, свет вдруг показался.
Он не знает сам уж, как
На болоте оказался, –
Верно, то судьбы был знак.
Лягушонка перед ним,
Пред Иваном удалым,
Стрелу вострую держала
Да его лишь поджидала.
Как увидел он лягушку,
Леса бедную квакушку,
Тихо голову склонил,
Стал невесел, загрустил.
Перед ней стоймя стоит
Да печально говорит:
«Ах, лягушка, не взыщи,
Мне мою стрелу верни!..»
Да лягушка не проста,
Взоры тихо отвела…
Да ему и говорит,
Сладко, ласково журчит:
«Бери замуж ты меня,
Я, Иван, теперь твоя!»
Тут Иван остолбенел,
На лягушку поглядел:
«Как же я тебя возьму?..»
«Делай, что я говорю!
Твоя доля такова:
Я, Иван, твоя судьба!»
Добрый был Иван душой,
Лягушонку взял с собой.
В шапку тихо посадил
Да с собою прихватил,
На показ понес к отцу:
«Вот невеста мне к венцу!»
Над Иваном все смеялись,
Больше братья потешались.
Старший взял себе дворянку,
Даровитую курляндку;
Средний – знатного купца
Дочь, дородную с лица.
А несчастный наш Иван, –
Делать нечего, он сам,
Выбрал, знать, свою судьбу, –
Лягушонку вел к венцу.
Тут и свадьбы учинили,
Столованье-пир пустили.
Пили, ели, танцевали,
Свадьбы славно отыграли.
А наутро, как всегда,
Все не помнили себя!
Сыновей собрал Царь раз
Да давал такой наказ:
«Рукодельем, мастерством
Похвалялись пред отцом
Жены ваши, я внимал
Да на ус себе мотал.
Любо мне на старость лет
Знать, хозяйки али нет
Крали ваши, потому
Жду от каждой поутру
По рубашке; вот тогда
Погляжу я, чья взяла!»
Запечалился Иван,
Делать что, не знает сам;
Стал мрачнее тучи он,
Сел на лавку за столом.
А лягушка вокруг скачет
Да Ивану тихо бачет:
«Что, Иван, ты стал не весел,
Буйну голову повесил?..»
Отвечал Иван лягушке,
Сердцу милой поскакушке:
«Повелел Царь поутру,
Чтобы сшила ты ему
Рукодельную рубашку,
Шитый ворот нараспашку».
А лягушка говорит,
Сладким голосом велит:
«Не печалься, то не дело,
Утро вечера мудрее.
Ты ступай-ка отдыхать,
Сладко в ночи почивать!»
Только лишь Иван ко сну
Отошел, как ко двору
Поскакала вдруг лягушка,
Позолоченное брюшко,
Да ударилась о землю,
И прекрасною царевной
Обернулась, как во сне, –
Вот так чудо на земле!
Дива – юная краса:
Светлолика, бровь черна.
Сладость в девичьих глазах,
Полумесяц в волосах,
Ножкой легкою ступает,
Красотою все пленяет.
Ручкой белою взмахнет –
Россыпь звездная падет;
Глянет ясными глазами –
Серебрится даль слезами…
Тут в ладоши ударяет,
Мамок, нянек собирает
Да наказывает им,
Сенным старицам своим:
«Мамки, няньки, собирайтесь,
Поскорее наряжайтесь,
Сшейте быстро, до утра,
Мне рубашку для Царя!»
До утра Иван проспал,
А наутро только встал –
Чуду дивному дивится,
Глаз не может отвести:
Как могло сие случится,
Как могло произойти?
Накрахмалена, бела,
Златом шиты рукава,
В полотенце на столе –
Рубашонка, как во сне.
Просветлел Иван душой,
Взял рубашку ту с собой,
На показ понес Царю,
Как велел тот, поутру…
А в то время мудрый Царь,
Земли русской государь,
Принимал дары сынов,
Старших братьев, молодцов.
Старший дар свой вынимал,
«Ну, сынок, дай поглядеть… –
Царь под нос себе шептал, –
В избу черную надеть…»
С тем рубашку отложил.
Средний брат дар подносил.
Поглядел Царь да сказал:
«Только б в баню надевал…»
Да рубаху – с глаз долой.
Тут Иван со всей душой
Подносил свою рубашку,
Шитый ворот нараспашку.
Удивленно Царь глядел,
Ту рубашку все вертел,
Глаз не смея отвести:
«Вот так радость для души!
Можно в праздник надевать,
Людям есть что показать!»
Ведь рубашка та была
Словно снег, чиста, бела,
Вся в узорах образцовых,
Шитых златом, изразцовых…
Братья то лишь увидали,
Меж собою толковали,
Про себя-де рассудили:
«Видно, зря мы все шутили
Над лягушкою простой,
Видно, дива с головой.
Да… царевна не проста...
Иль колдунья, иль хитра?..»
Вновь сынов сзывает Царь,
Земли русской государь.
Велит женам поутру
Хлеб испечь ему, Царю.
И Иван в печали стынет,
Взоры клонит, не подымет.
Добрался к себе домой,
Там лягушка: «Что с тобой?
Что, Иван, ты стал не весел,
Буйну голову повесил?»
А Иван ей и в ответ:
«Я в печали али нет?..
Ох, лягушечка моя,
Пожелал Царь от тебя,
Чтоб назавтра поутру
Хлеб чудесный ты ему
Испекла бы; как мне быть,
Как в печали не тужить?»
Лягушонка тут в ответ:
«Мой царевич, ангел, свет,
Не кручинься, не пекись,
Отправляйся, спать ложись;
Утро вечера мудрее,
Завтра сполнится и дело».
Загасив свечу, Иван,
Снял богатый свой кафтан,
Лег на лавку, задремал,
До утра так и проспал.
А тем временем во граде,
В белокаменной палате,
Братья с женами не спали –
Бабку старую послали
Поглядеть, лягушка как
Хлеб свой будет выпекать.
Да лягушка то смекнула,
Замесив квашню, пихнула,
Проломив в печи дыру,
Прямо в печь через трубу.
Старушонка все спознала
Да невесткам рассказала.
А те сдуру повторили,
Так хлеба и замесили.
А тем временем лягушка,
Добродушная квакушка,
Дверь толкнула за кольцо,
Прыг да скок – и на крыльцо…
Да ударилась об землю
И прекрасною царевной
Обернулась; нам про то
В сказке сказывать дано:
Ликом утренней зари,
Пальцы белые гибки.
Светлый взор ее прекрасен,
Вдохновителен и ясен,
Черны кудри в серебре,
Будто звезды в январе.
Вот така краса-девица,
Ночи светлая царица…
Вновь в ладони ударяет,
Мамок, нянек собирает
И дает им всем наказ,
Повеление, приказ,
Чтоб назавтра поутру
Хлеб спекли они Царю!
Мамки, няньки собирались
Да за дело принимались…
Как младенец, на духу,
Встал царевич поутру,
Поглядел, а на столе
Каравай, что в янтаре, –
Весь лучится и сияет,
Ароматы испускает…
Весь в узорах золотых,
В украшениях резных,
Города на нем, селенья, –
Чудо-диво, загляденье!
Просветлел Иван душой,
Взял скорее хлеб с собой
И явился ко дворцу,
К Царю-батюшке отцу.
А тем временем братья
Хлебом потчуют Царя.
Старший хлеб свой подавал,
Царь глядел да отсылал
Каравай в людскую тот –
Не по нраву, знать, пирог.
Средний брат хлеб доставал,
Царь в людскую отсылал:
«Да, конечно, спору нету,
Корж горелый – не к обеду!»
Тут Иван хлеб подносил,
Царь дивился, говорил:
«Вот так хлеб, вот это диво,
Поглядеть, и то уж мило!
Царству нашему в нем честь,
В праздник хлеб сей можно есть!»
Да за сим и речь держал,
Сыновей всех приглашал
Вместе с женами к нему
Завтра прямо поутру…
«В царстве будет нынче пир
На престольный, славный мир!»
И от слов тех сам не свой,
Вновь Иван поник главой,
Воротился он домой.
Там лягушка: «Что с тобой!
Что, Иван, ты стал не весел,
Буйну голову повесил?
Али слово ты какое
От Царя слыхал дурное?..»
А Иван на то в ответ:
«Лягушоночка, мой свет,
Как же мне не горевать,
Слез горючих не ливать:
Повелел мне Царь к утру
Завтра прибыть ко дворцу,
Да удумал наказать
Мне тебя с собою взять.
Как же людям я тебя
Покажу, любовь моя!»
А лягушка: «Ква! Ква! Ква!
То, Иван, нам не беда!
Поутру один ступай
Да меня там поджидай!
Как услышишь звон и грохот,
Коней ржанье, гулкий топот,
Ничему не удивляйся,
Будь спокоен, не пугайся!
Коли спросят вдруг тебя,
То ответь им, что моя
Лягушоночка то скачет,
В коробчонке себя прячет!»
Утро стало; вот Иван
Наряжал златой кафтан,
Отправлялся к людям в мир,
На престольный, славный пир…
Братья с женами сидят,
Свысока на всех глядят.
Жены в платьях дорогих,
В украшеньях золотых.
Разодеты в пух и прах,
Гордость царская в глазах.
Очи ясны на лице
Подведенные сурьмой,
Да у каждой на главе
Свой кокошник золотой.
Братья старшие смеются,
Меж собой переглянутся:
«Где ж, Иван, твоя жена,
У печи иль у станка?»
«Ха! Ха! Ха!» да «Ха! Ха! Ха!..»
А Иван в ответ молчит,
Ничего не говорит,
Взор потупил, опустил,
Долу голову склонил…
Вдруг раздался гром и треск,
Задрожал Царя дворец.
Гости с лавок повскакали
Да к окну все подбежали…
А Иван как был сидит,
Гостям тихо говорит:
«Не пужайтесь, господа,
То лягушечка моя
В коробчонке прискакала
Ко дворцу, как обещала».
Люди глядь – не оторваться,
Чуду дивному дивятся:
О шести конях карета
Подлетела, как комета,
И оттуда, что за диво! –
Тихо, мягко и красиво
Василиса выступает,
Всех чарует и пленяет…
Полумесяц на главе,
Черный волос в серебре,
Платье звездами расшито, –
Загляденье, право, диво!
Ваню за руку берет,
К бранным скатертям ведет,
За дубовый стол сажает,
Всех к обеду приглашает…
Тут на весь престольный мир
Закатился славный пир.
Гости веселы, полпьяны,
Звон, гремят с вином стаканы.
Бранны скатерти кругом,
Все сверкает серебром;
Яства разные пред ними,
Пред гостями дорогими;
Брага, мед текут рекой, –
Пир в разгаре, пир горой!..
Василиса знай смеется,
Меж гостями обернется,
Вдруг из чаши отхлебнет,
За рукав вино зальет,
Белым лебедем закусит,
За вином и кости пустит.
А царевны перед ней
Повторяют все за ней…
Стала музыка играть,
Все пустились танцевать.
Василиса тут встает,
Правой рученькой махнет…
Сине озеро вдруг станет,
А она тихонько глянет,
Из волос заколку сымет,
Леву рученьку подымет…
Белы лебеди уж тут
По морским волнам плывут,
Все головки опустили,
Воды вспенили, взбурлили…
Гости смотрят все, дивятся,
Чудом сим не насладятся.
Царь и вовсе обомлел
Да на троне чуть присел…
Да!.. такого не видал,
Рот разинув, наблюдал…
Тут купчиха и дворянка,
Даровитая курляндка,
Увидав то, в пляс пошли,
Веселиться от души.
Стали ручками махать
Да гостей всех обливать.
Вот потеха! Все смеялись,
Как костями те кидались.
Царь от смеха занемог,
Да ему прям костью в лоб
Угодили на беду...
Он разгневался, в бреду
На невесток закричал:
«Вас чтоб боле не видал!»
А Иван на ум смекнул –
От гостей всех умыкнул
Да прямком домой помчался,
Дверь отринул, запыхался.
В углу шкуру увидал,
В печь ее скорей кидал…
И царевны кроткий лик
Вдруг из пламени возник,
И, воспыхнув, из огня –
Искры, пламя серебря…
Чует Ваня – не к добру,
Кожу сжег он на беду.
Как царевна воротилась,
Кожи нет! Она хватилась…
Пряча свой печальный лик,
Так Ивану говорит:
«Ах, Иван-царевич мой,
Что же сделал ты со мной?..
Подождал бы лишь три дня,
Я б была навек твоя!
А теперь, уж не взыщи,
Далеко меня ищи…
В царстве Смертушки-Кощея,
Ненавистного злодея!..»
И теперь уж не лягушкой –
Обернулася кукушкой
И, взмахнув своим крылом,
Скрылась в небе за окном…
И Иван – к окну скорей
За царевною своей,
Взоры к небу устремил,
Но ее уж след простыл…
Тут Иван в кручину впал,
Слезы горькие ронял…
«Что же делать, как же быть,
Без любимой мне не жить!»
Поклонившись до земли
Святой матушке-Руси,
Он куда глаза глядят
Из своих хором, палат
Утром ранним в лес побрел…
Долго, коротко ли шел –
В лесу старца повстречал,
Всю печаль пересказал.
Душу юную излил,
О своей судьбе тужил…
Старец молча все стоял,
Слушал, не перебивал.
А дослушав до конца,
Молвил речью мудреца:
«Эх, Иван, зачем спешил,
Кожу девичью спалил?..
Василиса ведь в отца
Вся смекалкою пошла,
Да родилась мудреней,
Умом-разумом хитрей.
Тот за то ее казнил:
Лягушонкой обратил
Да велел ей на болото
Отправляться на три года…
Ладно, Ваня, так и быть,
Что ж теперь уже судить!
Помогу твоей беде,
На, возьми-ка, вот тебе!»
И клубочек достает
Да Ивану подает...
«На траву клубок кидай
Да за ним скорей ступай».
Ваня старцу поклонился,
Взяв клубок, перекрестился,
Его кинул пред собой,
Сам за ним вослед – рысцой…
Долго, коротко ль бежал –
Вдруг медведя повстречал,
Стрелу вострую нацелил,
А медведь как то приметил,
У березины сидит
Да Ивану говорит:
«Не губи меня, Иван!
Может быть, когда и сам,
Бог не дай, попажь в беду,
Пригожусь я, помогу!»
Пожалел его Иван,
Стрелу спрятал в свой колчан,
Дале по лесу бежал,
За клубочком поспешал…
Видит – селезень вверху
Встрепенулся на сосну,
Затаившись, тихо сел.
Ваня медлить тут не смел,
Глазом селезня приметил,
Стрелу вострую наметил…
Тот, от страха трепеща,
Молвил тихо, чуть дыша:
«Не стреляй меня, Иван!
Опусти стрелу в колчан.
Может статься, пригожусь,
Да и я на что сгожусь!»
Пожалел его Иван,
Опустил стрелу в колчан,
Дале по лесу бежал,
За клубочком поспешал...
Видит вдруг – косой в траве
Притаился на земле.
Ваня, скинув лук, нацелил,
Стрелу вострую наметил…
А косой в траве дрожит
Да Ивану говорит:
«Не стреляй меня, Иван!
Опусти стрелу в колчан.
Может статься, пригожусь,
Да и я на что сгожусь!»
Пожалел тот животину,
Лук закинул свой за спину,
За клубочком побежал,
К морю синему попал…
Волны пенные катились,
О песчаный берег бились,
И на том морском брегу
Видит – щука на боку
Уж едва жива лежит
Да Ивану говорит:
«Не губи меня, Иван!
Кинь подалее, к волнам.
Может статься, пригожусь,
Да и я на что сгожусь!»
Пожалел ее Иван,
Кинул в море, ко волнам,
За клубочком поспешал,
В лес дремучий прибежал…
Перед ним стоят дубы,
Что седые колдуны,
Вольно листьями шумят,
Меж собою говорят…
А поодаль, в стороне,
Посредь леса, на горе,
Стоит старая изба –
Без окон, лишь дверь одна.
Ваня в избу ту заходит,
Взором все вокруг обводит…
Перед ним, на кирпичи
Кости кинув, на печи
Лежит старая карга,
Седовласая Яга…
Повернувшися к нему,
Молвит: «Тьфу! Тьфу! Тьфу!
Русским духом повело,
Кого лихо принесло?..»
И на молодца глядит
Да, хрипя, ему твердит:
«Дело ль доброе пытаешь,
Али так себе лытаешь?»
А Царевич ей в ответ:
«Ах, хрычовка, ты иль нет?..
Ты б сначала накормила,
В баньку жаркую сводила,
Ну а после уж тогда
Стала б спрашивать меня!»
Та с печи, ворча, слезала
Да на стол еду сбирала,
Накормила, напоила,
В баньку молодца сводила,
Да уселась за столом
Толковать с ним обо всем.
Рассказал Иван Яге
О постигнувшей беде,
Что идет он в край далекий
За невестой ясноокой.
А Яга в ответ, скрипя,
Молвит: «Знаю все уж я:
Белолицая девица,
Ненаглядная горлица
У Кощеюшки твоя, –
И добавила хрипливо, –
Чтобы пусто ему было!..
Смерть Кощея на игле,
Что запрятана в яйце;
Утка то яйцо хранит,
Сама в зайце, знай, сидит;
Заяц спрятан в сундуке,
На дубу, что на скале.
Да Кощеюшка не спит,
При свече полночной бдит,
День и ночь дозор ведет,
Дуб заветный стережет».
До утра Иван с Ягой
Посидел душа с душой,
Слушал много, говорил,
Время с чашей проводил.
Утро только заниматься,
Стал в дорогу собираться,
Попрощавшись, поклонился,
Взяв мешок, перекрестился,
К морю синему пошел...
Долго, коротко ли шел,
Видит, дуб пред ним высокий,
И развесистый, широкий,
На ветру листвой шумит,
На дубу сундук стоит.
Наверху его видать,
Да Ивану не достать.
Вдруг откуда ни возьмись,
Раз, возьми да появись
Из чащи глухой медведь:
Дуб схватил, давай реветь,
Поднапрягся что есть сил,
Дуб на землю повалил,
И с верхушки тут сундук
Прям о землю стукнул: бух!
На две части разломился,
Заяц выглянул, пустился
В лес дремучий наутек,
Да за ним другой побег,
Беглеца в лесу нагнал,
Лапой в клочья изорвал.
А оттуда – вот так чудо! –
Ввысь, под самы небеса,
Утка взмыла в облака.
За ней селезень пустился,
Камнем в небо устремился,
Вмиг беглянку настигал,
Своим клювом ударял.
Та яйца не удержала,
В море синее кидала…
Запечалился Иван,
Делать что, не знает сам,
Вокруг моря томный бродит,
С моря глаз своих не сводит…
Вдруг запенилась вода,
К брегу бурная волна
Подбежала, и оттуда, –
В сказке лишь такое чудо! –
Щука к берегу плывет
И в зубах яйцо несет.
Тут Иван яйцо схватил
Да о камень враз разбил,
Смерть-иглу скорей достал
Да конец ей обломал…
Победил Иван Кощея,
Ненавистного злодея,
Да в его резные хаты,
В белокаменны палаты
Скорым временем пошел,
Василису там нашел.
К сердцу крепко прижимал,
В уста сладко целовал...
И они от бед домой
Воротились на покой.
Жили счастливо и долго...
В сказке русской много толка!
|
|