Тебе писались неоднажды
Стихи хозяином твоим;
Любовью слог пронизан каждый –
Как память ты им был любим.
Ты ж был жесток наполовину,
Терзая сердце господину
Былым. И стал вдвойне жесток,
Когда его не уберег.
Ты кичился красой своею,
Полукольцо, полупечать…
Спеши же истину узнать:
Чем проще друг, тем он вернее!
Ты лучше б пуговицей был –
Собой поэта заслонил!
Тогда б тебе, как талисману,
Достойной не было б цены,
Ведь, отведя смертельну рану,
Тобою были б спасены
Поэт ко радости Минервы,
А с ним и новые шедевры!
Предвидя будущий скандал,
Он на тебя лишь уповал.
С тобой был Пушкин не разлучен,
К тебе щекой, то взглядом льнул,
Но ты перстом не шевельнул
Когда над ним сгустились тучи:
Мог палец дернуть поспеша
За два шага до рубежа.
Но ты был глух к его рефрену:
«Храни меня, мой талисман…»
Предатель ты и шарлатан,
Коль дружбе предпочел измену.
Кому-то слава Герострата:
Дав выстрелить врагу вперед,
Навечно ранил ты народ!
И хоть поэт лежит в могиле
Народу он все также мил;
Ты Пушкина не сохранил,
А мы тебя не сохранили.
Хотел бы, гнусное кольцо,
Тебе я посмотреть в лицо!
Элиза другу подарила
Тебя, попутав с близнецом,
И чудодейственная сила
Осталась вся в кольце другом.
Ах, если б можно было б снова
Елизовете Воронцовой,
Чтоб не порвалась жизни нить,
Тебя ему передарить!
Но нет, история жестока –
Поправки делать, не вольна:
Погиб поэт; сама ж она
Жила до старости глубокой.
Вот почему сей амулет
Не дал поэту долгих лет.
|
|