«Когда ты вступаешь в Иерусалим»
(Четыре стихотворения из цикла «Евангелие от Ниэль»)
цикл посвящается Е.Г.
Путеводитель по Иерусалиму для Елены
Через год иль половину
ты отправишься с равнины
в горный Иерусалим,
где я дерзко строю планы
в его выси и глубины
быть Вергилием твоим.
Я тебя у входа встречу
и, счастливая, замечу,
будто взгляд прохладный твой
и палящий луч небесный,
на лету сливаясь вместе,
потекли струёй одной...
Увлеку, ладонь с ладонью,
к белым Стенам, закалённым
преклоненьем и огнём.
Где дымящиеся бездны
раскаляет свет отвесный,
мы с тобою путь начнём.
Где провалами чернеют
кельи прежнего жилья,
лабиринт окаменелый
и мозаик чешуя.
Где широкие ступени
помнят поступь коаним*,
где низвержены под стены
камни первой из святынь.
И затаивая трепет,
тронем плиты мостовой,
где навечно встало время
в день пожара роковой...
А потом взбежим повыше,
вверх петляя по горе,
чтоб вскарабкаться на крышу
у хасидов во дворе.
И с горба Квартала глянуть –
и навек запомнить, как
медной лавой плавит камень
его царственный закат...
А когда, немым дыханьем
луч последний проводив,
грянет колокол печальный
и тягучий муэдзин, –
накрываясь тьмой крылатой,
мы в ущелье вниз нырнём
и вернёмся к "Кинг Давиду",
спуск меняя на подъём.
А потом на утлом лифте
к колокольне ввысь взлетим,
чтобы ахнуть от восторга
над сияньем золотым!..
...На прощанье, отдыхая,
средь узорчатых мозаик
мы за чаем посидим,
из сокровищ выбирая
сны Твои, Иерусалим!..
* коаним (ивр.) – священнослужители Храма
Ода иерусалимской не-встрече!
Нежность моя,
таясь в серебристой листве оливы,
ждёт, когда мимо пройдёшь.
Ниэль, февраль 2001
Нежданным полётом
в разгаре весны
однажды в субботу
сбываются сны.
О, если б позволить
тогда мне могли
лететь за тобою,
не чуя земли!..
Прозрачней, чем воздух,
поодаль скользить
и только бы впитывать,
только следить,
тая ликованье,
за взглядом твоим,
когда ты вступаешь
в Иерусалим!
Где факелом пряным
из сладких цветов
пылает багряник,
как розовый столп,
под стать Ренуару
рассыпав мазки,
уютный Эйн-Карем
объятья раскрыл.
А дальше шагами
дорожки хрустят –
навстречу потянется
Розовый Сад.
Точёные ветви
раскинув в салют,
атласские кедры
там честь отдают!
И каждая роза,
вся – кротость сама, –
в растроганный воздух
струит аромат
и ждёт поцелуя,
привстав на носки,
как в трубочку губы,
сложив лепестки.
Вдруг, ахнув, заметишь –
над склоном легко
сакуры нежнейшей
парит облачко;
на город мой глянешь
с вершины холма –
навстречу привстанут,
белея, дома;
Сойдёшь ли к ключам,
зажурчавшим у ног,
потрогаешь ласково
бархатный мох –
улыбкою, поступью
город живой,
коснувшись его,
просветляешь собой.
Само и не нужно
моё бытиё –
мне только бы слушать
дыханье твоё
в громадине Храма,
где холод и тишь,
и тонкой средь камня
свечою стоишь.
Под сводом тяжёлым
читаешь узор
и с Храмом безмолвный
ведёшь разговор...
Во дворик шагнёшь
в ослепительный свет,
где каменный панцирь
на солнце нагрет,
за ним в переулках
скрещения стен
лучи разбивают
на блики и тень.
Почувствуют камни
оливковый взгляд
и память о нём
для меня сохранят...
А мне бы побыть
на опушке лесной,
полуденный
оберегая покой,
где сходятся после
раздумьем одним
шумящие сосны
с молчаньем твоим...
. . . . .
Но – не удостоюсь.
Мне сказано – «Нет».
Под цфатской сосною
объявлен запрет.
Блистательно-круто
не-встреча сбылась!..
Лишь нежность минуты
своей дождалась,
что в листьях оливы,
скрывающих дрожь,
ждала терпеливо,
когда ты придёшь...
Тринадцатое ноября. Иерусалимский лес
Натянутая тетива,
вибрирующая струна,
Эоловою арфой
под Божьею рукой звеня,
в струе прозрачного огня
от Солнца и до камня,
в столпе небесного огня
раскачивалась, как сосна,
от солнечного ветра,
сияньем преображена,
и пело тело, как струна
натянутого света!
На круглом темени холма
тянулась молнию принять
трепещущей антенной,
привстав на цыпочки почти,
Земле любимой принести
гимн радости Вселенной!..
И руки в голубую высь
рисунком чудным вознеслись
в зелёных сосен раме,
а основанием стопам
служила белая скала –
ликующий фундамент.
И в чашу каменную тёк
сосны благоуханный сок –
в янтарь он отольётся,
чтобы любую вечность мог
хранить твой драгоценный вздох
в горящих каплях солнца!..
Град Давидов. Экскурсия
В миг, когда исполнится,
в час, когда сбывается,
в день, когда явилась ты
в Иерусалим, –
все свои сокровища
он обрушил радостно
царской полной мерою
пред лицом твоим.
Зной крепчайшей выдержки
лил десницей щедрою,
замесивший намертво
золото и грязь –
по холмам расхристанный
вспоротыми недрами,
не бряцая славою,
язв не устыдясь.
Но дохнул прохладою
над Садами Царскими,
лозы виноградные
сплетая над лицом –
зеленым-зелёными
стали очи яркие
под его узорчатым
вырезным венцом.
Где точёной башенки
стан парит невидимо,
из-за пыльной россыпи
сможешь угадать
звенья дружной поросли
города Давидова –
меж столиц единственной
молодую стать.
Вдоль аорты города
шагом завороженным
за каменотёсами
ступаешь по пятам –
голубая кровь его
остужает ноженьки –
иерусалимская
чистая вода.
И за то, что вовремя
жилу водоносную
Хизкияху* вызволил,
как велел Господь, –
руку с тонкой свечечкой
тёмною утробою
бережно облапила
каменная плоть.
Через бездну времени
в недрах толщи каменной
там, где на прощание
тронула скала,
Божьею отметинкой
по запястью правому
тонкая царапина
змейкою легла.
Даже если наглухо
души заколочены,
с ходу не подступишься
к воротам Золотым, –
водами подхвачены
новые пророчества
и текут живительно
в Иерусалим.
* Хизкияху (ивр.) – в славянской традиции Езекия – царь Иудеи (VIII век до н.э.).
|
|