1. Любимое место

 

Женжи словно появился из воздуха. Я не видел его, когда выходил из лавки, но стоило сделать один лишь шаг, как тут же услышал его дыхание за спиной. Обернулся, погладил его по голове, и мы пошли вдвоём гулять.

Женжи ждёт меня каждый день. Я теперь помогаю в лавке папе Гую. Он даёт мне множество мелких поручений, а ещё я встречаю покупателей, здороваюсь с ними и провожаю к папе Гую. Мне очень нравится это делать. Иногда люди приходят очень озабоченными и напряжёнными, но стоит им улыбнуться и сказать пару приятных слов, они тут же улыбаются в ответ.

Мне вообще нравится в нашей лавке. Красивое и просторное помещение, в нём много света и, конечно, чая. Множество сортов и видов. Папа Гуй знает всё о каждом чае, я же даже представить себе не могу, как столько информации можно уложить в одну голову. Но я всегда внимательно слушаю его и стараюсь запомнить каждое его слово. Я хочу так же, как и он знать всё о чае и уметь подобрать каждому человеку именно тот чай, который понравится ему больше всех остальных.

Покупатели любят папу Гуя и очень его уважают, поэтому и ко мне они относятся с явной симпатией. Ему и мне говорят множество приятных и искренних слов, мы всегда отвечаем тем же. Наверное, трудно найти ещё одно подобное место, в котором так много говорят о хорошем и улыбаются. Папа Гуй говорит, что это чай так меняет людей. А мне кажется, что всё дело в нём, просто он умеет создать такую атмосферу, в которой всем хорошо и спокойно.

Я никогда не устаю от работы. Наоборот, она вдохновляет меня и приносит силы. И каждый вечер за порогом меня ждёт Женжи. Ему нельзя заходить в лавку, и он никогда не нарушал этот запрет. Он очень умный пёс. Поэтому он ждёт меня на улице. Я каждый раз глажу его, правда теперь мне для этого приходится сильно наклоняться, я очень вырос в последнее время.

Вечером, когда все дела в лавке закончены, я выхожу на улицу. Меня радостно встречает Женжи, и вместе мы идём гулять. Чаще всего мы идём на окраину города, там спокойнее, меньше суеты и шума. В последнее время мне всё больше хочется тишины, словно я хочу что-то услышать, сам не понимаю, что именно. Оно какое-то неуловимое, неизвестное и непонятное, видимо от того манящее и таинственное.

Женжи всегда понимает моё настроение и старается не мешать. Просто тихо идёт рядом. Он настоящий друг, и я так люблю его, что не сказать словами. Но он тут же начнёт радостно скакать и играть со мной, стоит только мне отвлечься от своего состояния и переключиться на окружающую меня жизнь со всеми её многогранными красками, звуками и событиями. Во мне в такие минуты просыпается что-то детское, и мы весело играем и бегаем.

Больше всего я люблю одно место на самом краю города. На небольшом холме стоит заброшенный дом, он уже почти в руинах, но в нём ещё теплится память прошлой жизни. Я каким-то образом чувствую это. В моём воображении возникают образы и сцены прожитой домом жизни. Бегают и кричат дети, о чём-то спорят взрослые и старики смотрят на всё это со знанием и опытом прожитых лет. Мелькают события радостные или тревожные, искорки праздников и тёмные шлейфы печали. Любовь, смерть и рождение, судьбы, надежды, разочарования, всё, чем полна человеческая жизнь, есть в этих руинах.

Есть ещё что-то, но я не пытаюсь этого познать. Не за этим я сюда прихожу. Просто мне нравится, сидя на полуразрушенном крыльце этого дома, смотреть с холма на равнину. Смотреть далеко, взгляд здесь ничто не задерживает, там, вдали, сходится небо и земля. Это завораживает, останавливается бег мыслей, и я оказываюсь на тонком пороге какой-то другой реальности, более тонкой и неуловимой.

Я могу сидеть на этом крыльце долго, сам не знаю сколько. Иногда закат уже украсит небо чудесными всполохами краешки облаков, а я всё сижу. Уже Женжи ворчливо тянет меня за край одежды, требуя идти домой. Он, в отличие от меня, хочет есть и пить. Я же в таких состояниях спокойно обхожусь без этого. Я всегда отзываюсь ему, глажу и иду с ним, нас ведь ждут и волнуются.

Меня удивляет, что папа Гуй и мама Лан никогда не вмешиваются в мои дела. Я им всегда рассказываю о том, что происходит со мной. И я вижу, знаю, что они понимают всё. Я встречаю с их стороны молчаливое одобрение моих странных поступков и состояний. У меня складывается впечатление, будто они знают то, что я переживаю, и считают это хорошим и правильным. Возможно даже необходимым. И мне дорога их поддержка и забота.

А ещё, сидя на крыльце этого дома, я вспоминаю, думаю, рассуждаю. Наверное, у каждого человека есть такие мысли, с которыми он ни с кем не может поделиться. И не потому, что они плохие, вовсе нет, просто они такие… очень сокровенные. За них не то чтобы стыдно, нет. Но и сказать о них другому никак, уж очень свои. Видимо, они тайна души человека, личная сокровищница его сердца.

Но я свои мысли рассказываю Женжи, потому как высказаться всё равно хочется. Это странно, но всё равно нужно, чтобы тебя кто-нибудь услышал и понял, не сломал переживания неосторожным словом или неуместным советом. Очень хочется, чтобы слова от сердца сплелись с ответными словами, рождёнными другой душой. И вместе они создали бы необыкновенный танец с музыкой и чем-то ещё высоким и звенящим.

Женжи всегда меня слушает. Сидит рядом, иногда напротив, тогда он смотрит мне в глаза. В его глубоком взгляде я нахожу ответ для себя. А ещё, он всегда меня понимает, насколько это может сделать самый лучший пёс на свете.

Сегодня я опять на крыльце заброшенного дома. Женжи рядом. Дневная жара ещё не сменилась вечерней прохладой. Пёс тяжело дышит, вывалив свой чудесный фиолетовый язык. Я смотрю на кромку земли и смыкающийся с ней краешек неба. Мне хорошо и спокойно. Я уже успел рассказать псу всё, что у меня было на душе, теперь совсем легко, и тихая радость наполняет меня. Люблю это состояние.

Чувствую, как некая светлая и высокая волна через макушку проникает в моё тело. Это волнительно и прекрасно. Открыто и доверчиво впускаю её, сижу неподвижно, боюсь спугнуть это волшебное действо. Чувствую, что в моём теле что-то происходит, словно каждая клеточка наполняется чем-то чистым и светлым. Будто выходит из тела что-то тяжёлое и тёмное.

Смотрю на горизонт. Соединяются небо и земля, и в моей душе всё тоже соединяется, становится целостным и гармоничным. Подкрадываются сумерки, небо под властью заката, от земли влага невидимыми струями наполняет пространство. Женжи тихонько лижет мою ладонь. Я глажу его и встаю на ноги. Пора идти домой.

 

2. В лавке

 

Я теперь постоянно работаю в лавке, помогаю папе Гую. Мне нравится, очень много интересного происходит и, что очень важно, папа Гуй продолжает делиться своей мудростью и постоянно даёт мне уроки. Я их принимаю с благодарностью. Сегодня он сказал мне: «Посмотри, как люди отдают и принимают деньги». И я стал наблюдать.

Первым вошёл в лавку плотник Сян Ду. Он тяжело вздохнул, молча постоял у прилавка, словно не замечая приветствий, обращённых к нему. Подождал пока папа Гуй подойдёт к нему, вежливо осведомился о делах в лавке и начал жаловаться на свою горькую жизнь.

Он делал так всякий раз, появляясь в лавке. Сян Ду разговаривал вежливо, но долго и нудно, при этом редко покупал чай. Обычно он говорил, что дела идут плохо, заказов мало и у него почти нет денег, и он не знает, как жить дальше, а ведь у него трое детей. Меня удивляли его слова, ведь он слыл хорошим мастером своего дела, и у него всегда были заказы на работу. Создавалось впечатление, что он жалуется специально, у него есть для этого какая-то причина, но мне было всё равно непонятно, зачем он это делает.

После долгих жалоб на жизнь, Сян Ду, наконец, решился купить чай. Положил на прилавок несколько монеток, долго и с сожалением смотрел на них, будто, не решаясь с ними расстаться. После он взял выбранный чай и ушёл, низко опустив плечи и постоянно вздыхая.

Потом прибежала беспечная Жэнь Минь. Она легкой птичкой впорхнула в лавку. Она обвела всех своим очаровательным взглядом, тут же спросила о здоровье мамы Лан, почти незаметным кивком приветствуя меня, стала говорить с папой Гуем. Она что-то весело щебетала ему, пока я доставал любимый её чай.

Я не мог понять, какие чувства испытываю к ней. С одной стороны, она действительно была очаровательной, она всегда приносила с собой лёгкую и весёлую атмосферу. И с ней всегда было приятно общаться. Тонкий звонкий голосок, блестящие глазки и смех, это всегда было при ней. С другой стороны, не знаю, как сказать… это всё, что было у неё. Она была пустой, как красивая коробка, в которой закончился чай. Поэтому я всегда смущался в её присутствии, просто не знал о чём и как с ней говорить. Папа Гуй любил подшучивать надо мной по этому поводу.

Выбрав несколько сортов чая, она небрежно, легко бросила на прилавок монеты, их было явно больше, чем надо. Словно незаметив этого, упорхнула также легко, как и появилась, будто её никогда и не было.

Послышались тяжёлые шаги. Полусогнутый, опираясь на палку, с трудом поднимая ноги, в лавку вошёл старый Лян Си. Он медленно поднял на меня глаза, кивнул в ответ на моё приветствие, подошёл к прилавку. Папа Гуй с почтением поклонился ему. Я знал, что их двоих связывает старая дружба.

Я не стал слушать их разговор, вышел на улицу, чтобы не мешать старым друзьям общаться. Скоро папа Гуй позвал меня, он велел достать мне очень хороший и дорогой чай для старого Лян Си.

– Это тебе в подарок, – сказал папа Гуй, – не беспокойся, это недорогой, но очень вкусный чай. Я его очень люблю, раздели со мной радость, попробуй его. Он тебе должен понравиться, а если нет, то принесёшь назад, я не обижусь.

– Но за этот чай, – ответил ему Лян Си, – я обязательно рассчитаюсь, и не смей меня уговаривать. Не позволю, чтобы ты обделял свою семью неуместной щедростью!

Твёрдо положил на прилавок монеты старый Лян Си. Их было ровно столько, сколько надо. И он положил их так, будто пожелал папе Гую всего самого лучшего на свете. После старик направился к выходу, папа Гуй сопроводил его до самой двери.

Пришёл продавец сладостей Лин Го. Он наполнил лавку своей весёлой улыбкой. Я едва успел поприветствовать его, как он тут же сунул в руки мне рисовый пирожок. Это немного задело меня, ведь я уже не маленький, не стоит меня угощать вкусностями.

Лин Го недолго общался с папой Гуем, наговорил кучу всяких приятных слов. Несколько раз пошутил, один раз даже смешно. Он выбрал несколько сортов чая, купил все. Пригласил к себе за покупками, говоря, что у него лучшие сладости в этом городе. Деньги широким жестом выложил на прилавок, но внимательно и тщательно пересчитал сдачу. А когда ушёл, я понял, что такое тишина и покой. Похоже, и папа Гуй вздохнул с облегчением.

А потом появился Сян Мин. Он был мелким чиновником, но важности у него при этом было, словно он император. На меня он даже не взглянул, на папу Гуя смотрел свысока, будто на слугу. Папа Гуй принёс ему стул, ставя, подмигнул мне.

Сян Мин стал выспрашивать, словно чего-то требуя, какие сорта чая самые дорогие, осведомился об элитных чаях. Внимательно слушал рассказы о том, где и как выращивают эти сорта. При это он кивал головой, тем самым давая понять, что он и сам хорошо в этом разбирается. Иногда он делал замечания папе Гую, указывая на несуществующие неточности.

Потом он потребовал заварить себе один из элитных сортов, с видом знатока стал его пить. Но не допил, поставил небрежно чашку и с недовольным видом поднялся. Купил немного дешёвого чая и, надменно попрощавшись, гордо удалился. Перед выходом он прямо в руку папе Гую уронил монеты, будто подал милостыню.

Тяжело дыша, со скучающим взглядом, немного неопрятная, вошла ленивая Джи. Мы хорошо знали её. Она была вдовой, муж оставил ей неплохое состояние, но детей они не успели нажить. Люди её не любили, она была известной сплетницей и часто говорила о других за глаза нехорошо и несправедливо. От её оговоров, бывало, серьёзно портились отношения между людьми.

Она всё время скучала, не зная, чем заняться. Бездельничая, заходила в разные лавки и проводила в них уйму времени за разговорами. К нам ленивая Джи заходила редко, папа Гуй был не тем человеком, с которым было бы хорошо сплетничать и долго болтать ни о чём.

Ленивая Джи обвела пустым взглядом лавку. Выбрала себе чай, после долго искала деньги, сетуя, что никак не может вспомнить, куда их положила. Это было её хитростью, один раз папа Гуй попался, разрешил ей занести деньги после, но ленивая Джи его обманула, она до сих пор их не отдала, сочиняя каждый раз новую отговорку.

Деньги она отдавала трясущимися руками, мне показалось, что ладони у неё при этом вспотели. Папа Гуй внимательно смотрел за её движениями. Говорят, что один раз она положила у одного из торговцев деньги за товар на прилавок, а потом, стоило ему отвернуться, тут же забрала назад. А потов всех уверяла, что торговец их сам забрал. Наконец, она рассчиталась, вышла, а мы вздохнули с облегчением.

Было ещё много людей. Были хорошие люди, добрые. Были всякие. И каждый действительно расставался с деньгами по-своему. Это меня очень впечатлило. Я очень ждал вечера, когда папа Гуй, наконец, объяснит мне суть заданного мне урока.

 

3. Достоинство

 

Папа Гуй пригласил меня на беседу. Я с нетерпением ждал её, очень хотелось узнать смысл вчерашнего урока. Сегодняшний день мною был проведён в подобных наблюдениях, было очень интересно, как люди общаются с деньгами. Только вот было непонятно, к чему вело это наблюдение, смысл, который был пока скрыт для меня.

Папа Гуй пригласил меня за столик, на небольшом столике чайник и две чашки. Папа Гуй неспешно налил чай себе и мне. Сделал глоток, молчит. Пришёл Женжи и лёг у моих ног. Сейчас ему уже можно появиться в доме, лавка закрыта и у него теперь полная свобода действий. Пёс положил голову на лапы и задремал. Я ёрзаю на стуле, сделал глоток, поперхнулся, немного пролил чая на грудь. Папа Гуй улыбнулся, глядя на меня, поставил чашку и приготовился говорить.

− Похоже, ты готов меня слушать, − начал он разговор, − ещё немного, и ты лопнешь от нетерпения. Правда, будет лучше, если ты успокоишься и постараешься глубоко усвоить всё, что я скажу тебе.

Я кивнул головой, опустил дыхание в живот, сел ровно и начал поправлять одежды на себе. Папа Гуй с улыбкой наблюдал за мной. Убедившись, что мне удалось с собой справиться, кивнул головой и продолжил беседу.

− Цзиньлун, что ты понял, наблюдая, как люди отдают и принимают деньги?

– Они все это делают по-разному, – немного неуверенно начал я свой ответ, – это очевидно. У всех людей разные характеры, понятно, что и поступки будут отличаться. Но ты сказал обратить внимание именно на деньги. Я заметил, что все люди хотят как-то выглядеть, произвести некоторое впечатление. Но деньги, когда их отдают и принимают, показывают что-то другое. Я не знаю, как это объяснить, будто они выдают настоящее в человеке, то, что он хочет скрыть, показывая себя определённым образом.

Сказав всё это, я тяжело выдохнул, мне было очень трудно подобрать слова, при этом не было никакой уверенности, что удалось свои ощущения и наблюдения верно выразить. Страх быть неправильно понятым был несильным, папа Гуй умеет понимать саму суть сказанного, не цепляясь за слова. Но всё равно напряжение сковало меня.

– Ты всё верно подметил, мой мальчик, – после этих слов папы Гуя послышался ещё один мой глубокий вздох, – это действительно так, люди нередко прячутся за неким образом, который искусно создают. Это нужно для защиты, не стоит всегда быть открытым и доступным. Немало охотников найдётсячвоспользоваться твоей открытостью для своих корыстных целей. Но об этом мы поговорим в другой раз.

Дорогой Цзиньлун, я обратил внимание именно на деньги, чтобы научить тебя правильно с ними общаться. Деньги - большая сила, немудрено, что множество людей при столкновении с ней теряют голову. Напомни, Цзиньлун, что является основой в искусстве приготовления чая?

– Владеть собой, папа Гуй!

– Да, мой мальчик, если ты не владеешь собой, то ничем не сможешь овладеть. Когда ты не в силах с чем-то совладать, то начинаешь либо подчинять, либо избегать. И то и другое – потеря себя, в таком состоянии ты проявляешь насилие либо к другим, либо к себе. Так и выходит с деньгами. Слушай внимательно, сейчас поймёшь, – видя мой напряжённый взгляд, пояснил папа Гуй.

Давай вспомним, Цзиньлун, что свою силу мы проявляем через руки, они у нас идут от сердца. Накапливает силу живот, осмысливает голова, а проявляют руки. Так вот скажи мне, если бы, к примеру, Жэнь Минь? – Папа Гуй весело подмигнул мне.

– Она… – я немного задумался, – у неё получился бы слабый чай с лёгким цветочным оттенком. Невкусный и неинтересный.

– А у ленивой Джи?

– Насыщенный тяжёлый вкус, крепкий, но запах был бы у него неприятный.

– Молодец, Цзиньлун. А что скажешь про чай, приготовленный Лин Го?

– Лёгкий и сладкий вкус. Средней крепости, со множеством оттенков, но они были бы неприятными. Я не хотел бы пить такой чай.

– А если бы чай приготовил бы Лян Си?

– Такой чай, – я улыбнулся, – я бы, конечно, стал бы пить. Лян Си очень хороший. У его чая был бы сильный и густой вкус, насыщенный аромат, немного горький. Вкусный был бы напиток.

Мы перебрали ещё несколько человек. Обсуждали вкусы чая и характеры упоминаемых людей. Папа Гуй в большинстве случаев согласился со мной, ему понравились мои предположения о вкусах чая. Я был горд собой.

– А теперь, Цзиньлун, самое главное, то ради чего я готовил для тебя этот урок. Деньги - большая сила, она либо подчинит себе, либо ты начнёшь её избегать, и так будет, пока ты не овладеешь собой. Есть люди, бегающие за деньгами, они потом боятся потерять даже малую часть их. Есть люди, сорящие деньгами без разбора. Есть люди, берегущие каждую монетку.

Глядя на людей, ты легко поймёшь, насколько деньги подчинили себе человека, или насколько далеко он сумел от них убежать. Люди сами это покажут тебе, стоит только дать им монету или взять её у них.

Деньги - большая сила, Цзиньлун. Люди теряют себя из-за денег. Теряют самое главное – дух. А ведь только он может овладеть силой денег, он ведь превыше неё. Дух, Цзиньлун, он подлинная сила, и она есть у каждого человека. Овладеть собой можно только с помощью духа. Тогда совладаешь не только с силой денег, но и с любой другой силой на свете. Вот, что ты должен знать.

Есть способ легко определить, овладел человек собой или нет, в нём проявляется особое качество. Такой человек держит спину прямо, дышит ровно, глаза его всегда смотрят вперёд, а голова опускается только в знак подлинного почтения. У такого человека всегда слышна сила, и она делает его мудрым. Это качество, Цзиньлун, – достоинство.

Скоро на твои плечи, мой мальчик, ляжет вся забота о нашей семье, деньги, на которые мы живём, пойдут сквозь твои руки. Это очень важно, Цзиньлун. Твои руки должны быть чисты. В тебе должно быть достоинство, мой мальчик, иначе тебе никогда не стать настоящим мастером чая. А теперь иди гулять, Женжи уже заждался тебя.

 

4. Сердце мамы Лан

 

Я рассказал маме Лан про последний урок папы Гуя. Меня он очень взволновал, вроде я всё понял, но оставалось ещё что-то неуловимое. Оно, вроде, рядом, но тут же исчезает, стоит приблизиться к нему хоть на чуть-чуть. Папа Гуй никогда не объясняет целиком, он всегда оставляет что-то для осмысления. Словно в написанном тексте пропущена фраза, или в предложении слово. Просто он хочет, чтобы я не просто запомнил его слова, а сам понял то, что он хочет мне показать и объяснить. И я знаю, все его уроки мудры и важны, они настоящее сокровище.

Мама Лан внимательно меня выслушала. Она улыбается, в её глазах поддержка и сочувствие. Я вижу, что она прекрасно понимает меня, а ещё не менее хорошо она понимает папу Гуя, а ещё она понимает гораздо глубже, чем я могу прямо сейчас осмыслить. Её жизненный опыт и мудрость намного больше, чем у меня.

– Дорогой Цзиньлун, – ласково говорит она, – у мужчин всё сложно, – при этих словах она озорно посмотрела мне в глаза, давая понять, что теперь и меня она считает мужчиной. – У женщин всё проще, мы ближе к жизни и не строим высокие мысли, устремляя их в глубину Неба. Наша жизнь здесь, на земле, мы мыслим конкретными вещами, которые вот здесь, рядом с тобой. Ты это должен учитывать, когда слушаешь мой ответ.

Жизнь многогранна, никто о ней не может сказать однозначно. Не хватит слов, чтобы всё объяснить. Поэтому папа Гуй не стремится дать тебе готовые знания, они мертвы и бесполезны. Он хочет, чтобы ты сам познавал то, что сделает тебя мудрым. Другими словами, он показывает на сокровища, а что с ними делать, решаешь ты.

Мне всегда нравилось, Цзиньлун, что ты стремишься познавать. И находишь удивительные ответы. Я уверена, что с этим уроком ты разберёшься и найдёшь больше, чем знаем и понимаем мы.

– Суть в том, – продолжает говорить мама Лан, – что у каждого человека есть всё, что ему нужно. Да, можно мне возразить, мои слова могут выглядеть нелепо, но это только на первый взгляд. Каждый человек строит свой мир, свою жизнь. И каждому хочется сделать её счастливой, но получается не у всех.

Папа Гуй и я строим свою жизнь из духа, так нас учит Золотой дракон, так нас учит чай. Папа Гуй хочет, чтобы и ты жил также. Это очень важно. Цзиньлун, если ты не владеешь собой, то не понимаешь, не слышишь дух. На его место приходит страх.

Страх быстро подчинит тебя. Заметил, одни люди бояться что-либо сделать, другие – потерять? Боится каждый человек, Цзиньлун. Это естественно. Страх одно из чувств, как и любое другое чувство, он не плох и не хорош. Если ты владеешь собой, то он становится другом, подскажет опасность. Если не владеешь собой, то станешь его слугой. Тогда ты потеряешь и себя и свою жизнь, точнее всё то, что хотел в ней построить, о чём мечтал.

– Страх приходит через деньги, – задумчиво спрашиваю я, – папа Гуй именно на них обратил внимание?

– Не только через них. Через любое чувство. Возможно, ты сейчас не поймёшь, но запомни, любое чувство через страх становится страстью. Вместо того, чтобы владеть собой, человек старается владеть другим. Или жажда властвовать переносится на вещи, часто на деньги. А они хорошо показывают, кто есть на самом деле человек перед тобой.

Старайся жить в духе, мой дорогой Цзиньлун, не давай страху овладеть тобой.

– Мама Лан, а ты тоже боишься?

– Конечно. В жизни много страхов. Боюсь за тебя, чтобы ничего не случилось плохого. Боюсь за папу Гуя, он уже совсем стар и здоровье у него уже не такое крепкое, как раньше. Боюсь за всю нашу семью… – мама Лан вдруг снова улыбнулась, – а ещё боюсь, Цзиньлун, что никогда не увижу своих внуков.

При этих словах я вздрогнул, она уже не первый раз заговаривала о моей женитьбе. Но я совсем не собирался даже думать в эту сторону. Я вообще не понимаю, как общаться с женщинами, и зачем вообще это мне нужно?!

– Цзиньлун, у соседей выросла очаровательная девушка, ты должен знать её, это Айминь. Она очень красивая и ладная. У неё хорошее воспитание и манеры. Она будет хорошей хозяйкой и подругой тебе на всю жизнь, я уверена в этом. В одиночку люди счастливыми не бывают, Цзиньлун.

– Мама Лан, – сказал я после тяжёлого вздоха, – Айминь действительно хорошая девушка, но я хочу сначала разобраться с собой. Ты не раз говорила про любовь, про это волшебное чувство. У меня нет его. Вот если появится, то обязательно приведу Айминь либо какую-нибудь другую девушку в дом. А сейчас я люблю только тебя и папу Гуя и, конечно, Женжи. Мне этого достаточно.

Мама Лан, давай я сначала научусь владеть собой, познаю дух, а потом уже и подумаем о девушке. Да и что мне с ней делать? Я вот с собой не знаю, порой, как быть.

– Ой, Цзиньлун, – мама Лан рассмеялась, – какой ты смешной. Ну ничего, пройдёт немного времени, и ты поймёшь, зачем нужны девушки. И одна из них обязательно похитит твоё сердце! Вот только бы мне внуков дождаться. Цзиньлун, я должна увидеть своих внуков. Мне это очень важно. Ты уж постарайся поскорее овладеть собой, – сказала она с иронией, – а то так и не сможешь овладеть девушкой. А какое уж без неё счастье?!

В таком духе мы поговорили ещё немного. Но через некоторое время пришёл Женжи, потянул меня за одежду. Я поднялся и вместе мы пошли гулять по городу.

Улицы сменяли одна другую. Обычный городской шум. И у меня внутри тоже суета и хаос. Решил рассказать Женжи про девушку: – Понимаешь, говорю ему, – мама Лан хочет увидеть внуков. А мне что делать? Я совсем не хочу ни жену, ни детей. Женжи, что-то другое должно произойти в моей жизни, понимаешь?

Женжи в ответ кивает головой, потом садится и пожимает плечами.

– Вот и как тебя понять? – пёс в ответ опять пожимает плечами. Я не сержусь на него. Просто я и сам не знаю, чего хочу, и будущее мне представляется весьма туманным.

 

4. Сердце мамы Лан

 

Я рассказал маме Лан про последний урок папы Гуя. Меня он очень взволновал, вроде я всё понял, но оставалось ещё что-то неуловимое. Оно, вроде, рядом, но тут же исчезает, стоит приблизиться к нему хоть на чуть-чуть. Папа Гуй никогда не объясняет целиком, он всегда оставляет что-то для осмысления. Словно в написанном тексте пропущена фраза, или в предложении слово. Просто он хочет, чтобы я не просто запомнил его слова, а сам понял то, что он хочет мне показать и объяснить. И я знаю, все его уроки мудры и важны, они настоящее сокровище.

Мама Лан внимательно меня выслушала. Она улыбается, в её глазах поддержка и сочувствие. Я вижу, что она прекрасно понимает меня, а ещё не менее хорошо она понимает папу Гуя, а ещё она понимает гораздо глубже, чем я могу прямо сейчас осмыслить. Её жизненный опыт и мудрость намного больше, чем у меня.

– Дорогой Цзиньлун, – ласково говорит она, – у мужчин всё сложно, – при этих словах она озорно посмотрела мне в глаза, давая понять, что теперь и меня она считает мужчиной. – У женщин всё проще, мы ближе к жизни и не строим высокие мысли, устремляя их в глубину Неба. Наша жизнь здесь, на земле, мы мыслим конкретными вещами, которые вот здесь, рядом с тобой. Ты это должен учитывать, когда слушаешь мой ответ.

Жизнь многогранна, никто о ней не может сказать однозначно. Не хватит слов, чтобы всё объяснить. Поэтому папа Гуй не стремится дать тебе готовые знания, они мертвы и бесполезны. Он хочет, чтобы ты сам познавал то, что сделает тебя мудрым. Другими словами, он показывает на сокровища, а что с ними делать, решаешь ты.

Мне всегда нравилось, Цзиньлун, что ты стремишься познавать. И находишь удивительные ответы. Я уверена, что с этим уроком ты разберёшься и найдёшь больше, чем знаем и понимаем мы.

– Суть в том, – продолжает говорить мама Лан, – что у каждого человека есть всё, что ему нужно. Да, можно мне возразить, мои слова могут выглядеть нелепо, но это только на первый взгляд. Каждый человек строит свой мир, свою жизнь. И каждому хочется сделать её счастливой, но получается не у всех.

Папа Гуй и я строим свою жизнь из духа, так нас учит Золотой дракон, так нас учит чай. Папа Гуй хочет, чтобы и ты жил также. Это очень важно. Цзиньлун, если ты не владеешь собой, то не понимаешь, не слышишь дух. На его место приходит страх.

Страх быстро подчинит тебя. Заметил, одни люди бояться что-либо сделать, другие – потерять? Боится каждый человек, Цзиньлун. Это естественно. Страх одно из чувств, как и любое другое чувство, он не плох и не хорош. Если ты владеешь собой, то он становится другом, подскажет опасность. Если не владеешь собой, то станешь его слугой. Тогда ты потеряешь и себя и свою жизнь, точнее всё то, что хотел в ней построить, о чём мечтал.

– Страх приходит через деньги, – задумчиво спрашиваю я, – папа Гуй именно на них обратил внимание?

– Не только через них. Через любое чувство. Возможно, ты сейчас не поймёшь, но запомни, любое чувство через страх становится страстью. Вместо того, чтобы владеть собой, человек старается владеть другим. Или жажда властвовать переносится на вещи, часто на деньги. А они хорошо показывают, кто есть на самом деле человек перед тобой.

Старайся жить в духе, мой дорогой Цзиньлун, не давай страху овладеть тобой.

– Мама Лан, а ты тоже боишься?

– Конечно. В жизни много страхов. Боюсь за тебя, чтобы ничего не случилось плохого. Боюсь за папу Гуя, он уже совсем стар и здоровье у него уже не такое крепкое, как раньше. Боюсь за всю нашу семью… – мама Лан вдруг снова улыбнулась, – а ещё боюсь, Цзиньлун, что никогда не увижу своих внуков.

При этих словах я вздрогнул, она уже не первый раз заговаривала о моей женитьбе. Но я совсем не собирался даже думать в эту сторону. Я вообще не понимаю, как общаться с женщинами, и зачем вообще это мне нужно?!

– Цзиньлун, у соседей выросла очаровательная девушка, ты должен знать её, это Айминь. Она очень красивая и ладная. У неё хорошее воспитание и манеры. Она будет хорошей хозяйкой и подругой тебе на всю жизнь, я уверена в этом. В одиночку люди счастливыми не бывают, Цзиньлун.

– Мама Лан, – сказал я после тяжёлого вздоха, – Айминь действительно хорошая девушка, но я хочу сначала разобраться с собой. Ты не раз говорила про любовь, про это волшебное чувство. У меня нет его. Вот если появится, то обязательно приведу Айминь либо какую-нибудь другую девушку в дом. А сейчас я люблю только тебя и папу Гуя и, конечно, Женжи. Мне этого достаточно.

Мама Лан, давай я сначала научусь владеть собой, познаю дух, а потом уже и подумаем о девушке. Да и что мне с ней делать? Я вот с собой не знаю, порой, как быть.

– Ой, Цзиньлун, – мама Лан рассмеялась, – какой ты смешной. Ну ничего, пройдёт немного времени, и ты поймёшь, зачем нужны девушки. И одна из них обязательно похитит твоё сердце! Вот только бы мне внуков дождаться. Цзиньлун, я должна увидеть своих внуков. Мне это очень важно. Ты уж постарайся поскорее овладеть собой, – сказала она с иронией, – а то так и не сможешь овладеть девушкой. А какое уж без неё счастье?!

В таком духе мы поговорили ещё немного. Но через некоторое время пришёл Женжи, потянул меня за одежду. Я поднялся и вместе мы пошли гулять по городу.

Улицы сменяли одна другую. Обычный городской шум. И у меня внутри тоже суета и хаос. Решил рассказать Женжи про девушку: – Понимаешь, говорю ему, – мама Лан хочет увидеть внуков. А мне что делать? Я совсем не хочу ни жену, ни детей. Женжи, что-то другое должно произойти в моей жизни, понимаешь?

Женжи в ответ кивает головой, потом садится и пожимает плечами.

– Вот и как тебя понять? – пёс в ответ опять пожимает плечами. Я не сержусь на него. Просто я и сам не знаю, чего хочу, и будущее мне представляется весьма туманным.

 

5. Только не это

 

Это был хороший день. Папа Гуй отправил меня по делам в город. Выполнив его поручение, вместе с Женжи возвращаемся домой. С утра был дождь, но сейчас ветер надёргал от большой и тяжёлой тучи множество маленьких белых облаков, сквозь которые весело выглядывало чистое и тёплое солнце. Воздух был наполнен свежестью, дышалось легко и свободно, от этого настроение было радостным, оно плавно приближалось к блаженству. Оставалось немного до полного счастья, всего лишь оказаться дома рядом с любимыми родителями.

Что в доме что-то не так, я понял сразу. Какая-то другая атмосфера, казалось, будто я и не дома вовсе, а в чужом доме, но с похожей обстановкой. Словно кто-то просто скопировал наш дом, но сделал в нём всё по-своему, и получилось хуже. Не хватало того тепла и уюта, которые пленяли меня каждый раз, стоило только поставить ногу на порог.

В первые минуты мне показалось, что в доме необыкновенно тихо. Но тут же я услышал смех. Смеялись три женщины, один голос я узнал сразу, маму Лан я никогда и ни с кем не перепутаю. Был ещё молодой и звонкий смех, мелодичный, красивый. А ещё один явно принадлежал женщине постарше, он был тоже приятным, но, конечно, не такой звонкий.

Я сразу понял кто две другие женщины. Непреодолимой силы желание куда-нибудь сбежать сразу овладело мной, ноги сами развернули моё тело к выходу. Наверное, мне удалось бы сбежать, но в дело вмешался Женжи. Он мягко потянул меня за одежду. Я хорошо представлял себе, что последует за этим, спорить не стал, бесполезно. На ватных ногах подошёл к двери и дрожащей рукой открыл её.

Мои опасения подтвердились, помимо мамы Лан, за столом сидели Айминь и её мама Тан Аи. Они что-то оживлённо обсуждали и были настолько увлечены беседой, что не сразу заметили меня. Зато я сразу заметил исчезновение Женжи. «Предатель» – беззлобно, но с отчаянием подумал я про него.

– А вот и наш драгоценный Цзиньлун! – радостно воскликнула мама Лан, наконец, заметив меня. – Проходи, мой мальчик, садись за стол, мы давно уже ждём тебя.

Стоило мне сесть, как тут же передо мной появилась чашка, мама Лан моментально налила мне чай, пододвинула поближе тарелку со сладостями. Моё лицо пыхнуло красным, будто я бумажный фонарик, руки свело, они так налились тяжестью, что с трудом удалось поднять чашку.

– Он у нас немного застенчивый, – с теплом сказала мама Лан, – но это быстро пройдёт.

Ей что-то ответила Тан Аи, мелодичным и тонким голоском присоединилась к ним Айминь. Дружно они объяснили мне, что вдруг решили зайти в гости, давно не общались. Ещё говорили, будто видеть меня для них большая радость. На что внутри себя удивился: «А то такая вот трудность поговорить со мной, когда я каждый день в лавке».

Женщины рассказывали какие-то истории, просили меня рассказать что-нибудь. По счастью, моя голова полна всякой всячиной и для меня нет труда вспомнить интересную историю и рассказать её так, чтобы слушатели были довольны. А женщины, судя по всему, и в самом деле были очень довольны. Мама Лан и Тан Аи часто нахваливали меня, я же от этого заливался пунцовой краской. Как мне показалось, Айминь это доставляло удовольствие, она тихонько смеялась, прикрывая ротик рукавом.

А потом они стали нахваливать Айминь. И упросили её играть музыку, усадили за гуцинь, видимо они принесли его с собой, и приготовились слушать. Айминь играла восхитительно. Её тонкие лёгкие пальчики изящно перебегали по струнам, извлекая из них чарующие звуки. Я заслушался, очень люблю музыку.

Видя, как я увлёкся игрой Айминь, женщины перемигнулись. Теперь они стали упрашивать девушку спеть. Мне оставалось только тяжело вздохнуть. К моей радости Айминь пела очень хорошо, у неё приятный голос. И, признаться, она вообще замечательная девушка. Красивая, нежная, игривые весёлые глазки, легкие грациозные движения, милое личико. Она просто очаровательна, что уж тут говорить…

Потом женщины ушли готовить чай, оставив меня и Айминь наедине. О ужас! И что мне теперь делать?! Я сидел и молчал, и, как мне кажется, был похож на закипающий чайник. Звуки из него пока ещё тихие, но вот-вот пар вырвется с громким сипением наружу.

Айминь, чтобы нарушить молчание, несколько раз пробежала изящными пальчиками по струнам гуциня. Я облегчённо выдохнул и попросил её сыграть ещё что-нибудь. Она мило улыбнулась, кивнула головой и начала играть.

Через несколько минут вошли мама Лан и Тан Аи с горячими чайниками. Они ненадолго остановились, о чём-то пошептались и, наконец, подошли к столу. Налив всем чаю, они стали ещё что-то говорить, опять смеялись. А после, особо не спрашивая у меня, договорились встретиться снова, только уже в доме семьи Тан. После этого гости стали собираться домой. Посыпались прощальные любезности, в которых мне тоже пришлось принять участие. Вдруг из ниоткуда объявился папа Гуй, тут же и он стал любезничать. Потом гости ушли, и я уже было собрался выдохнуть.

Моё, казавшееся таким близким облегчение, сбежало мгновенно после небольшого вопроса от мамы Лан. А задала она его с самым невинным выражением лица и самым ласковым голосом, на который она была способна: «Цзиньлун, дорогой, ну и как тебя наша очаровательная Айминь? Правда, замечательная девушка?».

И ещё часть вечера прошла в обсуждении достоинств самой Айминь и её семьи. Мне было очень трудно. В самом деле, чудесная девушка. Нехитрый план мамы Лан был мне ясен. Только вот я совсем не собирался жениться и растить детей. Что-то другое должно было произойти в моей жизни.

Мама Лан зря старалась. Если бы я стремился создать семью, то Айминь была бы выбрана мной и без неё. Я знал её с детства. Мы росли вместе. И я знал её только с лучших сторон. А теперь она ещё и красавица. О такой девушке только мечтать, а тут она рядом.

Я странно и горько чувствовал себя. Мне совсем-совсем не хотелось никого огорчать. Особенно маму Лан. Зря её хлопоты, напрасно потрачено столько сил. Не могу я жениться, особенно сейчас. И я не знаю, как об этом говорить и как объяснить всё, что происходит в моём сердце.

Я вышел во двор, позвал Женжи. Сел на крыльцо. Прибежал мой верный друг. Я обнял его за шею. А он лизнул меня своим необыкновенным фиолетовым языком.

 

6. Зов Пути

 

Я опять на любимом месте, на краю города, рядом Женжи. Сижу на крыльце заброшенного дома. Природа в предчувствии заката затихает, готовится уснуть, завернувшись в звёздный покой ночи. Лучи закатного солнца пробегают по краешкам облаков, словно изящные пальчики Айминь по струнам гучжена, раскрашивая их в причудливые и нежные цвета.

Я тяжело вздыхаю, улыбка Айминь так и стоит перед глазами. Её образ не покидает моей головы и сердца. Только два дня назад она была у нас в гостях, а мне кажется, что прошла вечность. И теперь сердце, бедное моё сердце разрывается на две части. И я не знаю, что мне делать. Женжи смотрит мне в глаза, мне кажется, что он понимает всё, творящееся в моей душе. И он сочувствует мне. Глажу его по голове. Молчу. Но вдруг будто что-то взрывается во мне, и я начинаю говорить. Жажда выплеснуть накопившееся вон из сердца сильнее меня. Она, словно волна, подхватила меня и теперь слово за слово я выливаю на свет все свои тревоги и печали.

Я обращаюсь к Женжи, у меня нет лучше друга, чем он. И я могу сказать ему всё, что творится в моей душе. Жаль только не сможет он мне сказать ни одного слова в ответ. А мне нужен ответ, мне нужно понять, что сейчас делать и как быть. Мир словно раскололся надвое. И как теперь склеить его обратно?

– Женжи, понимаешь, – дрожащим голосом говорю я, – мне нравится Айминь. Скажу тебе больше, она мне очень нравится. Она очень хорошая девушка. Мне кажется, да и мама Лан говорит об этом, будет Айминь замечательной женой. Имя у неё хорошее, оно означает – народная любовь. Да, она такая, её все любят. Очень правильное имя. И я мог бы любить её, как папа Гуй любит маму Лан. Но я не могу, Женжи, понимаешь?

Мне кажется, что Женжи понимает, он смотрит мне в глаза. Взгляд его глубокий и, наверное, мудрый. Он словно успокаивает меня, будто говорит: «Не беспокойся, всё будет хорошо». А ещё мне кажется, что пёс знает что-то ещё пока недоступное мне. Словно оно хранится за дверью, которую мне ещё предстоит открыть.

– Мне очень трудно, Женжи, – продолжаю я свой монолог, – я вижу или понимаю, не знаю, как об этом сказать правильно, что у меня другой путь. Словно что-то зовёт меня, манит в неизведанное. Я никому, даже себе не могу объяснить этого. Мне кажется, мой дорогой друг, если я женюсь, то словно потеряю что-то. Будто не случится нечто очень важное и правильное.

Если я женюсь, то всё будет хорошо. Для всех хорошо, Женжи, понимаешь? Ты не представляешь, как мне дорого всё, что делает папа Гуй. У него столько надежд на меня. Он так хочет, чтобы я продолжил семейное дело, он столько сил вложил в меня. Он научил меня всему, что знает сам. Он смотрит на меня, как на сына, своего настоящего сына.

 

Женжи, я стольким обязан папе Гую и маме Лан! Они подарили мне счастливую жизнь. И сейчас, если я женюсь, то…, – я закрыл лицо руками, – то будто предаю их. Я не хочу, не могу жениться. Знаешь у меня долг перед ними, большой человеческий долг. Я стольким им обязан. И я так их люблю! У меня нет слов об этом сказать.

И, Женжи, если я женюсь, то сломаю что-то большее, чем всё, что есть сейчас. Оно больше, чем мы можем понять все вместе, больше, чем вмещается в мою голову и сердце. Я вижу, чувствую, что у меня другой путь. Должно что-то произойти и мне не понять, что это. Я совсем запутался. И меня разрывает на две части. С одной стороны, всё понятно, благородно и правильно, с другой стороны всё не так, но это и есть моя жизнь. Она подлинная моя жизнь, та, которая должна быть. И она зовёт меня, и я не могу не следовать за этим зовом.

– Это так и называется, – слышу я знакомый мужской голос за спиной, – зов Пути.

Я оборачиваюсь, на камне у дома сидит Хромой Ли. По всей видимости, он сидит там давно, так расслабленно и удобно сразу не сядешь, нужно время. Значит, он всё слышал. Кажется, сейчас я буду злиться, и свои чувства не смогу остановить. Никому из людей я не собирался открывать тайну своего сердца. А этот ещё и подслушивал её.

– Это зов Пути, Цзиньлун, – невозмутимо говорит Хромой Ли, – тебе повезло, немногим из людей открывается такая возможность. И да, конечно, всегда в таком случае будут испытания. Путь всегда даёт выбирать. Слабые не пройдут по нему. Чем сильнее испытание, тем красивее и полнее Путь. Испытание у тебя очень трудное, значит в тебе сильный дух. И тебе придётся выбрать.

– Что выбрать, – спрашиваю я недоумённо, моя стремительно набежавшая злость куда-то исчезла, – из чего выбрать?

– Ты сам только что всё сказал. Прости, я всё слышал. И не беспокойся, твоя тайна останется во мне. Тебе не о чем переживать. Я появился здесь, чтобы помочь тебе разобраться в происходящем. И я даю тебе ответ на вопрос, который мучает тебя. Послушай ещё раз, это, Цзиньлун, Путь зовёт тебя.

– И куда мне идти?

– Куда? – Хромой Ли громко смеётся, – Путь не дорога, идти никуда не надо. Сейчас тебе просто нужно сделать выбор. Он очень сложный. Тебе нужно выбрать либо простую красивую и понятную жизнь либо неведомое. А неведомое выбрать очень сложно, ты ведь не знаешь, что это такое. Ты не знаешь, что ждёт тебя там, что будет с тобой, и чем всё закончится.

Цзиньлун, раз Путь позвал тебя, значит надо идти. Только на нём ты найдёшь всё, что действительно нужно тебе. В другом случае, как бы не была хороша твоя жизнь, всё равно в душе будет пустота. Она будет томить тебя, она заберёт всю радость. Эта дыра в душе никогда не даст тебе быть счастливым.

Ты будешь всю жизнь понимать, будто не сделал чего-то самого главного. Будто ты не сделал чего-то настоящего. И вся твоя жизнь будет тебе казаться мелкой и незначительной, каких бы высот ты в ней не достиг. Сколько бы людей не уважало или любило тебя, всё это будет пустым. Пусть ты даже станешь императором, но и это будет незначительно. Всё будет мелким и безрадостным.

– Ты так говоришь, будто сам это пережил.

– Ну вот, наконец, ты начал кое-что понимать, – улыбнулся мне Хромой Ли, – я рад этому. И ещё запомни, Путь наполняет. Если идёшь по нему, то всегда полон сил и уверенности. И это только потому, что само Небо тебе указывает дорогу.

У тебя есть славная жизнь, Цзиньлун и она очень хороша. Но тебя позвал Путь.

Ты должен выбрать. А после сделать один шаг. Выбор, это первое правило Пути, которое ты должен понять. Выбирай и делай шаг.

Хромой Ли смеётся. Я вижу, как его окутывает какое-то марево, словно лёгкая дымка. А потом он мгновенно исчезает прямо у меня на глазах.

Я смотрю на Женжи, он смотрит на меня. И в его глазах я читаю только одно: – Ты должен выбрать, Цзиньлун, ты должен выбрать.

 

7. Такой вот день

 

Сегодня я разбил чайник. Не заметил края стола. Думал, что ставлю правильно, но поставил мимо. Хорошо ещё, что чайник был пустым, пришлось убирать только осколки. А ведь собирался насыпать чай и залить кипятком.

Меня не ругали. Папа Гуй развёл руками, мол, ну с кем не бывает.

Потом я ударился коленом о прилавок. Просто не рассчитал немножко. Больно ударился. Пришлось прыгать на одной ноге и шипеть от боли. Хорошо из покупателей никто этого не видел.

А потом я упал с лестницы. Неудачно поставил ногу и кубарем скатился вниз. Удивительно, но я ничего не сломал. Всё целое: руки, ноги, шея голова, спина. Только на руке огромный синяк. Но грохоту я наделал немало. Мама Лан перепугалась, насилу успокоили.

Папа Гуй и мама Лан пьют чай, вроде всё хорошо уже, иду к выходу. Слышу за спиной, тихо говорит мама Лан: «Не иначе Айминь так нашего мальчика впечатлила». Остаётся мне только тяжело вздохнуть, выхожу, задеваю плечом косяк двери. Больно, наверное, будет ещё один синяк.

– Цзиньлун, – громко зовёт меня папа Гуй, – я уже серьёзно опасаюсь за твоё здоровье и жизнь. На сегодня я освобождаю тебя от дел. Иди в свою комнату и, пожалуйста, сиди в ней тихо!

– Папа Гуй, со мной всё хорошо, не беспокойтесь. Просто день сегодня такой. Я не хочу сидеть в комнате, можно я пойду гулять? Женжи не даст меня в обиду.

После непродолжительного разговора удалось договориться с родителями, меня отпустили гулять. День сегодня хороший, тёплый, весна. В такие дни так трудно усидеть дома.

Наверное, это удивительно, но мне хорошо думается в городской суете. Вокруг обычный шум, кто-то разговаривает, где-то ругаются, рядом торгуются. Я стою и смотрю на небо, рядом сидит Женжи. В сердце по-прежнему толкается множество чувств, и я боюсь, что одно из них, распихнув других, вырвется наружу, а я не смогу справиться с ним. Поэтому лучше идти, так проще сохранить себя в достойном виде.

Женжи неспешно идёт за мной. Мы обошли уже полгорода, но на душе легче не становится. Раньше это всегда помогало. А вот сегодня нет, такой вот день.

Мои мысли перебегают от Айминь к папе Гую, потом к чаю, вдруг всё в голове начинает крутиться вокруг мамы Лан и так ею желанных внуков. Потом я вижу, как тонкие пальчики перебирают струны, а играют они не иначе, как зов Пути. И вдруг, словно меня окатили холодной водой, приходит понимание, что я совсем не удивился вчерашнему загадочному исчезновению Хромого Ли.

А он исчез и в самом деле необыкновенно. С уверенностью можно сказать, что это было чудо из сказки. Некоторые герои из сказок мамы Лан умели делать нечто подобное. А тут прямо у меня на глазах происходит такое. И я даже не удивился этому. Что с моей головой?! Что с моими чувствами?!

В этот момент я споткнулся и чуть не упал. Женжи спас меня, потянул за штанину, это помогло сохранить равновесие. А ведь ещё немного и я упал бы в канаву. – Женжи, – говорю я вслух, – ты самый лучший пёс на свете!»

Но тут же мои мысли улетают к зову Пути. И тут меня при более глубоком размышлении поджидали странности. Ведь я впервые услышал о зове. При этом я точно знал, что это такое. Я ведь ни разу не спросил у Хромого Ли, что такое Путь, да и что такое зов тоже. Выходит так, что я это знаю.

Но я не знаю этого. Нигде и никогда прежде я не слышал о таком. И книг об этом не читал. И никто не рассказывал. Но я точно знаю, что такое зов Пути.

И ещё – я сам понимаю и чувствую, что он зовёт меня. Да, меня зовёт Путь. Именно поэтому я не могу жениться на очаровательной Айминь. Я не смогу остаться в лавке и торговать чаем. Это прекрасное дело, это чудесная жизнь, но я не смогу так. Меня зовёт Путь, и это единственное, что действительно важно. Точнее, это важнее всего другого.

Хромой Ли сказал, что мне нужно выбрать. И я понимаю, что выбирать ничего не нужно. Выбор уже сделан. Я не знаю, когда и как это произошло, но всё уже выбрано.

И вдруг некое озарение приходит ко мне – я и родился ради Пути. Всё, что происходило в моей жизни, уже было им. И все события были построены для Пути, они были созданы так, чтобы я смог увидеть его, понять его значимость и выбрать его.

Выбор. Хромой Ли говорил о выборе. Да, конечно. Эта чудесная жизнь, которая сейчас есть у меня – красивое и тяжёлое испытание. И оно не преграда для Пути, а… тут я потерялся в мыслях. Оглянулся, уже вечерело, город начал стихать, люди завершали свои дела. Усталость от забот бродила по улицам, зовя людей отдыхать, даря им мысли о сне и покое.

Направил свои шаги к дому. Папа Гуй однажды говорил мне, что всё значимое в жизни достигается через большие усилия. Путь это самое великое из того, что может случиться в жизни. Во всяком случае, я так понимаю его значение. Значит, для Пути нужны очень большие силы. А силы берутся в испытаниях. Они приходят, когда преодолеваешь преграды.

Если ты преодолел то, что казалось трудным, может быть невозможным, значит то, к чему ты шёл, действительно тебе нужно. Иначе быстро отступишь. Ведь гораздо проще не идти туда, где трудно, обойти, избежать, заняться чем-то другим. Найти для себя более приятное занятие. Зачем что-то преодолевать, если оно не нужно тебе?

А мне нужен Путь. Я точно это знаю. Во мне всё зовёт, просит, нет, требует поддаться зову и идти в неведомое. Путь зовёт меня, и это самое правильное и нужное. Это то, что на самом деле должно быть в моей жизни.

Я выбираю Путь. Да, будет очень много трудностей из-за этого выбора. Дело папы Гуя останется без наследника, у мамы Лан так и не появятся внуки. И я буду словно неблагодарный сын, люди, наверное, осудят меня. Но я выбираю Путь. И мне не надо ничего другого.

Я настолько благодарен Небу и Золотому дракону за всё, что произошло в моей жизни! И бесконечно люблю моих родителей, и нет слов, чтобы выразить это. Но мне нужен Путь. Я выбираю его.

С этими мыслями я иду домой. Набежали сумерки. Немудрено, что поскользнулся и упал в большую грязную лужу. Грязный и мокрый я вошёл в дом. Меня ждали родители, и мне показалось, что они совсем не удивлены моему виду.

Мама Лан принесла мне чистую одежду. Велела раздеться и умыться. После отправила меня в кровать. Села рядом, заглянула в глаза. Погладила по голове. Может мне показалось, но она заплакала, когда уходя, закрывала за собой дверь.

 

7. Такой вот день

 

Сегодня я разбил чайник. Не заметил края стола. Думал, что ставлю правильно, но поставил мимо. Хорошо ещё, что чайник был пустым, пришлось убирать только осколки. А ведь собирался насыпать чай и залить кипятком.

Меня не ругали. Папа Гуй развёл руками, мол, ну с кем не бывает.

Потом я ударился коленом о прилавок. Просто не рассчитал немножко. Больно ударился. Пришлось прыгать на одной ноге и шипеть от боли. Хорошо из покупателей никто этого не видел.

А потом я упал с лестницы. Неудачно поставил ногу и кубарем скатился вниз. Удивительно, но я ничего не сломал. Всё целое: руки, ноги, шея голова, спина. Только на руке огромный синяк. Но грохоту я наделал немало. Мама Лан перепугалась, насилу успокоили.

Папа Гуй и мама Лан пьют чай, вроде всё хорошо уже, иду к выходу. Слышу за спиной, тихо говорит мама Лан: «Не иначе Айминь так нашего мальчика впечатлила». Остаётся мне только тяжело вздохнуть, выхожу, задеваю плечом косяк двери. Больно, наверное, будет ещё один синяк.

– Цзиньлун, – громко зовёт меня папа Гуй, – я уже серьёзно опасаюсь за твоё здоровье и жизнь. На сегодня я освобождаю тебя от дел. Иди в свою комнату и, пожалуйста, сиди в ней тихо!

– Папа Гуй, со мной всё хорошо, не беспокойтесь. Просто день сегодня такой. Я не хочу сидеть в комнате, можно я пойду гулять? Женжи не даст меня в обиду.

После непродолжительного разговора удалось договориться с родителями, меня отпустили гулять. День сегодня хороший, тёплый, весна. В такие дни так трудно усидеть дома.

Наверное, это удивительно, но мне хорошо думается в городской суете. Вокруг обычный шум, кто-то разговаривает, где-то ругаются, рядом торгуются. Я стою и смотрю на небо, рядом сидит Женжи. В сердце по-прежнему толкается множество чувств, и я боюсь, что одно из них, распихнув других, вырвется наружу, а я не смогу справиться с ним. Поэтому лучше идти, так проще сохранить себя в достойном виде.

Женжи неспешно идёт за мной. Мы обошли уже полгорода, но на душе легче не становится. Раньше это всегда помогало. А вот сегодня нет, такой вот день.

Мои мысли перебегают от Айминь к папе Гую, потом к чаю, вдруг всё в голове начинает крутиться вокруг мамы Лан и так ею желанных внуков. Потом я вижу, как тонкие пальчики перебирают струны, а играют они не иначе, как зов Пути. И вдруг, словно меня окатили холодной водой, приходит понимание, что я совсем не удивился вчерашнему загадочному исчезновению Хромого Ли.

А он исчез и в самом деле необыкновенно. С уверенностью можно сказать, что это было чудо из сказки. Некоторые герои из сказок мамы Лан умели делать нечто подобное. А тут прямо у меня на глазах происходит такое. И я даже не удивился этому. Что с моей головой?! Что с моими чувствами?!

В этот момент я споткнулся и чуть не упал. Женжи спас меня, потянул за штанину, это помогло сохранить равновесие. А ведь ещё немного и я упал бы в канаву. – Женжи, – говорю я вслух, – ты самый лучший пёс на свете!»

Но тут же мои мысли улетают к зову Пути. И тут меня при более глубоком размышлении поджидали странности. Ведь я впервые услышал о зове. При этом я точно знал, что это такое. Я ведь ни разу не спросил у Хромого Ли, что такое Путь, да и что такое зов тоже. Выходит так, что я это знаю.

Но я не знаю этого. Нигде и никогда прежде я не слышал о таком. И книг об этом не читал. И никто не рассказывал. Но я точно знаю, что такое зов Пути.

И ещё – я сам понимаю и чувствую, что он зовёт меня. Да, меня зовёт Путь. Именно поэтому я не могу жениться на очаровательной Айминь. Я не смогу остаться в лавке и торговать чаем. Это прекрасное дело, это чудесная жизнь, но я не смогу так. Меня зовёт Путь, и это единственное, что действительно важно. Точнее, это важнее всего другого.

Хромой Ли сказал, что мне нужно выбрать. И я понимаю, что выбирать ничего не нужно. Выбор уже сделан. Я не знаю, когда и как это произошло, но всё уже выбрано.

И вдруг некое озарение приходит ко мне – я и родился ради Пути. Всё, что происходило в моей жизни, уже было им. И все события были построены для Пути, они были созданы так, чтобы я смог увидеть его, понять его значимость и выбрать его.

Выбор. Хромой Ли говорил о выборе. Да, конечно. Эта чудесная жизнь, которая сейчас есть у меня – красивое и тяжёлое испытание. И оно не преграда для Пути, а… тут я потерялся в мыслях. Оглянулся, уже вечерело, город начал стихать, люди завершали свои дела. Усталость от забот бродила по улицам, зовя людей отдыхать, даря им мысли о сне и покое.

Направил свои шаги к дому. Папа Гуй однажды говорил мне, что всё значимое в жизни достигается через большие усилия. Путь это самое великое из того, что может случиться в жизни. Во всяком случае, я так понимаю его значение. Значит, для Пути нужны очень большие силы. А силы берутся в испытаниях. Они приходят, когда преодолеваешь преграды.

Если ты преодолел то, что казалось трудным, может быть невозможным, значит то, к чему ты шёл, действительно тебе нужно. Иначе быстро отступишь. Ведь гораздо проще не идти туда, где трудно, обойти, избежать, заняться чем-то другим. Найти для себя более приятное занятие. Зачем что-то преодолевать, если оно не нужно тебе?

А мне нужен Путь. Я точно это знаю. Во мне всё зовёт, просит, нет, требует поддаться зову и идти в неведомое. Путь зовёт меня, и это самое правильное и нужное. Это то, что на самом деле должно быть в моей жизни.

Я выбираю Путь. Да, будет очень много трудностей из-за этого выбора. Дело папы Гуя останется без наследника, у мамы Лан так и не появятся внуки. И я буду словно неблагодарный сын, люди, наверное, осудят меня. Но я выбираю Путь. И мне не надо ничего другого.

Я настолько благодарен Небу и Золотому дракону за всё, что произошло в моей жизни! И бесконечно люблю моих родителей, и нет слов, чтобы выразить это. Но мне нужен Путь. Я выбираю его.

С этими мыслями я иду домой. Набежали сумерки. Немудрено, что поскользнулся и упал в большую грязную лужу. Грязный и мокрый я вошёл в дом. Меня ждали родители, и мне показалось, что они совсем не удивлены моему виду.

Мама Лан принесла мне чистую одежду. Велела раздеться и умыться. После отправила меня в кровать. Села рядом, заглянула в глаза. Погладила по голове. Может мне показалось, но она заплакала, когда уходя, закрывала за собой дверь.

 

9. Женжи

 

Ещё вчера Женжи был рядом. Он послушно ждал меня, пока закончится моя работа в лавке. А день был очень трудным, к нам приезжал ши-цзюнь (правитель области). Папа Гуй поручил провести мне чайную церемонию для знатного господина.

Дурное предчувствие было у меня. Видимо я принял его за сильное волнение, поэтому не обратил на него внимания.

Я очень устал в тот день. Всей семьёй, уже вечером, мы сидели за столом и обсуждали ушедший день. Папа Гуй сказал, что гордится мной. Он сказал маме Лан, что передаёт дела в достойные руки и он поэтому счастлив. Мама Лан тоже выглядела счастливой, глаза блестели, и её самая лучшая улыбка на свете не сходила с лица.

А потом я пошёл по обыкновению гулять. Женжи шёл рядом. В последнее время он ходил медленно и давно уже не бегал. Я старался идти так, чтобы ему не приходилось меня догонять.

Потом мы сидели на крыльце полуразрушенного дома. Пёс сел рядом, положил мне голову на колени. Я его гладил. Говорил множество хороших слов. Иногда он слегка поднимал голову и тихонько лизал мою руку. Я за это трепал его между ушами.

Что-то необычное было в его поведении. Но я был настолько уставшим, что плохо понимал происходящее. Мне казалось, что Женжи просто успокаивает меня, как он всегда делал в подобных случаях.

Потом мы пошли домой. Он по обыкновению зашёл в спальню. Посидел немного у кровати. Я погладил его. Он долго смотрел мне в глаза, потом лизнул в нос. Я лёг спать, он остался у моей кровати.

А утром я не нашёл его. Обошёл весь дом, обыскал весь двор. Я звал его. Кричал. И снова искал, заглядывая в каждый уголок.

Тщетно. Женжи нигде не было. Он пропал.

Я пошёл завтракать. За столом не мог сказать ни слова. Еда казалась противной. Я не смог съесть ни одного куска. Попил воды. Обнял маму Лан. Папа Гуй твёрдо спросил у меня, что случилось. Я только и смог выдавить, что Женжи пропал.

Родители с минуту сидели молча. Потом папа Гуй собрался с духом и сказал: «Он ушёл, Цзиньлун».

– Ты видел да?! – Радостно спрашиваю я, надежда подбросила меня на месте, ещё немного и меня просто разорвёт на части. – Когда он придёт, папа Гуй?! Не молчи, скажи, пожалуйста!

– Он не придёт, Цзиньлун, – печально отвечает папа Гуй, – если пёс ушёл, значит, не вернётся.

– Куда он ушёл?! Я пойду искать. Я найду его!

– Не найдёшь, – ласково, но со слезами на глазах говорит мне мама Лан, – он ушёл умирать. Его больше нет, мой мальчик, – сказала она и обняла меня за плечи.

Я молча сел на стул. А потом заплакал. Я не делал этого уже много лет, я забыл, что такое слёзы. Но тут не смог сдержаться. И вообще не понял, откуда они взялись. Мама Лан села рядом, обняла меня. Папа Гуй положил руку на плечо. Это меня успокоило немного.

И всё же ни в голове, ни в сердце никак не укладывалось произошедшее. Я совсем не понимаю, как мне жить без Женжи. Я сижу, не зная, куда теперь идти, не понимая, как сдвинуться с места.

К полудню меня уговорили поесть. Я честно попытался. Даже немного получилось. Потом ушёл в свою комнату и не выходил до утра.

 

После ухода Женжи всё стало пустым. Почему-то я продолжал верить в то, что Женжи не может умереть. Конечно, умирают все, но не Женжи. Он где-то продолжает жить, как-то иначе, невозможно объяснить словами. Просто я чувствую его рядом.

Родители стараются сделать так, чтобы я как можно легче смог пережить своё горе. Правда и они тоже очень опечалены. Женжи для всей семьи был другом. Он лучший пёс на свете.

На несколько дней мне предоставили полную свободу действий. Меня никто никуда не звал, ни о чём не просил, и освободили от работы. А потом загрузили ею, чтобы у меня не оставалось времени думать ни о чём.

Ворох всевозможных дел свалили мне на плечи. И не сказать, насколько я был благодарен за это. Так было намного легче пережить потерю друга.

Через месяц я начал улыбаться. Это, конечно, благодаря моим чудесным родителям. Тепло их сердец, как мне кажется, способно растопить даже ледники в горах.

Разговоры про Айминь и женитьбу отложили. Какой может быть праздник? И за это я тоже был очень благодарен.

После я начал сам находить в себе силы жить дальше. Женжи не может жить вечно. Но моя жизнь продолжается. Родители уже совсем стары, теряют силы. Им нужна моя помощь. Теперь приходит время мне о них заботиться. На мои плечи ложится вся наша жизнь и все заботы, связанные с ней.

Всё чаще я один распоряжаюсь в лавке. Все дела теперь на мне. Папа Гуй говорит, что у меня хорошо получается. Меня знают в городе, люди часто здороваются со мной на улице.

И всё равно очень часто моя рука опускается, чтобы погладить Женжи. На окраине города, сидя на крыльце полуразрушенного дома я часто разговариваю с ним. И жду его ответа. Иногда мне кажется, что он отвечает. Тогда я счастливый иду домой спать.

Вчера папа Гуй сказал мне, – У тебя большая рана в сердце, мой дорогой мальчик. Есть только одно средство лечить душевные раны – благодарность. Не носи в сердце горе, пусть лучше в нём расцветает благодарность!

Я так и сделал. Папа Гуй мудрый, он никогда не говорит пустых слов. В тот же вечер я сел и, глядя на закат, стал вспоминать всё хорошее, что сделал для меня Женжи. В тот вечер с моего лица не сходила улыбка.

Я благодарил его за всё. Хотя это было так трудно сделать. Ведь каждое мгновение с этим чудесным псом приносило мне счастье. И я благодарил его, опять слёзы бежали по моим щекам. Но они уже были другими – вместе с ними из моего сердце вытекал яд моего горя. И оно снова становилось лёгким и чистым.

В тот вечер я пришёл домой, зашёл к родителям, обнял их. Попросил за всё прощения и долго благодарил их за всё самое лучшее, что они сделали для меня, Женжи и людей.

В нашу семью в тот вечер опять вернулось счастье.

 

10. Время идёт

 

Прошло два года с той поры. Не знаю, как, но мне удалось избежать женитьбы. Всегда находился подходящий предлог. А сейчас мама Лан болеет. Она почти не встаёт с постели. Мы нашли для неё лучшего лекаря в городе, но становилось легче лишь на время. Папа Гуй почти не отходит от её постели. Да и я стараюсь как можно чаще к ней заглядывать.

В такой обстановке, конечно, все разговоры о свадьбе исчезли сами по себе. У меня полно дел. Я теперь сам полноценно властвую в лавке. Мне помогает наш работник. Посетителей много, мне нравится общаться с ними. Бывает заходят просто так, поговорить, особенно женщины. Они справляются о здоровье мамы Лан, рассказывают новости и пьют чай. Я не жадничаю, всегда их угощаю.

У меня есть недорогой чай для досужих посетителей. И мне нравится угощать людей чаем. Им это тоже, разумеется, нравится. Теперь, когда я хожу за покупками на рынок, меня встречают с удовольствием, все улыбаются. Мне всегда предлагают лучшую цену на те товары, которые я хочу купить. Бывает и подарят что-нибудь вдобавок к купленному. Хорошие люди у нас в городе.

Со мной все здороваются и называют по имени. Прямо, как папу Гуя. Это приятно и странно, я пока ещё не привык к такому обращению. Особенно трудно мне, когда со мной начинают говорить на взрослые темы. О политике или торговых делах. Наверное, я до конца ещё не вырос. Очень трудно принять, что я теперь уже не мальчик. Мне никак не войти в другую жизнь.

Иногда встречаемся с Хромым Ли. Обычно это происходит случайно и неожиданно. Вот с ним я чувствую себя хорошо. Все темы для разговоров мне понятны и дороги сердцу. Я люблю учиться, а он хороший учитель. Только его наука о жизни. Он всегда подсказывает, как лучше поступить в той или иной ситуации, как лучше разговаривать с тем или другим человеком.

Наука папы Гуя была другой. И получилось очень интересно. Их знания словно части одной большой драгоценности чудесным образом складывались во мне, дополняя друг друга. А ещё Хромой Ли иногда говорил про Путь. Правда, лишь, когда я его об этом спрашивал. Меня по-прежнему очень волновала эта тема.

Мне было трудно представить, что всю жизнь я проведу в нашей лавке, продавая чай. Необъяснимая тоска в такие минуты охватывала моё сердце. Внутри словно что-то останавливалось и не хотелось жить. Точнее, пропадало вдохновение, будто исчезали волшебство и тайна.

Наверное, я неправильный человек. У меня в целом всё очень хорошо. Многие позавидовали бы моей жизни. Но мне она была в тягость. Сердце искало чего-то другого. и мне было от этого очень трудно. Ведь, если я уйду, то дело папы Гуя пропадёт. А от продажи чая зависит вторая половина нашей семьи. Трудно всё это понять и принять.

Теперь я хожу на реку. На крыльце полуразрушенного дома я больше не могу сидеть. Это место слишком связано с Женжи. Оно не возвышает меня, наоборот, вгоняет в тоску. Потом очень трудно приводить себя в порядок. Я ведь до сих пор очень скучаю по своему лучшему другу.

К слову, дела в лавке идут хорошо. Я придумал кое-какие новшества и продажи поднялись. Всё чаще к нам заглядывают состоятельные покупатели, а они, разумеется, делают более дорогие покупки. Специально для них я организовал летнюю крытую террасу, красиво оформил её. Получилось уютно, иногда приходят просто посидеть на ней. А уж заказать чайную церемонию на террасе хотят многие. Теперь я провожу её гораздо чаще. Теперь думаю, как сделать террасу зимней. Уж очень холодно бывает порой, на свежем воздухе не усидишь.

Часто с папой Гуем мы обсуждаем дела. Ему очень нравится терраса. Он тоже любит сидеть на ней за столиком, пить чай и беседовать о чём-нибудь. А сейчас у нас стоит важный вопрос. Пора ехать за чаем Гуань-Инь. А я боюсь оставить лавку. Папа Гуй заверяет меня, что всё будет хорошо. Я ему верю. Только на душе неспокойно. Очень волнуюсь за маму Лан.

Недавно у нас с ней был разговор. Я зашёл к ней. Сел у кровати, взял за руку.

– Мама Лан, – говорю ей, – что сказал лекарь?

– Милый, да что он может сказать? Выписал новые лекарства, сказал, что они должны облегчить мне боли. Сказал, что слабость уйдёт. Да только я ему не верю. Мне всё время кажется, что просто утешает меня, как может, но и только.

– Мама Лан, должно помочь. Я очень хочу, чтобы помогло. Ты должна подняться! Нет такой, болезни, которую нельзя вылечить.

– Есть такая болезнь, – грустно улыбается мама Лан, – она называется старость. Её никто не может вылечить. И тут никакой лекарь не поможет, милый Цзиньлун. У меня совсем не осталось надежды.

– Не унывай, мама Лан, – крепко сжимаю её драгоценную ладошку, – ты обязательно поднимешься. И мы ещё обязательно сходим посмотреть на танцующих драконов. Ты ведь так их любишь. Или на праздник красных фонарей, будет очень весело. Поднимайся, мама Лан. Я верю, что новые лекарства помогут тебе.

Она улыбается, только глаза по-прежнему остаются грустными. Входит папа Гуй и велит мне идти в лавку, там уже ждёт покупатель.

 

Я гляжу на реку. Вечером она мой собеседник. Шумит, одна волна бежит за другой. Кажется, что это будет происходить вечно. Но вода в реке очень быстро убегает. Она никогда не стоит на месте. Странно, но я всегда вижу разную воду в одной и той же реке.

Много мыслей сменяется в моей голове, множество чувств в сердце. Я смотрю на реку. Она тоже многому учит меня. Всё и не скажешь, что я понял благодаря ей.

Бежит жизнь, как река. Течёт время. Кажется один день похож на другой. И, вроде, я всё тот же. Только каждое мгновение во мне происходит что-то другое, совсем отличное от прежнего.

Бежит река. Но я вижу лишь ту её часть, которую охватывает мой взор. Я не знаю, откуда появилась эта река. Я не знаю, куда она впадает. Наверное, никогда не увижу этого.

Но я точно должен узнать, куда впадает моя река жизни. И русло для неё я буду выбирать сам.

 

11. Камни в реке

 

Бросаю камешки в воду. Я один на берегу. Недавно нашёл укромное место. Мне здесь хорошо и спокойно.

Тихий всплеск. Круги по воде. А через мгновение никаких следов. Будто всё было таким же. Словно ничего не произошло.

Вот я бросаю камешек. Вот всплеск. Вот круги по воде. И снова привычная гладь реки невозмутимая, сильная, вечная.

Но я ведь что-то делал? Я поднимал камешек с земли, я держал его в ладони, я бросал его. Был звук и маленькие волны, разбегающиеся кругами от места падения камешка.

У меня бывает такое состояние, будто что-то есть рядом. Оно настолько близко, что вот-вот дотронешься до него. И это нечто волшебное, таинственное и прекрасное.

Кажется, что ещё немного усилий и мною будет понята какая-то новая истина. Или ветхое древнее знание откроет мне свою сокровищницу.

Кажется, что ещё немного и я что-то пойму, что-то произойдёт. И вдруг станет ясно и понятно, как жить дальше. И эта жизнь будет необыкновенной, счастливой и правильной.

Камешек летит в воду. Звучит мой тяжёлый вздох. Я опять упустил что-то. Нельзя пристально смотреть на тайну, она этого не прощает. Она мгновенно исчезнет, оставив лишь воспоминание о себе и сожаление.

К тайне надо подходить тихо и бережно. Нельзя спугнуть её или обидеть. Нельзя ничего требовать или звать её, она сама откликнется, как только сочтёт это нужным или возможным. И в тот момент, когда она согласится быть с тобой, как кажется, приходит счастье. Да только кто же знает, как оно будет на самом деле.

Я заметил, всякий раз, когда я у реки, мысли текут свободно и легко. И они такие интересные и красивые. Мне кажется порой, что мои размышления больше меня самого. Или просто есть во мне некая непознанная часть, которая эти мысли транслирует тому несмышлёнышу, которым я являюсь сейчас. Вот бы стать этим большим и мудрым, непознанной частью себя. Но сейчас я бросаю камешки в воду и пытаюсь понять, как жить дальше.

Ещё один камешек летит в воду. Я провожаю его взглядом, будто надеясь увидеть или услышать что-то новое в этом обычном и немного надоевшем действии. У меня в ладони ещё много камней, один из них снова на несколько мгновений создал круги на воде, украсив их мелодичным «плюх». Вода в реке всколыхнулась и снова стала гладью.

И всё-таки я что-то делал. Не может мгновенно всё исчезнуть. Что-то должно остаться от каждого действия. Что меняется? И что остаётся?

В моей ладони лежат камешки. На дне реки лежат камешки. Я бросал их в воду. Но река не изменилась, не изменился я. Вообще ничего не изменилось. Всё остаётся прежним, оно было таким вчера и будет таким завтра. Теперь нет Женжи, а мир прежний. Будто его вообще никогда не было. И он всего лишь камень, брошенный в реку.

Но ведь было.

Была целая жизнь, исполненная радости, дружбы, преданности… нет, мне даже не перечислить всего, что было в той жизни. И она осталась во мне, всё осталось во мне. Женжи не исчез, он живёт в моём сердце.

Он не камень на дне реки. Он сокровище в моём сердце.

Он видел лишь часть моей жизни, как я сейчас вижу лишь часть реки. Но он не камень на дне.

Ещё один камешек я бросил в реку, посмотрел на круги, потом на гладь воды. Поднялся ветер, побежали невысокие мягкие волны. Бросаю камешек, волны кругам не мешают. И звук остался прежним. Интересно.

Важно не то, какие мы волны оставляем на поверхности, а чем мы станем, когда исчезнут круги на глади воды, вот что я думаю.

Если набросать в реку множество камней, то получится плотина. Нарушится привычное течение реки. Однажды она наберёт силу и прорвёт плотину, будет множество разрушений. Будет беда и для самой реки и для всего, что будет рядом.

Думаю, надо жить так, чтобы не быть камнем в сердце у другого человека. Не делать плотину в его жизни. Это несправедливо и неправильно. Плохо от этого будет всем, и однажды придёт беда.

А ещё я подумал, что бросающий камень тоже ведь не останется с лёгким сердцем. Когда Женжи радовал меня, он радовался сам. Также было и со мной. И больше всего радости оттого, что ему хорошо.

Вот так и с камнями в сердце. Бросишь камень в чужую жизнь, и самому станет тяжелее, что другому плохо. Нет, нельзя бросать камни в реку чужой жизни.

Смотрю на воду. В ней отражается закат и несмелый месяц, успевший забраться на небо до того, как солнце, наконец, уйдёт за горизонт. Скоро и звёзды покроют небосвод разноцветными светлячками. И всё это отразится в реке.

Я тоже отражаюсь в ней. На дне её лежат мои камешки. Река, надеюсь, я не сделал тебе больно. Ты сегодня помогла мне понять важную вещь. Спасибо тебе.

Я теперь не брошу, подарю тебе свою благодарность. Меня этому папа Гуй научил. Благодарность не будет отяжелять твоё сердце. Уверен, она порадует тебя. Меня ведь она радует, значит и тебе будет хорошо.

Женжи живёт в моём сердце и наполняет его радостью. Хочу, чтобы и ты радовалась. Я теперь буду стараться вот так и жить, оставляя в сердцах радость и благодарность. Не хочу камней в сердцах людей и в своём сердце не хочу такой обременительной тяжести. Пусть всем будет легко.

Спасибо тебе, река. Пусть течение твоё будет спокойным и ровным. И пусть тебе за это всегда будут благодарны люди!

 

12. Порог

 

Бережно везу маленький мешок. В нём самый вкусный чай. Слушаю мерный стук колёс. Большая часть пути осталась за спиной. Сам не знаю почему, сильно спешу домой. Обычно мерный стук колёс успокаивал и убаюкивал, нагоняя дрёму. А вот сейчас он раздражает. Хочется сорваться с повозки и бежать. Бежать так, будто меня догоняют, бежать так, будто я не успею. Да ещё чувство тревоги, подкатившее аж к самому горлу, не даёт покоя. Живот стиснут им и трясутся руки.

Наконец, я вижу родной дом. Вот уже подъехал к воротам, только мне их никто не открывает. Где-же Чангпу? Ворота открыл сам, загнал повозку во двор и тут же побежал в дом. Не помня себя, бегаю по дому и кличу всех по именам. С бешено колотящимся сердцем подбегаю к спальне, открываю дверь.

Оказалось, что все собрались у постели мамы Лан: папа Гуй, наши работники Чангпу и Юн. Никто не говорит, просто стоят и молчат. Или мне это кажется? Рывком приближаюсь к её постели, сдвигаю в сторону Чангпу, беру её руку, из меня рвётся крик, – Мама Лан, что с тобой?! Что вы стоите, дайте ей лекарство!

– Мне не надо лекарство, милый Цзиньлун, – тихо и мягко говорит мама Лан, – всё хорошо мой мальчик. Гуй, прошу тебя, оставьте нас. Мне нужно поговорить с сыном. Не беспокойся, я сама ему всё скажу. Так будет лучше.

Все тихонько вышли из комнаты, остались только мама Лан и я. Она держит мою руку в своей слабой ладошке, смотрит мне в глаза. Вижу на её лице слёзы, – Я так рада тебя видеть, мой мальчик! Спасибо Небу за это счастье. Не обращай внимания на слёзы, это от радости.

– Я умираю, Цзиньлун. Мне осталось совсем недолго. Я это точно знаю. Прошу, не печалься. Не отдавай жизнь свою под власть горя. Любовью должно быть наполнено сердце, тогда будет всё правильно.

– Цзиньлун, – продолжает говорить слабым голосом мама Лан, – я так счастлива, что Золотой дракон послал нам тебя. Ты чудесный мальчик. У меня была хорошая жизнь, мне не о чем жалеть. Жаль только одного – я так и не увидела своих внуков.

Только ты не бери на себя за это вины, мой милый Цзиньлун. Тебе важно построить свою жизнь согласно велению сердца. Не изменяй себе никогда, обещай мне, – я послушно киваю головой. Я почти не слышу её слов, в голове туман и все звуки тугие, глухие, далёкие. Но какой-то частью своего сознания я запоминаю её слова. Они важны мне, они сейчас самое дорогое на свете.

– Цзиньлун, тихо говорит мама Лан, – иди своей дорогой. Золотой дракон поможет тебе. Он будет с тобой всякий раз, когда это будет действительно нужно. Я для тебя сделала всё, что смогла. Прощай мой мальчик.

Уже жестом она попросила меня выйти. Стоило мне очутиться за порогом, тут же в спальню зашёл папа Гуй. Он вышел через полчаса. Уже по одному его виду стало понятно, что мамы Лан больше нет с нами.

На следующий день мы все были в белых одеждах. Дом наполнился причитаниями, сбежались все соседи. Папа Гуй пригласил мастера Нань-мо-лао, чтобы он провёл все необходимые ритуалы, назначил день похорон и пел молитву Кай-лу (открытие пути).

В день похорон к нам пришло очень много людей. Наверное, полгорода собралось проститься с мамой Лан. Очень многие знали её и любили.

 

Трудно рассказывать, как мы жили после. Дом будто стал пустым и холодным. Словно в нём погас свет. Казалось, что жизнь ушла из него. Мы ходили, словно тени, ничего не желая и ни к чему не стремясь.

Папа Гуй почти ничего не ел, иногда с трудом удавалось его покормить. Он ни с кем не разговаривал, лишь иногда произносил несколько слов по делу и тут же замолкал. Перестал интересоваться делами, все заботы легли на меня и Чангпу.

Словно тень он ходил по дому. Иногда останавливался, в эти моменты его глаза светлели, и на лице появлялся румянец. Но тут же глаза гасли, он опять суживал плечи, съёживался и тихо уходил в свою комнату.

Он продержался так три месяца. А потом его не стало. Утром Юн зашла в его комнату, вышла потрясённая, позвала нас. Папа Гуй лежал на спине, теперь уже в вечном покое, на лице его была улыбка, а в глазах сиял загадочный свет.

Несколько мгновений мы стояли молча. Потом я подошёл к папе Гую, закрыл ему глаза, молча вышел. Пошёл звать Кай-лу.

В нашем доме опять был траур. Снова мы в белых одеждах. Опять раздались причитания и плач. Прибежавшие соседи присоединились к нашему горю.

Кай-лу назначил похороны через семь дней. За это время я не успел бы съездить к семье Сунь и позвать их на похороны. Отправил письмо.

Хоронили папу Гуя всем городом. От шихао до бедняка, все стремились попрощаться с любимым продавцом чая. Его знали, как мудрого и доброго человека. За свою жизнь он смог многим помочь. Все знали – у него золотое сердце.

 

После похорон я повесил над входом в лавку белые ленты, а террасу мы закрыли белым полотном. Пусть все знают, что в нашем доме траур и не беспокоят меня. Я никого не хочу видеть.

Теперь я понял, почему папа Гуй останавливался где-нибудь в доме. Я также теперь делаю, просто кажется, что скрипнула дверь в спальню, сейчас выйдет мама Лан и дом опять засияет любовью, уютом и добротой. Что где-то рядом папа Гуй спокойный и мудрый… но тут же понимаешь, что это только кажется. Их теперь нет, и не будет уже никогда.

А потом бездна. Я чувствую, как она затягивает меня. Чёрная, пустая, холодная. Но в ней покой. В ней не болит сердце. В ней нет чувств. А потом вдруг пришла очень ясная мысль – в ней нет и жизни.

Надо бороться, решил я. Не дам себя ей. Родители не для того меня растили и вложили в меня столько сил. Надо жить. И жить так, чтобы они радовались за меня.

А потом был сон. Опять проваливаюсь в бездну. К кровати подходит Женжи и тянет меня за одежду. Я встаю и выхожу из дома. Пёс бежит впереди меня по тропинке, которая ведёт прямо к солнцу.

От этого я проснулся. Поднялся и подошёл к двери. Посмотрел на порог. За ним моя новая жизнь.

 

13. Начало

 

Одиноко хожу по дому. Собираюсь идти на реку. В доме долго не могу находиться, тоска уже не тянет в бездну, но пока ещё тяжело сохранять нормальное состояние. Мне уже не чудятся призраки моих родителей, но всё здесь дышит памятью о них: каждый предмет, мебель, стены…

Оказалось, что Чангпу уже неделю работает в лавке. Он не в состоянии заменить меня, делал то, что умел и понимал. Юн готовила мне еду и стирала одежду. В доме был порядок. Чудесные люди наши работники. Я очень благодарен им.

На самом деле именно благодарность и подняла меня на ноги. Я вспомнил слова папы Гуя, когда ушёл Женжи: «Рану в душе нужно лечить благодарностью». Родители столько вложили в меня, столько всего сделали. Я просто не имею права отдать себя бездне, позволить горю сломать свою жизнь. Нужно возродить всё лучшее, что есть в моём сердце и жить. Папа Гуй и мама Лан должны гордиться мной, а не огорчаться. Я не подведу их, никогда!

Вышел на террасу, очень хотелось вздохнуть свежего воздуха. Посетителей не было, что хорошо. Я специально выбрал такое время. На удивление я обнаружил горячий чайник с водой. Заварил чай, хотел было уже сесть за столик и насладиться напитком, но в этот момент меня окликнул знакомый голос.

– Цзиньлун, и мне налей пожалуйста, – бодрым голосом произнёс Хромой Ли, – а то уже давно хорошего чая не пил.

Я взял вторую чашку, налил чай для Хромого Ли, пошёл к столику. И тут же резко остановился, Хромой Ли сидел на том же месте, где и папа Гуй в последний с ним наш разговор. Преодолев чувства, я снова пошёл к столику. Я старался выглядеть спокойным, но руки дрожали, когда я ставил чашки на стол.

Разговор не клеится, я чувствую себя скованно, не знаю о чём говорить. Хромой Ли внимательно наблюдает за мной, и от этого я чувствую себя ещё хуже. Ситуация начинает раздражать, мне хочется уйти. Я собирался на реку и вот это неуместное принуждение к разговору воспринимается, как досадное недоразумение, помеха. Он просит ещё чаю, что делать, наливаю ему ещё.

– Ты пришёл пить чай? – спросил я и тут же смутился от своей дерзости.

– Нет, Цзиньлун, – улыбаясь ответил Хромой Ли, – не смущайся, я понимаю всё, что происходит в тебе. А пришёл я вот почему.

Хромой Ли замолчал. Достал из-за пазухи стебли тысячелистника, положил их на стол. Потом вынул оттуда же кусок рисовой бумаги. Из кармана он извлёк флакон с чернилами. Потом немного задумался, вдруг глаза его прояснились, после этого он полез в другой карман и достал из него другой кусок рисовой бумаги.

– Вот смотри, – показал он мне последний кусок рисовой бумаги. На нём я увидел столбик из шести черт, почти все линии были прерывистыми, лишь одна наверху была сплошной. Я знал, что это такое, в библиотеке папы Гуя была книга, рассказывающая о том, как происходят перемены в этом мире, она называлась И-Цзин. Я пытался понять её, но ничего не вышло. Похоже Хромому Ли удалось вызвать мой интерес.

– Эта гексаграмма называется «Бо» – разрушение. Это твоя гексаграмма, Цзиньлун. И-Цзин говорит, что с тобой происходит именно это: «Неблагоприятно иметь куда выступить».

– В начале слабая черта, – Хромой ли показывает мне её ногтем, - «У ложа разрушены ножки. Если пренебречь стойкостью, будет несчастье»

Следующая: «У ложа разрушены перекладины. Если пренебречь стойкостью, будет несчастье».

Следующая черта тоже слабая: «Разрушай это. Хулы не будет».

Далее опять слабая черта: «Ложе разрушено до кожи. Несчастье».

Пятая черта, – многозначительно говорит Хромой Ли, – тоже слабая: «Рыбная ловля. Милость благодаря придворной женщине. Ничего благоприятного».

Последняя черта, и она сильная, – Хромой Ли многозначительно поднял указательный палец вверх, – слушай внимательно: «Огромный плод не съеден. Благородный человек обретёт воз. У ничтожного человека будет разрушено жильё».

Ты всё понял, Цзиньлун? – важно спрашивает Хромой Ли.

В ответ киваю головой. Я действительно понимаю, всё очевидно. Меня и в самом деле поглощала бездна, с трудом удалось удержаться на краю. О том и говорю Хромому Ли.

– Это о том, Цзиньлун, что ты так и не сделал выбор. Когда человек определился, он знает, куда ему идти и что делать. А ты пошёл в бездну.

– Я удержался, – с достоинством ответил ему, – и сейчас держусь, насколько мне хватает сил.

– Вот и напрасно, – хмыкнул Хромой Ли, – перерождение невозможно, пока ты цепляешься за самого себя. Нужно отпустить себя целиком, стать единым, пусть это даже падение в бездну. Целостность, Цзиньлун, только она способна дать настоящее перерождение.

– Мне не нужно было сопротивляться? – я изумлён, мне казалось, что мои усилия стоят уважения.

– Да, – кивает Хромой Ли, – сопротивление мешает перерождению. На то оно и сопротивление. Если человек выбрал, то он идёт не сопротивляясь. Смотри, что получилось бы, отдайся ты бездне.

Хромой Ли рисует на бумаге другую гексаграмму. У неё все чёрточки прерванные. – Это «Кунь», земля.

– Я знаю значение этой гексаграммы, – мой голос звучит взволнованно, – у папы Гуя есть книга «И-Цзин», я читал её. У неё символ кобылицы, если я правильно помню.

– Помнишь ты правильно, но не понимаешь значение. Земля – это перерождение. Вот, что тебе важно знать. Тьма рождает свет, а свет рождает тьму. Чтобы родился свет, тьма должна умереть и наоборот, чтобы родилась тьма, должен умереть свет.

Ты, Цзиньлун, держишься одной рукой за свет, но почти полностью ушёл во тьму. Так у тебя ничего не выйдет.

– Я должен выбрать тьму? – растерянно задал я вопрос.

– Ты должен выбрать себя, – немного сердито ответил Хромой Ли, – и уметь быть собой и во тьме, и в свете. Я сейчас уйду, а ты подумай, открой «И-Цзин» и постарайся понять, что такое «Кунь».

Я приду к тебе завтра, посмотрим, что у тебя получилось.

Хромой Ли ушёл. Буквально через минуту стали появляться посетители. Я пожал плечами и пошёл их встречать.

 

14. Бездна

 

В этот день я так и не пошёл на реку. Бесцельно хожу по лому. Остро чувствую его унылую пустоту. После ухода папы Гуя и мамы Лан исчезла, растворилась волшебная аура, соединявшая нас в единый любящий организм. Тепло, добро и свет ушли из дома. В нём теперь гуляет горе и тоска. В нём теперь моё одиночество и неприкаянность.

Вытаскивая себя из бездны, я не представлял себе насколько сложно мне будет жить. Впереди, перед собой я вижу только пустоту. Она лучше бездны, но в ней нет цветов, яркости, вкуса. Зато нет беспощадной боли, разрывающей моё сердце. В этой пустоте вообще нет чувств. Не могу сказать, что мне это нравится, но сейчас так лучше – не чувствовать. Можно сохранить хоть какие-то остатки моей прежде счастливой и радостной души.

Знаю, что мне нужно пойти в библиотеку и взять книгу «И-Цзин». Хромой Ли велел изучить гексаграмму «Кунь». Я понимаю, что это нужно, я знаю, что это важно. Но не могу найти сил, собраться и, наконец, пойти за книгой. Вместо этого хожу бесцельно по дому, ничего не делая. Нет ни мыслей, нет и желаний.

Гложет странное чувство, будто я чужой в этом доме. Боюсь хоть к чему-нибудь прикоснуться, как бывает в гостях. Словно своими прикосновениями испортишь, разрушишь не тобой созданный порядок и уклад. Кажется, что на меня кто-то смотрит неодобрительно и оценивающе. Но никого, кроме меня в доме нет. Я один здесь. Да, я теперь один и в этом доме и в этом мире.

Надо что-то начинать делать, так жить невыносимо. Надо вообще начинать жить. Только, как и для чего? Всё, чем и для чего я жил прежде, перестало иметь значение после потери самых дорогих мне людей. Моё сердце погасло, вместе с ним все желания и мечты.

Надо что-то менять. Хромой Ли сегодня сказал мне важные вещи. Только я ничего не запомнил. Туман в моей голове не даёт мне возможности хорошо думать. Знаю только одно ‒ мне нужно прочитать про вторую гексаграмму. Прочитаю, раз нужно. Надо только взять в руки И-Цзин, книгу перемен.

Я в библиотеке, держу И-Цзин в руках. Тяжёлый скручивающий страх охватывает меня. Я удивлён, для страха у меня точно нет причин. Я дома, в полной безопасности. Ничто и никто не угрожает мне. Странно.

В руках И-Цзин, это книга о том, как всё меняется в мире, она рассказывает о законе, по которому происходят эти перемены. Книга говорит о причинах и последствиях перемен, о скрытых и явных событиях и о том, как эти события складываются в жизни. Другими словами – у меня в руках всё знание о переменах, у меня есть все ответы на мои вопросы.

Меня вдруг посетило вдохновение. Тёплой волной оно пошло от ног к голове. Я знаю это чувство, оно всегда было со мной перед каким-нибудь важным событием. Теперь во мне странным водоворотом смешиваются страх и вдохновение. Очень тяжело.

Страх очень сильный, от него трясутся руки. Причин его я не понимаю. Вспомнил слова папы Гуя, он говорил, что один самых сильных страхов – неизвестность. Похоже, это единственно, что сейчас может пугать меня. Я стою сейчас перед ней. И мне нужно сделать шаг. Кажется, об этом говорил Хромой Ли. Он сказал, что я должен выбрать себя. Наверное, просто говорить такие вещи. Только он сказал, как это сделать. Велел читать книгу.

Открываю её. Вижу перед собой два ровных столбика черт. Читаю: «Изначальное свершение; благоприятна стойкость кобылицы. Благородному человеку есть куда выступить. Выдвинется – заблудится, последует – обретёт господина. Благоприятно: на юго-западе обрести друзей, на северо-востоке потерять друзей. Пребудешь спокойно в стойкости – будет счастье».

Я ничего не понял. Загадочные символы, сплетённые из слов. Но их смыл убегал от меня. Только страх скрутил сильнее. Правда, было очевидно, что за этим текстом стоит большая сила, постичь которую я не в состоянии. И эта сила подхватила меня и повлекла за собой. Смотрю на столбики прерванных чёрточек, они начинают расплываться перед глазами. Всё кружится и плывёт.

Гексаграмма вдруг становится трубой, и в неё тёмным могучим водоворотом начинает всасываться весь окружающий меня мир. Все мои мысли и чувства, моё тело мощной волной затягивает в эту трубу. «Проснулась бездна», − пронзительно звучит в голове одна единственная мысль, выплеснутая порывом отчаяния.

Бездна подхватила и увлекла меня. Густая насыщенная тьма заполонила всё пространство. Я пытаюсь вырваться. Отчаянно ищу силы, но их нет. Тёмная бездна сильнее, и она через мгновение поглотит меня целиком без остатка.

«Да не тьму ты должен выбрать, а себя» − вдруг слышу голос Хромого Ли. Значит, надо перестать цепляться. Отдаться тьме, позволить бездне забрать себя. Но тогда я исчезну. Мне надо найти себя. Я не должен исчезнуть.

Последние остатки сознания всё ещё сохраняются во мне. А бездна спокойно и безжалостно продолжает своё дело, поглощает меня, тянет за собой. И страх, жуткий страх тянущими волнами разрушает последние кусочки того, что я называю собой. Но ведь было ещё и вдохновение.

Вдохновение. Я вижу его. Вот оно светится где-то рядом. Я тянусь к нему, и чем больше мне удаётся приблизиться, тем меньше становится этого отвратительного страха. А потом он исчезает вовсе. Остаётся только свет.

Благодаря вдохновению я опять чувствую, что есть я. Лучше сказать, что появился другой я, излучающий свет, наполняющий пространство вдохновением.

Смотрю вокруг. Бездна теперь вращается в другую сторону. Она не затягивает меня. наоборот, она вращается вокруг, наполняя силой мой свет. Поразительно. Это невероятно. Необыкновенный восторг наполняет меня. Этот восторг сильно отличается от привычного мне, он спокойный, плавный и, если правильно подобрать слово, всеобъемлющий.

Свет, вокруг меня только свет. И дивная сила, толкающая вверх. Она даёт силы жить, она наполняет меня, поднимает. Это сила Земли, откуда-то знаю я. А потом я впадаю в забытьё.

Когда я очнулся, оказалось, что лежу на полу, рядом лежит И-Цзин. Дом наполнен светом. Солнце радостно принесло ещё один день жизни.

Поднимаюсь, бережно беру в руки книгу. С трудом понимаю происходящее. Но тут же понимаю, что это не так важно. Улыбаясь, благодарю весь мир и всех, кто помог мне наполниться светом.

Со мной точно произошло чудо. Я пока ещё не понимаю целиком перемены, произошедшей со мной, но теперь я хочу жить. И сделать свою жизнь прекрасной, как свет, вспыхнувший у меня в груди.

 

15. Стебли тысячелистника

 

Хромой Ли сидит на прежнем месте, тот самый столик, за которым мы вчера беседовали. Странно осознавать это самое «вчера», для меня прошла вечность, или целая жизнь. Прошлый «я» исчез, сегодня появился какой-то другой «я», пока мне ещё незнакомый. Мне трудно ощущать нового себя. Я вижу и понимаю мир теперь иначе, словно его перекрасили, поменяли звуки, населили другими людьми, поставили новые дома и посадили непохожие на прежние траву и деревья. При этом есть чёткое и ясное понимание – на самом деле всё осталось прежним.

Просто изменился я. Моё восприятие, ощущения, чувства, всё стало другим. При этом оставалась небольшая часть старого меня, это и позволяло мне сравнивать новый и прежний мир.

Я бы ещё некоторое время рассуждал о новом и старом, я, возможно, даже немного запутался бы в них, но в дело вмешался Хромой Ли.

– Цзиньлун, обрати внимание на реальность, – сказал он так, что я сразу очнулся, – она лучше твоих грёз. Я вижу, что выполнил моё задание.

– Да, Хромой Ли, выполнил. Я очень благодарен тебе. И вообще всему миру…

– Воробей всегда находит, что клевать, – оборвал меня Хромой Ли, – мир создал воробья и пищу для него. Посмотрим, что у тебя получилось. Хромой Ли достаёт пучок стеблей тысячелистника, – Нам важно узнать твоё положение на сегодня, – важно говорит он.

Он начинает раскладывать стебли тысячелистника. Я не раз видел, как это делается, на рынке всегда есть гадатели. Они и панцирь черепахи использовали и растения, много чего ещё. К ним я серьёзно никогда не относился, сам не знаю почему. Просто всегда казалось, будто они гадают не по-настоящему, словно играют. Лишь бы платили деньги. А вот Хромой Ли меня просто поразил.

В его движениях была сила, я видел, как в движение пришло пространство. А потом я ощутил действие этой силы, и оно было таким же, как и вчера. Это меня удивило. Хромой Ли продолжал перекладывать стебли и рисовать чёрточки на рисовой бумаге. А меня уже вовсю закружила неведомая сила. И тут у меня мелькнула мысль, – Кто ты, Хромой Ли? – смело спросил я.

– Ну, хоть сейчас ты задался этим вопросом, – ухмыльнулся он в ответ, – только сейчас не важно, кто я, тебе необходимо знать кто ты.

– С этим мы успеем разобраться. Я никуда не спешу. Так всё же, кто ты, Хромой Ли?

– Ты сможешь узнать, сыт ли ты, съев достаточное количество еды. В жизни, Цзиньлун, есть вещи, которые становятся понятными лишь после достаточного количества прожитых лет. Ты обязательно узнаешь, кто я, но это будет не скоро.

– Почему ты не можешь сказать этого прямо сейчас? – Недоверчиво спросил я.

– Потому что сейчас не время, – отрезал он, – давай посмотрим, что у нас получилось.

На листе бумаги было выведено шесть черт: три нижние были сплошными, а три верхние разорванными.

– Эта гексаграмма называется «Тай» (Расцвет). «Малое уходит, великое приходит. Счастье. Развитие». Значит у тебя действительно получилось, – важно говорит Хромой Ли, – ты на пороге настоящего.

– А что ты подразумеваешь под настоящим?

– Мы уже говорили с тобой об этом, Цзинлун, это Путь.

– Да, Путь, – задумчиво говорю я, – другая жизнь мне и в самом деле кажется ненастоящей. Ты прав.

– Это одно из определений правильности направления, в котором движешься – всё должно быть настоящим. Только так ты это примешь для себя, иначе внутри будет много противоречий и сомнений, они точно приведут в тупик. Запомни – сомнения ведут в тупик. Иди только туда, где нет сомнений.

Я наливаю чай. Его аромат наполняет террасу. Беру две чашки и снова сажусь за столик. Хромой Ли благодарно берёт чашку, делает глоток. Он о чём-то задумался. Взгляд его где-то далеко, так бывает, когда человек вспоминает о давно минувшем прошлом. Он вздыхает, поправляет волосы. Я сижу тихо, стараясь не мешать ему.

– Цзиньлун, тебе надо искать учителя.

– Зачем?

– Сам ты никогда не сможешь постичь Путь. Вспомни папу Гуя, разве сам ты смог бы столько всего узнать и понять?

– Нет, конечно. Он и мама Лан просто открыли мне жизнь, они показали, что она может быть прекрасной, доброй и мудрой. Без них моя жизнь была бы совсем другой. И она вряд ли мне понравилась.

– Вот и для дальнейшего познания тебе нужен учитель.

– Я не знал, что есть учителя Пути.

– Есть, Цзиньлун, настоящие Мастера Пути. Если тебе повезёт найти такого Мастера, считай всё самое лучшее из возможного в жизни с тобой уже случилось.

– Мастер Пути, – задумчиво говорю я, внутри у меня опять вспыхивает вдохновение, мне кажется, что сейчас я начну светиться, – это звучит заманчиво. А разве ты не можешь быть моим учителем?

– Нет, Цзиньлун. Всё, что я могу, так это отправить тебя в самое лучшее приключение в жизни – познание Пути. Спасибо за чай.

Он поднимается и уходит. Точнее ногами он дошёл только двери, ведущей на улицу, а потом он просто исчез, только лёгкое марево оставалось после него несколько мгновений. Ошарашенный я простоял несколько минут. А потом стали появляться посетители, и хлопоты заняли меня до вечера.

А вечером я пошёл на реку. В моём сердце крутилось два слова: Мастер Пути. Они играли всеми красками, переливались и звали за собой. А ещё, когда я поднял голову к небу, то увидел, как из облаков складывается извилистая дорога.

Получилось очень красиво – извилистая дорога, протянутая сквозь небо к самому горизонту.

 

16. Надо

 

Размеренная езда меня всегда склоняла к рассуждениям. Я еду к семье Сунь. Надо. Во-первых, рассказать о похоронах папы Гуя. Второе, надо поговорить о дальнейших делах. И третье, я собрался уходить, я хочу найти Мастера Пути. Это я уже твёрдо решил для себя. Остаётся только понять, как это сделать, надо на кого-то оставить лавку, Чангпу не справится с делами, это очевидно.

Вот столько всяких «надо» и крутились в моей голове. Решение оставить чайную лавку возникло не на пустом месте. Каждый день я убеждался, что не моё это дело, продавать чай. И дом, он действительно стал мне чужим. Папа Гуй и мама Лан – вот, что связывало меня с домом и лавкой. Да, из любви к родителям я готов был продолжать семейное дело и даже жениться на Айминь, но теперь их нет. Сейчас у меня есть только своя жизнь, и я хочу сделать в ней то, что считаю нужным и важным для себя.

Я принял решение уйти, и от него мне было спокойно. Ничто внутри не вызывало у меня противоречий. Каким-то удивительным образом я понимал, что так правильно, так и нужно поступить. У меня не было стыда или неловкости по поводу решения и последующего поступка. Но было ощущение, что вся моя предыдущая жизнь плавно вела меня к моменту принятия этого решения.

Таким же правильным решением было уйти из деревни. Сейчас, когда я уже повзрослел, понимаю, насколько это решение было отчаянным, безумным. И оно было правильным. Наверное, только ребёнок может решиться на такой шаг – уйти в неизвестность, не задумываясь при этом об опасности. Не беспокоясь о будущем, даже о простой еде и жилье. При этом я понимаю, что только детское доверие к миру делает возможными такие поступки. Да, и покровительство Золотого дракона. Он привёл меня в семью Сунь, и он поведёт меня дальше.

– Золотой дракон, – говорю я, подняв голову к небу, – не покидай меня, веди дальше. Не дай мне пойти в ненужную сторону. Пусть для меня случится только то, что должно случиться. Я думаю, что от этого всем будет лучше.

Вот и Хромой Ли говорит, что мне нужен Путь. Странный он человек, непонятный. Почему он принимает такое участие в моей судьбе? Он мне никто. Он не является мне родственником, он даже не друг. Я думаю, что его послал мне Золотой дракон. Обычные люди не умеют исчезать. Хромой Ли необыкновенный человек. Жаль, что он так и не сказал, кто он такой.

Его исчезновения, зачем он показал их мне? Никогда и нигде прежде он не показывал таких трюков. Никто из людей, даже папа Гуй и мама Лан не говорили, что он умеет такое. А его работа с листьями тысячелистника, вот это была сила, словно И-Цзин воплотилось в нём. Всё знание этой книги перестало быть иероглифами и значками, стало… даже не знаю, как сказать. Словно силы, скрытые за этими знаками, вырвались наружу, а Хромой Ли привёл их в движение, сделал осязаемыми и могучими.

Всё-таки его послал Золотой дракон, вот что я думаю. Другого объяснения нет.

Я сделал правильно, когда покинул родной дом в деревне. Это привело меня в дом папы Гуя и мамы Лан. Так меня вёл Золотой дракон. Если мой выбор верен, то Золотой дракон обязательно мне даст об этом знать. Или направит меня в нужном направлении.

Надо довериться судьбе, – думал я, – надо просто внимательно смотреть, тогда все её знаки будут увидены. Важно ещё правильно понимать их. А то истолковать любой знак или событие можно по-разному. Я уже сталкивался с тем, как одно и то же люди описывали разными словами, придавая разное значение. И мнения бывали, порой, прямо противоположными. Вначале меня это сильно удивляло, но после я привык к этому. А потом, благодаря папе Гую, он научил меня этому, стал видеть во всём середину.

Я стараюсь не оценивать, и не подгонять увиденное и услышанное под своё мнение. Учусь видеть суть происходящего, но не свою оценку его. Для продавца чая это необходимое искусство. Только так можно по-настоящему оценить достоинство того или иного чая. А ещё важно предложить покупателю именно тот чай, который придётся ему по вкусу. Свои предпочтения тут не помогут. То, что нравится одному, может сильно не понравиться другому.

В выборе пути я также стараюсь быть непредвзятым, видеть суть и доверять тому, что показывает и предлагает мне судьба. Она написана на Небе, и моей судьбой ведает Золотой дракон. Так пусть всё будет по воле Неба. Только так всё будет правильно, будет так, как надо. И только так в моей душе будет покой, и мне нечего будет стыдиться.

А сейчас мой путь к дому семьи Сунь. И мне надо всё рассказать и всё объяснить. Надо всё сделать так, чтобы меня поняли. Папа Гуй учил, что поступок только тогда правильный, когда он даёт возможность сделать следующий шаг. Ни слова, ни дела не должны приводить в тупик. Всегда нужно искать решение, выход из трудных ситуаций.

Вот я и готовлюсь. В уме подбираю слова. Подбираю доводы и объяснения. Много раз подряд проговариваю всё, что хочу донести до родственников. Очень не хочется обид и недопонимания. Важно, чтобы меня услышали и поняли, только так мой дальнейший путь будет лёгким и чистым.

Они должны меня понять. Только есть множество трудностей, которые надо будет решить. Самая главная из них – продажа чая. На эти деньги живут обе половинки семьи. Если я уйду, то кто будет продавать чай? Это непростое дело, нужно много всего уметь и понимать. Папа Гуй меня готовил столько лет… Нет, просто невозможно сразу встать за прилавок и начать продавать чай. Разобраться во всех сортах, вкусах, а провести даже несложное чаепитие, тем более церемонию. Этого не сможет человек без подготовки.

Этот момент тревожит меня больше всего. Мой уход может обрушить жизнь целой семьи. Я не могу так поступить. Обречь на нищету замечательных людей, от которых кроме добра ко мне больше ничего не было? Это неправильно.

Значит, если некому торговать чаем, то я останусь. Это и будет судьбой. И я подчинюсь. Найду в себе силы продолжить семейное дело. У меня ведь хорошо получается.

И всё же я верю, что меня поймут и отпустят. Понимаю, что разговор будет трудным. Готовлюсь. Проигрываю сцены разговора. Пытаюсь представить себе все ответные слова, все «за» и «против», которые могут быть мне высказаны.

Что интересно, всю дорогу я был спокоен. Только подъезжая к дому семьи Сунь, почувствовал сильное волнение, а после и страх.

И я даже не представлял себе, насколько мною придуманный разговор будет отличаться от настоящего. И конец разговора, тем более его конец, я не мог себе даже предположить.

 

17. Семья Сунь

 

Меня слушали молча. Собралась вся семья: Дядя Линг, тётя Зонг и их дети. Когда я рассказывал о похоронах родителей, меня иногда останавливали вопросами, очень их интересовали подробности. Я старался рассказать обо всём, что их интересовало.

А потом наступил самый трудный для меня момент, нужно было переходить к разговору о Пути. Нужно было сказать о том, что я ухожу. Это было очень трудно. Все заранее приготовленные слова и фразы разом улетучились из моей головы. Моё дыхание исчезло и тело покрыло мелким потом.

И всё же мне удалось взять себя в руки. Постоянно запинаясь и забывая слова, кое как я начал разговор. А потом во мне что-то переломилось, речь потекла свободно, хотя общее напряжение в теле сохранялось. Заканчивая свою речь, я пребывал в ощущении, что достиг своей цели – меня поняли.

– Цзиньлун, – степенно произнёс дядя Линг, – ты поставил перед нами вопрос, на который нельзя ответить с ходу. Нам надо подумать, посоветоваться друг с другом. Вечером соберёмся и продолжим наш разговор.

Что я чувствовал, дожидаясь вечера, не буду рассказывать, думаю, и так понятно. Главная сложность была в том, что со мной никто не разговаривал. Семья Сунь совещалась, они что-то обсуждали, а я слонялся без дела. Погулял вокруг дома, посидел на солнце, полежал на траве. Вернулся в дом, походил по комнатам, но нигде не находил себе места. И когда уже солнце опустилось к горизонту, меня, наконец позвали.

– Вот что я тебе скажу, Цзиньлун, – сказал дядя Линг, когда, наконец, мы снова собрались чтобы продолжить разговор, – мы пришли к единому мнению. И сейчас я тебе его скажу. Наша семья, как ты знаешь, берёт начало от Лонгвея и Чунхуа.

Лонгвей искал свой Путь и ему пришлось пойти наперекор своей семье. Он верил в правильность сделанного выбора и пошёл на сильные жертвы ради этого. И он оказался прав.

Цзиньлун, я не знаю, прав ли ты в своём выборе. И не знаю, к чему тебя приведёт твой выбор. Но не об этом я хотел сказать. Мы всей семьёй решили не препятствовать тебе. Было бы глупо повторить ошибку семьи Лонгвея. Мы видим, что ты веришь в то, что делаешь и сейчас это важнее всех слов.

Мы отпускаем тебя. Иди, ищи свой Путь и найди, ради нас всех, что-то действительно ценное. Иди, если путь твой благословлён Золотым драконом.

Я сидел ничего не понимая, такой поворот событий был полной для меня неожиданностью. Куча смешанных чувств переполняли моё сердце. Закружилась голова, я собрал все силы и спросил – А как же лавка? Кто будет торговать чаем?

– Я понимаю твоё беспокойство, Цзиньлун, – ответил дядя Линг, – не беспокойся об этом, мы справимся. Когда сыновья Гуя и Лан ушли воевать, я начал готовить Шэнли. Он умеет делать всё необходимое.

– А что случилось с моими братьями?– Спросил я взволнованно, – родители мне так и не рассказали об этом.

– Лан очень любила своих мальчиков, – сказала тётя Зонг, – Гуй не чаял в них души. Любой разговор о мальчиках разрушал их сердца. Поэтому они предпочитали вообще не говорить о них, – после этих слов тётя Зонг стала тихонько утирать слёзы.

– Было восстание против власти маньчжуров, – печально сказал дядя Линг, братья были настоящими ханьцами, мужественные юноши. У них были горячие сердца, поэтому они присоединились к восставшим. Срезали косы, распустили волосы и взяли оружие в руки. Я и Зонг понимали, что юноши не вернутся домой. Так и вышло. Восстание было подавлено, а твои братья убиты.

В комнате повисла тишина. Каждый переживал по-своему историю моих братьев. Но разговор надо было заканчивать. Все это понимали. Нарушить тишину решился дядя Линг.

– Цзиньлун, – громко и торжественно сказал он, – Гуй и Лан приняли тебя в семью, как родного сына. Мы знаем, что золотой дракон направил тебя к нам. Для нас ты тоже стал родным, мы считаем тебя членом семьи. Гуй завещал тебе лавку и всю свою собственность. Но ты сказал, что тебе ничего не нужно. Мы ценим твою бескорыстность. Ты честно пришёл и поведал всё, что творится в твоей душе. Это мужественный и благородный поступок. Гуй не даром говорил, что ты необыкновенный мальчик.

Цзиньлун, мы не можем поступить по-другому. Мы ответим тебе добром на добро. Мы благословляем тебя на поиски твоего Пути. Завтра ты поедешь домой. И мы поедем с тобой. Хотим посетить могилу Гуя и Лан, поклониться им. Мы недолго будем гостить, здесь у нас много дел.

После нашего отъезда, с тобой останется Шэнли. Ты передашь ему дела. И в тот день, когда ты со спокойной душой сможешь оставить лавку, отправишься на поиски своего Пути. Мы снабдим тебя в дорогу всем необходимым и деньгами тоже.

Ступай и ищи. И знай, что в нашей семье тебе всегда будут рады. Если захочешь вернуться, то тебе будут открыты наши двери. И мы всегда найдём тебе место и дело.

Растроганный я долго сидел молча, не зная, что сказать в ответ. Моих ответных слов ждали с пониманием и не торопили. Справившись с чувствами, я, как мог, высказал все слова благодарности, которые сумел подобрать. А после мы пили чай и долго говорили о всяких приятных и незначительных вещах. Это был очень хороший вечер.

Я потом долго не мог уснуть. Множество различных чувств будоражили меня. Мысли беспокойными толпами заполняли ум. В какой-то момент мне надоело лежать вот так в постели, и я вышел на улицу. Звёзды перемигивались на небе, сияла большая жёлтая луна. Восхищённый этим великолепием, я замер, любуясь великим и недостижимым небом над моей головой.

Наконец сон решил взять власть надо мной. Я зевнул и вернулся в постель. Мне снилась мама Лан, рассказывающая сказки, рядом сидел Женжи. А потом папа Гуй, он что-то рассказывал мне, а я угощал его чаем.

После мы все оказались на улице. Женжи побежал вперёд. Он бежал так быстро, что казалось, будто его рыжий след становится единой полосой, убегающей вдаль, как ветвистая дорога. Вдруг дорога зашевелилась, обратилась в Золотого дракона. Он поднялся в Небо, сзади я почувствовал легкий толчок в спину и услышал голос папы Гуя, – Иди, мой мальчик, – твёрдо сказал он.

А потом я проснулся.

 

18. Новый дом

 

С приездом семьи Сунь дом ожил. Дом большой, комнат хватило всем. Вечером сели за стол всей семьёй, поговорили, разошлись спать. А утром всей семьёй мы отправились почтить память папы Гуя и мамы Лан. Весь остаток дня мы посвятили поминовению.

На следующий день дядя Линг и Шэнли пошли со мной в лавку. Они внимательно меня слушали, старались всё запомнить. Я рассказывал где, как и какой чай хранится. Интересовались сортами чая, особенностями вкуса и аромата. Как я понял, большую часть сортов они знали, но им было важно послушать именно меня, как продавца.

Потом мы посетили террасу. Она очень понравилась дяде Лингу. Он оценил и внутреннее её устройство, и внешний вид. Сказал, что получилось всё очень гармонично и удобно, а после послал за тётей Зонг, Минжем и Тинг. Ему очень хотелось, чтобы они тоже посмотрели на террасу. А ещё он попросил, чтобы я для них организовал чаепитие. Эту просьбу я исполнил с удовольствием. Мне было приятно угощать столь дорогих сердцу людей.

За столом говорили мало, в основном о делах. Все чувствовали себя не то чтобы неловко, просто для каждого обстановка была непривычной. Как я понимал, это чувство новизны, для каждого всё теперь в жизни изменилось. Добавлялось пребывание не в своём доме, который ещё не отпустила трагедия, траурные ноты звенели в сердце каждого из нас. И необходимость начинать новую жизнь. Шэнли останется здесь хозяином, это многое меняет в нём, волнует родителей, брата и сестру.

Большая ответственность за семейное дело ложится на его плечи. Он очень серьёзен, понимает и одновременно не понимает своё будущее. Сочувствую ему. Для меня здесь всё привычно, а он попал в совсем новую для него обстановку, и теперь к ней не только нужно привыкать, но и научиться очень многим вещам, которые прежде никогда он не делал.

Через некоторое время дети, Минж и Тинг, устали сидеть молча, им было скучно. Им хотелось двигаться и играть. Это послужило знаком заканчивать чаепитие. Дядя Линг поднялся и сказал: − Завтра мы уезжаем. Потом внимательно посмотрел на меня, что-то подумал и продолжил: − Цзиньлун, полгода хватит на обучение Шэнли?

− Да, дядя Линг, этого времени должно хватить.

− Хорошо, − он согласно кивнул головой, − прошу тебя, если возникнет необходимость, то продолжи обучение. Хотя, я уверен, что Шэнли справится, он хорошо подготовлен, умён и старателен. Если возникнут трудности, обязательно сообщайте мне сразу же при первой возможности.

На следующий день они уехали. Мы долго прощались. Дядя Линг и тётя Зонг решили взять кое-какие необходимые им вещи. Чангпу помогал грузить. Всё это время я и Шэнли маялись, не зная, чем себя занять. Минж гонялся за сестрой, добавляя шума и суеты, им было весело. Тётя Зонг внимательно следила за погрузкой, всё время проверяя хорошо ли уложены вещи.

Наконец всё было готово к отъезду. Минжа и Тинг усадили на повозку. Дядя Линг торжественно сказал необходимые в таком случае слова и напутствия. Тётя Зонг обняла по очереди меня и Шэнли, что-то тихо сказала ему на ухо, снова обняла меня и расплакалась. Чтобы скрыть свои слёзы, она твёрдо и быстро ушла к повозке, села на неё и посмотрела на небо. Мы невольно сделали то же самое. Но ничего особенного не увидели. Но Тинг тихо сказала: − Там только что был дракон, − она показала пальцем в место на небе, где, по её мнению, он был, − только сейчас он растаял. Но он был, правда-правда. Мы в ответ ей согласно кивнули головой.

Дядя Линг велел трогаться, Чангпу открыл ворота, и семья Сунь покинула дом. Я и Шэнли вышли за повозкой на улицу, долго махали вслед руками. Повозка скрылась из виду. Мы молча посмотрели друг на друга. С этой минуты для нас началась новая жизнь.

 

Шэнли оказался замечательным братом. Он на лету схватывал, сразу понимал, редко приходилось объяснять дважды. Мы очень подружились, у него доброе и благородное сердце. Я всегда мог положиться на него. А ещё он умел шутить и делал это безобидно и, что очень важно, к месту. Чангпу и Юн тоже полюбили его.

Еду нам готовила Юн, славная женщина. Она убирала в доме и присматривала за хозяйством, стирала нашу одежду. Все дни мы проводили в лавке, я рассказывал Шэнли о сортах чая, о том, как их хранить и заваривать. А также об оттенках о особенностях вкуса каждого сорта чая. Он всё запоминал и без труда повторял всё сказанное мной.

А ещё ему очень нравилось слушать рассказы о наших покупателях, узнавать их характеры, привычки, предпочтения. Это очень важно, чтобы предложить человеку чай, нужно очень хорошо понимать, какой именно понравится. Угадать желания покупателя ‒ залог успеха в нашем деле.

Вечерами мы гуляли по городу, я рассказывал, что где находится. Как найти нужную лавку, как торговаться, где проходят праздники и пр. Ему всё было интересно, всё хотелось посмотреть и узнать. Наши прогулки по городу благодаря его любопытству становились интересным приключением. И мне понравилось видеть город по-новому. Показывая его Шэнли, я многие привычные вещи увидел иначе, и это было здорово.

 

Иногда мне удавалось побыть одному. В таких случаях я уходил на реку. Сидя в одиночестве я отдыхал. Всё-таки, как мне не хватает этого – слушать шум реки, сливаться с природой, смотреть на небо и слушать шум ветра, подставляя лицо солнечным лучам. И тишина, даже не сказать, как мне нужна она.

Нет ничего лучше тишины. Она, вроде, есть в этом мире. При этом ясно понимаю, что весь мир содержится в ней, он появился из тишины. Просто что-то однажды накопилось в ней, и она решила проявить себя и сотворила этот мир, богов, людей, животных и растения. А ещё свет, без него этот мир был бы скучным и пресным.

 

Так прошли полгода. И мы уже ждали семью Сунь. Шэнли заметно волновался. А я был рад, при этом удивлялся самому себе. Радость моя была спокойной и тихой. Скоро я смогу покинуть этот чудесный дом и отправиться на поиски Пути. Лавка останется в надёжных руках, брату удалось подготовиться насколько это возможно. Мастерство приходит с опытом, так папа Гуй говорил.

В назначенный день я проснулся от скрипа наших ворот, это Чангпу впускал семью Сунь. Я выглянул в окно, там уже вовсю гонялись друг за другом Минж и Тинг. Я улыбнулся и вдруг почувствовал сильное волнение, а ещё без всяких видимых причин меня сковал страх. Быстро справившись с собой, пошёл встречать гостей.

 

19. Спасибо

 

Дядя Линг долго говорил со мной. Он обстоятельно выспрашивал о делах. Конечно, его больше всего интересовал Шэнли. Я с удовольствием поведал ему всё необходимое о его сыне. Скрывать и стыдиться нечего, Шэнли замечательный юноша и прекрасно справился со своей задачей. Отец может им гордиться. И, самое главное, я заверил дядю Линга, что лавку он может спокойно доверить сыну. Мне показалось, что дядя Линг был очень доволен.

Потом также долго он говорил и с Шэнли. Я не знаю о чём шёл разговор, но предполагаю, что тема была той же. Шэнли вчера очень волновался и радовался приезду родителей. Сегодня он был спокойнее и старался вести себя, как хозяин дома. Держался Шэнли неплохо, но некоторая неловкость в его движениях и стеснённость в словах разрушали общее впечатление. Его можно понять, любому было бы трудно на его месте.

Потом всей семьёй мы отправились на террасу. Теперь уже Шэнли устраивал чаепитие. Он должен был показать, чему научился. И он очень постарался, чаепитие было великолепным.

Мы мило болтали о пустяках. Смеялись, что-то обсуждали. Вдруг услышали ещё два голоса, на террасу вошла Айминь и её мама, они попросили свой любимый чай. Изрядно смущённый я поднялся, представил семье Тан Аи и её дочь. Позвал знаком Шэнли за собой, намереваясь показать ему где хранится этот чай и вместе мы ушли в давку. В ней нам пришлось немного задержаться, пришёл покупатель.

Когда мы вернулись, уже две семьи сидели за столом. Тан Аи оживлённо болтала с тётей Зонг, Айминь играла с Тинг, только младшему брату не нашлось дела, поэтому он пошёл к отцу, что-то собираясь у него спросить. Щэнли посмотрел вопросительно на меня, я пожал плечами, не зная, что делать, мы нерешительно сели за стол, присоединившись в кампании.

В какой-то момент на террасу внесли гуцинь. Когда и как за ним послали, не понятно. Видимо Тан Аи рассказала о том, что Айминь умеет играть на этом чудесном инструменте и тётя Зонг захотела послушать.

Айминь начала играть. Казалось, все звуки вокруг стихли, чтобы лучше звучала музыка этой чудесной девушки. Мы все зачарованно слушали её. Особенно Шэнли, я заметил, что он вообще не отводит от неё глаз. И мне показалось, что Айминь несколько раз ответила ему глазами и даже улыбнулась.

Когда Айминь закончила играть, к тёте Зонг подбежала Тинг и тихо сказала, – Мама я тоже так хочу. Все засмеялись. А потом вновь потекла мирная беседа. Похоже, наши семьи подружились. Особенно меня порадовали встречные взгляды Айминь и Шэнли.

Значит, всё складывается хорошо. Всё происходит, как надо.

 

О том я и рассказал Хромому Ли. Мы стояли на дороге, за спинами был родной город, а впереди неизвестная дорога.

– И всё же я боюсь, – честно сказал я, – даже дрожат ноги.

– Это понятно, – кивнул Хрмой Ли, – страх неизвестности один из самых сильных.

– Так тоскливо, – продолжаю я, – что хочется остаться. Здесь всё привычно и понятно. Это, конечно, порыв. Я понимаю, что стоит мне вернуться, как страх тут же отступит. Понятные будни не наполнят моё сердце.

– Родственники, – продолжаю я, – с большим пониманием отнеслись к моему уходу. Дядя Линг благословил меня на дорогу. – Закрыв глаза я вспомнил сцену прощания. Дядя Линг собрал всю семью. Я стоял в простой дорожной одежде, за спиной дорожный мешок.

– Меня удивляет и восхищает, – сказал Дядя Линг, – что ты совсем ничего не хочешь взять себе. Я бы счёл такой поступок глупостью, если бы не знал тебя, Цзиньлун. Ты многими благородными поступками удивил меня. Мы решили дать тебе в дорогу денег. Тут должно тебе надолго хватить, если обращаться с ними бережно.

– Дядя Линг дал мне очень много денег, – сказал я Хромому Ли, открыв глаза, – это щедро с его стороны. Я очень ему благодарен. Потом меня обнимали и говорили слова напутствия. Мне показалось, что тётя Зонг немного заплакала. Теперь я совсем свободен, Хромой Ли.

– Тебе надо найти Мастера Пути, Цзиньлун, – ответил Хромой Ли, – Сам ты ничего не сможешь, тебе надо учиться.

– Я умею учиться, Хромой Ли.

– Это тебе так кажется, – хитро улыбается он, – учиться Пути — это то, чего ты точно не знаешь. Запомни, Путь это только то, чего ты не знаешь. Всё известное, это не Путь. Каждый раз ты будешь шагать в неизвестное. Тебе нужен Мастер, иначе ты ничего не сможешь.

– Как найти Мастера, Хромой Ли?

– Сердцем, Цзиньлун. Мастера ищут сердцем. Есть ещё одно важное правило, ты его после поймёшь, настоящий Мастер хочет, чтобы всё получилось у ученика. Лжемастер будет за счёт ученика возвеличивать себя. У такого всё вертится только вокруг него. Хотя тебе, наверное, этот совет не понадобится. Твоё сердце трудно обмануть.

Сказать по правде, я ничего не понял. Хромой Ли, по всей видимости, понимал это, но не спешил свои советы сделать хоть немного понятнее. Я верил, что Золотой дракон не оставит меня. И верил в то, что у меня всё получится. Только всё равно было очень страшно.

– Не беспокойся, – продолжал говорить Хромой Ли, – я всё буду знать о тебе, – для убедительности он потряс передо мной пучком листьев тысячелистника, – они мне всё расскажут.

Иди Цзиньлун, хватит переминаться с ноги на ногу, дорога ждёт тебя. Ты выбрал свой путь. Оставь всё за спиной, открой себя для нового. И не позволяй себе свернуть.

Вот и всё. Иди. На юго-западе ты обрёл друзей, на северо-востоке ты их потерял. Пребывай спокойно в стойкости и будет тебе счастье. И-Цзин говорит, что всё у тебя получится.

Я поправил заплечный мешок. Посмотрел в последний раз на город. Мысленно попрощался ещё раз со своей прошлой жизнью. И смело пошёл вперёд. Сделал около десятка шагов и не выдержал, оглянулся. Очень хотелось сказать Хромому Ли спасибо.

Он уже уходил. Только походка была его прямой и твёрдой. Никакой хромоты. Я не стал окликать его, просто помахал вслед рукой. Повернулся, и теперь уже с новой уверенностью сделал шаг.

 

20. Старый Шен

 

Мне понравилось путешествовать. Я и раньше любил дорогу, постоянные перемены видов перед глазами и спокойные мысли наедине с собой. Дома перед глазами всё время одни и те же стены, вещи, предметы. Каждый день наполнен почти одинаковыми движениями в привычном пространстве. Я очень любил дом, наполненный теплом мамы Лан и мудростью папы Гуя, он был самым лучшим местом на земле. Но только их любовь делала дом таким привлекательным. А ещё Женжи, мой славный пёс, мой лучший друг.

Жизнь в доме только тогда имеет смысл, пока в нём есть те, кого ты любишь. Тогда становится важным всё происходящее в нём. Всё становится дорогим и ценным. А без этого дом становится коробкой, в которой заперта свобода. Словно птица в клетке томишься в возможности расправить крылья и выпорхнуть в открытое небо.

Я свободен. Дорога под моими ногами. Шаг за шагом, за моей спиной исчезает прошлое, впереди моё будущее. Я иду к нему, наслаждаясь всеми возможностями, которые в одночасье открылись мне. Они сильнее страхов, неизменных спутников каждого живого человека. И не они ведут меня вперёд, страхи лишь помогают избежать опасности на неизведанном Пути, ставшим для меня смыслом жизни.

Первые две недели моего путешествия прошли спокойно. Погода была хорошей, я спал под открытым небом прямо на земле и мне это нравилось. Умывался чистой водой из ручьёв или родников. Мой день заканчивался вместе с засыпающим солнышком и начинался при его первом пробуждении, сразу же, как первые лучи пробегали по земле.

Однажды днём, солнце уже было в зените, я увидел возле дороги повозку, а рядом с ней старика. Он был печален, и я быстро понял почему – сломалось колесо. Я подошёл ближе, поприветствовал старика, на что он мне ответил лишь тяжёлым вздохом. Тут же я предложил ему помощь, после этого он оживился и радостно дал согласие.

Я приподнял повозку, старик быстро снял колесо и тут же принялся за его починку. Я сел рядом дожидаясь момента, когда нужно будет колесо поставить на место и вновь потребуется моя помощь. Старик, видимо, понял это и старался ускорить свою работу, чтобы не задерживать меня.

Мы разговорились. Старика звали Шен. Он охотно назвал мне своё имя и сразу же начал рассказывать о своей нехитрой крестьянской жизни. Предложил мне воду, я обрадовался, очень хотелось пить, а моя фляга была пуста.

Вскоре работа была закончена, старик быстро поставил колесо на место, пока я держал повозку. Старик сердечно поблагодарил меня и вдруг предложил подвезти.

− Поехали, − сказал Шен, − вдвоём веселее. Заодно расскажешь старику о себе. Обо мне ты уже всё узнал, а я о тебе ничего не знаю.

Сидя на повозке и весело болтая ногами, я рассказал старику свою историю. Он оказался хорошим слушателем, не перебивал, задавал вопросы в нужном месте, но больше всего молчал.

Мой рассказ его впечатлил, наверно больше всего он был удивлён, мне так показалось. Он долго молчал, иногда пытался что-то сказать, но тут же останавливался, пожимал плечами и опять молчал. Я не решался его о чём-либо спрашивать, предпочитая ждать, пока Шен сможет ответить мне.

− Да, Цзиньлун, − наконец, произнёс он, − впечатлили меня твоя история. Значит, ты ищешь даосского мастера?

− Да, − кивнув головой, согласился я, − спрашиваю у всех, кого вижу, так мне кажется надёжнее, кто-нибудь должен знать. Пока безуспешно.

− Вот как, − пожал плечами старый Шен, − так ты долго будешь искать. Спрашивать у всех, − усмехнулся он, − так можно и без языка остаться.

- А у кого тогда спрашивать?

− У нищих, они всегда всё про всех знают. А за монетку они тебе с охотой поведают обо всём, что спросишь.

− Они всё знают?! – удивлённо спросил я.

− Нет, − рассмеялся старый Шен, − но они знают у кого можно узнать. Запутал ты меня. Спрашивай у нищих, так будет лучше, − закончил старик немного сердито.

Я сердечно поблагодарил его, в ответ он смягчился и улыбнулся мне. А потом неожиданно предложил поехать к нему в гости: – Тут уже совсем рядом, Цзиньлун, − сказал он, − переночуешь у меня. А то история твоя сложная, а мне, старику, есть что сказать тебе, да вот не успею, считай, приехали уже.

У старика был обычный крестьянский дом, только очень обветшалый, стены покосились, в крыше зияли прорехи. Было видно, что Шен живёт бедно. Но это не смущало меня, я родился и долго жил в подобном доме. Здесь всё для меня было привычным и, если можно так сказать, родным. Даже запахи мне показались знакомыми. А вообще в доме было уютно, и мне всё понравилось.

Единственное, что разочаровало меня, старик совсем не умел заваривать чай. Я не стал указывать ему на это, с благодарностью принял напиток, но решил, что в следующий раз обязательно предложу ему свою помощь.

За чаем после нехитрого ужина мы продолжили разговор. Слово за слово и старик затронул очень интересный вопрос.

− Цзиньлун, ты зачем мне рассказал про свои деньги?

Я замешкался с ответом, не зная, что сказать, с трудом собирал слова. Старый Шен, видя мои трудности, поспешил на выручку.

− Ты добрый, но наивный юноша, Цзинлун. Ты помог мне, в ответ я помогу тебе, это будет справедливо. Без тебя я бы не доехал бы до дому, а без меня, похоже, ты не доберёшься до цели. Послушай советов старика, Цзиньлун, они пригодятся тебе.

Я благодарно кивнул головой, выражая готовность слушать его. Но вместо своих советов он велел ложиться спать. Сказал, что уже поздно, а жизнь крестьянина начинается с рассветом. Для работы в поле надо много сил, поэтому он должен выспаться.

Старик глубоко спал. А я ещё долго ворочался в своей постели. Что-то волновало меня, но никак не удавалось понять, что именно.

 

21. В гостях

 

Я решил остаться на некоторое время, чтобы помочь старику по хозяйству. Скоро осень, нужно хотя бы крышу починить, а то зальёт дождями дом. Да и залатать стены не помешало бы, любой ветер чувствовал себя хозяином в этом доме, Шен рискует просто замёрзнуть и заболеть в таком доме. От всего сердца хотелось помочь этому доброму человеку.

Старый Шен очень обрадовался, узнав про мои планы. Он долго говорил слова благодарности и всё восклицал, что само Небо послало меня ему. Я не стал возражать на это заявление, поскольку сам точно не знал планов Неба и того, как оно помогает людям.

В этот раз я сам заварил чай, старик очень удивлялся, − Я и не знал, что мой чай может быть таким вкусным! Как ты это сделал, Цзиньлун?

В ответ я обещал показать несколько секретов. Старик обещал, что обязательно последует моим советам и тут же добавил, − И ты, Цзиньлун послушай моих. Они точно тебе помогут.

− Так вот, Цзиньлун, − сказал старик, сделав с удовольствием новый глоток чая, − никогда и никому не говори, что у тебя есть деньги. Это первое правило одинокого путешественника. Старайся вообще их никому не показывать, в лучшем случае пусть люди видят у тебя несколько мелких монет. Одинокий путник лёгкая добыча, много желающих завладеть чужими деньгами. А у тебя их забрать легко и обмануть легче лёгкого, ты наивен и доверчив. Прячь деньги, Цзиньлун, никому их не показывай и не говори о них.

Следующее, не рассказывай свою историю первому встречному.

− А это почему? – удивился я.

− Из твоей истории ясно, что ты из зажиточной семьи. Что стоит тебя похитить и потребовать выкуп? Я тебе ещё с десяток причин назову. Но лучше ты просто запомни – не рассказывай свою историю незнакомым людям. Тем более, что она у тебя очень необычная. Из-за неё ты можешь нажить себе неприятности.

− Но как мне тогда искать Путь? Как мне найти Мастера?

− Цзиньлун, для того, чтобы найти Мастера не нужно всем рассказывать о себе. Я уже говорил тебе, спрашивай у нищих, они, как правило, всё знают. И вот, что ещё – твоя встреча с Мастером обязательно произойдёт, когда ты будешь к этому готов.

− Как это: «Когда я буду готов»? Шен, расскажи об этом, пожалуйста. Очень прошу тебя.

− Я не Мастер Дао, − после долгих раздумий сказал старик, − отвечу, как сам это понимаю. Я крестьянин, Цзиньлун, мыслю просто – землёй и семенами. Послушай, может, это тебе поможет.

Лежит семя в земле. Вокруг темень. Черви ползают да жуки всякие. Сказали когда-то этому зёрнышку, будто есть солнце, небо, поют птицы, светло вокруг и красиво. Говорили также о дождях, ночах и звёздах. Говорили о зорях вечерних и утренних, о тумане, белым облаком окутывающим землю. А ещё рассказывали нечто настолько удивительное, во что поверить совсем невозможно. Будто однажды станет зернышко расти. Росток выйдет на поверхность, у него появятся сначала два листика, после их станет больше. Пройдёт время и станет семя большим растением, появятся на нём цветы, и, спустя время, плоды.

Диковинно это слушать зёрнышку. Оно ведь ничего не знает о мире, кроме темноты, земли, жуков и червей. А ведь это совсем другой мир. Да и семя вовсе не похоже на какое-то там растение с листьями, цветами и плодами. И вот что тогда делать семени? Поверить ли ему рассказам или той правде, которая окружает его?

А ведь надо сказать, Цзиньлун, семя ведь когда-то само было частью плода и видело солнце, небо, птиц и звёзды, туманы и рассветы с закатами. Бывает, порой, память беспокоит его и начинает семя верить рассказам. А бывает иначе, видит семя вокруг себя совсем другое и начинает верить, что жизнь его так и пройдёт в земле.

Для того, чтобы прорасти, семени нужно много сил. И важнее всего для него – вера в свет и солнце. Без этой веры никогда не поднимется робкий росток над землёй. А Мастер, Цзиньлун, в этой истории тот крестьянин, который поливает землю и вкладывает все свои силы, чтобы пошли всходы и прежние семена обратились в растения.

Готовность, Цзиньлун, это вера в свет и выбор расти. Как только это произойдёт в тебе, обязательно появится Мастер, который поможет тебе вырасти, расцвести и оставить свои плоды.

Ты прости, мой рассказ бесхитростный, я крестьянин. Был бы поэтом, может, рассказал бы лучше. Только вот думаю, что суть и в моих словах ясна.

Меня сильно впечатлил рассказ старого Шена, я не сразу нашёлся, что ответить ему. Хотелось молчать и впитывать историю семени. В ней было что-то очень важное для меня. Пусть я ещё не понял, что именно, но где-то очень близко в моём сердце слышался отклик. И в этом отклике чувствовалась огромная сила.

Я поблагодарил старика от всей души. Наговорил ему кучу приятных слов, которые он, без сомнения, заслужил. А после отправился чинить крышу.

 

Гостил я у старого Шена недели две, пока мы справились со всеми необходимыми делами. Вечерами мы продолжали наши задушевные разговоры. Старик научился неплохо заваривать чай. А я многому научился у него. Старательно запоминал все его советы. Он их взял от самой жизни, это был его опыт, а что ещё может быть ценнее?

В один из дней я ясно почувствовал, что мне пора собираться в дорогу. Набрался решимости и сказал об этом старому Шену. Он, конечно, расстроился, ему очень хотелось, чтобы я остался у него жить. Одинокому старику не с кем было разделить старость. Мне и самому не хотелось уходить, я полюбил этого доброго и чудесного человека, но Путь звал меня. И опять мне приходилось оставлять дорогое сердце моему во имя шага в неизведанное.

Старик долго прощался со мной. Я благодарил его за всё, особенно за советы. Я чуствовал тогда, что они не один раз помогут мне. Наконец мы расстались. Каждого из нас ждало своё одиночество и уготованный Небом Путь.

Дорога опять легла мне под ноги и снова простор всего мира заменил мне тесные комнаты дома.

Я иду. Дорога, как река, можно увидеть лишь небольшую часть её, но увидеть куда она идёт можно лишь в одном случае – добраться до конца.

 

22. Поиски

 

О моём поиске, скитаниях и испытаниях можно рассказывать очень долго. Только не всё из пережитого стоит того, чтобы попасть в рассказ. Были неприятные события, о которых не хочется даже вспоминать. Были, конечно, счастливые моменты. Но всё это вместе слишком длинный рассказ. Поэтому постараюсь передать коротко и в сути всё мной пережитое в том путешествии. Некоторые события опишу чуть подробнее, просто они наиболее важные, как мне кажется.

Когда я ушёл от старого Шена, путешествовать стало сложнее – начались дожди. Они были сырыми и холодными, о ночёвке под открытым небом пришлось забыть. Бесконечные поиски ночлега изрядно утомили меня. Приходилось ночевать, где придётся. Иногда удавалось остановиться на ночлег за небольшую плату у крестьян.

В одном городе я попытался переночевать в гостинице. С большим трудом мне удалось получить место в одной из комнат. Сначала хозяин вообще не хотел меня пускать. Он решил, что у меня нет денег. Впрочем, по моему внешнему виду можно было легко сделать такой вывод. Я заплатил вперёд, только тогда он отвёл меня в одну из комнат. Мне не сразу удалось уснуть. Было очень душно, где-то рядом шло шумное веселье, кто-то всё время ходил по коридору и громко кашлял. Сосед по комнате храпел. Утром, когда, наконец, мне удалось уснуть, проснулись крестьяне в соседней комнате. Они, громко разговаривая, начали собираться. Ушёл я из гостиницы с больной головой, с глубоким чувством досады и твёрдым решением больше никогда не ночевать в подобных местах.

Через несколько месяцев поисков я впал в уныние. Да, я знал, что мои поиски не будут простыми, понимал, что не так просто найти настоящего Мастера Пути. Просто в какой-то момент пришло отчаяние. Наверное, оно появилось от усталости. Может быть, от растерянности, я перестал понимать, кого я ищу. Я не знал где искать и как это делать. Конечно, я пользовался советами и Хромого Ли, и старого Шена.

В каждом городе на своём пути, в каждой деревне я спрашивал о Мастере. Спрашивал не только у нищих, но и у торговцев, они ведь много где бывают и многое знают. Но мне в ответ говорили разное, что-то даже советовали, бывало, я выслушивал откровенную чепуху. Иногда ответы были дельными. Тогда надежда, крепко живущая в моём сердце, вновь вспыхивала, я внимательно слушал. Следовал указаниям, но на деле оказывалось, что и это было пустое.

Один раз в таком случае вместо Мастера я нашёл обычного даоса гадателя. Не сказать, что он был шарлатаном, но и Мастером он не был. Обычный человек, прочитавший несколько книг и умеющий ловко цитировать к нужному месту их содержание. Для неискушённого человека это могло бы показаться чем-то значимым, может быть даже мудрым, но я чётко понимал, чем его знания были на самом деле. Да и сам я знал и читал гораздо больше его. Но и не это важно, просто к нему не отозвалось моё сердце.

Мне нужен был учитель, способный научить Пути. Но каким он должен быть, как он должен выглядеть? Чем он должен заниматься в жизни? Одни вопросы без ответа.

Старый Шен говорил о готовности. Об усилии, которое я должен приложить. Но и здесь полная загадка. Мои старания, выбор, который я сделал в жизни, все те страдания и лишения, которые я перенёс в поисках Мастера разве недостаточно их для встречи? Вся моя жизнь посвящена Пути. Что может быть больше этого? Какие ещё усилия нужны?

Может быть, я гоняюсь за мифом? Сказкой? Не лучше ли бы мне было остаться в лавке? Там меня ждала счастливая и спокойная жизнь. В ней было всё, о чём можно только мечтать. Да и мои родители были бы счастливы. И мама Лан увидела бы своих внуков…

При этом всегда при мне было ясное понимание, что такая жизнь не принесла бы мне покоя в душе. Я не просто так сделал тогда свой выбор. И Золотой дракон подтвердил его.

И тут же при этой мысли я сникал – уже давно Золотой дракон не давал мне никаких знаков. Не было волшебных снов, где родители или Женжи являлись бы ко мне. Вообще ничего значимого не происходило, только бесконечные шаги по просторам Поднебесной, лишения и тяготы путешествия. Раздрай в душе и духовный тупик, смешанный с душевной усталостью.

Однажды вечером я вспоминал рассказ старого Шена о зёрнышке. Я делал это далеко не в первый раз. Всё пытался найти в этой истории непознанную и ускользающую постоянно от меня суть.

Только уловить эту суть мне мешало одиночество. Один на огромной и бескрайней земле я иду, сам не зная, куда и зачем. День за днём дороги, поиски ночлега, тепла. Хотелось хоть немного уюта, тёплого слова, поддержки. Но я бедный крестьянский юноша, так меня воспринимали люди. По сути, нищий, одежда уже совсем износилась, вид мой был ужасен.

Хотелось поговорить хоть с кем-нибудь, просто о пустяках. Может быть, и о чём-то важном. Или об обычных делах, которыми наполнен день каждого человека. Но со мной никто не хотел говорить. Если я и слышал что-нибудь в свой адрес, так очередную грубость. Никто не будет воспринимать нищего всерьёз и относиться к нему с уважением. Так уж устроен мир.

И всё же я находил в себе силы идти дальше. Упрямо я преследовал свою цель. Наверное, я стал одержимым. Преодолевая все трудности, настойчиво искал дальше. Где-то эта настойчивость питалась от отчаяния – а что ещё мне оставалось делать? Идти мне всё равно некуда.

Возможно, я бы мог остаться в какой-нибудь деревне и заняться крестьянством. Да вот только однажды я уже ушёл от такой жизни и возврат к ней был более чем бессмысленным. Вернуться домой я тоже не мог. Там всё хорошо сложилось без меня. Там гармония, все на своих местах, у них налаженная жизнь. И я там точно лишний. Более того, прийти в дом с поражением, ничего не найдя, ничего не добившись я не мог. Это было бы позором.

И всё же, во мне сохранялась вера. Она поднимала меня на ноги. Я опирался на неё, как старик на посох. Я должен найти Мастера. Я найду. Очень много всего было сложено для этого. Вся моя прежняя жизнь была посвящена этому поиску. Я сделал свой выбор.

Мне помогало много чудесных людей. Я должен справиться.

 

В один из дней моего путешествия я опять попал под дождь. Промок насквозь. По одежде вода текла ручьями. И мне не удалось найти ночлег. Пришлось спать в поле. Кое-как я пристроился под каким-то кустом. Весь дрожа от холода я просил Золотого дракона помочь мне. Но он не отвечал. Ничего не происходило. Только дождь лил с прежней силой.

Потом я почувствовал, что заболеваю. Меня начал бить озноб, и противная слабость обволокла тело. А ещё тьма, она плотно обступила меня со всех сторон. Казалось, будто она пожирает меня, или просто медленно и беспощадно впитывает, не оставляя даже маленькой частички света. А после забытьё. Разом погас и исчез весь мир. А потом исчез и я сам.

 

23. Тьма

 

Она долго выматывала меня, эта густая и немного тёплая тьма. Во рту от неё почему-то было горько. Хуже всего – слабость. Она парализовала меня, сковала все мысли и чувства. Но самое худшее – она отняла у меня жажду жить. Я сам не понимаю, где нахожусь. Иногда кажется, будто я в реальности.

Мои ноги касаются земли, над головой небо. Только оно чёрное, это небо, а облака серые. Земля же посыпана пеплом, или мне так кажется? Светящийся круг похож на солнце, но оно красное и от него не бегут лучи, оно вообще не даёт света. Вокруг нет никаких растений, нет дорог или тропинок. Только пепел и липкая тишина.

Я помню, что мне надо идти. Мне надо что-то найти. Я иду. Нет больше никаких желаний. Нет жажды, нет голода, нет усталости. Просто иду без всяких чувств и что-то ищу.

А потом встал. Стою. Смотрю по сторонам. Я должен что-то найти. Но вокруг ничего нет. Вообще ничего. Только тьма и липкая тишина. При этом очень спокойно, нет никаких опасностей. Нет дождя, нет холода. Вообще ничего нет. Стоило мне это сознать, как неожиданно появился страх. Сам не знаю, чего испугался.

Стою. Пытаюсь понять, откуда страх. Да, я боюсь, что останусь здесь навсегда. В этой тьме нет того, что я ищу. Это страшно. Но ещё страшнее искать. Там было очень плохо. Там было одиночество. Я не хочу туда.

Но мне страшно остаться здесь в этой тьме. Тут нет того, что я ищу. Пепел и тишина. И я ничего не хочу. Вдруг меня охватил гнев, я не хотел оставаться в этом безвольном состоянии. Я хочу уйти отсюда.

Побежал. Сильно и дерзко переставляя ноги. Кричал кому-то: «Вы не оставите меня здесь». Но пепел не кончался. Вокруг только бескрайняя равнина с чёрным небом и красным солнцем. Встал. Бежать бессмысленно.

А потом я вспомнил. Семя. Оно должно вырасти. Вокруг тьма, жуки и черви. Но тут нет жуков и червей. А тьма есть. Нужно усилие – семя должно прорасти. Только так оно увидит небо. Расти – это вверх. Сила, во мне должна быть эта сила. Я должен увидеть свет.

Потом я не помню, что произошло. Что-то вспыхнуло у меня в груди. Всё моё тело мгновенно напряглось, а потом его резко отпустило. Меня словно разорвало на множество маленьких кусочков. А потом я собрался и летел. Я увидел небо, вот ещё немного и я долечу до него. Нужно усилие.

 

Открываю глаза. Вижу улыбающееся лицо. И ещё одно. Потом третье. Надо мной склонилось три лысых головы, и они улыбаются.

– Хенг, он очнулся. Иди сюда, Хенг. Этот юноша пришёл в сознание, – это сказала одна из голов, что склонились надо мной. А через мгновение надо мной улыбалось уже четыре лысых головы.

– Благодарение Будде, он исцелил этого юношу и дарует ему своё благоволение, – сказала четвёртая лысая голова. А потом я уснул. Правда, без снов. Но и тьмы вокруг не было. Это хорошо. Я должен расти. Мне надо увидеть небо. Так сказал старый Шен.

 

Не знаю, сколько времени я спал. Очнулся ранним утром. Солнце робко поднималось на небо, а птицы подбадривали его своим пением. Хорошо. Красиво. Я увидел небо.

Приподнялся. Вокруг меня на подстилках лежали люди. Они были все одинаковые. Серые куртки, свободные штаны, внизу вацзы, белые высокие гетры, перевязанные крест-накрест. А ещё незаменимые шляпы из бамбуковой щепы – доули. Свою такую я давно потерял.

Люди крепко спят, а сижу и пытаюсь сообразить кто они, где я нахожусь и что вообще со мной происходит. Пробую встать, это трудно, перехватило дыхание и поплыли круги перед глазами.

– Тебе сейчас не надо этого делать, – вдруг слышу мягкий и тихий голос. Поворачиваюсь, предо мной опять улыбающаяся лысая голова. – Не пугайся, – тихо говорит она, – ты в безопасности. Сейчас братья поднимутся, я тебя покормлю и всё расскажу.

И вправду, как только первый луч солнца коснулся земли, люди в серых одеждах начали подниматься. Они приветливыми словами окликали друг друга, при этом складывали ладони у груди. Мне это очень понравилось. После они ушли умываться, а я остался наедине с голосом из лысой головы.

– Меня зовут Хенг, позже я тебя познакомлю со своими братьями. Мы буддийские монахи, идём по важному делу в один из наших монастырей. По дороге увидели тебя. Ты был очень плох, начиналась лихорадка. Братья решили спасти тебя. Меня учили искусству исцелять, хвала Будде, удалось вернуть тебя к жизни. Я потом тебе всё подробно расскажу, а сейчас мне надо умыться, скоро будет утренняя молитва.

 

Так я познакомился с буддийскими монахами. Эти чудесные люди действительно спасли мне жизнь. Оказалось, что я был в беспамятстве больше двух недель. Хенг сказал, что у меня крепкий организм, не все люди выживают после такой болезни. Бывает, и месяцами не возвращаются к сознанию.

Хенг поил меня специальными травами. Ухаживал за мной. Он настоял на том, что меня нужно в тепло. Ради этого монахи остановились в одном из домов. Недавно стало понятно, что мне становится лучше, кризис миновал и Хенг разрешил двигаться дальше. Этому способствовало и наступившее весеннее тепло.

Несколько дней монахи по очереди несли меня на носилках. А вчера все увидели, что я пришёл в сознание. – Это большая радость для нас, – сказал Хенг, – мы молились непрестанно за тебя, Будда услышал нас.

Больше всего поначалу меня поражало, что все монахи лысые, точнее бритые. Это было очень необыкновенно. Я много слышал о буддистах, рядом с городом был даже их монастырь, но впервые общался с ними так близко.

Они спасли меня, это так хорошо! Я поблагодарил за это Золотого дракона. А потом, после некоторых сомнений и Будду тоже. По всей видимости, он очень постарался, возвращая меня к жизни.

 

24. Монахи

 

Меня продолжали нести на носилках, несмотря на все мои протесты. Хенг всё время был рядом, лишь иногда он отходил от меня. Чаще всего это происходило во время общих молитв. Всё свободное время он заботился обо мне. Это было очень необычно. Понятно, когда о тебе заботятся дома члены твоей семьи, а вот незнакомые люди, меня это сильно смущало.

Монахи были очень любезными. Вежливо общались не только со мной, но и между собой. Они почти всегда улыбались. Меня ещё поразила их дисциплина, они чётко без суеты делали свои дела и жили по расписанию. Вставали в одно и тоже время, умывались, молились, готовили завтрак. Потом быстро сворачивали походный лагерь. Снова молились и только после этого начинали свой путь.

Шли они строго определённое время. После останавливались, готовили обед и шли дальше. Останавливались уже только вечером. Разбивали лагерь для ночлега, готовили еду. И всё это всегда сопровождалось молитвами или красивым пением. Мне пояснили, что поют они мантры. Мне очень понравилось их дружное исполнение этих мантр. Их хор звучал потрясающе.

А ещё монахи старались узнать у меня кто я и от куда. Они задавали множество вопросов, но я не мог на них ответить – мне ничего не удавалось вспомнить. Что-то странное произошло с моей памятью, я помнил только дождь, что я ищу учителя и что мне помогает Золотой дракон. Больше ничего.

Монахи потому и спрашивали меня, они хотели, чтобы я вспомнил. Я старался, но тщетно. Особенно усердствовал Хенг. Однажды вечером он сказал: – Давай попробуем ещё раз. Ты был в бреду, повторял некоторые имена, я повторю тебе их. Возможно они помогут тебе вспомнить. Послушай внимательно: старый Шен, Ли, Лонгвей… Не помнишь? - разочарованно спрашивает Хенг.

– Не помню, – честно говорил я, хотя эти имена отзывались теплом в моём сердце, – совсем ничего не помню. Но мне кажется, что это временно, не расстраивайся, Хенг, я обязательно вспомню.

– Да, ты должен вспомнить, – серьёзно кивает головой монах, – среди прочих имён ты нередко произносил имя Гуаньинь. Мы считаем её воплощением Авалокитешвары и очень почитаем. Для нас было знаком помогать тебе, когда ты громко произнёс её имя. Это было, когда мы нашли тебя в канаве. Был сильный дождь. Ты никого не видел, ничего не слышал, вдруг громко произнёс имя Гуаньинь. Для монахов это священный символ, мы сочли своим долгом помогать тебе. Будда милостив, он вернул тебе здоровье. Ты проси, он вернёт тебе память.

Я задумался. Произносить имя богини Гуаньинь было очень приятно. Я понимал, что каким-то образом знаю её, что в моей судьбе она что-то значит. А ещё имя Лонгвей, оно как-то с этим связано. Остальные имена ничего не подсказывали мне. Будто не имели ничего со мной общего.

– А как тебя зовут, – спросил Хенг, – мы до сих пор не знаем твоего имени.

– Цзиньлун, – уверенно ответил я, хотя до этой секунды я не помнил своего имени, – Да, меня зовут Цзиньлун.

В ответ Хенг улыбнулся, он был обрадован. – Это очень хорошо, что ты вспомнил своё имя, это дарит нам большую надежду. Раньше тебе и этого не удавалось. Цзиньлун, давай я тебя научу одной простой молитве, уверен, она поможет тебе.

Я согласился, не видел ничего плохого в том, чтобы таким способом помочь себе. А потом я спросил, кто такой Авалокитешвара, мне было неудобно об этом спрашивать, но я ведь и в самом деле этого не знал. Но Хенг не обиделся, он сказал, что об этом мне расскажет их старший монах, его зовут Сию.

Сию с удовольствием начал мне рассказывать. Он начал с истории про белую лошадь, на которой в Поднебесную привезли первые свитки с сутрами. Он рассказал про принца Гаутаму, который стал Буддой и подарил людям новое учение. Он рассказывал хорошо и долго, только из меня, наверное, плохой слушатель, сам не желая того, я уснул на половине рассказа.

На следующий день я пошёл на своих ногах. Я больше не мог, не хотел, чтобы меня несли. Это было выше моих душевных сил. Хенг пытался меня отговорить, но я был непреклонен. Да, мне тяжело дался поход, но я был счастлив. Зато в дороге я слушал Сию, он продолжал рассказывать мне о буддизме.

– Ты ведь искал Учителя, Цзиньлун, мы правильно поняли тебя? – неожиданно спросил он.

– Да, – немного неуверенно ответил я, – я хотел узнать, что такое Путь.

– Наша встреча неслучайна, Цзиньлун, похоже ты нашёл, что искал. Учитель оставил нам указания, теперь каждый может найти Путь. В каждом человеке сокрыт будда, для каждого есть возможность просветления. Учитель дал нам способы достичь нирваны.

– Что такое нирвана? – спросил я. В ответ Сию начал объяснять мне. Так мы дошли до привала и стали устраиваться на ночлег.

 

Постепенно я втянулся в жизнь монахов. Они научили меня молиться. Я понемногу начал осваивать пение мантр. Мне даже подарили доули. Я был доволен своей новой шляпой, в ней всё же лучше, чем без неё. А ещё для меня нашлась серая ватная куртка, теперь мне всегда тепло.

Я уже практически здоров, только с памятью пока плоховато. Какие-то фрагменты проплывают в сознании, но их не ухватить, не войти в их поток. Но мне всё очень нравится. Монахи очень хорошие люди, с ними спокойно и гармонично.

А ещё они пообещали мне, что я найду Путь, раз уж нашёл их, а через них Учителя. Я честно в ответ следую их указаниям. Видимо они правы, значит, нужно быть верным себе и соответствовать своим словам. Буду учиться, раз так надо.

Теперь я во всём помогаю монахам. Пока не чувствую себя полноценной частью их сообщества. Мне нетрудно, скорее приятно, первым разжечь костёр, принести воды и сделать ещё кучу мелких и необходимых дел. Они меня кормят и учат, а это куда ценнее моих трудов.

Правда они плохо заваривают чай. Он у них совсем невкусный. Надо будет их научить делать это правильно.

 

25. Поворот

 

Наше путешествие продолжалось уже не первую неделю. Я уже привык к укладу жизни монахов и мне нравилось жить согласно их расписанию и чёткой дисциплине. У меня уже стали получаться молитвы, попробовал петь мантры вместе со всеми, но получилось не очень хорошо. Мне сказали, чтобы я не расстраивался, всё дело в тренировке, потом обязательно получится. А вот медитация мне давалась хорошо. Мне очень нравилось сидеть без мыслей, ровно дышать и наслаждаться тишиной. Что делали в медитации монахи, я не знаю, мне сказали, что меня этому научат в монастыре, если я стану монахом.

Я же не знал, хочу ли я стать буддистом. Пока я хотел лишь одного – вернуть свою память. Сию посоветовал мне молиться Гуаньинь. Он сказал, что раз я упоминал её имя в бреду, значит она важна для меня и от неё обязательно придёт помощь. Мне и самому хотелось молиться именно ей, необъяснимо, но я чувствовал некую тонкую связь с ней. И ощущение этой связи приносило уверенность, что она меня слышит. И мне было как-то особенно приятно произносить её имя. Но никаких изменений не происходило. Я не отчаивался, просто верил, что однажды моя память вернётся.

Однажды мы шли по каменистой горной дороге. Я был взволнован, сам не знаю почему. Было такое чувство, что где-то за поворотом мой дом, вот сейчас там за скалой откроется мой дом. Там, наверное, меня любят и ждут. Но ничего подобного не происходило, за поворотом были только камни, за следующим поворотом тоже самое, и за другим всё оставалось без изменения.

Было очень жарко и всем хотелось пить. Один из монахов сказал, что скоро будет река и все мы сможем у неё отдохнуть и освежиться. Это ненадолго придало нам сил, но зной опять взял своё. Усталость и жара очень утомили нас, еле переставляя ноги, мы медленно шли вперёд. Головы кружились, во ртах пересохло.

Я шёл одним из первых, предо мной был ещё один поворот. Перед ним я увидел мальчика с собакой. Он стоял и внимательно смотрел на нас, пёс сидел рядом. И мне показалось, что он смотрит именно на меня. Что-то в груди моей ухнуло, казалось остановилось сердце. Мальчик повернулся и пошёл, пёс за ним. Я закричал ему, чтобы он остановился, намереваясь о чём-то спросить его. Но он уже скрылся за поворотом.

– Ты чего кричишь? – Спросил Хенг.

– Там был мальчик, – ответил я, – хотел узнать далеко ли до реки.

– Цзиньлун, там не было никакого мальчика.

– Ну как же, мальчик с собакой, он стоял и смотрел на нас, а потом пошёл и пёс за ним, – с уверенностью ответил я.

Вокруг нас собрались другие монахи. Они стали обсуждать происшествие. Оказалось, что никто, кроме меня не видел мальчика и его пса. Они решили, что мне это померещилось, видимо от жары и усталости. Только я не поверил им, я знал, что мальчик был.

Мы продолжили путь. И вскоре пришли к реке. Но мальчика так и не увидели. Не смотря на это, я был очень взволнован. Что-то непонятное происходило со мной. Тело била мелкая дрожь, перехватывало дыхание. А потом я долго не мог уснуть. Мальчик с собакой всё время стоял перед глазами.

Интересно, а как звали пса, задался я вопросом. И неожиданно для себя ответил – Женжи, его непременно звали Женжи, как и моего пса. Потом по телу опять пробежала дрожь, после вспышка света в голове и тут я вспомнил всё.

В помнил всё и сразу. Всю свою жизнь, деревню, папу Гуя и маму Лан, своего чудесного пса. Вспомнил и Хромого Ли. Вообще всё до мелких подробностей. И, конечно, Гуаньинь, её дар Лонгвею и Чунхуа, а значит и всей нашей семье. И теперь она снова помогла. Преисполненный благодарности, я встал и начал молиться ей.

Молиться я ушёл к реке, чтобы не будить спящих монахов. Шум реки перекрывал мой звук, это давало возможность полностью отдаться благодарности в полный голос. Но моё одиночество было недолгим. Прошло совсем немного времени, когда я почувствовал мягкое прикосновение чужой руки к своему плечу. Это был Хенг.

– Что с тобой, Цзиньлун, – тихо спросил он.

– Хенг, я понял, мальчик с собакой это было видение. Пёс был такой же, как у меня, его звали Женжи. Мальчик был в точности такой же, как и я в детстве. Хенг, это Гуаньинь послала мне это видение. Она помогла мне, – говорил я ему возбуждённо, – понимаешь? Гуаньинь помогла мне. Ко мне вернулась память. Сейчас я благодарю её, читаю молитвы.

Хенг от радости даже присел, он несколько мгновений не мог произнести ни слова. А потом мы молились вместе, благодарили Гуаньинь за чудесное исцеление. А потом он велел мне идти спать: – Ты очень возбуждён, Цзиньлун, тебе нужен покой, – настойчиво говорил он мне. Но я упросил его оставить меня, очень хотелось посидеть у реки и повспоминать свою жизнь. Он нехотя согласился.

 

Я сижу у реки, вижу только часть её, маленькую часть. Река быстро убегает от моего взгляда за поворот, там исчезает. Моя память вернулась, вот она передо мной. Только странно я чувствую себя: с одной стороны, моя память – есть я, а с другой – я совсем не моя память. Я что-то другое.

Камешек летит в воду. Разбежавшиеся круги быстро уносит течением. Круги, это память. Камень в центре, они бегут от него. Круги не сам камень, они лишь следствие. Есть что-то во мне создающее круги на воде. И это что-то и есть я. А память – лишь следствие.

Я чувствую себя отделённым от того Цзиньлуна, образ которого сохранила моя память. Потеря её создала возможность ощутить себя без того образа, который я сложил сам о себе. Этот образ был соткан из памяти, она подменяла собой знание себя. Мне только казалось, что я понимаю себя, кем являюсь и что могу делать. Это было иллюзией.

Недолгая жизнь без памяти дала мне возможность ощутить себя без внешних наносных слоёв, сотканных из впечатлений, уроков, драм и успехов. Что-то большее я обнаружил внутри себя, оно было более глубоким, в нём жил покой и сила.

Сила, она проснулась во мне. Сила спящего семени, если помнить историю старого Шена. Лучше образа и не найти, чтобы описать происходящее со мной. Именно эта сила отделила меня от памяти. Во мне родилось ощущение, что она и есть моё настоящее подлинное я. Или я и есть источник этой силы. Тут очень трудно сказать.

Некоторое время образовалась некая двойственность с одной стороны был я сотканный из памяти. Этот я привычный и понятный. Другой я, возникший из переживания силы, был мне незнаком, но именно он был настоящим мной.

Эта двойственность быстро прошла. Ещё один камень брошенный в реку. Я снова вижу мгновенно исчезающие круги на воде. Центр обнаружен, я теперь просто пребываю в нём.

 

26. Дхарма

 

Ещё три дня продолжалась моё деление на два я. Осознание себя в центре силы было делом непростым. Память всё время возвращала меня к себе, заманивая яркими образами прожитых некогда событий. Большинство из этих воспоминаний были дороги моему сердцу, при этом я чётко понимал: я – не мои воспоминания. Я – тот свет, который проснулся во мне.

По всей видимости, вид у меня был странный. Монахи не понимали происходящего со мной. Похоже, они считали, что моё странное поведение следствие возврата памяти. Хенг, конечно, поделился радостью с братьями. Монахи посчитали произошедшее чудом и милостью Будды в образе Гуаньинь. Они радовались и возносили хвалебные молитвы.

Может быть именно поэтому Юншэн, монах, готовивший для братьев пищу, разрешил мне заварить чай. До этого он наотрез отказывался это делать. А чай он заваривал плохо. Монахам нравилось, видимо, они не знали, что это можно делать намного лучше.

Начал создавать атмосферу. Потом стал знакомиться с чаем. Чай у монахов недорогой, но и не дешёвый. Выбран сорт дающий бодрость и силы. Вкус у этого чая богатый с несколькими оттенками. Хороший выбор. Я взял чайник, теперь нужно познакомиться с ним. Чайник из исинской глины, работа настоящего мастера. Изысканная форма без излишних украшений. Поставил кипятиться воду.

Юншэн внимательно следит за мной. Мне кажется, что он немного ревностно это делает. На закипающей воде поднялся первый пузырь. Я бережно наливаю воду в заварочный чайник. Тонкий аромат тут же наполняет пространство. Жестом приглашаю Юншэна попробовать напиток. С удовольствием наблюдаю его изумление. Он поблагодарил меня и позвал остальных братьев попробовать, по его словам, «необыкновенный чай».

Монахи остались очень довольны напитком. Мне стали задавать вопросы. Я рассказал немного свою историю, ту часть, которая касалась искусства заваривать чай. Слушали они с большим интересом. После решили, что теперь готовить чай буду только я, а Юншэн будет у меня учиться.

 

Вечером третьего дня Сию посадил меня перед собой. Я понял, что сейчас будет важный разговор. Так и вышло, Сию начал мне рассказывать об одной из трёх драгоценностей буддизма – дхарме. Его послушать собрались все монахи, они чинно, стараясь не обращать на себя внимания, сидели рядом. Начал он с колеса Сансары, объяснил, что означает ось, восемь спиц и обод. Долго говорил о развитии десяти важных качеств. При этом он произносил много непонятных слов, видимо они были заимствованы из другого языка.

В целом Сию хорошо рассказывал, и мне было всё понятно. Слово «дхарма» я слышал от моих спутников много раз. Монахи с большим почтением произносили это слово. Как я понял, они считали дхарму абсолютной истиной и самого Будду её воплощением. И что важно – дхарма являлась для них символом и смыслом Пути. Мне показалось, что именно это и стало поводом для разговора Сию со мной.

– Цзиньлун, поиск Пути, как и любое другое деяние, складывает последовательность событий. Только одни события имеют плохой след и приносят множество страданий. А другие поступки имеют благой след, созидательную природу и приближают человека к нирване. А ещё они указывают на шаги, двигающие человека к гармонии и совершенству.

– Видимо, Цзиньлун, в прошлых жизнях ты совершил благие деяния, в этой жизни всё подсказывает тебе Путь. Всё помогает тебе. Ты бы погиб, но Будда послал тебе нас, чтобы вернуть тебя к жизни. Ты искал Путь, и мы показали его тебе. Ты искал Учителя, и он теперь есть у тебя. И это самый великий Учитель – Будда.

Скоро мы придём в монастырь, Цзиньлун. Братья полюбили тебя. Мы видим твой характер, он благочестив. Мы видим твои поступки, они от чистого духа. Но мы также видим, что твой ум бродит впотьмах. Учение Будды очистит твой разум. Дхарма привела тебя к нам, следуй своему Пути.

И Сию снова стал мне рассказывать о дхарме. Я внимательно слушал его, пытаясь понять, почему во мне растёт сопротивление его словам. Они как-то не принимаются у меня в сердце. Мне были дороги эти монахи, они спасли мне жизнь. И они были очень хорошими людьми, но что-то не давало мне принять их учение. Я пока не мог даже себе внятно объяснить причину. Тогда я решился спросить Сию об этом.

Я рассказал теперь ему свою жизнь целиком, начиная с моего детства в деревне. Появление золотого дракона в небе. Я рассказал о том, как меня нашёл папа Гуй. После и всю историю семьи Сунь и про покровительство Золотого дракона. Я рассказывал об этом без всякой задней мысли, не желая поставить его в неловкое положение. Я просто хотел понять для себя, связать в целое всё то, что он говорил о дхарме и мою историю с покровительством Золотого дракона.

– Скажи, Сию, – простодушно спросил я, – а Золотой дракон и есть дхарма? Он явление Будды? Мне это очень важно знать, скажи пожалуйста.

 

Я не понял, что произошло. Сию как-то странно воспринял мой рассказ. Он продолжал улыбаться, но я чувствовал, что в нём борются какие-то чувства. Я видел, что он прилагает усилия, чтобы остаться любезным. Он сделал паузу перед тем, как мне ответить, видимо ему надо было обдумать ответ и подобрать верные слова.

– Цзиньлун, – серьёзным тоном произнёс он, – Золотой дракон не является Буддой. Мне непонятно, что Гуаньинь участвует в этой истории. Ты либо что-то перепутал, или твоя память подводит тебя. Возможно, она не полностью вернулась. Пожалуйста, подумай ещё раз над тем, что сказано было тебе сегодня. Тебе нужно очистить разум, он у тебя блуждает впотьмах.

Я, конечно, ответил согласием. После мы разошлись на ночлег.

Утром Юншен не позволил мне заварить для братьев чай. После я заметил, что все монахи стали относится ко мне иначе, чем прежде. Непонятная холодность и отчуждённость появилась в их отношении ко мне. Они по-прежнему улыбались и были любезны, только теперь не было прежней теплоты.

Так прошёл один день, второй… с каждым днём отчуждённость только увеличивалась. И я не понимал, что послужило тому причиной. Для меня стало очевидным, что я теперь чужой для этих людей. Что-то сломалось, и прежние отношения не вернуть. Это было горько осознавать, и принятое решение было непростым для меня. Но я решился.

Утром, пока все спали, я тихонько собрал свои вещи. Постоял, посмотрел на монахов, мысленно поблагодарил их. Низко поклонился и отправился в путь.

 

27. Пробуждение силы

 

Горькое чувство не отступало, оно не давало покоя, очень хотелось понять, что произошло, почему монахи стали так странно относиться ко мне. Я был уверен, что не сделал ничего плохого. И мне совсем не хотелось, чтобы наше расставание было именно таким. Эти чудесные люди сделали для меня так много, было правильным, чтобы в их сердцах осталась бы моя благодарность. И только её я испытывал по отношению к ним.

Иду. Шаг за шагом двигаюсь к неизъяснимому, непонятному, неизведанному. Путь, он вдохновляет меня. Есть уверенность, будто я знаю, что он есть на самом деле. В тоже время я понимаю, что совсем этого не знаю.

Это ощущение мне даёт сила, появившаяся вместе с вернувшейся памятью. Моя двойственность обрела иной характер. Стоило мне поддастся каким-то переживаниям, как центр перемещался в моё старое я. Мир становился прежним, привычным, понятным мне. Но я мог легко покинуть это состояние просто перенеся внимание на силу. Мир в таком случае становился более красочным, наполненным, чувственным.

Пребывание в центре силы давало мне возможность видеть события, явление, вообще всё происходящее в совсем другом ключе. Я теперь просто знал и понимал. Это очень трудно объяснить. Смотришь на что-то и понимаешь, что с ним делать, если это предмет. Не думаешь, как с ним быть, не вспоминаешь, а знаешь. Также и с событиями. Я теперь просто знал куда мне идти и что делать, при этом особо не утруждая себя размышлениями. Это меня очень радовало, поскольку бесконечные и изматывающие внутренние разговоры, споры и обсуждения престали быть нужны, можно было теперь спокойно жить и радоваться. Правда всё это продолжалось, пока я могу удерживать себя в новом центре.

Только дело это трудное. Монахи затронули во мне какие-то душевные струны до этого ни разу не звучавшие. Я всё время мыслями возвращался к произошедшему. Очень хотелось понять, что на самом деле произошло и почему они так стали ко мне относится. Но из этого ничего путного не выходило.

Для меня Золотой дракон был также священен, как и для них Будда. Я отнёсся к нему с должным почтением, почему нельзя ответить мне тем же? Я не стал говорить Сию про Гуаньинь. Папа Гуй говорил, что она явилась к людям задолго до того, как появился в Поднебесной Буддизм. Нет ничего странного в том, что буддисты почитают её и приравнивают к своим богам. Гуаньинь милостива, она одинаково хорошо будет относиться ко всем, кто почитает её и это так просто и естественно. Что не так? Почему она не должна помогать другим людям, которые не исповедуют буддизм? Непонятно.

Может быть их обидело, что я не примкнул к их учению? Да только я не говорил о том, что хочу стать монахом. А вот они хотели этого. Наверное, я не оправдал их ожиданий. Но я был честен и открыт, ничего не скрывал. Да, я ищу Путь, ищу Мастера, но ведь совсем не обязательно им должен стать Будда.

Будда великий Учитель. Только я чувствовал, что мне нужно что-то другое. А теперь, когда во мне появился истинный центр, я точно знаю – буддизм не мой Путь. И только в этом всё дело, вся суть.

Наблюдая за монахами, за всем, что они делали, я пришёл к решению, и оно было принято до печального происшествия, не идти с ними в монастырь. Я понял, что не буду монахом и не буду служить Будде. Это не мой Путь.

Мне нужен живой Учитель. Мне нужен Мастер Пути. Он должен быть рядом, видеть и понимать, что со мной происходит, чтобы дать необходимые наставления. Радоваться моим успехам и ругать за ошибки. Он сам должен знать, что такое Путь. Я видел, что ни один из монахов этого не знали. Они следовали наставлениям и правилам, но их положение было подобно моему – они искали. Они не познали, вот, что являлось для меня ключом к принятию решения.

Мне нужен был познавший наставник. Живой источник знания, который точно знает, что нужно мне и способен это дать. Мне нужно живое знание Дао. И я буду искать этот источник.

 

Вечерами пред сном я садился в медитацию. Навыки, данные мне буддийскими монахами, очень в этом помогали. Я садился, выравнивал дыхание и слушал свой новый центр. При этом всполохи силы пробегали по моему телу. Будто оно наполнялось другой энергией, оно словно менялось изнутри. Внешне всё оставалось прежним, те же руки, ноги, туловище, но внутри всё менялось. Я становился светлее и легче, восприимчивее и спокойнее. Все волнения и переживания утихали, после и вовсе исчезали.

В этих медитациях что-то происходило с моей макушкой, будто над ней столбиком застыл ветер. Казалось, что волосы шевелятся на голове. Этот ветер проникал сквозь макушку во всё тело, доходил до земли. Я чувствовал при этом толчок и после уже от земли через промежность шла другая энергия, более тёплая и плотная. Она достигала макушки и шла через неё к небу. После новый толчок, снова энергия от неба идёт к земле. Потом оба потока смешивались, всё тело гудело от этих энергий.

Через несколько дней я понял, что гул тела стал тоньше. Он теперь скорее походил на звон. Я наблюдал за этим необычным явлением, не понимая, что мне делать с этими энергиями. А потом мне пришло в голову смешать их со своей силой. Теперь я знал, что она находится в животе. Почти всё время своего бодрствования я чувствовал её вращение именно там. А во время медитации вращение усиливалось, и по телу от этого расходилось необыкновенное и очень приятное тепло.

Результат получился неожиданным. Все силы соединились в животе. Сначала вращение немного сбилось, живот загудел. Непонятно каким усилием я выровнял вращение, стараясь осознанно сбалансировать все силы. Гул немного успокоился, стал звучать тоньше. А потом живот настолько наполнился, что я не смог усвоить столько энергии. Произошла вспышка и я потерял сознание.

Очнулся только утром. Светило солнце, был прекрасный весенний день. Слышалось пение птиц. Лёгкий туман стелился по земле. Я поднялся и совсем не узнал себя. Кто-то другой был теперь вместо привычного и понятного Цзиньлуна. И мне так хочется узнать, кто я теперь.

 

28. Остановка

 

Деньги почти закончились, и мне стало понятно, что далее продолжать поиски невозможно. Мне просто не на что купить еду. С ночёвкой худо-бедно я ещё могу справиться, но без еды никак. В том случае, если я не найду Мастера до зимы, то опять могу заболеть, вряд ли во второй раз меня спасут монахи. Пришлось принять трудное, но единственно правильное решение – идти в работники, накопить денег, после опять продолжить поиски.

Помимо приготовления чая, я умел выращивать рис. Сейчас весна, идёт посадка, ещё одни рабочие руки точно будут нужны. Поработаю месяц другой и продолжу свои поиски.

Как оказалось, не всё так просто. Не всем были нужны работники. А там, где готовы были меня взять, предлагали совсем не ту плату, которую я ожидал. Оказалось, что труд крестьянина стоит совсем недорого. По моим подсчётам получилось, что мне работать нужно будет самое меньшее год. И то заработанных денег надолго не хватит.

Этот год был, наверное, самым длинным в моей жизни. Монотонный и тяжёлый труд, скудная еда и простой быт не угнетали меня. Я родился крестьянином, мне всё было знакомо и понятно. Меня не смущали трудности, я не боялся их. Хуже было другое – отношения между людьми.

Мне всегда казалось, что трудности должны объединять. Всем одинаково тяжело и, как кажется, нечего делить. Видимо, трудности выдавливали из крестьян все светлое, что может быть в сердце. Либо мне попались просто плохие люди. Они почему-то всё время были злы друг на друга, ссорились и задирались, нередко словесная перепалка переходила в драку.

Я старался не участвовать в ссорах и быть дружелюбным. Но это было ошибкой. Меня сочли слабым и мягким. Это стало поводом для язвительных насмешек, которые переходили к тумакам. Приходилось защищаться. Но что-то было упущено мной, против меня объединились.

В целом это было понятно. Я для них чужак и вообще другой. Они жили сегодняшним днём и не искали для себя другой жизни. Просто недовольство своим бытом, беспросветностью и безысходностью своего существования должно было найти выход. Вся их энергия раньше выливалась друг на друга, а теперь на меня. Я стойко терпел их унижения, оскорбления и побои. Мне не хотелось отвечать им злом, а другого способа защитить себя я не знал.

Я хотел сохранить свой дух в чистоте. День за днём мои поступки совершались по науке папы Гуя. Благородство и доброта лежали в их основе. И по-другому поступать для меня было немыслимо. Я решил для себя, пусть в этом мрачном месте будет хоть немного доброты, и я буду её дарить этим людям.

Однажды случилось так, это было уже осенью, самый главный зачинщик всех свар по имени Йи, свалился в яму. Сам он выбраться из неё не мог, она была глубока, и края были скользкими от дождей. Его приятели собрались рядом и, как свойственно было им, стали потешаться над бедолагой. Я лёг на землю, протянул ему руку. Он схватился за неё и полез. Выбравшись Йи, к моему неудовольствию, надавал затрещин своим товарищам. С той поры меня больше никто не обижал.

Наш господин узнал об этой истории, вызвал меня к себе. В беседе с ним он узнал, что я умею писать и читать. Он изумился и сказал, что об этом нужно было сказать ему сразу. Ему нужен был писарь. Меня поселили в доме во флигеле цюньфан. Это было хорошо, здесь намного теплее и спокойнее. Выяснилось, что и денег мне заплатят больше. Это было важно для меня.

В доме происходило множество событий, и рассказывать о них не очень хочется. Не было здесь мира, как в нашем доме, не было уюта и доброжелательности. Хозяин был жёстким человеком, ко всем относился, как к своей собственности, даже к жене и детям. Меня это сильно удивляло. Было тяжело жить в такой атмосфере.

У меня помимо письма, было множество другой работы, которой наш господин успел меня нагрузить. Он не любил, когда хоть кто-нибудь сидит без дела. Я помогал на кухне, в саду, мёл двор и много тому подобного.

Мне очень хотелось вырваться из этого дома. Множество противоречивых чувств не давало мне покоя. Всё реже удавалось войти в центр силы. Возмущение и непринятие таких отношений, какие были в доме, нравы и общение мучили меня ежедневно. Я понимал, что ничего не могу изменить и не имею права на это, но очень хотелось показать, что можно жить иначе. Это ведь намного лучше, когда в доме царит гармония и взаимопонимание. Все тогда пребывают в радости, дом наполнен счастьем.

Я искал внутри способ остаться невозмутимым. Та целостность, которую однажды мне удалось достичь, манила. Хотелось опять пребывать в состоянии покоя и равновесия. Но мои усилия были тщетны, они приводили лишь к одному – новому взрыву возмущения и непринятия происходившего. Так жить было очень трудно.

Однажды вечером я вышел из флигеля и сел на крыльце полюбоваться звёздами. Всегда любил это занятие. Чувства, бушевавшие во мне, отступили. Я наслаждался покоем вечности и гармонией. Вдруг опять начало подкатывать моё возмущение. Стал наблюдать за ним. И тут я понял – я осуждаю этих людей, вот почему меня так беспокоит происходящее. Осуждение – вот ключ.

Я вспомнил, как папа Гуй и мама Лан поступали со мной, когда я делал что-то неправильное. На моем лице появилась улыбка. Я поблагодарил всех обитателей дома и простил их. Получилось очень чисто, ни капли ненависти и зла. Ни частички обиды не позволил я себе. Просто благодарил, эти люди показали мне место в моём сердце, где жила тьма.

Я сел ровно, как учил папа Гуй. Наполнил энергией живот. Поднял энергию до сердца и выгнал из него тьму. А потом что-то случилось. Всё остановилось во мне. Исчезли все всполохи возмущения, остались только тишина и покой.

Ещё долго я сидел в этом состоянии. Потом что-то внутри подтолкнуло меня. Поднялся, намереваясь идти спать. Немного задержался у двери, поднял голову и впервые увидел на ней нарисованного дракона. Странно, что я не замечал его раньше.

Укладываясь спать, я уже чётко понимал – пора мне отправляться в дорогу. Только вот непросто это будет сделать. Господин не захочет отпустить меня. И ещё труднее будет забрать у него заработанные мною деньги. Он ведь до сих пор ни дал мне ни одной монетки.

Я закрыл глаза и попросил у Золотого дракона помощи. А потом подумал и попросил помощи и у Гуаньинь. Заснул спокойно, они точно помогут мне. Я им очень верю.

 

29. Предчувствие

 

Деньги от моего господина мне получить удалось. Он, конечно, выплатил не всё, что мне причиталось. Я сказал, что мне нужно купить новую одежду и бельё. Он согласился, мой вид был убедительнее всяких слов. А вот отпустить меня не захотел, это было ожидаемо. Более того, он поставил надзирателя за мной старика Хи. Старик был вредный и коварный, но допустил оплошность, и мне удалось сбежать.

В этот день я был счастлив, снова простор, жизнь и дорога. Самое важное, у меня снова есть возможность найти своего Мастера. Теперь, после всего пережитого это бесценно. Я был уверен, что мой господин будет меня искать, поэтому днём я прятался где только возможно и спал, шёл ночью, стараясь не выходить на дорогу. Видимо, это помогло, меня так и не нашли.

 

После побега мои скитания продолжались ещё один год. Было много всего пережито. Я чуть не попал в рабство, спасли солдаты. Они набирали войско и меня забрали в качестве новобранца. Только чудом мне удалось сбежать, несмотря на тяжёлые побои. Потом я побирался, пытаясь хоть немного прокормиться. Бывали случайные заработки. После одного такого я счастливый подходил к этому городу.

Я давно хотел попасть в него, он манил меня не только своим богатством, это давало шанс заработать, а непонятным чувством, словно я точно знал – мне нужно именно сюда. Я верил этому чувству. Он никогда меня не подводило.

Ночь я провёл в размышлениях, не спалось. Несколько тщетных попыток показали бесполезность этой затеи. Почему-то вспоминаю весь проделанный путь начиная от старого Шена, заканчивая сегодняшним днём.

Стараюсь вспоминать не сами события, а всё пережитое в них. За спиной много опыта, он сильно изменил меня. Теперь уже никто не скажет, что я добрый и наивный юноша. Наивность ушла совсем. После всего увиденного от неё не осталось и следа. А вот с добротой всё обстоит иначе. Её мне удалось сохранить. Я не озлобился, не стал чёрствым и равнодушным. Просто я теперь хорошо знаю людей. Моя доброта стала мудрее и зрячей, только и всего.

Ещё с месяц назад был на плечах массивный груз горести и печали. Он сильно отягощал меня. Хотелось жить с лёгким сердцем. Не удавалось.

Я прощал всех, кто был несправедлив ко мне, или попусту творил зло. Прощал. Не хотел, чтобы мой дух был омрачён обидой и ненавистью. Прощал, чтобы не держать обиду на людей. И благодарил, ведь только так излечиваются душевные раны.

После я начал понимать, что этого не достаточно. Тяжесть не уходила, её становилось больше день ото дня. Начал замечать, что плечи мои сузились и опустились. Однажды пил воду из пруда, увидел свой взгляд, он был хмурым и тяжёлым. Это меня сильно огорчило. Что-то исчезло, что-то стало недоставать в моей душе.

Стал думать, искать. По всему выходило, что делаю я, вроде, всё тоже. Ищу Мастера Пути. Сохраняю сердце в доброте, очищаю дух благодарностью. Но груз растёт.

Однажды увидел сцену: старая лошадка тянет повозку. А погоняет возница. Лошадка всё делает правильно, но возница всё равно недоволен, кричит на неё, хлещет кнутом. Идёт лошадка, подчинённая чужой воле, не зная куда и зачем.

Вот и я, как эта лошадка. Только воля была своей. Я выбрал отправиться в путь. Нынче же я забыл про свой выбор, про то вдохновение, поднявшее меня в дорогу. Не говорит в глазах одухотворённость и жажда знаний. Нет теперь стремления к совершенству и гармонии. Только голод в глазах, заботы и уже потерявший смысл поиск.

Да, я потерял смысл своего поиска. Вот, что на самом деле произошло. Я понял, как только погасло в тебе вдохновение, сразу его место займёт что-то другое. И скорее всего, это будет, как у меня – заботы и тяготы лягут на плечи, опустят голову к земле, и погасшая душа забудет о небе.

Я тогда сидел у реки и, по обыкновению, кидал камушки в воду. Смотрел на круги. А потом, повинуясь неведомому желанию, разделся и сам плюхнулся в воду. Была ранняя весна, вода была очень холодной. Кругов от меня разбежалось много. Весь дрожа от холода я смотрел на них, не зная, что хочу понять и увидеть.

А потом разом во мне что-то переменилось. Будто течение реки, чистая вода её смыла весь груз, который нёс я на своих плечах. Вспыхнула сила, неведомое тепло прокатилось по телу и блаженство наполнило меня. Вылез из воды, оделся. И ещё долго наслаждался миром в душе. Целостность опять вернулась ко мне.

 

Сегодня я рядом с городом, к нему я шёл долго. Он был моей целью. Удивительная уверенность, завладевшая мной, твердила: иди туда. И я шёл. Теперь до города осталось несколько часов пути. Только нужно уснуть, а то завтра не будет сил. Но сон не идёт. Вместо него звёзды на чистом небе и мысли.

Я словно прощаюсь с чем-то. В тоже время я что-то встречаю. Странная ночь. Нужно спать, но я не хочу. Нужно идти, но пока ещё рано, ведь сейчас время сна.

Чувствую, что руки мои дрожат. Будто какое-то волнение владеет мной, но это не так. Просто предчувствие. И я боюсь даже в мыслях признаться, что оно означает.

Да, путь проделан мной немалый. Из него я много всего вынес. Но самое главное – я созрел, дал первый росток. Сквозь темноту, грязь я рос. Вокруг были и черви, и жуки, но не ими измеряется жизнь. Она гораздо больше, её размер и величие не постичь. Я точно знаю, что есть небо, солнце, дождь и птицы.

А ещё я знаю, что самому мне никогда не разобраться во всём, что происходит. Я даже с собой справляюсь плохо. Я много чего не умею и совсем мало знаю. Пока я разберусь с этим, пройдут годы. Может не хватить жизни. Это как самому постичь искусство заваривания чая. За всю жизнь не узнаешь того, чему можно научиться за год.

Мне нужен Мастер Пути. Полоска рассвета тихонько тронула краешек неба. Ещё немного и пора будет подниматься и идти.

От предчувствия тело просто заходится, плотная и густая волна держит его. Мне не помогает дыхание. Мне ничего не помогает. Нужно встать и идти. А я сижу, словно врос в землю.

Собрав силы в неимоверный посыл, поднимаю себя. Надо идти. Я иду. Пусть всё будет, как должно. Я приму любой исход событий. Золотой дракон, помоги мне!

 

30. Быстрее тени

 

Шёл к городу в странном состоянии. Сказывалась бессонная ночь. Но и помимо неё состояние моё было похоже на ворох старой одежды, комом лежащей в углу. Постепенно шаг за шагом удалось хоть как-то привести себя в порядок.

Сердце бешено колотилось, но я старался дыханием выровнять энергии в животе. В целом получилось, но всё равно моё состояние оставляло желать лучшего. По обыкновению, пошёл на рынок. Прошёл мимо мужчин, стоящих у стены, это работники, ищущие наём. Далее начинались торговые ряды. А перед ними я увидел нищего.

Давно пользуясь советами старого Шена, первым делом направился к нему, в самом деле, нищие всегда всё и обо всех знают. Только вот пока ещё ни разу не удалось с помощью них найти Мастера Дао. Но ведь ни в нищих дело, просто найти настоящего Мастера очень трудно. Шен говорил, что Мастер появится сам, когда я буду готов.

Только вот, что это за готовность? В его волшебной истории про семечко всё было просто и ясно, но как это применить к себе? Когда наступает момент готовности? Где заканчивается граница тьмы, которую надо пройти с помощью пробудившейся силы?

Мне много раз казалось, что этот момент уже настал. И всякий раз я был разочарован, но не бросал своих поисков. Вот и сейчас мне кажется, что уже более тьмы не должно быть. Достаточно испытаний, я прошёл через множество страданий и остался верен себе. Наверное, уже хватит. Я расстался с усталостью, снял груз со своих плеч, на моём лице улыбка и она чиста.

Подхожу к нищему, улыбаюсь ему и спрашиваю где и как мне найти Мастера Пути.

– О, это просто, – насмешливо улыбаясь, отвечает он, – нужно для этого всего три вещи: увидеть Мастера; понять, что это Мастер; просто прийти к Мастеру.

Нищий рассмеялся. Запоминая его слова, я про себя их повторял, наверное, при этом шевелил губами и нищего это позабавило. Отсмеявшись, он сказал: – Мастер на той стороне рынка, иди туда, – он махнул рукой, показывая направление. Пока я смотрел, куда показывает его рука, тот уже успел исчезнуть, оставив меня в полной растерянности.

Достаточно долго я ходил по рынку, пытаясь разглядеть в торговцах, покупателях и прочем люде Мастера. Безуспешно. Наконец я решился снова спросить, на глаза попался другой нищий, я смело подошёл к нему.

– Найти Мастера просто, – смеясь, сказал он мне, – нужно просто обогнать свою тень.

Я закрыл глаза, представляя себе это зрелище. Было смешно от бесполезности такого действия. А потом я рассмеялся вслух – нужно всего-то повернуться к солнцу. Просто повернуться к свету.

Я открыл глаза, собираясь сказать нищему об этом, но его уже не было. Я, было, очень расстроился, мне так и не удалось узнать, где искать Мастера, но тут же моё состояние резко переменилось. Вспомнил глаза нищего, энергию, исходящую от него. Передо мной явно был необычный человек. Впрочем, и тот нищий, с которым мы говорили у входа на рынок, тоже был необыкновенным.

Моя голова пошла кругом. До меня дошло – я говорил с настоящим Мастером. И он мне сказал чётко, что делать, нужно идти к свету. Первый нищий тоже дал весьма чёткую инструкцию. Так, Мастера я увидел, теперь я понял, что передо мной был Мастер, теперь нужно просто прийти к нему, а для этого нужно идти к солнцу. Я рассмеялся и отправился в путь.

Я выбирал дорогу так, чтобы солнце светило мне в лицо. Шёл долго, ни первого, ни второго нищего мне не удавалось догнать. Только уже выйдя из города, я увидел его, того самого нищего, говорившего мне про тень.

Это было красивое зрелище, он стоял у края дороги, низкое закатное солнце освещало его со спины. Вокруг него образовался светящийся ореол. Легкий ветер немного шевелил его волосы. И ещё глаза, глубокие, мудрые, пронзительные. В них покой, тишина, свет. Я смотрю на него, он смотрит на меня. Что-то необыкновенное происходит между нами.

– Эй, ну ты там скоро?! – Повернувшись кому-то говорит он, – наш мальчик пришёл.

– Где мальчик? – На дорогу, поправляя штаны, вылезает второй нищий, который встретил меня у входа на рынок.

Второй нищий подходит ко мне, ткнув пальцем в живот, восклицает: – Хороший мальчик. Только вот живот у него твёрдый, значит, кушал он мало, а думал много. Если много думать, то жизнь противной становится. Мальчик, старайся поменьше думать. Вот, потрогай моё пузо, оно мягкое и теплое. Это с того, что я много смеюсь и мало думаю. Так, нам пора идти, Лин Бо, ты готов?

– Вообще-то я тебя жду, Шин Бо, пока ты мочил землю, я постигал вечность. Времени хватило, ещё и на мальчика осталось.

– Ладно, не ворчи, Лин Бо, а то ты похож на чихнувшую лягушку. Это не солидно.

К моему немалому изумлению, эта парочка нищих, продолжая милую дружескую перебранку, отправилась по дороге навстречу солнцу. Только вот их вещи остались лежать на земле. Что делать? Кое-как навьючил их на себя и побежал догонять.

Всю дорогу они не обращали на меня никакого внимания. То мило беседовали, то молчали. Я же измотанный еле шёл. Тяжеленные вьюки лежали на мне, пот лил градом, дыхание перехватывало. Казалось, ещё немного и я упаду, потеряв сознание. Удивительно, но я шёл дальше, ворча и кляня всё на свете. А потом мне в голову пришла простая мысль, пока я ворчу мне будет тяжело, слишком много сил уходит на это. И я начал благодарить, ведь сегодня произошло чудо, долгожданное. Я потратил столько сил и лет, мои поиски увенчались успехом. И я нашёл даже не одного, а двух Мастеров. Правда, они были немного странные, но это может быть лишь поверхностным впечатлением.

– Ой, наш мальчик устал, – воскликнул Шин Бо, – взмок бедняжка, ножки у него трясутся, рухнет скоро, родимый. Эй, жестокий и беспощадный истязатель мальчиков, пора делать привал.

Я с огромным удовольствием сбросил на землю тюки, рухнул рядом, но на лице моём была улыбка. А потом я уснул, не дождавшись пока Лин Бо приготовит еду. Он только разводил костёр, когда я в последний раз, едва удерживая смыкающиеся веки, посмотрел на него.